- Да, конечно, я понимаю, - согласилась я. - Я сейчас, только немного успокоюсь.
Только теперь я вспомнила, что на мне по-прежнему ничего не надето. Однако моего маленького спасителя это казалось, нисколько не волновало. Впрочем, он еще в Завидово имел возможность вдоволь наглядеться на мою наготу.
- А у вас что, нет никакой другой одежды? - спросил он, когда я собралась надеть свое многострадальное платье.
- Нет, вы что, не помните, как меня арестовали?
- Да, конечно. Я об этом как-то не подумал, - задумчиво ответил он.
Я хотела съязвить, что мужчинам всегда недосуг думать о женской одежде, но решила, что в моих бедах его вины нет, и промолчала.
- Так что мне делать? Платье у меня одно и если я его порву…
- А так вы пойти не можете? - неуверенно спросил он. - В Завидово у вас, кажется, получалось обходиться без одежды. Тамошний сторож, наверное, до сих пор всем рассказывает, что видел ночью голую ведьму.
- А как мы его отсюда вытащим? Выбросим в окно?
- Боюсь, что от этого будет слишком много шума, и мы всех перебудим. Придется тащить его через дом.
- Вы это серьезно? А если нас кто-нибудь увидит? Здесь одних кирасиров двадцать человек, да еще хозяева и дворня.
Мы молча посмотрели друг на друга, начиная до конца сознавать сложность предстоящей работы.
- Давайте, сначала зажжем свечу и посмотрим, какой он и что с ним можно сделать, - предложила я. - Если он слишком тяжел, нужно будет придумать какой-нибудь другой выход.
Евстигней занялся огнивом, а я, окончательно, оставив попытку надеть платье, села на стул возле окна и начала прикидывать, как нам лучше поступить. Предложение моего сообщника спрятать тело было правильным, но слишком трудно осуществимым. Сначала нужно было труп как-то вынести из дома, потом найти тайное место и надежно его спрятать. Сделать это в темноте, в чужом месте, к тому же не оставляя следов, было просто невозможно! Чем дольше я думала, тем менее вероятной казалась мне эта затея.
Наконец Евстигней зажег свечу и мы смогли рассмотреть убитого. Полицейский чиновник оказался крупным мужчиной с широким задом, толстыми икрами и мощным загривком. Он стоял перед постелью на коленях. Его грудь лежала на том месте, где спала я, и лицом он, уже после смерти, уткнулся в подушку, которая должна была стать причиной моей смерти. Из-под левой лопатки страшно торчала круглая костяная рукоятка ножа. Удар был мастерски точный, прямо в сердце, и я невольно с инстинктивным страхом взглянула на своего спасителя. Он был спокоен и внимательно рассматривал убитого.
- Вы правы, он слишком большой, его в такое окно не протолкнуть, - примерившись, сказал он. - А что, если спрятать тело на чердаке. Пока его найдут, пройдет время…
- А вы знаете, как туда попасть? - с сомнением, спросила я.
- Ну, есть же здесь какой-нибудь лаз или люк, - неуверенно ответил он.
- Тогда зачем тащить его на чердак, лучше спрячем здесь же, - предложила я, оглядывая комнату.
Помещение, в котором меня поселили, было довольно большое, но мебели здесь было немного. Большая деревянная кровать со столбиками и под балдахином, на которой я спала, стол, несколько стульев, что-то вроде комода с множеством маленьких ящиков и большой старинный сундук с висячим замком. В него полицейский мог бы поместиться без труда, но у нас не было ключа.
- Давайте затолкаем его под кровать. Если сегодня не будут мыть полы, его не найдут, - выбрала я единственную из всех возможность.
- А мне больше нравится сундук, - сказал Евстигней. - Там он может пролежать хоть до второго пришествия.
- Но он же заперт, - показала я на замок.
- Тем лучше, значит, в него никто не сунется!
- А как его открыть? Я открывать замки без ключа не умею.
- Это как раз не самое трудное, - сказал мой маленький защитник и подошел к сундуку. Сначала он укрепил на полу свечу так, чтобы она освещала замок, потом покопался в карманах своего армяка и вытащил какой-то кривой гвоздь.
- Это старый и простой замок, - объяснил он, вставляя его в скважину. - Такие замки вешают для честных людей. Сейчас я его открою.
Я с интересом наблюдала, как он копается во внутренностях запора. Наконец Евстигней что-то нащупал у него внутри, сдвинул там какой-то рычажок и потянул за дужку. Замок послушно открылся. Мы вместе начли поднимать вверх массивную крышку, и она с противным скрипом несмазанных петель, открылась. Изнутри дохнуло запахом тленной старости и высохшей травой. Сразу же вокруг огонька свечи закружилось несколько бабочек моли.
- Поместится, как будто специально для него сделали! - довольным голосом сказал Евстигней. - Ну что, с богом?
- Давайте, попробуем, - согласилась я.
Мы подошли к убитому и взяли его с двух сторон под руки. Тело оказалось таким тяжелым, что подняли его мы только с третей попытки. Тащили мы полицейского, пятясь задом. Когда стянули с постели, голова сразу низко свесилась на грудь, и рассмотреть лицо я не смогла. Да, в тот момент мне было и не до прощания со своим погубителем.
- Осторожнее, - попросил Евстигней, когда я под тяжестью тела споткнулась на ровном месте.
Я не ответила, только согласно кивнула. Мы кое-как дотащили мертвеца до сундука, развернули тело, из последних сил подняли повыше, и столкнули внутрь. Он почти до поясницы погрузился в старые тряпки и остался стоять раком, так будто что-то там искал.
- Теперь ноги, - взял на себя руководство Евстигней.
Мы вместе вцепились в толстую, еще теплую ногу в порыжевшем, давно не чищеном, сапоге и перекинули ее через край. Тоже, отдышавшись, сделали и со второй. Мой убийца мягко погрузился в какое-то истлевшее, пахнущее затхлостью тряпье.
- Сейчас закрою, - сказал Евстигней, нагибаясь за замком, - и все будет в порядке.
- А нож? - напомнила я.
- Вот беда, чуть не забыл! - виновато воскликнул он и наклонился над сундуком.
Мне в этот момент от запахов и необходимости прикасаться к покойнику стало дурно, но я не показала вида и, чтобы побороть тошноту, дышала полной грудью возле открытого окна.
- Никак не могу достать, - виновато сказал за спиной Евстигней, - его нужно чуток повернуть.
- Да, конечно, - ответила я и, поборов страх и отвращение, пошла ему на помощь.
Тело в сундуке легло так неудачно, что повернуть его стоило нам неимоверных усилий. В конце концов, моему спасителю пришлось влезть туда самому и только после этого удалось слегка его сдвинуть и выдернуть из спины орудие убийства.
Я так измучилась, что без сил опустилась на постель, на которой только что лежал покойник. Евстигней осмотрел длинный, тонкий клинок, вытер его о тряпку из сундука и засунул за голенище сапога.
- Теперь все, - с явным облегчением сказал он, опустил крышку и повесил на место замок.
Я молча сидела и смотрела на него, а он смущенно переминался с ноги на ногу, видно, не зная, что делать дальше.
- Ну, я, пожалуй, пойду, - наконец сказал Евстигней, но так и не сдвинулся с места. - До скорого свидания.
- Спасибо вам, вы спасли мне жизнь, - наконец опомнилась я, и поблагодарила спасителя.
Отпускать его мне не хотелось. До утра еще было далеко, и оставаться ночью одной в комнате с убитым, мне было страшно. Как бы то ни было, но пока этот необычный человек был здесь, мне можно ничего не бояться.
- Почему вы мне помогаете? - так и не дождавшись, когда он уйдет, спросила я.
Евстигней смутился и отвел взгляд. Я уже немного привыкла к его странному волосатому облику, и он мне больше не казался таким некрасивым, как раньше. Теперь для меня он был просто человек маленького роста с густой до самых глаз рыжей бородой.
- Не знаю, - как-то неохотно сказал он, избегая смотреть мне в глаза, - может быть, оттого что вас полюбил…
- Когда? - теперь уже смутилась я, вспомнив, как он целую ночь наблюдал за мной в окно. - Ведь мы встречались всего два раза.
- Для такого дела много времени не нужно, - грустно сказал он. - Можно полюбить и с одного взгляда.
- Я ведь замужем, - не знаю к чему, напомнила я.
- Знаю, мне ваш муж нравится, он хороший человек. Так я ничего и не прошу. Неужели сам не понимаю…
- А как вы попали сюда? - спросила я, чтобы перевести разговор на другое и прекратить ненужное мне объяснение в любви.
Евстигней посмотрел на меня открыто и беспомощно, но ответил не сразу, хотя вопрос был простой. Я попыталась услышать, о чем он думает, но у меня опять ничего не получилось. Явно с моим спасителем было не все так просто.
- Я вас не видела, когда мы ехали, - не дождавшись ответа, сказала я.
- Вот вы о чем, - будто только теперь поняв вопрос, ответил он, - когда вас увезли, поехал следом. Мне теперь в Завидово не жить, барин за ослушание сживет со света.
- Я думаю, что теперь там уже другой помещик, - осторожно сказала я. - Вернее, управляющий. Трегубов, кажется, приказал долго жить…
Кажется, возможная смерть помещика его нисколько не заинтересовала. Что он тотчас и подтвердил.
- Это мне теперь все равно. Да и делать в деревне нечего. К крестьянскому труду я не способен по малому росту и воровским делом заниматься надоело. Грех это и лишнее томление души. Вот и решил, раз любовь пришла, сослужить вам службу.
Удивительно, Евстигней не называл меня ни барыней, ни по имени и отчеству, просто говорил мне "вы".
- Так вы вором были раньше? - спросила я, начиная понимать, почему ему удается так незаметно подкрадываться и всюду проникать.
- Всякое в жизни случалось, - недовольным голосом ответил он, - чем не займешься, чтобы выжить! Только бедных я никогда не обижал и последнего не брал. Вы бы, - он опять замялся, явно не решившись меня назвать по имени, - накинули на себя что, хотя бы простынку. Из окна дует, как бы вам не простудиться…
- Извините, - вскинулась я, только теперь вспомнив, что так и сижу перед ним, без всего, - я так напугалась, что обо всем на свете забыла!
Я тотчас стянула с постели простыню и закуталась в нее с ног до головы.
- Я что, я понимаю, женская деликатность, - согласно кивнул он головой, стараясь на меня не смотреть, - только я тоже не железный, могу с собой не совладать. Вот так-то лучше будет, - с явным облегчением, сказал он, увидев, что я прикрылась. - У меня баб-то много было, чего уж говорить. С маленьким многим хочется попробовать, бабы - народ любопытный. Однако чтобы по любви, такого не припомню.
Я его рассеяно слушала и думала о том, что ни одной его мысли уловить мне так пока не удалось. Он был третьим человеком из всех встреченных мной людей, совсем для меня закрытым.
Глава 3
Когда утром ко мне в комнату зашел Татищев, я уже была готова в дорогу. Никаких следов ночного происшествия здесь не осталось. Я сидела возле открытого окна и, подперев щечку ладонью, любовалась летним садом.
Иван Николаевич поздоровался и остался стоять возле порога. Он был непривычно хмур и сосредоточен. Я сначала решила, что это последствие вчерашнего ужина, но он так старательно отводил глаза, что я невольно встревожилась и спросила:
- Что с вами, Иван Николаевич, на вас просто лица нет?
Он ответил не сразу, а про себя подумал, что нам лучше будет поговорить по дороге, без лишних свидетелей. В пустой комнате, кроме нас никого не было, и каких он боялся свидетелей, я не поняла.
- Я немного прихворнул, - тихо сказал он. - Сейчас вам принесут умывание и завтрак, выедем мы через полчаса. Надеюсь, вы успеете собраться.
Я согласно кивнула. Надо сказать, меня немного удивило то, что наша команда ограничилась всего одним днем отдыха у хлебосольного траншей-майора. Однако мне это было только на руку. Оставаться еще на несколько дней в комнате с покойником я не хотела по вполне понятным причинам.
Покончив с туалетом и завтраком, я сама вышла во двор. Запряженная карета уже стояла возле крыльца, и я быстро в нее села. Там меня уже ждал мой романтический поклонник. Однако на этот раз мне показалось, что флигель-адъютант совсем не рад меня видеть. Только теперь я вспомнила, что и вчера вечером он не соизволил зайти ко мне пожелать покойной ночи.
- Иван Николаевич, мне кажется, у вас что-то случилось, - без околичностей спросила я.
- Случилось, - сквозь зубы ответил он, - но не только у меня одного, а у нас обоих!
Я совместила ночной визит полицейского чиновника и странное поведение Татищева и не на шутку встревожилась.
- Вы получили дурные вести из Петербурга?
- Дурные? - плачущим голосом переспросил он. - Отвратительные! Мне приказали вас убить!
- Как это - убить? - не поняла я. - Чего это ради?!
- Да если бы я сам хоть что-нибудь понимал! - сердито воскликнул он. - Вот возьмите, сами прочитайте эту депешу!
Он вынул из-за обшлага свернутый в четыре части лист бумаги и протянул его мне. Я развернула короткое письмо, написанное ровным писарским почерком. Подписи под ним не оказалось, один невнятный росчерк закорючкой, а обращение было самое обычное:
"Милостивый государь Иван Николаевич!",
прочитала я вслух.
- Читайте, читайте дальше, - взмолился Татищев.
"Во исполнении данных вам инструкций, -
продолжила я, -
вам следует принять меры, чтобы ответственная особа не смогла по причине тяжелой болезни и последующей за ней смерти прибыть в место, кое ей назначено первоначально. Ответственность и выполнение сего приказания после кончины н.с. Ломакина перекладывается на вас. По поручению известного вам высокого лица".
- Ну, и что вы на это скажете? - не дождавшись моего ответа, воскликнул он. - Они сами понимают, что требуют?! Я - русский дворянин, а не палач!
Если бы дело не касалось меня лично, возможно, я отнеслась бы к вопросу дворянской чести более сочувственно, но теперь, когда вдруг объявился еще один убийца, восприняла сетования Татищева без должного понимания. Было похоже, что моя жизнь кому-то так мешает, что неведомый противник не собирается остановиться ни перед чем.
Главное, я по-прежнему терялась в догадках, кто этот таинственный противник. Между тем Иван Николаевич продолжал мне жаловаться на злую судьбу. Я его прервала:
- А если вы не выполните приказа и меня не убьете, чем вам это может грозить?
- Помилуйте, Алевтина Сергеевна, о чем вы говорите! Как можно такой приказ не выполнить? Я разом всего лишусь!
- А чего всего? - невинно уточнила я.
- Да того же камер-юнкерства, карьеры, да и что за дворянин без службы государю!
- Тогда сдаюсь, - сочувственно, сказала я, - тогда у вас не остается другого выхода, как меня убить!
- Вам бы все шутки шутить, - кисло улыбнулся флигель-адъютант. - Если вы такая умная, придумайте, как мне избежать гнева государя?
- Так это от его имени письмо?
Татищев многозначительно на меня посмотрел, поднял глаза вверх и пожал плечами.
- Государь у нас такие приказы не отдает, он ведь рыцарь! Однако и то лицо, что прислало письмо, не менее его имеет влияние. Уж я не знаю, чем вы его так прогневали!
- Это и я мечтаю узнать, - без тени улыбки, сказала я. - Вы не можете назвать имени моего гонителя?
- Господь с вами, Алевтина Сергеевна! Конечно не могу! Иначе это будет государственная измена! А я, как вам известно…
- Понимаю, не можете - не говорите. Но ничего, скоро времена изменятся и он умрет!
- Кто умрет? - почти с мистическим ужасом спросил флигель-адъютант.
- Ну, этот, как его, император Павел Петрович, - спокойным голосом ответила я.
На Татищева мои слова произвели очень сильное впечатление. Он вперил в меня испуганный взор и несколько минут пытался понять, откуда мне это может быть известно. Наконец ничего не придумав, спросил:
- Вы, наверное, знаете? Откуда? Неужели это ваш знакомый колдун нагадал?
- Знаю, - покопавшись в памяти мужа, ответила я. - Когда точно - не скажу, но не позже, чем через полтора-два года.
Точную дату переворота и гибели этого императора не знал и сам Алеша. Как он сам считал, это был пробел в его школьном образовании. Впрочем, общий почти для всего нынешнего подрастающего поколения.
- И кто же станет новым императором? - с напряженным вниманием, спросил он. - Неужели и это вы знаете?
- Это я знаю точно, - не раздумывая, ответила я. - Александр I.
- Старший сын, цесаревич, - задумчиво сказал Татищев. - Это хорошо, но что нам с вами делать? За полтора года, что он еще будет править, на каторге в Нерчинском руднике можно десять раз умереть. Я бы с вами бежал, да тогда вся семья в опалу попадет. А может, и правда? - вдруг загорелся он. - Убежим в Сибирь, пересидим у раскольников. Может ваш муж к тому времени умрет, и вы выйдете за меня…
- Да что вам всем дались эти раскольники! - невольно воскликнула я.
- Кому - всем? - удивился он.
- Так, ничего особенного, - ответила я, - мне уже как-то предлагали бежать в Сибирь.
Бежать с ним к раскольникам мне предлагал первый несостоявшийся убийца, надворный советник Ломакин.
- Я так и подумал, что вы не захотите со мной жить в глухой Сибири, - обижено сказал он. - Вы светская женщина, вам подавай балы и развлечения!
- Я простая крепостная крестьянка, пожалуйста, это запомните и впредь меня ни с кем не путайте, - сердито сказала я. - А вам, ежели не хотите меня убивать и разгневать царя или еще кого, чье имя вы боитесь даже назвать, советую представиться смертельно больным! Скажете, что никакого письма не получали, и сами едва выжили.
- Как же не получал, когда получил! Мне его вчера вечером чиновник из Петербурга в собственные руки передал.
- А вы скажите, что ничего он не передавал, - сердито сказала я.
- Да как же сказать, что не передавал, если он передал вот именно это письмо! - указал он на развернутый лист в моей руке. - Он же на меня первый и донесет.
- Никому он ничего больше не донесет.
- Почему вы так думаете? - удивился он.
- Потому, что он теперь мертвым лежит в сундуке у траншей-майора Титова, а когда там его найдут, то, скорее всего, тихо закопают, чтобы не попасть под следствие за убийство полицейского офицера.
Татищев как открыл рот, так и забыл его закрыть. Соображал он долго. Когда, наконец, смог переварить новость, спросил:
- А как вы это можете знать?
- Еще бы мне не знать! Он не где-нибудь, а в моей давешней комнате в сундуке лежит. Я его сама туда запихивала.
- Вы! - воскликнул и опять замолчал флигель-адъютант, но все-таки нашелся спросить. - А зачем?
- Что ж ему было лежать на моей кровати с ножом в спине. Он меня ночью пришел убить, да сам и умер.
- Он лежал на вашей кровати! - взвился Татищев. - Да как он посмел!
Нет, с мужчинами разговаривать - одно мучение! У них у всех только одно на уме.
- Неужто он посмел к вам прикоснуться?! Да я его, негодяя!..
- Если вы о том хлопочете, то не стоит, он совсем не за тем, о чем вы думаете, приходил, а меня подушкой задушить. Только, как видите, ничего у него не получилось.