Солдаты шли цепью, держа в руках карабины, а Илья сидел, раздумывая, в каком направлении пойти. Только артиллеристы – не егери, шли шумно, перекликались. Илья их услышал за сотню метров, опасность оценил, бросился бежать. Артиллеристов не так много, человек пятьдесят, часть их осталась охранять гаубицы, снаряды. Ни один командир не позволит себе бросить боевую технику без пригляда. Но всё равно – устраивать перестрелку со значительно превосходящими силами неразумно.
В немецких частях были егери, набирали в них преимущественно австрийцев. Вот те были настоящие доки – в поиске, преследовании. Илья увидел редкую цепь артиллеристов. Можно было убежать, он поступил рискованнее и проще. Влез на тополь. Крона густая, ветвей много. Уселся на развилке двух крепких ветвей. Два солдата прошли внизу, и никто не поднял голову. Илье пришла в голову мысль парадоксальная, на первый взгляд дикая – вернуться к батарее. Кто там остался? Комбат и несколько часовых. Не пехотинцы, навыками пехотного боя не владеют. Есть шанс пустить кровь, а если повезёт, то попортить технику. Соблюдая осторожность, слез с дерева. Цепь солдат уже мелькала вдалеке. Илья помчался к батарее, залёг на опушке. У гаубиц прохаживается часовой, уже в форме, а не раздетый до пояса, в кепке, на плече карабин.
Илья замешкался. Надо подобраться к гаубице. А что он сможет? Тихо повредить невозможно, часовой услышит или увидит. Солдаты таскали снаряды от опушки. Наверняка там снарядный ровик. Была бы граната, сейчас он устроил бы фейерверк. Но гаубицу повредить ценнее. Думай, Илья, думай! И выход нашёлся – снять панораму. Панорама – оптический прицел, там угломер, горизонт, прицельная марка. Снимается легко, укладывается при транспортировке пушки или гаубицы отдельно, в специальном деревянном ящике, за который отвечает наводчик. Без прицела из орудия выстрелить можно, только не попадёшь никуда. Это как ружьё без мушки и целика. Пополз к крайнему орудию. Когда часовой приближался, Илья замирал; когда немец шёл на другой фланг батареи, быстро полз. Запахло сгоревшим порохом от стреляных гильз. Батарея в нескольких метрах. Прислушался – тихо, голову приподнял – часовой идёт от него. Подполз к орудию, прицел на месте стоит. Чтобы снять, никаких инструментов не надо, отжал защёлку и тяни на себя по пазам. Конечно, снятый прицел можно заменить запасным, но потом нужна будет пристрелка, а это долго и хлопотно. Да и стоит орудийная оптика дорого. Снять панораму удалось, а часовой в его сторону идёт. Илья улёгся за колесом. У немецких орудий колёса артиллерийские, со спицами, от взора со стороны укрывают плохо. Такие колёса выдерживают большую нагрузку при выстреле, но быстро везти орудие за тягачом нельзя, максимум тридцать – тридцать пять километров в час. Наследие Первой мировой войны, когда была конная тяга. Советские конструкторы в серийном производстве первыми начали применять колёса автомобильного типа, с резиновыми покрышками, в первую очередь для удешевления производства и унификации. Так, на наших массовых пушках ЗИС-2 и ЗИС-3 стояли колёса от грузовика "ЗИС-5".
Когда часовой развернулся, Илья пополз назад. Было уже не так удобно, левой рукой приходилось держать прицел. Илья решил утопить его в первом же подходящем ручье, предварительно разбив оптику. Уже заполз под деревья, ещё немного и можно встать и ходу, подальше от батареи. Пополз, встал, а навстречу ему офицер. Столкнулись буквально нос к носу, дистанция пять метров. Для немца появление Ильи тоже было неожиданным, он застыл. Илья с силой метнул в лицо офицеру прицел, тут же выхватил нож и бросил в грудь немцу. Офицер вскрикнуть не успел, повалился. Илья в два прыжка подскочил, выдернул нож и ещё ударил дважды. Подхватил прицел и побежал. На ходу, с трудом попав, вернул нож в ножны – одной рукой действовать было неудобно. Зато достал пистолет. При внезапной встрече он лучше ножа. Постепенно задыхаться стал. Скудное питание и высокие нагрузки делают своё дело. Перешёл на шаг, потом уселся под ёлкой. В стороне, где батарея стояла, ударил винтовочный выстрел. Часовой обнаружил пропажу прицела или наткнулся на труп. Была бы у немцев собака-ищейка, Илья к батарее и не приблизился бы. Но таких собак немцы использовали в карательных батальонах, а не в передовых частях. Кстати, в Красной армии собаки службу несли: подрывали танки закреплёнными на спинах минами, помогали вытаскивать на специальных волокушах раненых с поля боя, а сапёры с их помощью искали мины. И обе стороны использовали собак для охраны концлагерей или важных объектов.
На выстрел часового артиллеристы должны вернуться к батарее, это сигнал тревоги. Илья чертыхнулся, снова побежал. Прицел тяжёлый, руку оттягивает. С ходу перескочил ручей, остановился. Вот же ручей, зачем нести прицел? Рукоятью пистолета разбил оптику, бросил панораму в воду. Немалых денег прицел стоит. Война – это всегда деньги, большие деньги, да не бумажные, которых напечатать можно много, только это фантики. Настоящие ценности – это золото, платина, алмазы. За них в зарубежных странах можно приобрести стратегические товары, боевую технику и боеприпасы, продовольствие. Ещё Наполеон говорил.
"Для победы в войне нужны три условия – деньги, деньги и ещё раз деньги". Кстати, Советский Союз расплачивался с США после войны драгоценными металлами.
Во время войны Германия пыталась обрушить финансовую систему СССР. Если для своих агентов, заброшенных в наш тыл, давали настоящие деньги из захваченных банков, то для того, чтобы рубль рухнул, начали печатать на своих фабриках деньги фальшивые. Сбрасывали их с самолётов, передавали агентам для распространения. Тогда оперативно сработали органы НКВД, войска по охране тыла РККА. Немцы финансовую войну проиграли. Наши конструкторы, не останавливая конвейеры, усовершенствовали боевую технику, упрощали, не ухудшая боевых характеристик. Так, танк Т-34 в начале выпуска стоил больше четырёхсот тысяч рублей, а в 1945 году двести тысяч. При том, что пушка уже была более мощная, не 76 мм, а 85 мм, коробка передач не 4-х, а 5-ступенчатая, появилась рация, командирская башенка и другие улучшения. А немецкие Пантера Т-V или Тигр Т-VI только росли в цене, хотя стоимость была высока, Тигр обходился в восемьсот тысяч рейхсмарок.
После того как избавился от прицела гаубицы, бежать стало легче. Отмахал с полкилометра, перепрыгивая через поваленные деревца, как лось на гону. А лес возьми и кончись. Далеко позади батарея осталась. Впереди наполовину сгоревшее поле ржи. Илья на дерево влез, на нижнюю ветку, что метрах в четырёх над землёй. Оттуда видимость лучше, для него – важно, чтобы не попасть в опасную ситуацию. В километре от опушки по дороге пылит колонна немецких машин. На бортах кресты, сверху, на крытых кузовах, тоже. Чтобы лётчики опознавали своих, не разбомбили по ошибке. Подумалось – лучше пересидеть в лесу до ночи, безопаснее будет. Начал спускаться, а за спиной щелчок взводимого курка. Ощущение препротивное.
– Застынь! И руки вверх! – скомандовали по-русски. Русский, уже хорошо.
– Если руки подниму, грохнусь с дерева.
– Тогда спускайся, но без резких движений.
Илья спускался на землю нарочито медленно, а сам соображал, что предпринять. Немец бы сразу стрелял, так ведь и русский может оказаться вовсе не другом, а врагом хуже фашиста.
Илья встал обеими ногами на землю, почувствовал себя увереннее. Будучи на дереве не больно-то погеройствуешь, подстрелят.
– Повернись.
Илья повернулся. Перед ним стоял красноармеец с забинтованной головой, в руке "наган".
– Ты кто такой? – спросил незнакомец.
– Сержант Сафронов, полковая разведка.
– Да вид у тебя, как у оборванца.
Что было, то было. По траве и земле ползал, на гимнастёрке и галифе грязь и зелень от травы. А ещё прожжена была, когда танк поджигали.
– Какой есть, – пожал плечами Илья.
– Оружие есть?
– Не ты мне его давал, не тебе брать, – жёстко ответил Илья.
Хотя автомат без патронов можно было снять с плеча.
– А пожрать?
– Сам бы не отказался. Что-то ты как попрошайка на паперти? То оружие тебе, то харчей. У немца забери.
Боец опустил револьвер.
– У меня один патрон. Оставил на крайний случай.
– Ну и дурак. Ты этим патроном немца убей, а уж на тебя они патронов не пожалеют. Как звать-то, боец?
– Красноармеец Ложкин Павел, призван на военную службу 27 июня, – чётко доложил боец.
– Ранение серьёзное?
– Осколком задело, кожу сорвало, а кости целы. Так санинструктор сказал, когда бинтовал.
– Понятно. Вместе выбираться будем или сам пойдёшь?
– Вместе.
Похоже, боец испугался перспективы остаться в одиночестве.
– До призыва учился или работал?
– Семь классов кончил, ФЗУ, слесарь четвёртого разряда.
– Рукастый, значит. А воинская специальность?
– Пехота.
– Пехотинцам револьверы не выдают, только командному составу или танкистам.
– У убитого забрал, ему-то уже ни к чему.
– Своё оружие бросил?
– Не выдали, не успели. Я три дня как на фронт прибыл, из Тамбова я.
– Тогда так. Выходим вместе, но подчиняешься полностью. Не потому, что я сержант или покомандовать сильно хочется. У меня боевого опыта больше.
– Я не против.
– Тогда до темноты сидим здесь, ночью через поле пойдём. А сейчас отдыхай, сил набирайся.
Казалось, боец только и ждал этих слов. Свернулся под деревом калачиком, засопел. Пригляделся к нему Илья. Молодой совсем, от силы девятнадцать лет, пацан ещё. Да и не обучен толком. Илья устроился на опушке, ноги на дерево поднял, чтобы отдохнули.
Через пару часов Илья Павла разбудил.
– Теперь моя очередь вздремнуть. Ты на часах.
– Хорошо.
Если передвигаться ночью, лучше отдохнуть. Илья проснулся сам. Уже темно, Павел спит, аж похрапывает. Илью злость взяла. Да как можно полагаться на такого напарника? И себя и Илью погубит. Встал, зашёл сзади, такого пенделя дал, что Павел на живот перевернулся, вскинулся.
– А? Что?
– Тебя на часы поставили. Ты поспал в безопасности, дай отдохнуть другому. Как тебе доверять?
Беспечный и неисполнительный соратник хуже врага, продаст ни за понюшку табака в любой момент.
– Ну, прости, устал.
– Устал? Сколько немцев ты сегодня убил?
– Ни одного.
– Тогда от чего устал?
Илья разозлился не на шутку. Он направился через поле. Павел поплёлся за ним, канюча на ходу:
– Я не специально, извини.
– Ты плохой товарищ, выбирайся один.
Павел шёл за Ильёй какое-то время, потом отстал. Жестоко? От таких человеческих слабостей иногда целые подразделения гибли. В боевых условиях не может быть места расхлябанности, неисполнению приказов. Поле оказалось большим, пашни любили в колхозах. Планов громадьё, как сказал поэт. Вошёл в лес, здесь проще. Есть где укрыться и не застанет, как в поле, ночной дозор.
Шёл быстро, за ночь желательно пройти как можно больше. Лес кончился, пошёл луг. Под сапогами чавкать начало, земля влажная. Слева, на удалении с полкилометра, взлетали осветительные ракеты, потом едва слышно пулемётная очередь. Похоже – там передовая, линия соприкосновения войск. А дальше и вовсе непролазная грязь, осока, камыш. Но Илья упорно шёл вперёд. Чем хуже местность, тем меньше шансов столкнуться с немцами.
Начало светать, туман появился. Надо где-то спрятаться, осмотреться – где он? Нашёл кусок твёрдой земли, уселся. За ночь, по ощущениям, прошёл километров тридцать. Солнце взошло, туман рассеялся. Осмотрелся. Вот это его занесло! Вокруг камни, местность болотистая, а он на небольшом островке сухой земли. Впереди – двести метров, не более, ивы растут. И никого не видно, ни наших, ни немцев. Передохнув, решил рискнуть и добраться до деревьев. Где деревья, там твёрдая земля, деревья на болоте не растут. Ночью это будет сделать затруднительно. Пошёл, а земля под ногами пружинит, того и гляди – провалишься. Ощущение – как по батуту идёшь. Двести метров всего, а преодолевал их два часа. Ивы, их раньше ракитами называли, росли на сухом месте. С удовольствием улёгся передохнуть. Последний участок перехода самый напряжённый выдался. Ни звуков перестрелки, ни людей. Только высоко в небе бомбардировщики пролетели. Есть охота. Не остался здесь, вперёд пошёл. По его прикидкам, уже наши должны быть. Только в сумятице первых месяцев войны не всегда была передовая, линия разграничения войск. Слева, едва слышно, начали бить пушки. Он развернулся к востоку. Через полчаса хода вышел к хутору. Понаблюдал, никого не видно и не слышно. Даже если хозяева отлучились, что маловероятно, живность должна голос подавать – куры, свиньи. А тут тишина. Подкрался поближе, забора вокруг хутора нет. Обошёл избу, а дверь нараспашку. Заглянул – запустение, пыль. Бросили хозяева хутор, в эвакуацию ушли. Обыскал избу – съестных припасов никаких. Зато старую бритву нашёл и засохший кусочек мыла у рукомойника в сенях. На рукомойнике осколок зеркала. Воды из колодца ведром зачерпнул, побрился. Мыло хозяйственное, мылится плохо, но вид опрятный стал. Он уж и не помнил, когда брился в последний раз, щетиной оброс. Впрочем, когда ел, тоже не вспомнил.
Бритва опасная, с откидной ручкой, ещё довоенного производства. Интересно – забыл её хозяин второпях или другую, новую имел? Бритву уложил в нагрудный карман. Выйдет к своим, в чём не сомневался, а у него личных вещей никаких. Сидор остался ещё там, в землянке разведвзвода.
Спать хотелось, устал. Преодоление болотистого участка потребовало физических сил и волнений. Случись оступиться, помочь было некому, а трясина не отпустит, не пожалеет, засосёт. Жуткая смерть, уж лучше в бою от пули погибнуть.
Засиживаться не стал, покинул хутор. И четверти часа не прошло, как услышал впереди лёгкий щелчок, сразу упал. Звук явно не природного происхождения, похож на снятие оружия с предохранителя. И тут же голос на русском.
– Кто такой?
– Полковая разведка.
– Подними руки и шагай сюда.
Понял, деваться некуда, двинулся на голос. За деревьями два молодых красноармейца с винтовками. Один, вероятно старший в карауле, приказал:
– Оружие снимай. Веденякин, веди его к командиру. И оружие его забери.
Илья автомат с плеча снял, не бросил на землю, а положил бережно. Рядом пистолет трофейный. В разведке сложилось, что кроме автомата обязательно нужен нож, без него часового не снять, проволоку не разрезать, консервы не вскрыть. А ещё пистолет, хоть по штату не положен, как последний шанс на выживание. Разведчики имели пистолеты трофейные. В начале войны личного оружия офицерам не хватало, не до разведчиков. А ещё – такой пистолет в случае необходимости бросить можно, случайно потерять и никакой ответственности не будет, не вписан он в красноармейскую книжку.
Веденякин оружие подобрал.
– Шагай вперёд.
Эх, молодо-зелено, не обыскали даже. В кармане бритва опасная, фактически – нож в умелых руках. Дозорный провёл его к политруку, судя по нашивке на левом рукаве в виде красной звезды.
– Товарищ младший политрук! Задержанного привёл. Вышел на дозор с оружием.
– Что, прямо через болото?
– Так точно.
– Быть того не может, непроходимое оно.
– Не могу знать.
– Благодарю за службу. Оружие задержанного оставь, возвращайся на пост.
Дозорный козырнул, вышел.
– Ваши документы! – политрук застегнул верхнюю пуговицу гимнастёрки.
Илья документы достал. Политрук изучил книжку, сверил номер автомата с записью.
– Всё в порядке. Откуда выходил?
– На полк танки с тыла прорвались, южнее Смоленска. Со мной ещё бронебойщик выходил, погиб. Вот его документы.
Илья положил красноармейскую книжку Петра на деревянный ящик, служивший столом.
– Похоронил я его, место запомнил.
– Полк твой почти весь полёг, сержант. Главное – знамя уцелело и несколько человек. Насколько я знаю, на переформировании, где-то под Рязанью.
– Туда отправите?
Политрук помолчал.
– Плохую новость я скажу тебе, сержант. Ты думаешь, в расположение нашей передовой вышел? Нас тут не больше роты, да и то сборной. Окруженцы! Тоже к своим прорываться будем. Боеприпасов не хватает, провизии нет.
– Жаль, я думал подхарчиться.
– Сейчас одиннадцать тридцать. В двенадцать попробуем предпринять атаку. По рации связывались с нашими, обещали огнём поддержать.
– Товарищ политрук! Разрешите спросить?
– Разрешаю.
– Кто командир роты?
– Я, младший политрук Лабушкин. Я же единственный командир. Есть ещё старшина. Потому тебе придётся возглавить взвод. Бойцы из разных частей, вооружение разное, но выбора нет. Надо прорываться. Пойдём, бойцам представлю. И оружие своё забери.
– К автомату ни одного патрона нет.
Политрук открыл ящик, достал пачку патронов.
– Держи, последний НЗ.
– Спасибо.
В картонной пачке семьдесят патронов, как раз на ёмкость магазина. Политрук провёл его к бойцам. Какой взвод? Хорошо, если половина. У бойцов на петлицах и чёрный фон – технические службы, и малиновые – пехотные, и даже у одного – голубые, авиация, и оружие разномастное – винтовки в большинстве. У одного – автомат "ППШ", у другого – трофейный МР 38/40.
Политрук представил Илью.
– Ваш взводный, сержант Сафронов.
Потом отвёл Илью в сторону.
– Начало атаки – красная ракета. После сигнала поднимай бойцов, направление на северо-восток.
Для убедительности младший политрук махнул рукой. Политрук явно не строевой командир, вероятно – призванный из запаса, из партруководителей. Илья первым делом уселся магазин патронами набивать. Если скоро атака, негоже идти в бой с пустым магазином. Набив магазин патронами, спросил у бойцов:
– Оружие есть? С патронами как?
Оружие было у всех, с патронами плохо. У кого полная обойма, у кого две. Загромыхали пушки, бойцы сразу попадали. Но пушки били наши, снаряды ложились правее и на удалении с километр. Тут же хлопнул выстрел ракетницы, в небо взлетела красная ракета.
– Взвод, за мной!
Пока бьют пушки, немцы будут прятаться в укрытиях. Это время надо использовать с максимальной пользой. Илья побежал, за ним солдаты. Слева, из-за деревьев выбежали ещё красноармейцы. Впереди старшина с "наганом" в руке. А справа политрук с "ТТ" в руке, за ним десяток красноармейцев. Бежали молча, экономя силы.