Во время рождественских праздников уланский полк наконец-то прибыл на зимние квартиры, в тот самый дворец, где они останавливались в прошлом году.
– Да сам хозяин и предложил, – довольно сказал Лисьин, выросший до сержанта. Бесцеремонно и даже несколько вызывающе развалившись в кресле, он поедал один кисловатый апельсин за другим и рассказывал новости.
– Ну ты ж помнишь, как мы стояли, ничего не порушили, разве что в нескольких залах сделали печки да деревянные перегородки. А так – чистенько и даже кое-что подремонтировано.
Сержант вгрызся в сочный, но откровенно кисловатый (по мнению попаданца, здесь селекция только начиналась), выращенный в местных теплицах апельсин и несколько невнятно продолжил:
– Походил после нашего отъезда, посмотрел – и сам предложил свой дворец нашему полку. А что? Деньги за постой приличные, ремонт после нас не нужен… Знаешь, даже поварих и прачек из своих деревень нанял, говорит, так будет честно, плату за аренду нужно отрабатывать.
После захвата Берлина и последующих сражений на улан просыпался очередной дождь повышений в званиях и наград. Самого попаданца наградами от русского правительства пока обошли, но Чернышев уверенно говорил, что наградят в Петербурге – недаром уже вызвали. Ну а остальные…
Рысьев стал полковником и получил от Елизаветы табакерку и небольшое, но крепкое имение неподалеку от столицы, так что выходец из родовитой, но нищей семьи был совершенно счастлив. Бригадир Пушкарев, бывший командир полка, получил орден Александра Невского и повышение до генерал-майора за умелое руководство конницей. Поместья он не получил, но был пожалован деньгами, и это с учетом того, что за Берлинскую экспедицию он уже получил кругленькую сумму – трофейную.
Награды (нет, орденов больше не было – были всевозможные табакерки и перстни) и звания не обошли и остальных улан, да и сам полк. В частности, в дополнение к уже имеющимся серебряным трубам были пожалованы серебряные накладки на эфесы сабель, где было выведено "Крылатые". В сопроводительном документе было объяснено, что такой девиз им даруется за то, что "В жизни мирной они кротки как голуби, на войне же они бьют врага соколами". На самом деле объяснение было намного длиннее и запутанней – так здесь принято. Просто мозг попаданца сократил его под привычные стандарты, оставив только суть.
В окрестностях Вены остановились не только уланы, так что офицер нанес визиты всем "своим" полкам. Передвигаться пока приходилось в карете, верхом быстро уставал. Вообще, после ранения он сильно похудел и ослаб, потеряв килограммов пятнадцать живого веса, и это при том, что всегда был худощав.
Из-за постоянных светских визитов князь оставался в особняке Кейзерлинга, куда перебрался и Тимоня.
– Ну все, княже, хрен ты от меня отделаешься, – довольным тоном произнес денщик, едва вошел в комнату. Странно слушать такое от слуги? Ну так денщик, с которым ты рубился в одном строю, не совсем слуга, а если и слуга, то доверенный, которому позволяется намного больше.
В середине января подморозило, и давно уже готовый обоз тронулся к Петербургу. Ехало порядка пятисот саней и карет – отпускники и выздоравливающие, покалеченные. Ну и, конечно же, трофеи. У Игоря набралось больше тридцати повозок – в основном мебель, сукно и прочее в том же духе. Поскольку транспортные расходы решила оплатить казна, то улан долго не думал и потащил в Петербург буквально все трофеи и подарки. В качестве возничих нанял покалеченных и раненых солдат – повозки будут под надежным присмотром, да и сами вояки поедут с относительным комфортом, заработав по пути немного денег.
Ехать пришлось через Польшу, чтобы не нарезать круги. Ну а Польша… Одним словом – бардак. Несколько раз обоз останавливали какие-то паны, требовавшие непонятно чего. То ли платы за проезд по своим землям, то ли просто надеялись запугать русских вояк и получить хоть малую денежку или барахло на халяву. Хотя время от времени встречались и доброхоты, интересующиеся новостями из первых рук в обмен на гостеприимство.
– Жуть, – сообщил Тимоня, бесцеремонно залезая в карету к господину, – я уже не первую деревню проезжаю, и скажу тебе, княже, такой нищеты на Руси не видели.
Вопросительного взгляда денщику хватило, и сведения полились рекой:
– Земля богатая и ро2дит хорошо, а забирают, почитай, все – только-только на прокорм оставляют. Ну а чтоб лучше деньгу выколачивать, отдают деревеньки евреям-арендаторам иль нанимают их управляющими. Ну а это племя и радо стараться – так сетями опутает, что последнее выгребают.
Ближе к Курляндии очередной доброхот подскакал к карете.
– Пшепрашем пана, – вежливо поклонился красочно одетый поляк лет тридцати пяти, на роскошном коне и с богатой саблей на боку, – я узнал, что неподалеку от моих владений проезжает сам Рыцарь Моста (ага, именно так и сказал!), и не смог удержаться. Домашние не простят, если Яцек Ковальчик не сможет привезти вас в свое имение на ужин.
Приветствие было произнесено на польском, но затем речь велась на неплохом французском. Игорь не был в восторге, но сидевшие в его карете попутчики-кавалеристы, развлекавшие князя беседой, пришли от идеи в восторг и уговорили улана.
– Ладно, – нехотя согласился тот, – только учтите, ем я мало, да и алкоголь почти не употребляю.
Предупредил не зря – польские пиры на всю Европу славились неумеренным пьянством и обжорством.
Имение располагалось недалеко и, нужно сказать, было достаточно ухоженным, хотя и выстроенным изрядно бестолково, видно было, что воля пана при строительстве была выше чертежей архитектора.
Проехать пришлось через одну из принадлежащих Ковальчику деревень – и впечатление безысходности резануло попаданца по сердцу. Таких истощенных и боязливых лиц он давно не наблюдал…
– Пане Ковальчик, – кинулся от крыльца какой-то красочно одетый тип и принялся облизывать своего господина. Не буквально, но рядом – сперва поцеловал носок его сапога, затем полу развевающего одеяния. Практически тут же выскочила целая толпа таких же лакеев и принялась обхаживать своего господина и его гостей.
– Моя супруга, Ева Ковальчик, – представил поляк дородную женщину, – урожденная Косцелецкая.
– Имперский князь Грифич, принц Рюген, – вежливо склонился офицер, целуя полную, чрезмерно надушенную руку. Почти тут же налетела целая орава шляхтичей и шляхтянок, причем, к удивлению Игоря, часть встречавших их слуг тоже оказалась шляхтичами.
Стол в большом, задрапированном шкурами зале уже был накрыт, ну да не сложно отследить медленно плетущийся обоз. Грянул оркестр – роговая музыка холопского оркестра, восхитившая попаданца. Как только хозяин начал есть, остальные шляхтичи тоже накинулись на еду. Что интересно – столы для дворян побогаче и дворян-приживал отличались – еда у приживал была заметно попроще.
– Ах, расскажите мне, принц, про Битву у Моста! – прижималась к нему одна из дочерей хозяина – особа довольно симпатичная, если вам нравятся пухлые блондинки со складочками. К тому же она так произносила слово "принц", что было понятно – в ее мечтах они уже венчаются в церкви.
– Да ничего особенного, пани Агнешка, они хотели проехать через мост, я хотел им помешать.
– Князь, вы такой храбрый… и немногословный…
Дочка хлебосольного хозяина флиртовала так откровенно, что едва не вытаскивала его член из штанов. Во всяком случае, ее руки со своего паха улан уже несколько раз снимал. Родители упорно не замечали откровенно шлюховатого поведения дочери. Ну да, она делает все, чтобы скомпрометировать гостя, а потом – свадебные колокола и родство с Грифичами…
Офицеру стало противно, и градус вежливости в разговоре заметно понизился. Ну а когда объявили мазурку, он предпочел выйти из-за стола. Пусть он еще не поправился толком, но раны зажили, и уже неделю как попаданец упражнялся с клинками. По его меркам – выходило позорище несусветное, но по меркам нормальных людей – уровень отменного рубаки.
Все три варианта Игорь умел танцевать – научился за время кампании. Само собой разумеется, что в его исполнении этот танец был таким красивым и ярким, что остальные танцующие остановились и принялись наблюдать. Закончив, он раскланялся со своей партнершей, но тут же был окружен следующими. Хозяева дома пытались было растолкать девушек, чтобы впихнуть свою дочку, но не вышло – приз в виде имперского князя затуманил женщинам сознание.
Танцевали, ели, пили, и хозяева упорно пытались напоить и накормить гостя. Наконец, видя, что русские офицеры просто не привыкли столько есть и пить и уже заскучали, Ковальчик предложил поиграть в "ку-ку". Заинтересовавшимся офицерам он ничего не стал объяснять, только ухмылялся с загадочным видом. Было видно, что сам он и домочадцы с большинством гостей считают эту игру крайне интересной. Однако по какой-то причине пришлось ждать около получаса.
Наконец Ковальчик попросил всех одеться, и заинтригованные гости пошли за ним по утоптанному снегу. Следом гомонящей, развеселой, благоухающей толпой шли аборигены. Дошли до опушки елового леса, где слуги вручили ружья.
– Дробью заряжены, – зачем-то пояснил хозяин князю, затем прокричал на польском что-то вроде (Игорь неплохо выучил язык, но здесь в каждой области были свои диалекты) "пусть кукушки кричат".
– Ку-ку! – раздалось почти тут же. Звук был какой-то ненатуральный, но Яцек с азартом развернулся и выстрелил. Место заволокло дымом, а когда развеялось, то помертвевший улан увидел лежащую на земле стонущую женщину с окровавленной спиной.
– С почином вас! Меткий выстрел! Как вы сняли эту кукушку! – раздалось из толпы.
– Холопок посадил на деревья, – доверительно наклонился к офицеру поляк, разглаживая роскошные усы, – пусть кукуют.
Сказав это, он рассмеялся веселым, заливистым смехом хорошего человека…
Молча развернувшись, попаданец пошел назад, за ним двинулись и остальные офицеры.
– Пане, куда же вы! – неслось им вслед. Однако шли они так быстро, что поляки просто не догнали их.
– Готовьте кареты, – приказал поручик слугам, уезжаем немедленно. – Запрягли очень быстро. Ковальчик со свитой только-только успел подойти.
– Ну что же вы, панове, – растерянно сказал он. В синих, широко распахнутых глазах было непонимание происходящего.
– Тимоня, подай-ка мне один из тех кошелей, – вместо ответа приказал улан.
– Княже… – заныл денщик, уже просчитавший происходящее. Однако под взглядом командира заткнулся и полез в недра кареты, что-то недовольно бурча. Пан растерянно переминался рядом, пытаясь спасти положение, но он даже не понимал, в каком направлении ему нужно действовать.
– Держи, княже, – шмыгнул носом Тимоня и протянул увесистый кошель с талерами.
– Пан Яцек Ковальчик, пани Ева Ковальчик, – коротко поклонился Грифич, – сегодня мы ели ваш-хлеб соль как гости. Однако после увиденного мы не можем считать вас людьми – люди так себя не ведут. Поэтому прошу принять деньги…
С этими словами он высыпал на снег талеры. Присутствующие ахнули – и от оскорбления, и от суммы, валяющейся на снегу.
– Не знаю, сможете ли вы поднять эти деньги, ведь нечистая сила не любит серебра. Однако даже бесам (толпа снова ахнула) нужно платить, когда ешь их пищу. Выстрелив в тех несчастных, мы заплатили бы душами, а так – только серебром.
Сказав это, князь без лишних слов сел в карету, разместились в каретах и остальные офицеры.
– Трогай, – приказал кучеру мрачный попаданец.
Часть III. Петербург
Глава 1
Хотелось бы написать, что прибытие имперского князя в Петербург было триумфальным, но чего не было, того не было. Обоз с усталыми лошадьми постепенно рассосался в разных направлениях, и к уланской слободе прибыло где-то с полсотни повозок, из которых почти три десятка – собственность попаданца. Расплатившись по чести с возничими-солдатами и отправив их в расположение собственных полков, Игорь вылез из мехов на грязный слежавшийся снег, скинул епанчу и вместе с Тимоней и несколькими солдатами принялся растаскивать добро по чуланам.
– Эк! – растерянно сказал верный денщик. – Ну мы (он не отделял себя от командира) и обросли имуществом.
"Экать" было от чего – барахло банально не помещалось в доме… Ну да – попаданец просто забыл об этом факте, а точнее, даже не забыл – он как-то не уложился в голове. Впрочем, на помощь пришли сослуживцы и взяли добро на сохранение. Отпарившись в полковой бане (были и свои, но полковая считалась "дежурной" и топилась каждый день) и отоспавшись, с самого утра улан принялся наносить визиты.
– Экий ты важный стал! – отечески сообщил ему престарелый однорукий ротмистр после положенных объятий и приветствий двух сослуживцев – Коренев Илья Лукич, оставленный на хозяйстве. – Грифич, значит…
– Он самый, Илья Лукич.
Беззубо (пятьдесят шесть годиков, что вы хотите!) улыбнувшись и обдав поручика запахом табака, офицер сказал тихонечко:
– Я ищо полтора года назад понял, кто ты.
– Не удивлен, Илья Лукич, – вежливо согласился князь, – с вашим-то опытом и умом…
Вдоволь наобщался с офицерами, унтерами и ветеранами.
Затем Грифич принялся наносить визиты "дружественным" полкам. Не то чтобы очень хотелось, но так положено в эти времена, письма идут нечасто, да и грамотность у многих хромает, а информация из первых уст да рассказы о геройствах сослуживцев очень востребованы.
Впрочем, не только о геройствах…
– С бабы снял? С баронессы?! – хохочут егеря на наспех собранном "симпосиуме" прямо в штабе егерского батальона. – А она?
Поручик, неторопливо прожевав кусок рыбного пирога и вытерев губы, отвечает со смешком:
– Швырнула в меня туфлей и свиньей обозвала, дескать, вдовствует уже пятый год и по мужику изголодалась, а в их провинции взглянуть на соседа нельзя, чтобы гулящей не ославили. А вот так вот никто не осудит – насилие над женщинами на войне, дело привычное. Так что прогнала меня вон, а Трифону велела продолжать.
Дружный мужской хохот не прекращался долго.
Вообще, попаданец обнаружил, что знание множества забавных историй из будущего и колоссальное количество всевозможного "мусора" в голове сделало его великолепным рассказчиком. Не сразу, понятное дело, сперва нужно было узнать, что здесь считается смешным. Так и с этой историей – чуть акценты сдвинул, и смешно стало. На самом-то деле та баронесса рыдала, рассказывая о завистливых соседях, имущественной тяжбе и женской неустроенности. Так что Трифону пришлось стараться не только в постели, но и поработать психотерапевтом (а немецкий за годы кампании он немного освоил) в промежутках между…
Хвала небесам, что хоть трофеи можно было продавать через Илью Лукича. Капитан давно уже наладил неплохие связи с местными купцами, портными, кузнецами и прочими ремесленниками и продавал барахло за достаточно приличную цену, не забывая и себя, понятное дело.
– Ну с сукном ты неплохо разживешься, – оглядел залежи капитан, – где-то на тысячу талеров точно потянет. А вот что делать с остальным барахлом, понятия не имею. Тут уж как повезет.
Грифич и сам не знал – что ему делать со всевозможными портретами, посудными сервизами и прочим. Досталось вот согласно жеребьевке, но те же фарфоровые сервизы… Для уланского поручика они слишком хороши, а для имперского князя и кавалера двух орденов – мусор… А о портретах и говорить нечего.
– А знаешь что, Лукич? Почему бы не выставить все это барахло – и не только мое, как в лавках выставляют. Народ-то у нас разъехался, так что какой-никакой амбар найдется. Да пустить слух промеж штатских, что здесь можно трофеями из Пруссии разжиться. И вот еще что, я в живописи да в искусстве мала-мала разбираюсь, так что сам понимаешь, могу дать нормальную оценку.
– Да где ж ты раньше был! – вырвалось у старого ротмистра.
Разбирался с барахлом, прерывая это увлекательное (без шуток – вещи попадались порой очень интересные) занятие визитами, ровно неделю. За это время не было никаких гонцов из дворца…
– Да болеет матушка, – с сочувствием к императрице сказал знакомый гренадер при случайной встрече, обдав Игоря мощным винным выхлопом, – она сейчас вообще плоха. Дай бог, хоть этот год переживет…
Выдав информацию, гвардейский сержант перекрестился на купола ближайшей церквушки и пошел дальше, откровенно пошатываясь. Ну что вы хотели – трезвая гвардия, это нонсенс…
Гонец прибыл на восьмой день – молодой чиновник невысокого ранга. Он с таким откровенным восторгом смотрел на князя, что Игорь не выдержал и подарил молодому (лет шестнадцать от силы) парню одну из трофейных сабель.
– При Кунерсдорфе взял, хороший боец ею владел.
Чиновник аж прослезился от чувств – клинок и в самом деле был хорош, да с историей, да подарок Рыцаря Моста… В общем, улан не успел опомниться, как Яков Сирин успел записаться "в команду" и начал вываливать новости, снабжая поручика ценной информацией.
"Матушка Елизавета" любила устраивать праздники и решила устроить праздник в его честь. Поскольку она болела и капризничала, то праздник откладывался, как и общение с императрицей. Такому поведению никто не удивлялся – привыкли…
Сейчас Елизавета Петровна пошла на поправку, настроение улучшилось так, что она затеяла маскарад, поэтому и гонец.
– К портному должен вас отвести, – откровенничал Яков. – Какой костюм? Вот уж не знаю… Вроде как будет вам два мундира и что-то машкарадное. А вот что…
Юноша растерянно развел руками – императрица славилась чудачествами, и угадать ее желания было порой весьма проблематично.
Оседлав Звездочку… Да, ту самую кобылу, выданную еще рядовому улану. Пусть она была и не самых лучших кровей, но о ней единственной попаданец бы горевал, если б та погибла. Вот и берег, выезжая только в тех случаях, когда предполагалась обычная прогулка.