- А не боишься, что через милицию решим проверить твою историю? Вдруг ты не тот, за кого себя выдаешь? Вроде как документов нет, могу любую легенду рассказать, авось поверят, а сам диверсию готовишь?
И смотрит так с прищуром, мол, задергаюсь или нет.
- Проверяйте, - снова пожал я плечами, уверенный, что никаких проверок Темкин устраивать не станет. - Мне скрывать нечего. Только алименты я ей все равно платить не буду. Пусть вон хоть в тюрьму сажают.
- А и проверим, надо будет, - хлопнул крепкой ладонью по столу начальник порта. - Плохо, что за своими документами не уследил… Мы с тобой, Иван Алексеевич, знакомы не первый год, но ты все же, прежде чем брать на работу человека без документов, мог бы и со мной посоветоваться, чай зона-то у нас режимная. Небось через Лиду оформлял?
Лексеич покаянно кивнул головой.
- Знаешь же, что женщина она замужняя, и пользуешься тем, что муж у нее - капитан дальнего плавания… Ладно, это мы с тобой после обговорим, - покосился на меня начальник порта. - А тебя, Клим Петрович, если не наврал - дам команду провести тебя официально, на полный оклад, а если… Хм, в общем, ладно, пока свободен, а ты, Иван Алексеевич, задержись, разговор к тебе есть.
О чем они там разговаривали, Лексеич мне не доложил, а уже на следующий день меня вызвали в отдел кадров, где попросили сделать фотографию на временное удостоверение личности. Я тут же помчался в фотоателье, и уже назавтра с утра положил перед кадровиком несколько фото нужного образца. А через полчаса стал обладателем временной ксивы, делавшей из меня полноправного члена рабочего коллектива. Мало того, в тот же день меня оформили на полную ставку. Мол, испытательный срок выдержан успешно, поздравляем с зачислением в бригаду товарища Рыгована. Ну, спасибо, дорогой ты мой начальник порта Семен Иванович Темкин!
А спустя пару дней я предстал перед членами отборочной комиссии, состоявшей из председателя парткома, секретаря комсомольской организации порта и художественного руководителя Дома культуры портовых работников. Где, собственно, прослушивание и проходило. Еще одна "тройка" в моей новой биографии, впрочем, теперь уже по более приятному поводу.
В зале сидели крановщица Валя Боровец и похожие друг на друга, как две капли воды, братья Демины. Все они успели выступить до меня, причем я успел застать лишь финал выступления чечеточников. Чечетка, если честно, была так себе, но видно, альтернативы им все равно не нашлось. Им тоже было интересно поглазеть на третьего возможного представителя порта на смотре-конкурсе.
Председатель парткома оказался лысым и бровастым мужчиной лет пятидесяти, с щеточкой усов под носом, в гимнастерке без знаков различий, подпоясанной кожаным ремнем, и с заправленными в начищенные до блеска сапоги. Видно, повоевал в свое время на фронтах Гражданской. Худрук, напротив, виделся этаким Мейерхольдом, и примерно в его возрасте. С большим бантом на груди, то и дело заламывавшим руки, заканчивавшиеся тонкими, длинными пальцами. Разве что профиль подкачал, а вот высокий лоб с всклокоченными волосами соответствовал образу революционного режиссера, который, вполне вероятно, был еще жив. Но я точно помнил, что до войны новатора поставили к стенке, так что если сейчас он не в опале, то осталось ему недолго.
А вот комсомольскую организацию возглавляла вполне миловидная девушка с красной косынкой на голове, звали ее Варя. Варя Мокроусова. Карие глаза, горящие верой в победу коммунизма во всем мире, показались мне сразу симпатичными. Между тем худрук предложил приступить к исполнению номера. Все трое смотрели на меня с интересом, мол, что там сейчас отчебучит этот докер?
А докер в очередной раз исполнил "Шаланды" и "Темную ночь", вызвав у слушателей неоднозначную реакцию. Если представителю партийной ячейки порта и секретарю комсомольской организации обе песни пришлись по вкусу, то "Мейерхольд", побарабанив пальцами по столу, заявил:
- На мой взгляд, песня про шаланды отдает похабщиной и цыганщиной. Словно какой-то, извиняюсь, урка поет для своих дружков. Но мы-то люди интеллигентные, да и среди публики, уверен, будет немало тех, кому это, если можно так выразиться, произведение станет резать слух.
Ах ты ж, гнида культурная! Цыганщиной, видите ли, отдает…
- Зато про наш, про Одесский порт, про нас, грузчиков, тоже упоминается, - возразил я. - Ведь как по заказу песня написана.
- Это да, это верно, - поддакнул представитель парткома. - Вольдемар Юрьевич, что вы, в самом деле, взъелись на нашего исполнителя?! Простому народу, я уверен, песня понравится.
- Простому народу… Плохого вы мнения, Федор Кузьмич, о нашем народе.
- Вольдемар Юрьевич, снова вы за свое, - негромко осадила его Варя. - Ну почему вы всегда… м-м-м… как это…
- Передергиваю, - нагло ухмыльнулся худрук. - Вы это хотели сказать? Ах, Варенька, чудное созданье, вам бы пополнить свой словарный запас. Помните, я предлагал вам записаться в театральную студию? Не надумали? А то ведь мог бы с вами и речью позаниматься, так сказать, в индивидуальном порядке.
Варя покрылась румянцем, а я сообразил, что старый кобель без зазрения совести подбивает клинья к комсомолке, к которой, честно сказать, я бы и сам подкатил. Все-таки такое длительное воздержание не лучшим образом сказывается, мне вон уже начали эротические сны ночами сниться, просыпаюсь в состоянии "смирно".
- Вольдемар Юрьевич, - отводя глаза в сторону, сказала Варя, - у меня помимо работы по комсомольской линии есть еще и основная, и вы об этом знаете. Так что на вашу студию у меня времени не остается.
- Ну понятно, на искусство всегда времени не хватает…
- Товарищи, давайте по существу, - прервал эту скользкую тему Федор Кузьмич. - Предлагаю поставить вопрос на голосование. Кто за то, чтобы товарищ Кузнецов с этими песнями представлял одесский порт на городском смотре художественной самодеятельности?
В итоге против оказался только худрук, да и то возражения его касались лишь песни про Костю-моряка. Учитывая, что два голоса были "за", большинством голосов я проходил в состав участников, которым предстояло защищать честь порта на общегородском смотре-конкурсе. Помимо меня, как и упоминал Лексеич, порт выставлял еще Валю-частушечницу и братьев Деминых - буксировщиков и чечеточников.
- Концерт состоится в преддверии 20-й годовщины Великой Социалистической революции, в субботу, 6 ноября, в городском Дворце пионеров, - предупредил меня парторг. - Он в прошлом году открылся в бывшем Воронцовском дворце, если что. А 5 ноября, в пятницу, репетиция, здесь же, в семь вечера. Если у тебя будет смена - отпросим. Не забудь, 5 ноября.
Так получилось, что из Дома культуры мы выходили вместе с Варей.
- Вам в какую сторону? - невинно поинтересовался я у нее.
- А мне недалеко, я живу на Успенской улице.
- Так давайте провожу, а то, слышал, в такое позднее время в районе порта бывает неспокойно.
- И не говорите, - вздохнула комсомолка. - На прошлой неделе тут неподалеку человека зарезали. Никак милиция всех бандитов не переловит. Ну ничего, когда-нибудь доживем до коммунизма, и не будет во всей стране…. Да что там стране - во всем мире не останется ни одного бандита. Думаю, лет за двадцать, максимум за тридцать управимся!
Я промолчал. Ну а что тут скажешь? Лучше промолчать, потому что своим смехом могу ее обидеть.
В легком, коротком плаще, все с той же красной косынкой на голове, она легко перепрыгивала через небольшие лужицы, производя впечатление маленького ребенка. И эти очаровательные ямочки на щечках… Нет, она мне определенно нравилась своей непосредственностью и уверенностью в светлом будущем.
- Ну, вот мы и пришли.
Мы остановились у подъезда трехэтажного, дореволюционной постройки дома, хотя в эти года слово "дореволюционной" еще отнюдь не значило - старый. Как-никак всего 20-ю годовщину готовились отметить. Но этот дом был, пожалуй, отгрохан еще в прошлом веке, судя по его виду. И шли мы на самом деле довольно долго, оказывается, до этой Успенской пришлось шлепать чуть ли не с десяток кварталов. Внимание привлекала яркая вывеска с номером дома - "Успенская - 21". Такое ощущение, что она тоже относилась к дореволюционному времени, но недавно ее обновили.
- Что ж, давайте прощаться. Спасибо, что проводили.
Варя протянула мне свою ладошку, которую я аккуратно пожал, и нехотя отпустил. От девушки пахло тонким ароматом сирени, который действовал на меня, словно афродизиак. Черт, в этот момент я чувствовал себя Кисой Воробьяниновым, которому вскружила голову такая же комсомолка, не хватало еще затащить ее в ресторан и в пьяном угаре воскликнуть: "Поедем… Поедем в номера!"
- Ладно, до завтра… Вернее, до репетиции. Вы же будете на репетиции? - с надеждой спросил я девушку.
- Постараюсь, но не обещаю.
Обратно я возвращался в глубокой задумчивости. Похоже, втюрился, как мальчишка. И это в тридцать семь лет. Ладно бы я был лет на десять-пятнадцать моложе… Кстати, вполне может быть, что у нее и жених имеется, тоже, небось, комсомолец какой-нибудь, передовик производства, а тут я, переживающий вторую молодость грузчик. И ведь не просто ради плотского удовольствия я ее хотел, мог бы и кого попроще снять. Чтоб, как говорят поэты, утолить жар чресл своих. Запала она мне в душу, запала… Эх, ну почему все так несправедливо устроено?!
Легкий шорох сзади заставил меня резко обернуться и отпрянуть в сторону. В слабом отсвете уличного фонаря мелькнула тень, я сделал подсечку, и в следующее мгновение нападавший растянулся на булыжной мостовой. Я тут же оказался сверху, на его спине, заломил руку, из которой выпал приличных размеров нож с широким лезвием. С таким только на кабанов ходить, а тут на живого человека!
- Больно, отпусти! - простонал отморозок.
Я перевернул его ко мне лицом, продолжая держать запястье на болевом. Одно неверное движение - и он навсегда останется инвалидом. Парню лет двадцать пять, как говорится, вся жизнь впереди, но мне его не было жалко. Только что он собирался вогнать в меня сантиметров пятнадцать хорошо заточенной стали, явно не с намерением выразить свое ко мне благорасположение.
Я собирался поговорить с ним по душам, без свидетелей, а здесь в любой момент мог появиться запоздалый прохожий. Поэтому, продолжая держать руку заломленной, я пихнул грабителя или кто он там, в сторону оврага, расположенного по другую сторону дороги. По дну оврага журчал ручеек, но явно не канализация - соответствующей вони не наблюдалось.
Бросил его на грязный, мокрый склон оврага, уверенный, что тот не сделает попытки убежать. Уж в психологии людей я за свою жизнь немного разбираться научился. Затем поднес к его лицу острие конфискованного ножа и, глядя немигающим взглядом в зрачки оцепеневшего парня, спокойным тоном поинтересовался:
- Кто ты, безумец, и что за радость была тебе в моей кончине?
Сам не понял, почему решил выразиться в подобном штиле, но мне эта фраза понравилась. А парень пытался еще играть в бесстрашного героя.
- Все равно тебе не жить, - скривился он, сжимая правое запястье пальцами левой руки, словно от этого боль станет меньше.
Вон оно как, видно, неспроста на меня этот урка накинулся. Что ж, вечер перестает быть томным.
- Слушай, а ты на пианино не играешь? - сменил я тональность.
Отморозок не без удивления отрицательно покачал головой.
- Ну, тогда ты особо и не расстроишься, если за каждый неверный ответ я буду ампутировать тебе по одному пальцу. А что ответ неверный - я почувствую, у меня в голове стоит неплохой такой детектор лжи. Так что советую говорить правду.
Тот, наверное, и не знал, что такое детектор лжи, но судорожно сглотнул, уставаясь на покрытый каплями дождя металл лезвия, словно кролик на удава.
- А для начала, в качестве наказания за твой проступок, я все же лишу тебя одного пальца. На первый раз мизинца.
Тут же резким движением выгнул его левое запястье и… Черт возьми, не так-то просто отрезать палец находящейся на весу руки, да еще когда жертва дергается и вопит благим матом. Надеюсь, поблизости никто не прогуливается в этот поздний час. Ноя все же справился с поставленной задачей. Отпустил запястье, и бандит схватился за жалкий, кровоточащий обрубок.
- Сука! А-а-а-а!!!
Одного хорошего удара в область уха хватило, чтобы вопли перешли во всхлипывания.
- Итак, - произнес я, держа перед его носом отрезанный мизинец, - итак, как тебя зовут? Отвечай быстро, три секунды задержки - и лишишься еще одного пальца.
На его месте я бы точно не строил из себя героя, вот и он решил проявить благоразумие.
- Витка Червонец.
- А настоящая фамилия?
- Герасимов.
- Давно уркой заделался?
- С пацанов еще. Батя мой уркой был, еще при царе сидел, и я тоже.
- Что тоже?
- Тоже сидел… почти.
- Как это почти? И за что?
- Да в Николаеве фраера одного дербанули, покалечили до смерти, а тот шишкой оказался. Менты за это дело серьезно взялись, взяли нас, мне червонец выписали. Да только на пересылке я сбежал, в Николаев возвращаться было опасно, сюда прибился, к местным уркам.
- И кто же меня заказал? - задал я наиболее интересовавший меня вопрос.
- Да никто, я сам на гоп-стоп пошел… Ай, нет, не надо! - завопил Червонец, увидев, что я собираюсь отчекрыжить ему еще один палец.
- Все скажу, только не надо!
- Говори, я слушаю. Три секунды у тебя есть. Одна, две…
- Московские тебя заказали.
Оп-па, а это уже интересно. Тут же всплыло в памяти знакомое лицо на перроне Курского вокзала. Видно, не показалось. И как ведь выследили! Красавцы!
- Кто именно, как зовут, как выглядят? Где договорились встретиться и когда?
В следующие несколько минут я стал обладателем ценной для меня информации. Видно, очень не хотел Червонец лишаться очередного пальца. Правда, он еще не догадывался, что я ему уготовил.
А напоследок еще один вопрос:
- И во сколько меня оценили?
- Пятьсот.
- Так дешево?! - изумился я. - Да у нас докер в порту больше в месяц зарабатывает.
- Сукой буду, не вру, - побожился на свой манер Червонец.
- Ладно, верю.
Лезвие с легким хрустом вошло в грудную клетку. Где находится сердце - я прекрасно знал, поэтому парень практически не мучился. Умер он с удивленно-обиженным выражением лица. Ну так я и не обещал, что сохраню жизнь, уговор был только насчет пальцев. Нет, вот сейчас жалость во мне где-то глубоко внутри шевельнулась, но я усилием воли загнал ее обратно. Не время пока, не время. Нужно разобраться с московской делегацией, пока есть такая возможность. На смену утром, впереди вся ночь, чтобы утрясти личные дела. Надеюсь, Червонец не соврал, и встреча состоится в том самом месте, о котором он мне рассказал.
Глава VIII
До улицы Базарной я добирался пешим ходом около часа. Все-таки город я знал не настолько хорошо, чтобы практически среди ночи без подсказки редких прохожих найти нужный адрес. При этом я старался прикрывать нижнюю часть лица ладонью или выбирать места потемнее, чтобы моя физиономия не отпечаталась в их зрительной памяти.
Ничем непримечательная улица кроме как чисто местечковой архитектурой и зданиями постройки XIX века. Наверное, тут много чем торговали когда-то, судя по названию, но сейчас по пути к дому?13 мне попалась лишь одна скобяная лавка. Сам же номер дома особого суеверия у меня не вызвал. Если кому-то и грозят неприятности, то пусть это будут его нынешние обитатели. Вернее, отдельная их часть, собравшаяся на этой "малине", оказавшейся одноэтажным деревянным домом на кирпичном фундаменте, запрятанным в глубине двора.
Здесь, если верить словам Червонца, должно было находиться 5–7 человек.
Двое москвичей, а остальные - представители местной криминальной братии. Это не считая хозяйки - подслеповатой и глуховатой старушки, потерявшей здоровье еще по молодости на каторге, куда угодила за участие в банде грабителей. Видно, бойкая была девчушка.
Огнестрел, говорил покойный урка, у одного столичного точно имеется, а также у одного местного. Червонец описал мне их приметы, так что я знал, кого нужно будет убирать первыми. С остальными в рукопашной должен был справиться, вряд ли ко-то из них обладает соответствующей боевой подготовкой. В этом мне должен был помочь конфискованный у Червонца нож, больше смахивающий на небольшой тесак. Крови, понятно, прольется немало, но что делать… Каких-то моральных терзаний по этому поводу я не испытывал. Уголовники должны либо пахать на лесоповале, либо стоять у стенки с намазанным зеленкой лбом, а не устраивать охоту на ни в чем неповинного человека. То, что я в Москве завалил какого-то отморозка - так здесь не моя вина, он первый рыпнулся с пером на меня. Так что сейчас я должен нанести упреждающий удар, чтобы перерубить этот тянущийся за собой хвост, включая местные зацепки.
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Не успел я подойти к слабоосвещенному окну, прикрытому занавеской, чтобы провести рекогносцировку на местности, как входная дверь распахнулась, и на крыльцо вышли трое. Я мигом нырнул за угол, в надежде, что в потемках этой тройке не удалось разглядеть постороннего.
Они задержались на крыльце, продолжая, видимо, начатый еще в помещении разговор, и хоть говорили негромко, да еще и дождик мелко барабанил по крыше, но я отчетливо слышал каждое слово.
- Надеюсь, у вашего Червонца все получилось, - говорил один. - Не хотелось бы, чтобы случилась осечка.
- Вы еще Червонца не знаете, - ответил сиплый голос. - Это вам не марвихер, ему человека порешить - что папироску выкурить. Особенно за бабки.
- Тот тоже не лыком шит, нашего кореша голыми руками уделал… Лады, мы пошли, если что - адресок нашей съемной хаты знаете, или мы завтра зайдем поспрошать, чем все закончилось. А тогда и вторую часть гонорара скинем.
- Зря не остались. Мы бы вам нашли место, куда кости кинуть. А то охота тащиться два квартала под дождем…
- Ничего, не сахарные.
Я отпрянул в сторону, и мимо меня, ссутулившись под накрапывающим дождичком, прошли двое. Оба в темных плащах, примерно одинакового роста, только один в шляпе, а второй в кепке.
Так-так-так, планы меняются. Забить на московских и заняться местными? Или проследить, куда пошлепали эти двое, и разобраться сначала с ними? Наверное, этот вариант предпочтительнее, а местных стоит оставить на десерт. Вот только валить их по пути или проследить до самого дома? И вообще дождаться, когда они уснут, после чего забраться в дом или квартиру и пришить их во сне? Хм, как-то не катил мне такой вариант. Хоть и гады они конченые, а все ж достойны более честной смерти. Ладно, попробуем решить проблему по ходу движения. Лишь бы не успели выстрелить. Вот тоже еще вопрос: у кого из этой пары пистолет? Раз выяснить нельзя, то придется действовать быстро. Главное же условие - отсутствие случайных свидетелей. Несмотря на позднее время и ненастную погоду, вполне можно было встретить запоздалую парочку или вообще какой-нибудь патруль.
Подходящий случай представился, вероятно, уже на подходе к их съемному дому, поскольку урки свернули в подворотню, направляясь к стоявшему чуть на отшибе одноэтажному строению. Хорошо, что шел пусть и не сильный, но все же дождь, скрадывающий шаги. К тому же луну заволокло тяжелыми облаками, а фонарей поблизости не наблюдалось. Идеальные условия для атаки, и я этим воспользовался.