– Товарищи, друзья, братья! – Иванов поднялся, призывая к тишине. Он решил произнести тост. – Война и смерть – это одно и то же. За победу в этой войне пить не буду, потому что побед в таких войнах не бывает. Я выпью за каждого из вас, за нас всех, оказавшихся здесь и сейчас. Значит, именно здесь и сейчас мы нужнее всего Родине – нашей России. Правители бывают разные, но Родина у нас только одна. Выполним же свой офицерский долг до конца. И пусть на этом рубеже мы не окажемся последними солдатами России, и чтобы после нас было кому поднять наше полковое знамя и знамена тысячи полков. За сильную армию! За сильную Россию!
На похороны Наташи командир полка отпустил Иванова без вопросов. Помогло ходатайство начальника штаба – подполковника Гриневского. Бумаги оформили быстро.
Военно-транспортный самолет "Ан-26" российских ВВС выруливал на взлетную полосу аэродрома Моздок ранним, не по-летнему прохладным утром. В качестве пассажира на его борту рядом с цинковым гробом сидел Иванов. С ним летели офицер госпиталя, где служила Наташа, прапорщик и четыре солдата из комендатуры. Тяжело разбежавшись, самолет взял курс на север.
Весь недолгий полет Иванов мысленно разговаривал с Наташей. Снова и снова он оживлял в памяти каждый миг, когда они были вместе, вспоминал каждое произнесенное ею слово. Закрывая глаза, он видел перед собой ее живое лицо, улыбку, сквозь гул самолетных двигателей ему слышался ее голос. Казалось, что Наташа рядом. Живая. Иванов чувствовал ее присутствие, а когда открывал глаза, то видел перед собой лишь серый холодный металл цинкового ящика.
– Ну вот ты и дома. – самолет пошел на посадку.
Иванов пытался представить встречу с родственниками Наташи. Что он им скажет? Но говорить никому ничего не пришлось. Когда опустилась грузовая рампа, к хвосту самолета подошла бортовая машина зеленого цвета с военными номерами. Солдаты подняли гроб и погрузили в автомобиль. Туда же, в кузов, взобрался и Иванов. Он понимал, что все меньше и меньше остается времени, когда ему еще можно побыть рядом с Наташей, поэтому не хотел ни на секунду отходить от нее. Гражданских никого не было: видимо, родственников на аэродром не пустили. Увидел их Иванов только возле дома, где жила Наташа.
Старенький пятиэтажный панельный дом, благоустроенный зеленый дворик – это все, что запомнил Иванов. Во дворе машину встречало много людей. Мать Наташи среди остальных Иванов узнал сразу, хотя не видел до этого никогда. Седая женщина в черном была похожа на дочь.
Иванов помог снять с машины тяжелый гроб. Но с родными и близкими первым заговорить не смог. Кто он им?
Прощание устроили во дворе. На крышку гроба поставили фотографию красивой девушки в летнем цветастом платье с незнакомой Иванову прической, но с такой знакомой улыбкой и родными серо-голубыми глазами. На фотографии Наташа выглядела совсем девчонкой. Жизнерадостная живая улыбка, которая так шла ей, была несовместима со всем происходящим, и Иванов не отрывал от фотографии взгляда.
Видимо, Наташу знал весь дом. Прощание затягивалось. Сопровождающий офицер подошел к стоящему возле гроба Иванову:
– Саша, надо подсказать родным: у нас через четыре часа самолет обратно.
Иванов кивнул. Рядом с мамой Наташи стояла высокая блондинка в черном платье и таком же платке. Иванов подошел к ней:
– Вы, наверное, Света – Наташина сестра?
Девушка, взглянув на Иванова, еле заметно кивнула.
– Вы меня простите, пожалуйста, но через четыре часа солдаты должны быть на аэродроме. Можем не успеть.
– А отложить вылет нельзя? – тихо спросила блондинка красивым низким голосом. Услышав знакомый, так похожий на Наташин голос, Иванов не смог отказать.
– Слушай, Володя, – обратился он к сопровождающему, – давай отложим вылет до утра. Солдат разместишь на аэродроме. А мы с тобой как люди помянем Наташку. Ты же ее хорошо знал.
Офицер посмотрел на солдат, что-то прикинув в уме, потом взглянул на Иванова:
– Мы с Натальей не один пуд соли съели вместе. О чем разговор, Саня, остаемся. Только с экипажем самолета разговаривай сам.
Для того чтобы переговорить с экипажем, Иванов взял "УАЗик" военкома – подполковника, находившегося здесь же, рядом с родственниками, и поехал на аэродром. Летчики – свои мужики – все поняли, и вылет перенесли на утро. Иванов успел вернуться до того, как гроб с Наташей погрузили на автомобиль, и процессия двинулась к кладбищу.
Мать Наташи все время держалась, видимо характер к дочери перешел от нее, плакала тихо. Но во время прощания у могилы закричала во весь голос, обняв гроб:
– До-оченька моя!..
Прощаясь с Наташей у свежевырытой ямы, Иванов по праву боевого товарища говорил громко:
– Служила ты Родине честно, была лучшей в своей профессии, погибла как герой на боевом посту, исполняя свой долг. Но была ты, Наташа, еще и самым лучшим товарищем. Другом. Настоящим человеком и другом. И мы запомним тебя веселой, яркой, красивой, молодой, такой, какой ты была всегда. И ты всегда будешь рядом с нами, рядом с теми, кто знал и любил тебя. Пусть земля будет тебе пухом…
Дальше в нарушаемой глухими рыданиями тишине он прочитал строчки:
На небесах, куда уходит дым
От Вечного огня, мы будем рядом.
Герой умрет, конечно, молодым.
Ничтожества командуют парадом.
А ты уснешь с улыбкой на лице
И будешь верить в то, что все недаром -
И слезы, и раскаянье в конце,
И Грозного туманы и пожары,
И солнце в дымно-траурном кольце,
И каменное небо над Кизляром,
Невзятые тобою города,
И белый свет, и темная вода
Забвения – а в ней живые рыбы.
Как просто умереть мы здесь могли бы,
Чтоб встретиться – на сей раз навсегда…
Раздались залпы воинского салюта. Отделение автоматчиков произвело три выстрела. Когда опустили гроб, Иванов не смог заставить себя кинуть в яму землю. Он не хотел, чтобы Наташу закопали. Понимал все, но не хотел. Поэтому отошел в сторону, чтобы не слышать звуков ударов падающих комьев земли о крышку гроба.
Когда все стали расходиться, Иванов вернулся к свежему могильному холму. Обращаясь к улыбающейся с фотографии Наташе, он тихо произнес:
– Теперь здесь твой вечный дом, Наташка. Не уберег я тебя. Не уберег. Прости, что я не рядом с тобой…
– Значит, еще не пришло время, – за спиной прозвучал тихий Наташин голос, заставивший Иванова вздрогнуть. Он обернулся. Рядом стояла Светлана. "Как похожи их голоса!", – опять поразился Иванов.
– Вы – Саша? – спросила она.
– Да… Иванов, – придя в себя от неожиданности, представился он.
– Идемте. – она взяла его под руку. – Можно?
– Конечно. – Иванов еще раз оглянулся на фотографию и пошел со Светланой.
– Вы знаете, письма идут неделю. Сегодня принесли конверт. Надо же, как раз сегодня…
– Хорошая она была. Я ее любил… Люблю… – поправился Иванов.
– Да вы знали-то друг друга всего две недели! – Светлана недоверчиво посмотрела на Александра.
– На войне у времени другой отсчет. – Иванов спокойно выдержал ее взгляд.
– А мне кажется, что теперь я вас знаю. Вы такой, как писала Наташа.
– Какой?
– Я вам дам прочитать ее письмо, – после недолгого молчания пообещала Светлана.
За столом Светлана посадила Иванова рядом с собой. По другую руку сидела мама Наташи. Своего мужа Светлана определила напротив, через стол. Иванов успел с ним познакомиться. Крепкий, но уже начинающий лысеть мужчина средних лет, немного повыше Иванова, производил хорошее впечатление. Они коротко, насколько позволяла обстановка, переговорили и даже успели выпить по одной, поминая Наташу, еще до того, как Светлана всех пригласила за стол. На этих поминках распоряжалась она.
Иванову удалось поговорить с Наташиной мамой. Красивое имя Любовь Михайловна подходило этой женщине. Странно, но она разговаривала с ним как с сыном, и Иванов чувствовал, что говорит с близким человеком. Он рассказал, как они встретились с Наташей, какой она была, о чем они говорили.
– Ты, Саша, приезжай к нам всегда. Не забывай, – просила Наташина мама. И он почувствовал, что говорит она искренне.
– Буду приезжать, Любовь Михайловна, – пообещал он. – Обязательно.
Оставив Наташину маму на попечение женщины, что не отходила от нее ни на шаг, Иванов подошел к офицеру сопровождения Владимиру, с которым вместе прилетели, и тот сообщил ему, что отыскал в городе своего однокашника по училищу, и чтобы Иванов не беспокоился до утра. В связи с этим Владимир собирался незаметно исчезнуть, но перед тем, как тот ушел, Иванов заставил его выпить за Наташу.
После первых произнесенных обычных в таких случаях речей общий разговор за столом разделился на отдельные темы. Светлана несколько раз куда-то выходила и возвращалась. Иванов пил много, но не пьянел.
– Через год приеду. Памятник на могилу нужно поставить, – говорил он Светлане. – А вы тут напоминайте военкомату о себе – не стесняйтесь.
– Ты раньше приезжай. Где жить – есть, – говорила Светлана. – Саша, ты нашей маме очень понравился. Значит, ты хороший человек. Всегда будем рады тебе.
– Спасибо, – искренне поблагодарил Иванов.
Кафе, где проходили поминки, вместило человек пятьдесят. Иванов рассматривал этих разных людей, стараясь определить, кто и насколько хорошо мог знать Наташу.
– А отца ее ребенка здесь нет? – спросил он у Светланы.
– Нет, – коротко ответила она.
– Ну да. Он же их бросил, – вслух произнес Иванов.
– Не совсем так, – возразила Светлана. И, уловив недоумение Иванова, объяснила: – Денис, отец ребенка, был против того, чтобы Наташа рожала. Давал денег на аборт, возил по врачам. Но Наташка уперлась: буду рожать! Он пригрозил, что не признает ребенка. Они поссорились, и она его выгнала. Потом родила дочку. Денис пытался наладить отношения, но Наташка – ни в какую. Денис обещал, что оставит жену. Но там – тоже дети. Наташка не хотела делать кого-то несчастным. Иногда они встречались, даже вместе с дочкой гуляли. Он деньги постоянно давал. И дает. Дочь признал. Но Наташа записала ее на свою фамилию. Гордая была.
– И как теперь с Наташиной дочкой?
– Как? – усмехнулась Светлана. – Да так: у моего – она кивнула в сторону уже хорошо набравшегося мужа – детей быть не может. Прогулял в молодости всех. Оформим опекунство. Будем воспитывать нашу Надюшку вместе с бабушкой.
– А где сейчас Надя?
– У родителей мужа. Мы ей говорим, что мама в командировке.
– Я смогу увидеть ее?
– Зачем? Не надо тревожить ребенка.
– Очень хочу увидеть Наташину дочь, – честно признался Иванов. – Я ведь думал, что у нас с Наташей дальше все сложится. Надя стала бы и моей дочкой.
Светлана долго и пристально смотрела в глаза Иванову, потом спросила:
– А почему ты не сказал Наташе, что любишь ее?
– Не успел. Долго собирался.
– Саша, ты сильно пьян?
Он подумал, что Светлана ему не верит, и начал доказывать, что все так и было, как он говорит, но Светлана прервала его:
– Сейчас вызовем такси и поедем.
Светлана, ее супруг, еле державшийся на ногах, и Иванов подъехали на такси к дому родителей мужа.
На шестой этаж поднялись на лифте.
Дверь квартиры открыл седой, но еще крепкий пожилой мужчина.
– Здравствуй, папа, – негромко поприветствовала его Светлана. – Принимайте нас.
Мужчина пропустил всех троих в квартиру и закрыл дверь.
– Как там все прошло? – поинтересовался он.
– Нормально, – ответила Светлана.
– Как мама? – из комнаты в домашнем халате вышла полная пожилая женщина. Увидев незнакомого человека в военной форме, на минуту растерялась: – Здравствуйте…
– Добрый вечер, – поздоровался Иванов.
– Вы уж извините, – засуетилась женщина, обращаясь только к Иванову, – не могли мы на похороны пойти. Давление у меня. И сердце болит. Как Любовь Михайловна, бедная, все это выдержала? Какое горе!
– Выдержала пока. Не знаю, что будет ночью. Поэтому мы ненадолго. Пусть Вадик у вас переночует, – показав на еле держащегося на ногах мужа, попросила Светлана. – А я – к маме. С ней побуду.
– Ладно-ладно, – женщина приняла из рук Иванова тело пьяного сына.
– А это Саша – сослуживец Наташин, – представила Иванова Светлана. – Он очень хотел посмотреть на Надюшку. Покажете?
– Да спит она уже, – недовольно произнес отец Вадика. – Кое-как уложили. Весь день капризничает. Боимся, чтобы не заболела.
– Я одним глазком. Можно? – попросил Иванов. Уехать, не увидев Наташину дочь, он не мог.
– Только тихо, – согласилась мама Вадика и провела Иванова в дальнюю комнату.
На большой взрослой кровати мирно спало крохотное существо, похожее на красивую куклу. У Иванова от умиления навернулись слезы. У него возникло ощущение, что перед ним лежит маленькая Наташа. Ему захотелось обнять, прижать к себе это чудесное создание. Он уже любил этого ребенка. Любил искренней отцовской любовью, потому что любил мать этой девочки.
– Вот, возьмите, – уже в коридоре Иванов вытащил нераспакованную пачку пятидесяток. Несмотря на протестующие жесты родителей мужа Светланы, он отдал пачку хозяйке:
– Эти деньги девочке пригодятся. Это Наташины деньги.
– Наташины деньги нам отдал офицер, прилетевший вместе с тобой, – уже в такси произнесла Светлана, когда они вдвоем возвращались на квартиру мамы. – Ты свои отдал.
– Наташины, – твердо повторил Иванов. Он не хотел спорить.
– Спасибо, – поблагодарила она.
"Как похожи их голоса!" – снова поразился Иванов.
Александра устроили в комнате Наташи. Здесь во всем чувствовалось ее присутствие. У стены, посередине комнаты, справа от окна очень удачно поставленный старенький письменный стол, наверное, еще помнил, как Наташа делала уроки. На полке стояли книги, которые читала Наташа. На шкафу – забавные разноцветные фигурки кошек и гномиков, которых касалась ее рука, на стене – несколько черно-белых этюдов – видимо, их рисовала Наташа. С нескольких фотографий разных лет на Иванова смотрела красивая девочка-школьница, девчонка-студентка, девушка в вечернем платье и, наконец, молодая женщина с грудным ребенком на руках. На всех фотографиях Иванов узнавал Наташин взгляд. Ему показалось, что здесь он находится не впервые, что все ему давно знакомо, что вот сейчас распахнется дверь, и в комнату в домашнем платье войдет сама хозяйка, спросит, как дела, и предложит чаю. Иванов опустился на кровать. Здесь спала Наташа. Подушка еще должна помнить свою хозяйку. Иванов зарылся в нее лицом и уловил знакомый запах Наташиных волос. Он не пошевелился, заслышав мягкие шаги.
– Саша, тебе плохо? – спросил Наташин голос.
– Мне очень плохо! – Иванов сел на кровати. Перед ним стояла Светлана.
– Света, мне очень плохо! – повторил он. – Кажется, что со смертью Наташи я потерял в этой жизни что-то главное!
По щекам Иванова текли слезы.
– Саша, ну что же делать? – Света присела рядом и, положив его голову на свое плечо, стала гладить ее по-матерински. – Жить надо. Надо жить.
– Как?
– Назло! Назло всему плохому. Назло смерти. Жить – и все!
– Без Наташи – не хочу!
– Она моя сестра. Я нянчила ее. Когда она родилась, отец ушел от нас. Мама – на работе. А я нянчусь. И растила, и воспитывала. Представь, каково мне сейчас? А я буду жить и растить Наташину дочь. А вот истерик устраивать не стану! – Светлана повысила голос.
– Прости, – Иванов застыдился своих слез.
Некоторое время они сидели молча. Затем Светлана поднялась, но Иванов удержал ее за руку.
– А у Наташи твой характер, – он смотрел снизу вверх на девушку и старался избегать слова "был".
– Мой и мамин, – сказала Светлана. – Мы женщины сильные, самостоятельные. А что нам еще остается? – мягко освободившись, Светлана стала медленно расхаживать по комнате перед сидящим на кровати Ивановым, размышляя о чем-то. Тот старался отыскать общее во внешности сестер. Но не находил. Светлана была ростом выше Наташи. На каблуках она смотрелась даже выше Иванова. Может быть, поэтому стройная фигура Светланы казалась тоньше, а ноги – длиннее. Волосы можно и перекрасить, но красота Светланы была совсем другой, чем красота Наташи, – более утонченной. И цвет глаз имел не серо-голубой оттенок, а серый. Очень похожим был только голос. "Наверное, у них разные отцы", – подумал Иванов.
– Ты тоже считаешь, что все женские беды – от мужчин? – задал он вопрос Светлане.
– Это тебе Наташа говорила?
Иванов кивнул.
– Давай, Саша, мы как-нибудь потом подискутируем на эту тему, – она остановилась и протянула ему вскрытый конверт. – Я принесла тебе письмо…
"Здравствуй, Света!
Привет тебе с берегов реки Терек, что течет у подножия хмурых и суровых чеченских гор, передает твоя младшенькая непутевая сестра!
Как вы там поживаете? Как себя чувствует наша любимая мамочка? Поцелуй и обними ее за меня. А как там ведет себя мой самый дорогой, мой самый любимый зайчик – моя доча Наденька? Скучаю по ней очень. Постоянно смотрю на фотографии. Выросла, наверное, без меня. Считаю деньки, когда, наконец-то, ее увижу. Скажите ей, что мамочка скоро приедет и привезет много-много подарков. Мамочка ее очень любит! Вспоминает ли она меня? Скучает ли? Пусть подождет еще чуть-чуть.
У меня все нормально. Меньше месяца осталось до конца командировки. Сама жду не дождусь, когда уже увижу всех вас. Очень надеюсь, что выплатят "боевые", как положено. Хоть тогда не зря все это. Но нашим офицерам, что отбыли в прошлом месяце, до сих пор не заплатили. Мне мой Андрей Валентинович письмо прислал. Клянется в вечной любви. Зовет к себе. Спрашивает, почему не пишу? А что я ему напишу? Я ему все по телефону сказала. Не верит. И напрасно. Я уже все решила.