- Возможно, этот рецепт пригоден и для внутреннего применения?
- Увы, лишь отчасти, - покачал головой я, - русский человек по природе своей подозрительно относится к новшествам или во всем ищет подвох, нередко отказываясь даже от верного дохода исходя лишь из мнимых подозрений.
- Это свойственно ему в той же мере, как и бросаться в омут с головой ради легкого богатства, - заметил граф.
Я задумался, Николай Павлович был не так уж и не прав, я во многом переносил на нынешнее население образ "русского" из моего будущего. У русского человека всегда была мечта о легком богатстве, о "халяве". Подтверждения этому можно найти в множестве народных притчей и сказок. А наглядные примеры - в лице посетителей столь любимых народом казино и игровых салонов. Да и классики литературы не обошли эту сторону жизни стороной - достаточно вспомнить Федора Михайловича Достоевского и его "Игрока". При всем при этом русский человек за многие века жизни при режиме абсолютной власти государственной машины выработал природный иммунитет к любым ее посылам. В любом начинании власти он видел подвох, в любом призыве к изменению - желание нагнуть и ограбить. Буйный конец XX - начало XXI века избавило нас от иллюзий и по отношению к демократии и к "рыночным отношениям". Чубайс, "МММ", многочисленные сектанты приучили нас отказываться от любого, даже самого соблазнительного, "бесплатного сыра". Таким образом инстинктивное ожидание от перемен лиха и поиск в любых, даже самых безобидных предложениях скрытого смысла стало нашей второй натурой. Но сейчас за окном не XXI век, а XIX. В народе нет такого мощного иммунитета к "промыванию мозгов". Возможно, граф верно советовал использовать предназначенные для европейского буржуа меры и "для внутреннего потребления"…
- Я подумаю, граф, - сказал я ожидавшему ответа Игнатьеву. - Но все же вам в первую очередь надлежит сосредоточиться на Европе.
Дождавшись означающего согласие кивка головы, я продолжил:
- Ситуацию с печатными изданиями мы с вами частично разобрали. Теперь поговорим о финансовом контроле над западным капиталом. Нашей целью будет добиться контроля над крупнейшими европейскими концернами, не имея в них прямого участия.
Предыдущая тема, видимо, сильно повлияла на Николая Павловича. Он даже не удивился поставленной задаче. Видимо, наш разговор в его голове совершенно утратил свое реальное воплощение и перешел в разряд "штабных задач", которые он привык решать в Генеральном штабе. Это было не слишком хорошо, но, к сожалению, другого выбора не было, думаю, иначе ухватить все нововведения и не получить "культурный шок" у графа не было.
Продолжая разговор, я обсудил с Игнатьевым мошеннические схемы вхождения одной компании в правление другой через контрольный пакет акций. Схема эта на самом деле проста и обычно называется "матрешкой". Вы создаете фирму, которая имеет уставной капитал, скажем, 10 тысяч фунтов стерлингов, и покупаете контрольный пакет акций другой компании (т. е. 50 % + 1), у которой капитал уже 20 тысяч. Таким образом вложив 10 тысяч, мы можем управлять 20 тысячами. Эта вторая компания, в свою очередь, покупает контрольный пакет третьей, третья - четвертой и т. д. Таким образом, через контрольный пакет акций наша первая фирма может стать контролером огромных средств при минимуме вложения. Однако, как правило, эта схема чисто легальным путем не осуществима - только через мошенничество, давление на акционеров и подкуп, но для наших целей она подходила идеально. Часто проще купить человека, чем купить компанию.
Обсуждая тонкости предполагаемого дела, мы засиделись глубоко за полночь. В лице Игнатьева я приобрел способного ученика и, надеюсь, верного сторонника. Старт моей кампании за подчинение себе прессы в России и за рубежом был дан.
Интерлюдия вторая.
Николай Семенович Лесков медленно пригубливал красное вино из высокого стакана, задумчиво осматривая зал. Много людей, еще больше людей известных. Яркий свет, прозрачный хрусталь, невесомый фарфор и бесконечные разговоры ни о чем. Для чего все это? Чтобы покрасоваться друг перед другом, как павлины на току? Бессмысленно.
Признаться, писатель не до конца понимал, для чего он был приглашен на этот вечер. Еще пару недель назад он и не помышлял о возвращении в столицу. Вынужденная длительная командировка, в которую он был редакцией газеты "Северная пчела" отправлен после своей последней статьи о революционерах-поджигателях, дала ему время отдохнуть от бешеного ритма столицы и заняться литературным хобби - рассказами о сельской жизни и крестьянском быте. Однако срочное письмо от редактора буквально приказывало ему бросать все дела и немедля мчаться в Петербург. Когда же, встревоженный столь явной спешкой и терзаемый недобрыми мыслями о благополучии близких, родных и своего издания, Николай Семенович прибыл в Северную Пальмиру, выяснилось, что вся эта суматоха вызвана одним-единственным письмом-приглашением на литературный банкет графа Блудова.
Банкет этот должен был стать во всех отношениях особенным. Во-первых, состав присутствующих был значительно расширен, пригласительные письма, с вензелем графа Блудова, были отосланы даже давним недругам Дмитрия Николаевича. Конечно, не все приняли его, а многие из именитых писателей и вовсе не могли быть приглашены, потому как постоянно проживали за границей. Но все же состав пришедших впечатлял: К. П. Победоносцев, М. Н. Катков, Н. А. Некрасов, А. Н. Островский, М. Е. Салтыков (Щедрин), Я. П. Полонский, А. В. Дружинин и многие, многие другие. Специально для гостей были освобождены дополнительно две гостиные.
Сначала Лесков недоумевал, из-за чего возникла такая срочность, граф был, конечно, чрезвычайно влиятельной фигурой в обществе, да и в литературных кругах был весьма известен. В его доме, на Невском проспекте, 82, еженедельно собирались маститые литераторы и молодые публицисты, дабы поговорить о новостях, обсудить творчество коллег и просто насладиться беседой. Лесков и сам не раз бывал на этих салонных вечерах. Но это никак не объясняло той спешки, с которой он был вызван в столицу.
Однако все стало ясно при одном лишь взгляде на оборотную сторону именного приглашения, предназначенного лично ему. На ней были всего две строчки, но своим значением они придавали сей бумаге вес надгробного камня для всякого, кто откажется его принять.
Верхняя, пролегшая размашистым, но твердым почерком через весь лист, гласила: "Пренепременнейше желал бы видеть Николая Семеновича Лескова на сем приеме. Н. II". Чуть ниже ее расположилась вторая фраза, сделанная почерком жестким, мелким, но аккуратным в каждой буквы: "Усову. 27.11.63 г. Игнатьев".
Именно этими двумя небрежными фразами и объяснялись суетливость и волнительность Павла Семеновича Усова - редактора "Северной пчелы", которые по прочтению приглашения вполне передались и Лескову. С одной стороны, все было ясно: начальство, хоть и тайное, приказывает. (Прим. автора - газета "Северная пчела" была негласным политическим и литературным органом III Отделения и курировалась лично Бенкендорфом, а за ним Долгоруким. Теперь же руководство газетой перешло к Игнатьеву). Наше дело маленькое - брать под козырек.
С другой… почему именно он, Лесков, и зачем вообще понадобился этот прием? Ночь, проведенная в раздумьях, тоже ни к чему не привела. В итоге Николай Семенович решил, что, если судьба подкидывает ему такие загадки, лучше всего положиться на ее благочестие и смело идти вперед.
- Кхе-кхе, - вежливое покашливание вывело писателя из задумчивости.
- С кем имею че… - начал было Лесков, поворачиваясь, но так и застыл на полуслове. Перед ним в компании ординарца, в форме гусара лейб-гвардии полка стоял император. - Ваше императорское величество…
- Добрый вечер, Николай Семенович, - искренне, как-то по-детски улыбнулся собеседник, и Лесков внезапно понял, насколько юн государь. - Рад, очень рад видеть вас.
- Я не мог не откликнуться на столь адресное приглашение, ваше величество, - почтительно склонил голову Лесков.
- О, я просто хотел поблагодарить вас за прекрасную статью о пожарах, - отмахнулся государь, - конечно, многие сочли ее чересчур резкой… - здесь император сделал заговорщическую паузу и, чуть приблизив лицо к Лескову, тихо сказал: - но лично я считаю, что вы были даже излишне скромны. Иногда и резкость необходима.
Статья, о которой говорилось, действительно имела оглушительный резонанс. В 1862 году Лесков написал в "Северной пчеле" передовицу, связывающую серию тогдашних петербургских пожаров со слухами о революционерах-поджигателях. Газета потребовала от Кабинета министров немедленного опровержения или доказательства этих слухов. В ответ на Лескова посыпались обвинения в клевете, а сочувствующие революционному движению публицисты и вовсе устроили кампанию травли автора.
- Благодарю, ваше величество, за столь лестную оценку, - медленно ответил Николай Семенович, думая про себя, что бы ответить. Слишком уж велик шанс был ошибиться и высказать не то, что хотел бы услышать собеседник. А учитывая, что в разговоре с ним император был явно заинтересован, как следовало из приглашения, допустить ошибку могло дорогого стоить.
Государь в последнее время стал основной темой сплетен и пересудов в столице, со многими из которых Лескова уже познакомили коллеги по редакции. Одни говорили: новый император - вылитый Павел I, безвозрастное дитя, не наигравшееся в игрушки и путающее реальную жизнь с детскими забавами. Другие возражали, что куда больше Николай похож на Александра I. Такой же блистательный, полный природного артистизма, часто идущего во вред, чем во благо. Третьи, признавая юношескую непостоянность государя, считали, что своей увлеченностью всем новым, в сочетании с пылом и горячностью, Николай Александрович идет по стопам своего великого предка - Петра Алексеевича. В этом калейдоскопе мнений трудно было вычленить истину.
- Но, право, не все приняли такую точку зрения, - после продолжительного молчания закончил Лесков свою мысль.
- О да, либералы и нигилисты! - мрачно улыбнулся Николай Александрович. - Бог им судья, но по мне, они даже Бога готовы критиковать за неверотерпимость. - А ваш новый роман, кажется, вы собираетесь назвать его "Некуда"? - внезапно сменил тему государь, заставив сердце Николая Семеновича бешено заколотиться. "Откуда он знает? - мелькнула и сразу же исчезла паническая мысль. - Рукопись видели только близкие!"
- Не трудитесь гадать, откуда мне о нем известно, - словно угадав его мысли, продолжал император с легкой улыбкой, - пусть это останется моей маленькой тайной. Однако вы представляете себе реакцию ваших, - здесь последовало изящное движение руки в сторону заполненного зала, - недоброжелателей? Они распнут вас, дорогой Николай Семенович, - неожиданно жестко сказал Николай II, обратив холодный и вместе с тем обжигающий, словно лед, взгляд прямо на Лескова, - распнут и обольют самой мерзкой грязью, на которую способны изойти в своей низости.
Писатель судорожно сглотнул, в фигуре императора ему почудилось что-то мистическое, пророческое. Словно библейский Ангел и Мефистофель Гете слились в этом молодом, младше его на десять лет, человеке. И Николай Семенович внезапно понял, что именно так все и будет. Что его выстраданный, выписанный и вышлифованный роман, в котором каждое слово он прочувствовал и выверил, растопчут и оболгут, а к нему прилепят грязное клеймо раскольника, пошедшего против общества. Что ему весь остаток жизни придется удовлетворяться рассказами о сельской жизни вместо острой политической прозы, которую он считал своим призванием.
- Ваше величество… - начал было Лесков, но был остановлен собеседником.
- Я еще не закончил, Николай Семенович, - недовольно посмотрел на него император. - Позвольте задать вам вопрос: зачем вы написали свое произведение? Чего вы хотели добиться, написав его?
Писатель замешкался, слова упорно крутились в уме, но никак не могли сорваться с губ. А государь терпеливо ждал, искоса поглядывая на занервничавшего собеседника.
- Ваше величество, я сам прошел через увлечение социализмом, - наконец выдавил Лесков, - и книга во многом посвящена моему опыту. Пройдя по этому пути, я понял бесперспективность революции в России и опасность призывов к немедленной социальной справедливости. Именно это я хотел донести до читателей в своей книге.
- Что ж, похвальное желание, - широко улыбнулся император. - Однако, как мне кажется, одной книгой, даже самой лучшей, эту проблему не решить.
На этих словах улыбка его померкла, и выражение лица снова стало жестким.
- Не стоит уподобляться безумцам, грезящим о том, чтобы в одиночку вершить судьбы и владеть умами людей. Это ни к чему ни приведет. Но вы, Николай Семенович, умеете талантливо и доступно донести свои мысли посредством пера. И поэтому я хотел бы оказать вам помощь и поддержку… если вы готовы ее принять, - закончил свою речь государь.
На сей раз замешательство Лескова было более долгим. Неожиданные слова его величества поставили его в тупик. С одной стороны, помощь и поддержка - это всегда хорошо, с другой… что именно имеется в виду под этими словами?
Словно вновь отвечая на его внутренний вопрос, император мимоходом заметил:
- Под поддержкой и помощью я подразумеваю дать вам возможность направить свои силы на том направлении, которое вы только что описали. Просвещение общества в вопросе "социальной справедливости".
- Вы говорите о государственных газетах? - спросил Лесков. Он не знал, как трактовать слова императора. Официальная правительственная пресса и статьи в ней - единственное, что пришло ему в голову. - Но я уже пробовал себя в этом и должен сказать…
- О, нет, конечно нет, - засмеявшись, перебил его Николай. - Эти древние чудовища давно не выполняют свои функции и скорее наносят вред, чем пользу. Я говорю о куда более новом и перспективном проекте, можно сказать даже глобальном…
- Глобальном? - переспросил Лесков, настороженно катая на языке незнакомое словцо.
- Именно, Николай Семенович, - кивком подтвердил свои слова император, - с изобретением новых способов связи, в частности телеграфа, мир изменился. Любой в течение часа может узнать, что происходит в Лондоне или Париже. А если захочет, то и в Нью-Йорке, Калькутте или Эдо. Мир един, просто мы не осознаем этого. Информация опоясывает его, сжимает, делая близким то, что совсем недавно мы не видели даже за горизонтом. Все это открывает перед нами колоссальные возможности, о которых раньше нельзя было и мечтать. И грех будет ими не воспользоваться. Вы можете мне не поверить, но следующий, XX век не будет веком "пушек и стали", он станет веком "пера и слова". Вот почему мне нужны вы.
- Я?! - ошарашенно спросил Лесков, причем неожиданно для самого себя шепотом.
- Да, вы, талантливые литераторы, способные стать первопроходцами эпохи "Информации", - подтвердил император, внимательно наблюдая за реакцией растерянного писателя. - Но еще более мне нужны люди, сочетающие литературный талант, твердые политические убеждения и навыки организационной работы. Вы, Николай Семенович, именно тот человек, который мне нужен. Вы прекрасно себя зарекомендовали в "Северной пчеле", но пора двигаться дальше, вы согласны?
- Да, но… - попытался вставить слово Лесков.
- Именно поэтому я бы хотел предложить вам новую работу, нет, даже не так, - на этих словах император ненадолго задумался, видимо, подбирая нужное слово. - Новое ДЕЛО! Дело, которое жизненно необходимо для самого существования нашей страны. Дело по созданию "щита и меча", способных воевать в условиях новой эпохи, - снова улыбнулся император, но глаза его оставались серьезными. - Николай Семенович, я скажу вам прямо - вы мне очень нужны. Нужны не как писатель, не как литератор, а как инструмент, как ни обидно это прозвучит. Инструмент ведения политики, как внутренней, так и внешней. Я говорю об этом прямо, потому что, как мне кажется, вы заслуживаете прямоты. Сейчас вы растеряны, возможно не понимаете, что именно я вам предлагаю, но прошу вас, поверьте мне, это очень важно. И что именно вы - тот человек, который может с этой ношей справиться.
- Ваше величество, я действительно не совсем осознаю суть вашего поручения, - ответил после недолгого молчания Лесков, - но видя вашу убежденность в его важности, я никак не могу вам отказать.
- Ну и отлично, - кивнул государь, явно удовлетворенный таким ответом. - Завтра в 10 часов утра жду вас в Зимнем дворце. Мы с Николаем Павловичем Игнатьевым обстоятельно обрисуем то дело, которое хотели бы вам поручить.
Лесков машинально кивнул.
- В таком случае всего доброго, Николай Семенович, увидимся завтра, - резюмировал император. - На входе во дворец представьтесь, охрана проводит. До свидания, - сказал он и, напоследок еще раз пожав Лескову руку, удалился.
- Да уж, - пробормотал писатель, глядя вслед удаляющемуся императору, который словно линкор рассекал толпы приглашенных, успевая на ходу обмениваться приветствиями и делать комплименты дамам. - Пожалуй, коллеги были правы, есть в нем что-то и от Александра, и от Павла, но больше всего от Петра! Дьявол, а не человек. Боже, во что же я все-таки ввязался?..