Ваня послушно побежал за Быстровым. Тот подал сигнал Сергею, стоящему возле пленных, Сергей пнул одного из них в бок грязным ботинком и что-то коротко произнес. Пленный поднялся с трудом, так как руки были связаны за спиной. Сергей не стал снимать с его глаз повязку, а, схватив за волосы, повел того мимо стоящего вертолета. Там, метрах в двадцати, их уже поджидали Быстров с Мельничуком. Быстров что-то сказал, и пленный безропотно лег на землю, лицом вниз. Быстров неторопливо достал из кобуры пистолет, привинтил к стволу глушитель, дослал в ствол патрон и, почти не целясь, выстрелил лежащему в голову. Экипажу был слышен только слабый хлопок, будто кто-то стукнул палкой по матрасу. Так стреляет пистолет с глушителем. Человек на земле даже не дернулся. Сергей пошел за вторым. Второго обреченного он привел так же, держа за волосы. Быстров приказал и ему лечь, и наемник лег рядом с убитым. Быстров передал свой пистолет Мельничуку Иван, видимо, боясь промазать, наклонился над жертвой и выстрелил в упор. Сергей уже вел третьего. Тот упирался, видимо, понимая, что его ждет, что-то, торопясь, говорил на своем языке, скорее всего, о чем-то просил. На вид этому парню Иванов не дал бы и тридцати, и он был похож на араба. Иванов подумал, что глупо умирать в таком возрасте, когда почти вся жизнь еще впереди. Но наемники сами выбрали для себя такую судьбу.
Поравнявшись с сидящим у вертолета экипажем, пленный попытался встать на колени, но получил от Сергея удар носком ботинка в живот, от которого согнулся пополам и упал на спину. На помощь Сергею подоспел один из громил Быстрова, и они легко подняли верещавшую жертву за выкрученные назад руки и в таком положении понесли к месту казни. Ноги приговоренного почти не касались земли. Почему-то это запомнилось Иванову. Спецназовцы грубо бросили араба на землю рядом с убитыми. Он что-то кричал, пытался сесть, повязка на глазах мешала ему сориентироваться, но пленный, видимо, искал главного и хотел ему что-то сказать. Громила одним движением ноги уложил араба лицом на землю и наступил ботинком на спину. Вырываясь, араб вращал головой, мешая Ване прицелиться. Но Мельничук выстрелил. В ту же секунду раздался нечеловеческий вопль раненой жертвы. Растерявшись, Мельничук не произвел второго выстрела, но громила-спецназовец молниеносным движением воткнул нож в шею бьющегося под его сапогом человека. Вопль оборвался. Быстров забрал из рук застывшего в оцепенении Мельничука пистолет и ткнул Ивана кулаком в спину: "Иди отсюда".
– Твой дед во время войны случайно в карателях не служил? – спросил Ващенка Мельничука, когда тот белый как смерть доплелся до вертолета. Иван, не поняв вопроса, пробормотал:
– Он дергался… Я хотел в голову, а попал в лицо…
– Ладно, – оборвал его брезгливо Иванов, – сядь, успокойся.
Он испытывал отвращение к Мельничуку, но видел, как тому плохо.
Четвертого спецназовцы прикончили без осложнений. Стрелял сам майор.
Когда взлетели, Иванов поинтересовался у сидевшего молча Быстрова:
– А что будет с трупами?
Тот показал пальцем вниз на расположение воинской части:
– Это их проблема.
После того случая Мельничук несколько дней молчал. Иванов понимал, что стрелять в людей нелегко, даже когда не видишь их глаз и их предсмертных мучений. А тут такое. Любая война – это прежде всего убийство. Но впервые стрелять в человека непросто. Дальше мало кому это нравится. Но даже имеющий опыт Быстров, как заметил Александр, делал это без большого энтузиазма.
Но в тот день Иванову не было жалко убитых наемников. А вот убитых собак было жаль.
Следующую посадку совершили в расположении одной из частей внутренних войск на границе с Ингушетией. Все это время экипаж молчал. Снова заговорили только перед посадкой.
С Быстровым ушел офицер, присоединившийся к ним еще в первом пункте посадки. Спецназовцы стали заниматься пленными: они выводили их по одному из вертолета, не развязывая глаз, а развязав только руки, разрешали тут же оправиться. Потом снова связывали и укладывали лицом вниз на землю под палящие лучи безжалостного солнца. За время полета ни одному из пленных не предложили воды. Поэтому Иванов, подав Сергею фляжку, попросил напоить их.
Закончив процедуру с пленными, Сергей снова попросился в кабину. Они сидели вдвоем с Ивановым и молчали. У Сергея, видимо, кончились вопросы, а Иванову просто не хотелось с ним разговаривать. Спецназовец не выдержал первым:
– Не уважаешь?
Иванов не ответил.
– Приходится руки пачкать, – попробовал оправдаться Сергей. – Труднее всего – стрелять в своих, русских. А этих мусульманских фанатиков я бы всю жизнь давил своими руками. Ненавижу их. Это не люди. Они хуже зверей. Мы с ними еще гуманно поступаем. А они нашим перед смертью языки, носы и уши вырезают, глаза выкалывают, животы вспарывают. Живым головы режут. Наших пацанов в плену кастрируют и педерастят. И самые жестокие – наемники, такие вот, как эти. – Сергей показал в сторону лежащих на земле пленных. – Будь уверен, они тебе воды не предложат.
– Много наемников у Дудаева? – спросил Иванов.
– По нашим данным, более пятидесяти процентов.
– Кто же им платит? И как они сюда попадают?
– Это мы и выясняем, – ответил Сергей. – Иногда такие матерые "гуси" попадаются – хоть в музей истории войн.
Иванов знал, что "серые гуси" – профессиональная кличка наемников по всему миру. Еще их называют "псами войны".
– Недавно, – продолжал рассказывать Сергей, – получили мы информацию о том, что наша пехота взяла живыми двух снайперш. Одна прибалтийка, а другая – русская. Редкая удача. Обычно их кончают на месте. Но там оказался наш представитель, он и отбил их. Мы сразу же на вертолет – и в ту часть. Очень хотелось знать каналы вербовки. Прилетаем, а через них уже целую роту солдат пропустили. Избитые бабы, но еще живые. Правда, прибалтийка уже концы отдавала, в основном без сознания была, а другая – русская – оказалась покрепче. Девки-то совсем молодые, но каждая, говорят, по десятку наших ребят успела "уложить". Та, что в сознании, кроет всех матом, просит, чтобы ее пристрелили. Откуда такая взялась – не говорит. Но увидела Быстрова и сникла. Слова больше от нее никто не слышал. Мы обеих загрузили в вертолет и взлетели. В штабе нас ждали. А Быстров сидел чернее тучи. Тут подсел я к этой живучей и спрашиваю: "Много ли навоевала?". А эта стерва посмотрела на Быстрова и говорит: "Жалею, что мало пострелять удалось". После этих слов приказывает наш Витя открыть дверь и выкинуть обеих из летящего вертолета. Ту, что была без сознания, выкинули первой. А русская вдруг нашего командира по имени назвала. Цепляется за нас и кричит: "Прости! Витя, прости! Дочь у меня!". О дочке что-то кричала до самых дверей. Тут я ей врезал под дых, она мешком и вывалилась. Сучка, о дочке вспомнила. А сколько русских матерей она осиротила? А наш командир потом несколько дней из запоя не выходил…
Сергей замолчал.
– Ты только Виктору не проговорись, что про это знаешь, – попросил Сергей. Помолчав немного, добавил: – Не любит он эту историю вспоминать.
– Саня, погляди-ка! – раздался сулицы голос Ващенки.
Быстров приближался в сопровождении очень симпатичной молодой женщины, одетой в джинсовый костюм, и с фотокамерой на боку. Их никто не сопровождал. Завидев командира, спецназовцы стали загонять пленных в вертолет.
– Запускай! – скомандовал Быстров, подходя к вертолету.
Экипаж занял свои места, и винты закрутились. Взлетев, машина взял курс на Моздок.
Иванов выглянул в грузовую кабину через проем двери и посмотрел на сидящую рядом с Быстровым женщину.
– В твоем вкусе, – сообщил он Ващенке по переговорному устройству, кивнув головой в сторону пассажирки.
Тот только развел руками:
– Красивая женщина – чужая женщина.
За время полета Быстров ни разу не заглянул в пилотскую кабину. Поэтому Иванов задал вопрос уже на аэродроме:
– Кто эта милашка?
– Меньше будешь знать, крепче будешь спать, – грубо пошутил Быстров.
– Сам-то ты нормально спишь? – поморщился Иванов.
– Ладно, – примирительно усмехнулся Быстров. – Журналистка из Франции. Проверим и отпустим.
– Ты и на французском можешь? – полушутя, поинтересовался Александр.
– Могу немного, – и Быстров выдал целый монолог на французском.
– Не перестаю тебе удивляться! – выразил Иванов свое восхищение.
– Ну все. Наша машина идет, – засуетился спецназовец. – Значит, договорились: завтра в десять часов мы должны оторвать колеса в воздух.
– О'кей! Фирма веников не вяжет, – охотно согласился вертолетчик.
К вертолету подъехал зеленый "ГАЗ-66" с металлической будкой и решеткой на окошке. Спецназовцы стали переносить свой груз из вертолета в автомобиль. После пленных, подсадив в будку женщину, они забрались туда сами и захлопнули дверь. Быстров, помахав экипажу рукой – мол, "пока", – занял место в кабине, и машина уехала. А Иванов вдруг почувствовал страшную усталость.
– Мужики, – обратился он к экипажу, – я вздремну в вертолете. Как появятся оружейники – разбудите. Блоки будем вместе вешать.
Он лег на откидную лавку в грузовой кабине и, стараясь забыть все произошедшее днем, стал думать о Наташе. И не заметил, как задремал.
Проснулся он, когда работы по подвеске блоков шли в самом разгаре.
– Почему не разбудили? – подключаясь к работе, поинтересовался Иванов у Ващенки.
– Тут дел-то на пять минут. Отдыхал бы.
– Я что, барышня? – проворчал Иванов. – Помоги, заботливый ты мой.
Иванов схватился за переднюю часть тяжелого блока и почувствовал, как после тренировки со спецназовцем болят руки и ноги.
Когда после окончания работ экипаж шел по бетонной дорожке от стоянки вертолетов, заныл Мельничук:
– Командир, надо выпить. Мне необходимо снять стресс.
Хотя Иванов и понимал причину его стресса, но разговаривать с ним ему не хотелось. Поэтому ответил коротко:
– Сегодня нельзя.
– Но у меня все нутро трясется. Надо нервы успокоить, – продолжал канючить Иван.
– Так тебе и надо! – встрял Ващенка. – Тоже мне, Малюта Скуратов на общественных началах выискался. Мюллер хренов…
– Командир, он обзывается, – чуть не плакал борттехник.
– Заткнитесь оба, – Иванова Мельничук стал раздражать, поэтому, обращаясь к нему, он разрешил:
– Сегодня не больше ста пятидесяти граммов. Мы с Андреем не пьем. Я обещал Быстрову, что завтра экипаж будет трезвым.
– Спасибо, командир, – обрадовался Мельничук. – Так я в магазин?
– Иди, – разрешил Иванов.
– Командир, я к Марине хочу, – после того как убежал борттехник, заныл Ващенка.
– Потерпишь. Завтра задание сложное. Еще проспишь.
– Ну пожалуйста, – не отставал Ващенка. – Не просплю. Ну отпусти.
– Ладно, – согласился Иванов. – Пойдешь, если будешь себя хорошо вести.
– А это как?
– Меня с собой возьмешь.
– Ну, это с превеликим удовольствием! – обрадовался Ващенка. – Девчонки о тебе спрашивают.
– Да, Иринка меня как-то приглашала… – начал почему-то оправдываться Иванов.
– Я все понимаю, – перебил Ващенка, серьезно посмотрев на него.
Еще не пробило семнадцати часов, а Иванов с Ващенкой уже шли по городу.
– Такие полеты мне нравятся! – ворковал довольный "правак" в предчувствии хорошего вечера. – Куда курс держим?
– Пошли в госпиталь, – решил Иванов. – Девчонки должны быть еще там.
Летчики брели по светлым улицам Моздока, который жил прифронтовой жизнью. Но магазины, ресторанчики и киоски работали круглосуточно, днем и ночью торгуя спиртным. Иванов подумал, что с Наташей они ни разу не успели побывать в городе днем.
Ващенка первым вошел на проходную госпиталя и попросил вызвать Ковалева. Но ему ответили, что Ковалев улетел в действующие части и будет только завтра.
– Наверное, Мишка сейчас в Грозном, – предположил Ващенка. – Что будем делать, командир?
– Ждать, – коротко ответил Иванов. Он знал только фамилию Наташи. Ващенка вообще не интересовался фамилиями женщин, с которыми спал.
Идти было некуда и, целый час слоняясь у ворот госпиталя, они занимались подсчетом въезжавших и выезжавших машин. Наконец, заметили знакомое лицо: из дверей проходной появилась Тамара. Она увидела их и подошла сама.
– Здравствуйте, девушка! – Ващенка был сама вежливость. – Как ваши дела? Как драгоценное здоровье? Настроение?
Тамара поздоровалась, ответив улыбкой на улыбку.
– Здравствуй, – Иванов смотрел ей в глаза. Она выдержала взгляд.
– Ты там Иринку с Маринкой не встречала? – поинтересовался Ващенка.
– Там они, – Тамара не сводила с Иванова глаз. – Могу позвать.
– Позови, если можно, – обрадовался Андрей.
Когда Тамара скрылась за воротами госпиталя, Ващенка поинтересовался:
– Командир, ты чего на нее так уставился?
– Да так просто, – пожал плечами Иванов.
– Между прочим, за то, что она принципиально ни с кем не связывается, мужская половина госпиталя называет ее Баязет. Держать в осаде долго придется, – сообщил "правак". – Воспитание у нее такое. Мать русская, а отец грузин. Но мне она даже нравится: сама – ни-ни, а по отношению к другим – без комплексов.
Ирина и Марина вышли вместе с Тамарой. Девушки тепло поприветствовали парней, а Ирина поцеловала Иванова в щеку:
– Здравствуй, Саша! Давно не виделись.
– И меня! – потребовал Ващенка поцелуй от Марины.
– Мальчики, хорошо что вы пришли! – пропела Марина, чмокнув Ващенку.
– Сейчас едем к нам, – объявила Ирина. – Что покупаем?
– С нас – закуска, – балагурил на радостях Ващенка, – а с вас – вино и девочки.
– А водка? – спросила Марина.
– Девчата, мы сегодня если и пьем, то только вино. Завтра летаем по ответственному заданию, – ответил за себя и своего "правака" Иванов.
– А кроме вина вы что-нибудь будете?
– А как же! – снова встрял Ващенка. – Вас!
– Успокоишься ты когда-нибудь?! – прикрикнула на него Марина, чувствительно шлепнув по плечу. – Одно на уме.
– Не одно, а одна, – поправил Ващенка, прижимаясь к девушке. – А теперь пожалей.
– Руки, товарищ старший по званию!.. – отстранилась от него Марина.
– Ну пошли уже, – напомнила Тамара. – И так любопытных – целый госпиталь.
По направлению к ближайшему магазину Ващенка с Мариной под ручку шли впереди. За ними, шагах в пяти, гордо шествовал Иванов под руку с Ириной и Тамарой. Он понимал чувства встречных мужчин, с завистью глядевших в его сторону. Сегодня девушки надели "гражданку" и выглядели очаровательно.
Ващенка на ходу рассказывал Марине что-то веселое, а та негромко смеялась.
– Ты бы трепался погромче, – обратился к нему Иванов. – Мы тоже хотим посмеяться.
– У нас – интим! – отрезал Ващенка. – Больше никого не хотим.
Вино в магазине с видом знатока выбирала Тамара. Она неторопливо осмотрела витрину, затем переговорила с продавцом-осетином, и тот подал ей бутылку. Тамара перевернула выбранное вино несколько раз в руках и посмотрела на свет.
– Возьмем это, – удовлетворенно сказала она, и Иванов расплатился за четыре бутылки.
Автобуса ждать не стали, решили прогуляться пешком. Шли в том же порядке: Ващенка с Мариной чуть впереди, за ними – Иванов с Ириной и Тамарой. Ващенка нес сумку с вином и закуской.
Навстречу им попался командир роты из батальона аэродромного обеспечения – капитан Павел Антонов, хороший знакомый многих летчиков. Завидев товарищей в обществе трех красивых девушек, Антонов попытался присоединиться к их компании и даже прошел вместе с ними несколько кварталов, хотя до этого направлялся совсем в другую сторону. Но ему не повезло. По взглядам девушек Иванов понял, что подруги, похоже, против общества капитана Антонова. Парень был хороший, и обижать его отказом не хотелось. Поэтому Иванов на всякий случай негромко поинтересовался у Тамары, показав на Павла взглядом:
– Возьмем с собой?
– Не нужно сегодня никого чужого, – тихо ответила она.
Иванов перевел взгляд на Ирину. Та кивнула, подтверждая слова подруги.
– Паша, спасибо за то, что проводил. – Иванову пришлось взять на себя неприятную миссию. – Сегодня времени в обрез. Следующий раз обязательно пообщаемся.
Антонов все понял.
– Ну, пока, – капитан пошел, не оборачиваясь, в обратную сторону.
– Кстати, хороший парень, – прокомментировал Иванов.
– А нам он не показался, – ответила за всех Тамара.
Девушки вошли в дом и сразу прошли в свою комнату, а Иванов с Ващенкой стали разбирать на кухне принесенные в сумке продукты. Но накрыть на стол они не успели, девушки позвали летчиков в комнату и предложили поужинать на их широкой кровати. "По-восточному", – как метко подметила Марина.
На этот счет у Иванова нашелся анекдот, который он успел рассказать, пока девчата организовывали восточный ужин.
– После Нового года созваниваются две подруги, – Иванов постарался изобразить в лицах: – Ах, Маринка, как ты встретила Новый год? – Ах, Иринка, как всегда – в постели. – И что, много было народу?..
Девчонки прыснули, а Ващенка, изображая саму невинность, произнес:
– Вот так всегда: придет командир и все опошлит!
– Мальчики, рассаживайтесь, вы сегодня наши почетные гости, – пригласила Марина. – Мы сюда чужих не пускаем. Садитесь, а мы сейчас все быстренько сделаем.
Усадив парней, Марина с Тамарой побежали на кухню, а Ирина продолжала сервировать на широкой кровати колбасой и хлебом импровизированный стол.
Тамара внесла большой раскрашенный поднос, на котором красовалась бутылка вина и легкая закуска из фруктов и шоколада. Следом за ней Марина внесла бокалы.
– Мальчики, двигайтесь в центр кровати, – приказала Тамара.
Чтобы взобраться с подносом на кровать, Тамара одной рукой, не стесняясь мужчин, подняла узкую, не прикрывающую колен юбку и оголила сильные стройные ноги.
– Вот это да! – присвистнул Ващенка.
Перехватив взгляд Иванова, Тамара плавно опустилась на колени рядом с ним, поставила поднос и лишь затем одернула юбку.
– Какая красота пропадает! – обреченно вздохнул Ващенка.
– А почему ты считаешь, что пропадает? – Тамара лукаво посмотрела на Андрея, потом, улыбнувшись, перевела взгляд на Иванова и неожиданно подмигнула ему.
Иванов опешил. От Тамары он такого не ожидал. Чтобы как-то скрыть свою растерянность, он обратился к Ващенке:
– Андрюша, открой, пожалуйста, бутылку. И скажи что-нибудь.
– Как прикажете, – пропел довольный Ващенка. – Я сейчас чувствую себя, как в гареме. Поэтому просите, что хотите, – все исполню!
– Девочки, а вы на этой большой кровати втроем спите? – спросил Иванов, стараясь не глядеть в ту сторону, где сидела Тамара.
– У них там три матраца сшиты, – сообщил за девушек Ващенка, мастерски вворачивая штопор в бутылку.
Иванов не поверил и отогнул край постели. Действительно: три матраца, один за одним, были аккуратно сшиты между собой по краям толстыми белыми нитками.
– Убедился? – Ващенка с усилием тянул пробку из бутылки.
– Это Тамара придумала, – открыла секрет Марина.
– Она у нас за мамочку. И воспитывает нас с Маринкой. – Ирина обняла Тамару за плечи и прижалась нежно щекой, как дочка к матери.