Впрочем, неприязнь была скорее теоретической. Стоило Багу сойтись с каким-либо нихонцем поближе, и неизменно оказывалось, что тот – славный, умный и культурный человек, с которым не грех усидеть бутылочку-другую крепчайшего окинавского "Авамори". А когда ему довелось однажды участвовать в одном совместном с нихонской полицией действии, он убедился, что и напарников надежнее и добросовестнее трудно сыскать.
Однако вот стоило встретить нового, незнакомого нихонца – и на ум опять, как всегда, приходило: "нихон дзюкэцу кютю!" Откуда-то Баг знал, что так по-нихонски называют червя-паразита многоустку японскую. От неприязни существовало одно средство – немедленно познакомиться.
Но здесь было не время и не место.
Ибо великий наставник Баоши-цзы вернулся со свидания с вечностью, приоткрыл маленькие острые глаза, обозрел присутствующих, отметив Бага доброжелательным наклоном головы, воздел руки с живота, огладил пышную рыжеватую бороду и изрек:
- И эти бледные цветы
Непостоянны в вечном колесе!
Так все приходит и так уходит -
Покой! Покой! Покой !
Затем он величественно повернулся в пол-оборота к присутствующим и простер пухлую руку в сторону луны:
- О… вечность!
Сяо-бянь и занявший место рядом с ним Да-бянь склонили головы.
- Великий наставник, - потревожил Баоши-цзы высокий темноволосый преждерожденный с орлиным носом, в официальном платье и укороченной шапке-гуань; на шпильке сверкнул драгоценный камень. - Великий наставник, не соизволите ли вы открыть нам нечто такое, что сделает нашу жизнь еще более насыщенной и осмысленной?
Баоши-цзы повернулся к нему с доброй улыбкой.
- В древности случилось так, - начал он, медленно покачивая головой, - что Му Да пришел к Конфуцию и спросил его: "В чем смысл жизни?" Ничего не ответил Конфуций, пораженный глубиной духовных устремлений Му Да. Книги доносят до нас, что после этого случая Конфуций три луны не мог есть мяса – таково было его потрясение. А через полгода Учитель занес этот эпизод в двадцать вторую главу "Суждений и бесед".
Глубокая тишина повисла над храмовым садом. Обдумывая сказанное, все вернулись к созерцанию облитых лунным светом цветов жасмина. Обстановка располагала к мыслям о главном.
Баоши-цзы вновь обернулся к присутствующим, благостно улыбнулся и изрек:
- Мирская пыль на цветах,
Но не замутнишь сознанье!
Войди в врата не-двойственности -
И будем вместе мы! -
И двинулся с мостика вниз, навстречу собравшимся.
- А вот мне тоже пришло на ум, - выступая вперед с поклоном, неожиданно заявил нихонец в сером кимоно, - позволите ли?
- О да, порадуйте нас скорее, младший князь Тамура, - отвечал Баоши-цзы, - ибо грех таить строки, родившиеся в глубинах вашей души в такой прекрасный вечер.
- Мои стихи не столь глубокомысленны, как ваши, великий наставник, - отвечал князь Тамура, - и я позволяю себе произнести их единственно вследствие переполняющих меня чувств. Да простят меня драгоценные присутствующие! - Он приосанился, раскрыл веер – простой, с каллиграфически, на нихонский манер выполненным на нем иероглифом "чжун" – "верность сюзерену", легко взмахнул им и продекламировал:
- В тени агав, под кроной кипариса,
Где ощущается жасмина аромат,
Сидел я с вами на платке ордусском…
Вы что-то о любви твердили мне.
С последним словом веер, мелодично прошуршав, закрылся и исчез в рукаве.
Среди присутствующих пронесся легкий ропот; жены преждерожденного Джимбы коротко, но многозначительно переглянулись; Баг отметил, что младший князь Тамура не лишен некоторой утонченности манер.
- Рассказывают, что в древности, - просветленно улыбнулся Баоши-цзы, - в царстве Чу жил мудрец по имени Пи Гу. Он славился острым умом и очень невеликим ростом. И когда недруги, желая ему гибели, захотели унизить его и прорезали в воротах княжеского дворца специальную дверцу – для Пи Гу и для собак, мудрец только весело рассмеялся. Так и вы, князь, будьте выше сиюминутных чувств бренного мира. И тем обретете покой и внутреннее озарение! - Сказав это, великий наставник сложил руки на могучем животе и в сопровождении Да-бяня неспешно направился во внутренние покои.
- Великий наставник, - догнал его Баг и преклонил колено. - Мой долг снова заставил меня прервать человеческую жизнь. Боюсь, и впредь…
- Встань, сыне! - Баоши-цзы простер к Багу руку. - Ведом мне твой нелегкий путь служения покою и справедливости. То, о чем говоришь ты, ужасно слуху. Но, мыслю я, груз этот тебе по плечу.
Наставник обернулся к Да-бяню:
- Ступай, отрок, и проверь, все ли готово для вечерней медитации! - Проследил, как Да-бянь скрылся и сделал Багу знак приблизиться вплотную.
- Вот что я скажу тебе, Багатур по прозвищу Тайфэн. Ведомо мне о делах твоих прошлых. И скажу: такова твоя карма. Нет большего греха, нежели лишить драгоценной жизни живое. Но не всегда это так…
- Амитофо!.. - вырвалось у пораженного Бага.
- Амитофо, - согласился великий наставник, перебирая четки. - Ибо хотя и есть душа у всех живых существ в подлунном мире, - продолжил он, - но некоторые из оных подобны немыслящим нечистотам в сточном водоеме. А свершившийся прошлой ночью грех хищения креста – грех поистине страшный, ни с чем не сравнимый, и так скажу тебе: не люди содеяли это, но бездушные камни. И хотя заморские жители Америки почитают даже камни за предметы, коим надобно оказывать уважение и внимание, подобное тому, каковое мы оказываем человеческим существам, - они даже измыслили, дабы не оскорблять камни, обращение "минерал компэньонс ", - но мы-то знаем, что камни от этого не перестанут быть камнями! И вот я говорю тебе, Багатур: камни и есть камни! Когда камни падают с горы и грозят убить, осквернить и искалечить малых сих, долг твой прямой, коль уж дана тебе сила – отбросить эти камни прочь. Используй силу!
По произнесении этих примечательных слов Баоши-цзы вознамерился было продолжить путь, но Баг остановил его:
- Правильно ли я понял вас, о великий наставник?
- Ты мудр, хотя и не стар, - Баоши-цзы извлек из-за пазухи желтый металлический кругляш с рельефным иероглифом "Фо" ("Будда") и протянул Багу.
- Бери и ступай!..
Баг благоговейно побаюкал кругляш на ладони. Бронза. Впервые в жизни он получил от великого наставника такую пайцзу – свидетельство освобождения от любых грехов, которые придется ему взять на себя в то время, покуда пайцза у него. С сего часа все буддийские общины улуса будут поминать его грехи в молитвах и тем самым исправлять его карму. Ни разу Баг не слышал о том, чтобы подобный акт совершался в отношении простого офицера-следователя. Видимо, преступление и впрямь чрезвычайное. И соответственно чрезвычайной будет поимка преступников. Ого-го… Это сколько же нечистой печени корыстолюбцев мне придется показать солнечным лучам, с несвойственной ему образностью подумал Баг.
Ризница Александрийской Патриархии,
24 день шестого месяца, шестерица,
ночь
Ризница Александрийской Патриархии была ярко освещена мощными фарами служебных цзипучэ с мигалками на крышах, окруживших древнее здание со всех сторон. Над ризницей сдержанно рокотал геликоптёр, выписывал кольца, высвечивая прожектором что-то ему одному известное. В рассеянном, отраженном свете его светильников поодаль, за высокой фигурной оградой, виднелись скромные терема Патриаршего посада, главной резиденции святейшего патриарха Силы Второго, а за ними, еще дальше, в дымке, на фоне скудного свечения северных ночных небес, прорисовывались тонкие очертания моста Александра Невского, изящно взлетевшего над Нева-хэ своими разводными частями. Между повозками там и сям виднелись заградительные группы вэйбинов в шлемах с непробиваемыми пластиковыми щитками. Эта предосторожность была, пожалуй, несколько чрезмерной: на территории Патриархии ночью мало кого встретишь, а уж тем более – в ее запретной части, где расположены охраняемые служебные помещения, духовная библиотека, ризница и куда праздношатающихся посетителей и днем-то не пускают.
После драки боевыми веерами машут, презрительно подумал Баг, осаживая свой цзипучэ на стоянке. Похоже, власти были растеряны и нервничали.
Баг остановил свою повозку рядом с другими и, не торопясь, вышел наружу. Прислонившись к капоту, закурил. Нащупал в правом рукаве бронзовую пайцзу наставника, но вынимать не стал. Извлек из левого рукава другую, серебряную пайцзу и в задумчивости несколько раз подбросил ее на ладони. Час назад ее выдал Багу шилан Палаты наказаний Редедя Пересветович Алимагомедов, к которому Баг явился во втором часу ночи, сразу после свидания с великим наставником Баоши-цзы.
Перед зданием Палаты караул тоже был удвоен. Привратные вэйбины весьма бдительно обшарили Бага сканерами и даже заставили извлечь ножи из рукавных чехлов. Внешне Баг воспринял это как должное и послушно поворачивался вслед указаниям охранников, хотя в душе недоумевал: проверять при входе его перестали с того времени, как ему была дарована должность, приравненная по рангу к должности ланчжуна . Баг знал двух постоянных охранников лет пять, не меньше, и за это время между ними установились почти дружеские отношения. Охранники выглядели слегка смущенными.
Редедя Пересветович был хмур и утомлен. Он, потирая время от времени то один, то другой глаз, кратко ввел Бага в курс дела – действительно, прошлой ночью из ризницы Александрийской Патриархии был похищен наперсный крест святителя и великомученика Сысоя. Похищение самое наглое – ризница сильно пострадала, грубый взлом налицо. О преступлении доложил начальник охраны ризницы – следы взлома были обнаружены при очередном обходе и, судя по всему, буквально через четверть часа после преступления. Сейчас ризница оцеплена, и для дачи более детальных показаний и проведения следственных опытов туда доставлены все, кто в ней постоянно работает и, по тем или иным причинам задержавшись на рабочем месте в ночь ограбления, находился там в то время, какое с большей или меньшей уверенностью можно назвать временем совершения преступления. Проводится также стандартный общегородской комплекс деятельно-розыскных мероприятий. Но этого явно недостаточно, дело головоломное – уже хотя бы беспрецедентностью и наглостью своей. Когда надежды по горячим следам схватить грабителей и вернуть крест растаяли, сенсационная информация была сделана достоянием гласности. У газетчиков до сих пор мурашки бегают по коже. А у нас – по мозговым извилинам. Ничего не получается пока. Баг, короче. Вот тебе серебряная пайцза для вящих полномочий, выезжай немедленно в Патриархию и бери дело в свои руки. О малейших изменениях в ходе расследования докладывать мне! Лично!
Баг вдавил окурок в карманную пепельницу и щелкнул роговой крышкой. Интересно, саркастически думал он, спускаясь по лестнице, а бывают бездеятельно-розыскные мероприятия?
Теперь привратные вэйбины, похоже, стараясь как-то скрасить Багу неприятные ощущения, полученные при входе, отдали ему честь, словно он был по меньшей мере начальником Палаты.
Это, конечно, хорошо. Это приятно. Это правильно. Но вот крест…
Дикое дело, думал Баг, на предельной скорости гоня свой могучий, чарджоуской сборки цзипучэ "юлдуз" по ночным, влажно блестящим в свете режуще ярких фар, прямым и гладким, будто их отутюжили, улицам Александрии. Просто-таки дикое дело. Баг не принадлежал к числу поклонников православия – но и у него в голове не укладывалось, как могла хоть у кого-то, хоть у самоеда-язычника, подняться рука на досточтимую святыню. И, что уж тут бояться юридически точных формулировок – на национальное достояние общеордусских масштабов. Насколько знал Баг, немногие единицы хранения в ризнице могли соперничать по значимости с крестом Сысоя.
Первым делом нужно выяснить, был ли крест самым ценным из того, что могли унести грабители – или нет. Это поможет понять намерения преступников. Просто материальная ценность объекта их интересовала – или избирательно по каким-то причинам интересовал именно наперсный крест великомученика…
Надо узнать поподробнее историю страстей Сысоевых. Может, с легендой как-то связано. Никогда не поймешь, кто на какой легенде свихнется и начнет вести себя несообразно. Багу еще в молодости довелось столкнуться с подобным делом; один вполне мирный подданный начитался сказок о том, что на Юге Цветущей Средины в древности жило племя людей, по ночам делавшихся вампирами, причем кровь сосали их отделяющиеся на ночь головы, летая на ушах, как на крыльях; и ведь стал людям уши резать, бедняга. Долго искали маньяка – а всего-то надо было поднять отчетность всех публичных книгохранилищ, кто в последние месяцы перед тем, как началось серийное уховредительство, особенно интересовался вампирическими преданиями бывшей Срединной Империи.
За это дело Баг получил свой первый наградной веер… На нем была изображена бодхисатва Гуаньинь , а по краю затейливым полускорописным почерком вились иероглифы: "Прозорливостью настигает".
Спрятав серебряную пайцзу обратно, Баг решительно отбросил окурок точнехонько в урну, исполненную в виде широко раскрывшего пасть сидящего льва, и пошел по направлению к ризнице.
Обойдя научника из квартального следственного отдела, который увлеченно заливал гипсом отпечаток ботинка примерно сорок пятого размера, потом – нескольких все еще растерянных, плохо скрывающих волнение козаков охраны, Баг минул кусты барбариса и оказался перед входом. Ризница и вправду пострадала, - наверное, впервые так сильно за свою четырехсотлетнюю историю: входная дверь была с мясом вырвана и валялась сбоку от дорожки; над дверью трудились научники, пытаясь снять отпечатки пальцев. В дверном проеме были видны клочья проводов сигнализации и электропитания – они беспомощно свисали с потолка, как рваные лианы.
Ужас.
Тут к Багу торопливо подошел начальник ризничной охраны, молодой козак с открытым, честным лицом и без вины виноватыми глазами.
- Хорунжий Максим Крюк, - представился он, браво коснувшись пальцами лихого чуба, выбившегося из-под форменной фуражки. - Мне сообщили о вашем приезде, преждерожденный Лобо. Прошу сюда.
- Говорите проще, - чуть поморщился Баг. Он терпеть не мог черепашьих церемоний.
- Буду рад, прер Лобо.
Офицеры силовых ведомств, в силу специфики их работы и вечной поспешной деловитости, во время деятельных дел зачастую пренебрегали правильными ритуалами. В связи с этим газеты их, бывало, поругивали за недостаток культуры, но не особенно разнузданно. В самом деле, всякий раз обращаться, например, к воеводе: "драгоценный преждерожденный единочаятель воевода такой-то…" – да за это время ракета с Кваджалейна до Ханбалыка долетит! Потому в полевой обстановке даже к полководцам можно было обращаться "драг прер" или, при относительно небольшой разнице в чинах, просто "еч". Более того, тех старших должностных лиц, которые настаивали на полном титуловании, и в армии, и в человекоохранительных ведомствах одинаково недолюбливали, считая выскочками и зазнайками.
Вот и сейчас большие красивые глаза Крюка сразу потеплели. Ему явно было приятно, что Баг так вот сразу махнул рукой на штатские приличия.
- Соблаговолите следовать за мной, - сказал хорунжий. - Сейчас налево.
Баг кивнул.
- Недавно к нам выходил святейший патриарх, - сообщил хорунжий на ходу. - Но дожидаться вас он не счел необходимым. Он сызнова благословил нас на поиски и ушел во внутренние покои, сказав, что вы, если захотите, через его келейника в любой момент можете обратиться с просьбой о беседе. Патриарх потрясен случившимся и очень плохо выглядит, он явно нездоров.
- Можно себе представить…
Можно себе представить, какой тут вообще переполох, подумал Баг. Сколько предынфарктных состояний. Сколько кризов. Сколько недоумения и отчаяния. Вон как бегают, и в рясах, и в униформах, и в наших мундирах… Навел кто-то шороху.
Кто? Какой скорпион посмел?!