– Не ошибается, как известно, тот, кто ничего не делает, – эта истина известна всем, – ответил Иванов. – Недоверчивость и расчет своих интересов – важнейшие качества всех великих – как полководцев, так и политиков. А Сталин был великим политиком! Величие лидера заключается в умении вычислять свою выгоду с точки зрения занимаемой должности, с учетом интересов руководимого им государства. Сталин хорошо понимал, что его величие зависит от величия и благосостояния страны. Он говорил: "Если будем сильными – будут уважать!". А помните, что в свое время сказал афинянин, военачальник Харбий? "Армия баранов под предводительством льва сильнее армии львов под предводительством барана". Наполеон Бонапарт переиначил это высказывание по-своему: "Армия баранов под предводительством льва победит армию львов под предводительством барана"… Сейчас во главе страны нужна личность!
– Так ты за авторитарное государство? Ты против демократии? – Косачаный специально так поставил вопрос.
– Демократии? Гражданского общества наподобие западной демократии в нашей стране еще долго не будет. Не готов народ – не воспитан. Поэтому я – за лидера у руля России. За настоящего лидера. Который остановит потоки крови и криминал…
Иванов хотел сказать что-то еще, но его прервала до сих пор молчавшая Наташа:
– Ребята, мы, наверное, пойдем. Поздно уже.
Все мужчины в комнате, отвлекаясь от захватившего их спора, сразу ожили и стали предлагать себя в провожатые.
– Не торопитесь, девушки! – воскликнул Косачаный. – У меня машина. Я вас подвезу. А сейчас сделайте старику приятное – давайте потанцуем.
Замполит прибеднялся: даже в авиации тридцать восемь лет – не старость.
Зазвучал магнитофон, и дружно организовался круг для быстрого танца. На следующий медленный танец замполит, опередив всех, пригласил Наталью. С нехорошим чувством Иванов вспомнил, как Ковалев рассказывал, что Косачаный уже пытался ухлестывать за ней. С маской равнодушия на лице Иванов наблюдал, как, танцуя, Наташа и Косачаный мило беседуют, от этого в груди у Иванова разжигался нехороший огонь. Ирина медленно кружилась с Костиным, а Ващенка, наконец, достоялся в очереди за Мариной, от которой весь вечер не отводил глаз. Довольный вид Косачаного действовал Иванову на нервы, поэтому, сохраняя внешнее спокойствие, он с безразличным видом вышел из комнаты на лестницу. Иванов чувствовал острую необходимость в уединении, чтобы успокоить нервы и привести мысли в порядок. Он ревновал. Прикрыв за собой дверь, все не мог успокоиться. В голову лезли нехорошие мысли. Иванову очень хотелось, чтобы Косачаный скорее уехал, и чтобы Наташа нашла его здесь.
Минут через пять дверь распахнулась, но вместо Наташи на пороге возник Косачаный. "Он определенно решил испортить мне весь сегодняшний вечер!" – раздражаясь еще больше, подумал Иванов.
– Мне с тобой надо поговорить! – произнес замполит с неприязнью. Он явно был чем-то расстроен.
– Весь во внимании, – съерничал Иванов.
– Слушай, Александр, – замполит приблизился почти вплотную, – чего ты добиваешься? В "самоволки" бегаешь, пьянки организовываешь, разговоры вредные ведешь, песенки ненужные поешь. Сегодня баб в расположение притащил. Чего ты добиваешься? Может, ты служить устал? Пиши рапорт – удовлетворим.
У Иванова возникло непреодолимое желание заехать замполиту в челюсть. Он еле сдерживался, но ответил спокойно, глядя противнику прямо в глаза:
– Я делаю твою работу, подполковник.
Видимо, ничего подобного Косачаный не ожидал.
– Соблюдайте субординацию, товарищ майор! – отскочил замполит как ужаленный.
– Попрошу аналогично! – ответил Иванов и вышел в коридор, прекрасно понимая, что нажил себе серьезного врага. Но на душе у Иванова почему-то стало спокойнее.
В коридоре он столкнулся с Наташей.
– Саша, ты куда пропал? Мы уезжаем с вашим замполитом, а я не могу тебя найти. Обиделся?
Иванову очень не хотелось, чтобы Косачаный находился рядом с этой девушкой даже одну минуту, и он предложил:
– Наташа, пусть девчонки едут, а я провожу тебя.
– Нет, ты сначала ответь: обиделся? – заглядывая прямо в глаза, настаивала Наталья.
– Нет.
– Не обманывай. Ревнуешь?
– Чуть-чуть, – сдался Иванов.
– Как мне это приятно слышать! – залилась своим красивым смехом Наташа. Глядя на нее, Иванов тоже улыбнулся.
– Я сейчас только переговорю с девчонками. – и она, подарив ему еще одну улыбку, подбежала к Ирине с Мариной, стоявшим в обществе Костина и Ващенки.
К Иванову подошел Ващенка.
– Натаха твоя – какая шустрая! Похоже, замполит пытался клеиться, так она его "отшила". Ты бы видел его рожу!
– А Марина твоя тоже ничего, – в тон ему сказал Иванов, испытывая от услышанного чувство огромного морального удовлетворения. – Не теряйся. По-моему, у тебя неплохие шансы.
– Я уже договорился, – по секрету сообщил хитро улыбающийся Ващенка. – Завтра мы с Витькой Костиным идем к девчонкам в гости… Если вы не будете против, товарищ майор. – на последней фразе Ващенка явно лукавил.
– И мы с Наташкой к вам присоединяемся, – решительно подтвердил Иванов.
– Не получится, командир, – без улыбки сообщил Ващенка. – Твоя Наташка завтра в ночь должна летать по санрейсам. Она тебе не говорила?
– Еще нет.
– Скажет. – Ващенка взглянул на приближающихся девушек. – Ну ладно, мы с Витькой проводим их до машины. А твоя, как я понимаю, не поедет?
– Правильно понимаешь. Мы пройдемся.
– Не заблудитесь! – подмигнул Ващенка и пошел вслед за девушками к выходу. Иванов с Наташей нарочно отстали от всех.
– Ты завтра в ночь? – спросил он, взяв ее ладонь в свою.
– Да, – тихо ответила она, переплетая его пальцы со своими.
– А я должен летать днем. Значит, не увидимся до послезавтра?
– Отдохнешь от меня.
– Я похож на утомленного?
Но ответа на свой вопрос Иванов получить не успел: они вышли из подъезда и увидели Косачаного, с нетерпением поджидающего у зеленого командирского "УАЗика". Ващенка и Костин, усадив своих подруг в машину, стояли в сторонке. Сказав всем "До свидания!", Иванов с Натальей прошли мимо замполита и уже вслед услышали его удивленный вопрос:
– Наташа, ты не поедешь?
– Спасибо, Игорь Дмитриевич, мы пешком! – ответила она своим низким красивым голосом.
Теплый ночной ветерок донес два тепловозных гудка со стороны вокзала. По темным улицам Моздока в это позднее время уже не курсировали автобусы, но часто встречались неспешно идущие военные машины, и для небольшого города было довольно многолюдно. Основной контингент составляли мужчины в камуфляже. Многие при оружии. Складывалось такое впечатление, что трезвыми по вечерам на улицы выходят только армейские и милицейские патрули. Как растревоженный улей, днем и ночью гудел аэродром Моздока – это садились и взлетали тяжелогруженые самолеты. Своим особым стрекочущим звуком выделялись вертолеты, работающие как автобусы по маршруту Моздок – Грозный, доставляющие из Моздока в Чечню войска и обеспечение, а обратно – "Груз 200" и "Груз 300" для уже ожидающих транспортных самолетов.
– Как ты не боишься ходить по улицам, где все мужики пьяные и с оружием? – спросил Иванов у Наташи.
– Честно? Боюсь очень! – она взглянула на него и прижалась к плечу. – Но с тобой мне совсем не страшно.
"Боже, – подумал Иванов, – как легко может женщина поднять мужчину в его собственных глазах!"
– Потому что у меня пистолет? – спросил Иванов, изображая суперковбоя.
– Потому что ты очень хороший. С тобой надежно, – серьезно ответила Наташа. После того как она это произнесла, Иванов почувствовал, как все то, чем он жил до встречи с ней, все то, о чем мечтал, к чему стремился, – все потеряло смысл, кануло в небытие, исчезло, растворилось, осталась только она и этот чудесный, восхитительный миг, и Иванов хотел, чтобы этот миг не заканчивался никогда, а повторялся снова и снова! Александр чувствовал себя на седьмом небе от охватившего его всего, целиком без остатка, ощущения огромного счастья!
Они подошли к парку, в котором не было людей, а на половине фонарных столбов не горел свет. Это было идеальное место для уединения, и Иванов, недолго думая, увлек Наталью в глубину парка.
– Что ты хочешь, сумасшедший? – смеялась она.
– Тебя! – выдохнул он, прижимая ее к дереву.
– Перестань, ну перестань же! – просила Наталья, смеясь и уворачиваясь от сыпавшихся поцелуев. – Люди увидят.
– Здесь никого нет. Пусть видят! – горячо шептал он. Обняв Наташу левой рукой, правой он попытался поднять подол платья, но дальше уже ничего сделать не смог. Наталья резко присела, и, если бы не ствол дерева, то они бы свалились на траву. Она ловко выскользнула из его объятий. Он стремительно кинулся за ней.
– Прекрати! – в ее голосе послышались уже твердые нотки.
– Ну что ты? – он попытался приблизиться. Девушка резко оттолкнула его и приняла стойку боксера.
– Я тебя ударю, – предупредила она.
– Наташка! Зачем так грубо? – укорил он ее, держась на всякий случай на расстоянии, и решил применить проверенный прием: – А если я завтра не вернусь из полета, и это наш последний вечер? – теперь он смело приблизился к ней.
– Что ты! – она испуганно прикрыла ему рот ладошкой. – Так нельзя говорить – накличешь беду. – в ее немигающем взгляде стоял испуг. И Иванов уже пожалел, что так глупо пошутил.
– Поцелуй меня, – тихо попросила она, опуская руки…
"Неужели могут быть на свете женщины лучше нее? Нет, не может такого быть! Она, только она, самая лучшая, самая красивая, самая нежная и желанная. Она – любимая! Я ей еще не сказал, что люблю ее? Скажу! Вот принесу на следующее свидание огромный букет цветов и скажу: "Наташа, я люблю тебя, выходи за меня замуж!". Так думал Иванов, любуясь девушкой, когда они еще долго гуляли по парку.
– Хочешь знать, что мне предложил ваш замполит, когда танцевал со мной? – явно стараясь заинтриговать Иванова, вдруг спросила Наташа.
– Уверен, ничего оригинального, – ответил Иванов как можно безразличнее. Внутри же бушевало негодование: "Вот гад! Представляю, что он мог тебе предложить!".
– Сказать? – смеясь, задиралась Наталья.
– Ну скажи.
– Себя вместо тебя! – похоже, ей нравилось злить Иванова. Но он, стараясь казаться спокойным, смолчал.
– А хочешь знать, что я ответила ему? – девушка загадочно улыбнулась.
– Очень хочу! – Иванов уже не скрывал эмоций, испытывая запоздалую досаду от того, что все-таки не заехал Косачаному в морду. – Только сначала скажи, как он себя предлагал.
– Как? – и Наташа, передразнивая Косачаного, произнесла: – Наталья, ты должна принадлежать мне, я же лучше него!
Она звонко засмеялась своим серебряным смехом, Иванов же, напротив, не мог разделить ее веселья. "Гад толстомордый, убью!" – вертелось у него в голове.
– И знаешь, что я ему ответила? – Наташа остановилась, обняла Иванова за талию обеими руками, прижалась и, глядя снизу вверх околдовывающим взглядом серо-голубых глаз, вдруг спросила:
– Что бы ты ответил на моем месте?
– Не знаю.
– А ты подумай.
– Не знаю, – пожал плечами Иванов.
– Я ему сказала: "Что в вас есть такого, чего нет у Саши?".
Она уже не смеялась, а доверчиво, как ребенок, припала к его плечу. Иванов снова почувствовал себя самым счастливым человеком на свете: ну конечно же, он помнил – этот вопрос он задал Наташе несколько дней назад, в их первую ночь! Злость на Косачаного растаяла, и Иванову даже стало жаль его.
– Ах ты, моя хулиганка! Ты моя умница. Как я обожаю тебя, Наташка! – он ласково поднял ее на руки и поцеловал. – А знаешь, летчики зовут Косачаного "Косо зачаный"? – Иванов стал кружить Наташу. Они громко смеялись.
Прощание возле женского общежития было недолгим – на них смотрели дежурные милиционеры с автоматами, под охраной которых девушки могли спать спокойно. Чужие взгляды почему-то смущали. Иванов даже постеснялся поцеловать Наташу на прощанье, лишь нежно пожал ей руку.
– Я к тебе приходила, теперь ты должен прийти ко мне. Посмотришь, как я живу, – предложила Наташа.
– А меня пропустят?
– Что-нибудь придумаем. – она прикоснулась кончиками пальцев к его плечу. Он видел, что ей тоже не хочется расставаться.
– Пока, – грустно прошептала она. – Иди. Послезавтра вечером я тебя буду ждать. – И пошла, не оборачиваясь, к подъезду. Иванов молча смотрел ей вслед. Расставания ему никогда не удавались.
Когда Иванов вернулся в расположение части, личный состав звена уже спал. Стараясь никого не разбудить, Иванов лег и, думая о самой прекрасной девушке на земле, не заметил, как заснул.
Утром следующего дня при входе в столовую Иванов столкнулся с выходившим оттуда Косачаным. Молча поприветствовав друг друга, офицеры разошлись. Но взгляд Косачаного, какой-то нехороший взгляд, запомнился Иванову.
День прошел в обычном порядке, если не считать, что Александр каждую минуту думал о предстоящей встрече с Наташей, строя планы, как он принесет ей букет цветов и признается в любви, а она ответит, что тоже любит его. И очень сожалел, что не может увидеть ее раньше.
В тот день усиленно работали соседи – штурмовики "Су-25". Самолеты взлетали парами с интервалом в две-три минуты и меньше чем через час возвращались без бомб и ракет. Утром перед взлетевшим вертолетом Иванова в сторону гор ушла большая группа "двадцатьчетверок". Хотелось верить, что новой кавказской войне скоро придет конец. "Женюсь на Наташе, заберем дочку и поедем служить в какой-нибудь гарнизон. А там и сына родим!" – мечтал Иванов о том, что будет в другой, лучшей жизни.
Вечером после полетов Иванова отозвал в курилку начальник штаба полка – подполковник Гриневский. Он всегда нравился Иванову настоящей офицерской выправкой и аккуратным при любых обстоятельствах видом. Подполковник Гриневский имел такую особенность – быть образцом во всем. Внешне он напоминал белогвардейского офицера из фильмов про Гражданскую войну: интеллигентное лицо, тонкие усики под прямым носом, твердый строгий взгляд светлых глаз. Иванов знал, что Гриневский воспитывался в Казанском суворовском училище, после которого поступил в летное, а в Афгане они даже служили в одной части, но в разное время. Там Гриневский летал заместителем командира эскадрильи.
– Хочу поговорить с тобой, Александр Николаевич, неофициально. Ты не против? – поинтересовался Гриневский, закуривая сигарету и садясь на лавочку. – Присаживайся, не стесняйся. – Иванов поймал на себе взгляд его пытливых глаз.
Александр сел, приготовившись к серьезному разговору. В полку все привыкли к интеллигентной манере общения начальника штаба с подчиненными. Даже раздражаясь, Гриневский редко выражался нецензурно.
– Сегодня командир утверждал списки представляемых к орденам, – Гриневский внимательно посмотрел Иванову в глаза. – Твою фамилию вычеркнули.
– За что? – равнодушно спросил Иванов, но обида острым ножом резанула по сердцу.
– А ты, Александр, себя спроси: за что? – спокойно ответил Гриневский.
– Замполит постарался? – высказал догадку Иванов.
– Зачем обвинять кого-то, когда можно просто попридержать свой язык. Язык – он многих до беды довел. А ты не просто летчик, у тебя люди в подчинении. Они на тебя равняются, учатся у тебя. А какой пример ты им подаешь? – начальник штаба затянулся сигаретой и замолчал, глядя в сторону. Иванову нечего было ответить. Прав был начальник штаба.
– И потом, имей в виду, – снова заговорил Гриневский, – "Мохнатое ухо" не зря здесь находится.
"Мохнатым ухом" боевые летчики называют представителей ФСБ в армейских частях – особистов.
– Пусть бы они Дудаева с Басаевым ловили! – Иванов понял, что вчерашний разговор со звеном Косачаный передал фээсбэшникам.
– Это их дела, – предупредил Гриневский. – Так что, Александр, мой тебе совет: думай головой, прежде чем что-нибудь сказать, и смотри, кто перед тобой.
– Спасибо, Николай Иванович. – Иванов благодарил искренне.
– И еще, – Гриневский поднялся, – в этот раз отстоять тебя мне не удалось, но в следующий список я тебя включу обязательно. Так что – не подведи.
– Постараюсь, Николай Иванович.
Уходя, Гриневский крепко пожал руку, и Иванов остался один. Злость на Косачаного вскипела с новой силой. Настроение упало ниже ватерлинии. Иванов очень жалел о том, что не увидит сегодня Наталью. С ней он бы смог забыть обо всем плохом.
После ужина, отпустив Ващенку и Костина до утра, Иванов напился до беспамятства.
Утреннее пробуждение было ужасным: тяжелая голова раскалывалась, во рту ощущался неистребимый привкус собачьего дерьма.
– Что мы вчера пили? – спросил Иванов помятого Фархеева.
– Водку, – хрипло ответил тот. – Башка трещит!
– Ты где ее брал?
– В ларьке.
– Интересно, что они в нее добавляют? Яд какой-нибудь?
– Гонят из коровьего дерьма, – высказал догадку Фархеев. – Надо бросать пить, командир. Здоровья может не хватить на это.
Чтобы как-то привести себя в чувство, Иванов облился холодной водой из-под крана. Но это мало помогло – голова раскалывалась. Было такое ощущение, что одна половина болит сильнее, а другая совсем ничего не соображает. Необходимо было срочно похмелиться, но смотреть на водку без тошноты Иванов не мог и сильно жалел, что не приберег для такого случая шампанского, как советовал Ковалев. Но делать было нечего: с чувством великого отвращения Иванов налил треть стакана водки и через силу опрокинул ее себе в рот. Проглотив содержимое двумя большими глотками, борясь с подступающей тошнотой, он высунулся в окно и стал глубоко дышать.
Минут через тридцать, почувствовав себя лучше, Иванов направился в столовую. Возле входа слонялись Костин и Ващенка. По осунувшимся лицам подчиненных командир звена понял, что ребята тоже гульнули "по-гусарски".
– В столовой были? – не здороваясь, хмуро поинтересовался Иванов.
– Не хочется, – мрачно промычал Костин.
– Горячего чая попейте без сахара – помогает, – посоветовал Иванов и зашел в помещение.
За завтраком в большом зале слышались разговоры летчиков о каком-то упавшем ночью в горах вертолете. Но из-за плохого самочувствия вдаваться в подробности Иванов не стал.
Горячий чай без сахара ожидаемого облегчения не принес. Голова болела, приступы тошноты стали реже, но совсем не проходили. Иванов вышел из столовой и вновь наткнулся на Ващенку и Костина:
– Ну что, братцы-кролики – начинающие алкоголики, летать-то сегодня сможете?
– Не впервой – отлетаем по первому классу, – ответил Ващенка, но оптимизма в его голосе Иванов не уловил.
– Да, ребятки, – произнес он сочувственно, – дорвались вы до бесплатного. Ну, поглядим, насколько вас еще хватит с такой жизнью.
Предполетные указания командир полка начал с сообщения:
– Сегодня ночью упал вертолет майора Крапивина. Они врезались в одну из сопок Терского хребта. Экипаж и пассажиры погибли. Причины катастрофы выясняются. Возможно, что вертолет был сбит. Прошу почтить память погибших минутой молчания.