- Если мы их сейчас вытолкнем из окна, сразу поднимется тревога, - бесцветным голосом сказал Воронцов. - Кажется, моей карьера пришел конец!
Я знала, о чем он думает, и то, что он не винит меня в несчастье, свалившемся нам на головы, говорило в его пользу и вызвало теплое чувство. Я невольно к нему прижалась, а он меня против воли обнял. Непонятно как это получилось, я знала, что он ни о чем таком даже не помышлял, но его рука оказалась у меня на груди.
- Нужно хотя бы посмотреть, кто они такие, - сказал он и, совсем не думая, что делает, поцеловал меня в щеку.
- Бог с ними, - испуганно, проговорила я. - Пусть лучше остаются лежать. Только нужно убрать того, с кровати, а то он всю постель перепачкает кровью.
- Хорошо, - согласился Миша, еще крепче прижимая меня к себе. - Сейчас, только минутку…
Его била мелкая дрожь, я это чувствовала, но вместе с тем он начал сильно возбуждаться.
- Нет, - попросила я, удерживая его ищущую руку, - позже, сначала сделаем дело, а все остальное потом…
- Хорошо, - согласился он, отпустил меня и подошел к кровати, на которой лежал с палашом в спине убитый им человек. - Отвернитесь, вам на это лучше не смотреть!
Я знала, как ему страшно дотрагиваться до рукояти своего палаша, но он сумел себя преодолеть, взялся за него и выдернул клинок из спины мертвеца. Тот почему-то дернулся и Воронцов невольно отскочил.
- Теперь стянем его за ноги, - сказала я, заставляя себя взяться за согнутую в колене ногу убитого.
Нога была еще теплая и, как мне показалось, живая. Миша положил оружие на стол и пришел мне на помощь.
Мы вдвоем мигом стащили моего незадачливого убийцу с постели. Он гулко ударился головой об пол, но больше не подал никаких признаков жизни.
- Господи, - сказал Воронцов и перекрестился на Петропавловский собор, - прости меня, грешного!
Я последовала его примеру и тоже перекрестилась. Теперь оба покойника лежали на полу. Мне показалось, что от последнего усилия я так устала, что меня не держат ноги и села на край кровати. Миша тотчас оказался рядом. Ему, как и мне, было очень страшно и он так же, как и я, не знал, что нам делать дальше.
- Можно, я обниму тебя? - жалобно попросил он, обращаясь ко мне на "ты". - Мне почему-то холодно.
- Обними, - согласилась я, - мне тоже холодно.
Как-то само собой получилось, что мы крепко обнялись, и какое-то время неподвижно сидели рядом, пытаясь, согреть друг друга. Потом он положил меня на спину. Не знаю почему, но я не сопротивлялась и даже приподнялась, чтобы ему было удобнее снять с меня рубашку. Так же без слов, как-то незаметно, мы стали любовниками. Я очнулась и ужаснулась тому, что мы делаем только тогда, когда почувствовала глубоко в себе его твердое возбужденное тело. Отталкивать его или возражать было уже поздно.
Впрочем, вся моя измена продолжалась всего несколько мгновений. Меня обожгло внутри, и все кончилось. Мальчик был очень сильно возбужден.
- Все, милый, - прошептала я, когда он затих, крепко прижимая меня к себе. - Теперь успокойся, нам нужно встать!
- Пожалуйста, Алекс, - прошептал он, не отпуская меня, - умоляю, еще только один раз!
Умом я понимала, что мы делаем глупость, но так и не смогла его оттолкнуть. Он опять воспылал и начал целовать мою шею, плечи и грудь. Теперь и меня начала засасывать волна желания. Миша был так горяч и нежен, что я невольно поддалась и теперь уже сама не хотела его отпустить. Все мысли о том, что нас ждет и чем кончится кровавое ночное происшествие отошли на второй план. Я сама прижалась к нему, обхватила его бедра ногами и понеслась куда-то в неведомую даль…
- Теперь ты доволен? - спросила я, когда он опять затих на моей груди. - Будем вставать?
- Да, конечно, еще только чуть-чуть, - послушно согласился он, но так из меня и не вышел.
- Миша, ну пожалуйста, - взмолилась я, когда мы снова отдыхали. - Будьте благоразумны!
- Ты знаешь, мне кажется, что я больше никогда не увижу тебя, - вдруг с отчаяньем сказал он. - Не лишай меня хотя бы короткого счастья!
- Посмотри, уже совсем светло, - напомнила я. - Скоро придет Маланья Никитична! Ты представляешь, что она подумает обо мне, если застанет нас в постели?
- Ничего она не подумает, - ответил он, - я ей достаточно заплатил за молчание и дружбу.
То, что он купил "дружбу" моей наперсницы, я, конечно, догадалась, но Маланья Никитична была не единственным человеком, которого мне стоило бояться.
- А эти? Они так и будут лежать здесь, на полу? - напомнила я.
- Ни о чем не беспокойся, я знаю, что нужно делать, - уверено, сказал он. - Вытащу их в соседнюю комнату, а тебя закрою снаружи. Никто даже не подумает тебя обвинить!
- А как же ты? Меня спасешь, а что будет с тобой?
- О том, что я здесь, знает только старуха, а она будет молчать! - целуя мою шею, ответил он.
- Хорошо, - сказала я, - так и поступим, но все равно нужно убрать после них в комнате, а то нас сразу же разоблачат. Давай встанем, и если останется время, тогда я разрешу тебе делать со мной, все, что захочешь!
- Правда? - доверчиво сказал он. - А что еще можно делать?
- Многое, - пообещала я. - Я тебя научу!
- Хорошо, - наконец согласился он отпустить меня, - только смотри, не обмани! Ты меня любишь?
Увы, мне в ту минуту было не до пустых разговоров и обещаний. Я уже увидела, во что мы с ним превратили постель! Однако пока было не до красноречивых следов моего грехопадения. Сначала нам нужно было избавиться от трупов. За окном давно наступило раннее летнее утро. Теперь я смогла рассмотреть своих убийц. Они оба были в темно-серых сюртуках и каких-то черных же дурацких шапках. Маски на их лицах оказались обычными, карнавальными.
Стараясь на них не смотреть, даже не одевшись, мы волоком перетащили покойников за ноги в соседнюю комнату. Там, недалеко от двери, лежал опрокинутый стул, но больше никаких следов их пребывания заметно не было. Миша остался с мертвецами, а я вернулась к себе надела рубашку и занялась уборкой.
На мое счастье на полу почти не оказалось крови. Маленькая пистолетная пулька угодила карточному игроку прямо в глаз, а второй убитый палашом лежал на животе. Однако повозиться мне все-таки пришлось. Я использовала оба наших со старухою полотенца, и стерла все следы крови на полу. Сложнее оказалось привести в порядок постель. На месте, где лежал убитый, одеяло и простыня все-таки немного запачкались, к тому же на ней остались обильные следы наших "любовных утех". Одеяло я решила застирать, а безнадежно заляпанную простыню вместе с грязными полотенцами должен был унести с собой Миша.
Когда я справилась с уборкой, дворец уже начал просыпаться. Под окнами сменился ночной караул, а из коридора доносились голоса и шаги проснувшихся обитателей дворца. Мой юный соучастник наконец осознал, что больше сегодня у нас с ним ничего не будет, расстроился, и оделся, перестав смущать меня своей откровенной наготой. Ему было самое время уходить, но он почему-то тянул, слонялся по комнате и нечего ни предпринимал.
- Миша, пожалуйста, поспешите, - в который раз просила я, а он все никак не мог решиться оставить меня. - Ну пожалуйста, вы нас обоих подведете! Представьте, что случится, если здесь найдут окровавленные полотенца! Тогда нам никто не поверит!
Наконец он меня послушал. Я связала простыню и полотенца в тугой узелок и начала выталкивать его из комнаты. Воронцов был весь встрепанный и такой рассеянный, что попадись ему навстречу любой наблюдательный человек, нам не миновать беды.
- Не забудьте меня запереть, - на всякий случай, напомнила я.
- Я все помню, - глядя на меня туманными глазами, ответил он. - Только умоляю, Алекс, последний поцелуй на прощанье!
- Нет, - твердо отказала я, - сейчас нельзя, как я вам обещала, все будет потом!
Он тяжело вздохнул, перекрестил меня на прощанье и, наконец, исчез в соседней комнате. На всякий случай я проверила свою дверь, она оказалась открыта. Я ее распахнула. Он уже выходил из апартаментов.
- Вы куда, а дверь?! - крикнула я ему в след.
- Дверь? Ах, да, - ответил он, блаженно улыбаясь, вернулся, хотел меня поцеловать, и я его не оттолкнула. Только после этого он запер меня снаружи.
Теперь мне оставалось ждать, удастся ли ему благополучно убраться из дворца. Я высунулась в окно и с замиранием сердца ждала его появления на набережной. Минуты текли так медленно, будто время совсем остановилось. Наконец Миша показался на набережной, однако вместо того чтобы уйти прочь, пришел под мое окно и о чем-то заговорил с часовым. Предательский узел с окровавленными тряпками он просто держал под мышкой.
Я отодвинулась вглубь комнаты, чтобы он меня не заметил и не совершил еще какую-нибудь глупость. Теперь мне его видно не было и приходилось коротко выглядывать наружу, чтобы знать, что там происходит. Однако вопреки моим опасениям, ничего плохого не случилось. Миша окончил разговор с часовым и быстро пошел к мосту. Я, наконец, с облегчением закрыла окно, рухнула в постель и почти сразу заснула.
Сколько я проспала, не знаю, но когда в соседней комнате поднялся шум, заставить себя открыть глаза не смогла. Я нарочно удерживала себя в сонливом состоянии и окончательно пробудилась лишь после того, как со стуком распахнулась дверь в мою комнату, и туда вошло сразу несколько человек.
Глава 9
- Это еще что такое? - брюзгливо оттопырив вислую нижнюю губу, спросил полный пожилой человек в генеральском мундире, рассматривая меня на смятой кровати.
Ему никто не ответил, а я испугано закрылась с головой одеялом.
- Я спрашиваю, что это еще за явление? - сердито повторил он вопрос.
Какое-то время в комнате молчали, потом послышался знакомый голос Маланьи Никитичны. Говорила она робко, с придыханием:
- Это, ваше высокопревосходительство, женщина!
- Сам вижу, что не коза! - громко сказал генерал. - Что она тут делает?
- Помещена по приказу, - так же принижено ответила старуха, - вроде как арестантка.
- Что за дурость, содержать арестантов во дворце! - окончательно рассердился генерал. - Кто приказал?
- Граф Пален, ваша светлость, - пискнул чей-то испуганный голос.
- Петр Алексеевич? - сразу же сбавил тон генерал. - А почему она не одета, и лежит в постелях?
- До особого распоряжения, ваша светлость, - не дождавшись помощи со стороны, ответила все та же Маланья Никитична.
Опять наступило молчание. Генерал явно не знал, как ему поступить и, наконец, приказал:
- Сударыня, извольте встать и одеться, мне нужно задать вам несколько вопросов.
- Слушаюсь, ваше сиятельство, - ответила я из-под одеяла. - Пусть только все мужчины выйдут.
Было слышно, как из комнаты выходили люди, потом хлопнула дверь. Я выглянула из-под одеяла. Со мной осталось только старуха.
- Вставай быстрее, Алевтинушка, - взмолилась она, испугано озираясь по сторонам, будто ждала нападения, - тут такие страсти творятся! У тебя под носом двух заговорщиков убили. Я как узнала, чуть умом не тронулась! Ну, думаю, пропали наши головушки! Граф-то где, под кроватью?
- Какой граф? - как смогла, искренне удивилась я.
Маланья Никитична, замолкла на полуслове и вытаращилась на меня, как на привидение. Я взгляд не отводила и смотрела на нее невинными глазами.
- Как какой? Твой мальчонка, Воронцов, - ничего не понимая, ответила она.
- Так он еще вчера ушел вместе с вами, - напомнила я. - Вы же вместе…
Старуха не стала слушать мое вранье, несмотря на полноту, легко опустилась на колени и заглянула под широкую кровать. Поднялась она вовсе растерянной.
- Так я же своими собственными руками вас запирала. Куда ж он подевался?
Однако я уже не слушала, встала и принялась одеваться. Выбор одежды был у меня невелик, и я остановилась на своем старом платье. Подарок графа Палена был слишком легкомыслен, сарафан превращал меня в крестьянку, зато потрепанное дворянское платье, как мне казалось, в этом случае было в самый раз.
Маланья Никитична между тем обшарила всю комнату, хотя спрятаться тут можно было только под кроватью. Видно было, что теперь она вообще ничего не понимала.
- Нет, Алевтинушка, ты мне правду говоришь, что он вчера ушел? - заискивающе спросила она.
Я была занята своим туалетом и только кивнула. Старуха села на стул и задумалось. В голове у нее вертелась только одна мысль. Если я говорю правду, и молодой граф у меня не ночевал, то ей придется вернуть полученные за сводничество деньги, что Маланью Никитичну огорчало сверх всякой меры.
- А что это за генерал? - спросила я, справившись с платьем.
- Аннушкин батюшка, - задумчиво ответила, так и не придя в себя, старуха. - Государевой полюбовницы Лопухиной. Он теперь и князь, и очень важный генерал. А мальчонка-то тут точно оставался. Я еще в своем разуме! И куда он мог подеваться! Если б еще дверь была открыта, тогда понятно, что сбежал, а так не по воздуху же он улетел…
Я слушала ее вполуха, думая о предстоящем допросе. Генерал с первого взгляда не показался мне слишком умным и проницательным человеком, но внешность могла быть обманчива, а мы с Мишей могли проглядеть опасные следы.
- Я как услышала, что тут нашли убитых, думала о вас и сразу сюда бегом. Ноги-то до сих пор ломит! Прибежала, смотрю, а тут какие-то незнакомые мужчины! Ну, думаю, начнут искать, чужаков, и застанут тебя с мальцом, все и откроется. Пойдем все вместе в Сибирь на каторгу! Курносый сам-то блудит, а другим не велит! Сердце, веришь, так и зашлось!
За дверями слышался гул голосов, я пыталась понять, что там происходит, и совсем перестала слушать Маланью Никитичну. Однако разобраться в многоголосие не сумела и опять спросила у старухи:
- А этот генерал Лопухин, он служит по какому ведомству?
- По прокурорскому, - ответила она. - Так вот что я говорю. Курносый-то заметил Аннушку в Москве на балу и перевез все ихнее семейство к нам в Питер. Вот так и стал Петр Васильевич генерал-прокурором.
Мне об амурных делах императора слушать было недосуг. Я, наконец, сумела отличать начальственные мысли генерала от остальных и напряженно ждала, когда он потребует меня на допрос. Волнение улеглось, и я была совсем готова к любому разговору, но обо мне, похоже, забыли. Тогда вооружившись носовым платком, я сама заглянула в бывшее караульное помещение.
В комнате было человек десять военных и штатских. Они стояли полукругом возле Лопухина. Тел убитых на полу уже не было. На меня никто не обратил внимания, все слушали невысокого роста человека в потрепанном штатском платье, никак не идущем в сравнение с богатой одеждой остальных участников разговора.
- Лица сии нам давно известны, ваше сиятельство, - говорил он, обращаясь к генерал-прокурору, - оба известные мошенники. Один из мещан Ермола Заглотный, второй дворянин Ветряков, отпетый вор и картежник. Он раньше служил по полицейской части, был под судом, но сумел выкрутиться и его уволили от должности.
- Ты лучше скажи, любезный, как они могли попасть во дворец, и кто их убил? - сердито спросил генерал. - Не мертвыми же их сюда принесли!
- Судя по положению тел, именно мертвыми, - без особого подобострастия, ответил штатский. - Убили их где-то в другом месте, а сюда принесли на руках. А вот остального, ваше сиятельство, я пока не знаю. Все слишком загадочно.
- Без тебя знаю, что загадочно! Вот и разгадывай! - сердито сказал генерал. - Совсем страх потеряли, в Зимнем дворце покойники валяются! Где та женщина? - спросил он, оглядываясь на мою дверь.
- Я здесь, ваше сиятельство, - ответила я, - дозвольте войти?
- Входите, сударыня, - тем же недовольным тоном разрешил он.
Я приблизилась и поклонилась по русскому обычаю. Лопухин меня внимательно осмотрел, немного смягчился и снисходительно кивнул.
- Значит, вы сидите здесь под арестом?
- Сижу, - подтвердила я.
- За что, если не секрет?
- Этого я вам, ваше сиятельство, сказать не могу, сама не знаю. Арестовали и привезли, а вот за что, не сказали, - простодушно ответила я. - Меня о том сам государь расспрашивал, после чего повелел во всем разобраться графу Палену. А вот что тот узнал, мне пока неизвестно!
Мой правдивый рассказ вызвал у Лопухина раздражительное удивление, он подумал, что здесь, в столице, народ совсем рехнулся. Сам император вынужден разбираться, за что в его дворце сидит под арестом какая-то женщина.
- С ума можно сойти, - покачал головой генерал-прокурор, - вы что, даже не знаете, за что вас арестовали?
- Не знаю, ваше сиятельство, мне этого до сих пор не сказали! - повторила я.
Лопухин хмыкнул, но больше ничего по этому поводу не сказал, вспомнил, что он сам прокурор и должен знать, что происходит в столице, и остерегся быть бестактным по отношению к государю. Вместо этого спросил по существу:
- Вы что-нибудь знаете об убийстве?
- Ничего, ваше сиятельство, - ответила я.
- Тогда откуда вы знаете, что кого-то убили? - вмешался в разговор, человек в штатском, назвавший прокурору имена погибших.
- О том, что здесь произошло, мне рассказала Маланья Никитична, - спокойно ответила я и посмотрела на дверь, из-за которой выглядывала моя старуха.
Ответ штатского удовлетворил, и он согласно кивнул головой. Лопухин же поморщился и задал самый верный в этой ситуации вопрос:
- Вы ночью ничего подозрительного не слышали?
- Слышала, здесь в комнате был какой-то грохот, как будто что-то уронили.
- Стул, - как бы про себя сказала штатский.
- В котором часу это было? - опять спросил генерал-прокурор.
- Не знаю, у меня нет часов, но тогда было еще темно. Я от стука проснулась, но больше ничего не слышала, - по-прежнему стараясь казаться предельно чистосердечной и искренней, ответила я.
Лопухин оценивающе на меня посмотрел и подумал, что я не вру, а штатский отметил про себя, что выстрела я не слышала и значит он прав, убитых откуда-то сюда принесли и в темноте нечаянно уронили стул. Кажется, мне пока удавалось уводить следствие с правильного пути.
- Вы одна были в комнате? - проницательно глядя мне в глаза, спросил генерал.
- Одна, ваше сиятельство. До вчерашнего дня здесь стоял караул, но вчера государь его приказал убрать и меня просто заперли в комнате.
- Я сама ее, батюшка, ваше высокопревосходительство, и запирала, - совсем не к месту влезла в разговор Маланья Никитична. - Одна она была одинешенька! Никого с ней там не было!
Лопухин кивнул, а вот штатский подумал, что нужно проверить, говорим ли мы со старухой правду. Ему, как и мне, ее горячность совсем не понравилась.
- Хорошо, сударыня, пока можете уйти в свою комнату, - сказал генерал-прокурор, - если понадобится, мы с вами еще поговорим.