Снизив скорость до 120 км/ч, Иванов вывел вертолет для стрельбы. До цели оставалось уже меньше километра, а Быстров все не стрелял. Понимая, что можно стать помехой для пушек пары Ягудина, Иванов закричал на него:
– Да стреляй же ты! Мы на линии огня "двадцатьчетверок"!
Быстров нажал на спуск. Прозвучала короткая тупая очередь. За ней – другая, очень длинная. Первые пули легли в пустой двор, разметав деревянные ворота и подняв высокие фонтаны земли. Вторая очередь попала в навес с машинами, отрывая от него куски досок и шифера. Трасса задела стоящий за навесом сарай, и на нем задымилась крыша.
– Цель вижу, – прозвучал в эфире голос Ягудина. И Иванов боевым разворотом увел вертолет с линии огня. Через пятнадцать секунд он наблюдал, как от снарядов тридцатимиллиметровых вертолетных пушек разлетается навес, как будто взорванный изнутри, и в следующую секунду над тем местом, где только что лежали ящики и стояли машины, поднялось облако огня, похожее на маленький ядерный взрыв. Звук ударной волны перекрыл шум работы двигателей. Иванов видел, как с дома сорвало крышу, и от стен полетели куски и осколки.
– Что это было? – удивленно спросил Ващенка. Со своей стороны видеть происходящее на земле он не мог.
– Хрен его знает, что они там хранили, сволочи! – выругался Быстров. – А вот все село без стекол оставили – это точно.
Иванов увидел, как из многих домов на улицу стали высыпать люди. В основном, мужчины. Некоторые с оружием.
– Всем занять высоту шестьсот метров, – скомандовал он в эфир, давая двигателям мощность.
– Пулемет к бою! – крикнул в грузовую кабину Быстров.
В этот момент Иванов услышал характерные звуки попадания пуль в обшивку вертолета. Опасаясь за самое худшее, он сразу же бросил взгляд на приборы и прислушался к звуку работы двигателей. Двигатели и трансмиссия работали без перебоев. "Кажется, пронесло!" – выдохнул Иванов.
– Саня, левым! Быстрее! – кричал, не обращая внимания ни на что, Быстров. Рукой он показывал направление виража. Вертолет вошел в глубокий крен, и в грузовой кабине заработал пулемет разведчиков. От рассеянной группы бегущих по направлению к лесу людей отделились две фигуры и остались лежать на земле. Со следующей прозвучавшей очередью – еще одна. Иванов видел, как некоторые из бегущих останавливались и стреляли по вертолетам, затем бежали снова. Причем это имело какую-то систему. Значит, внизу ими командовал кто-то опытный. Иванов не успел определить, кто, так как вертолет, выполняя вираж, шел по окружности, и экипаж на время потерял из поля зрения боевиков. До кромки леса "духам" оставалось добежать метров двести.
– Быстрее крути, Саня! – заорал, размахивая руками, Быстров. – Уйдут!
Повинуясь команде, Иванов увеличил крен до семидесяти градусов и энергично взял ручку управления на себя. Земля встала на дыбы, а перегрузка вдавила в кресло. По радио Иванов вызвал все вертолеты группы:
– Не дайте боевикам уйти в лес!
Но пара Ягудина, завершив атаку, находилась еще далеко, а вертолет Иванова только подходил к боевому курсу. Тут ответил Фархеев:
– "Духов" наблюдаю. Атакую.
Иванов не видел вертолет Фархеева, но надеялся на его опыт:
– Давай, Вадим! Не упусти!
В этот момент машина Иванова, энергично, почти по-истребительному описав окружность в триста шестьдесят градусов, вышла на боевой курс. Экипаж успел заметить, как последние из боевиков скрываются за деревьями. Александр резко вывел вертолет из крена и, уже не имея времени на прицеливание, выпустил по боевикам единственный залп всеми оставшимися ракетами. Шестнадцать ракет с перелетом ушли далеко в лес. Запоздало застучал носовой пулемет. Но "духи" уже скрылись за деревьями. Быстров разразился многоэтажным матом:
– Полтора десятка "духов" упустили!.. Мать их!..
Неожиданно справа, в опасной близости от борта, оставляя длинные дымные хвосты, красиво рассыпался рой ракет, и через пару секунд взрывы, слабо различимые за деревьями, легли там, где только что укрылись боевики.
– Теперь уже меньше, чем полтора десятка, – воскликнул довольный Иванов. – Видишь, какой ас наш Фархеев!
– Молодец! – радостно произнес спецназовец.
– "283-й", оценка "отлично"! – похвалил в эфир Иванов.
– Служу Грачеву! – отозвался эфир веселым голосом Фархеева.
– Приколист! – хмыкнул Быстров.
Пройдя над селом двумя парами на высоте шестисот метров и не видя опасности, группа вертолетов взяла курс на разрушенную ферму, оставляя за собой горящий двор и дом на окраине, и дымящийся у кромки лес.
Выйти на цель было делом несложным. От села шла почти прямая дорога, а в конце нее в небо поднимался высокий столб дыма. Поэтому Иванов даже не смотрел на приборы. Пройдя над горящими развалинами фермы, он, оставив все вертолеты в воздухе, стал заходить на посадку. Задача Фархееву облегчалась: Быстров решил, что разведчики справятся сами.
Мягко посадив вертолет у дымящихся стен, Иванов передал в эфир:
– За землей смотреть внимательней!
Четверо спецназовцев в бронежилетах, надев шлемы и приготовив автоматы, неширокой цепью осторожно двинулись к развалинам. Пятого, чеченца, Быстров оставил у пулемета. Экипаж ждал разведчиков на земле, не выключая двигателей.
– Засеки время, – приказал Иванов Ващенке.
– Уже засек, – ответил тот.
Присутствие чеченца за спиной нервировало Иванова. Он помнил случай, когда команда афганских солдат после посадки вертолета в районе боевых действий вырезала русский экипаж и ушла к "душманам". Сейчас ситуация складывалась не лучше: в пилотской кабине находились только два летчика, Мельничук сидел в конце грузовой кабины, словно статуя. Надежды, в случае чего, на Ивана никакой. Если бы чеченец оказался врагом, то перестрелять из пулемета экипаж ему не составило бы труда. С этими мыслями Иванов расстегнул карман летной куртки, нащупал пистолет и снял его с предохранителя.
– Пойду посмотрю, куда в нас попали, – сообщил он Ващенке, поднимаясь с кресла пилота. – А ты повнимательней тут!
Иванов вышел в грузовую кабину. Чеченец сидел возле открытой двери, направив ствол пулемета в сторону гор, и внимательно наблюдал за своим сектором. Когда Иванов появился в дверях пилотской кабины, тот бросил на него острый короткий взгляд и снова стал смотреть по направлению ствола. "Этот в спину не выстрелит, – подумал Иванов, – взгляд открытый".
– Все нормально? – поинтересовался Иванов.
Чеченец кивнул.
– Я сейчас обойду вертолет, посмотрю, куда в нас попали, – сообщил Иванов.
Чеченец отстранился от двери, давая летчику пройти, и произнес на чистом русском:
– Слышал несколько попаданий. Видел две дырки за топливным баком по обоим бортам. Навылет. – Чеченец показал рукой в сторону двух рваных отверстий в обшивке грузовой кабины. Теперь их увидел и Иванов. Две пули на расстоянии сантиметров сорок друг от друга вошли в левый борт за дополнительным топливным баком, ближе к грузовым створкам на уровне колен, а вышли через правый борт, чуть выше иллюминатора. В метре от выходных отверстий сидел Мельничук, уставившись отсутствующим взглядом в одну точку. Иванов уже стал волноваться, не задело ли борттехника? Но, судя по всему, у Мельничука был просто нервный шок.
– Иван, – позвал Иванов. Но тот не отреагировал.
– Старший лейтенант Мельничук! – перекрывая шум двигателей, заорал во весь голос Иванов прямо в самое ухо борттехнику. – Встать!
Мельничук перевел испуганный, но уже осмысленный взгляд на Иванова.
– Встать, я сказал! – продолжал орать Иванов и добавил несколько весомых матерных слов. Мельничук вскочил и выпрямился, чуть-чуть не доставая головой до потолка.
– Быстро осмотреть вертолет! Все попадания зафиксируй в бортовом журнале! Бего-ом!
Мельничук бросился искать бортовой журнал. "Жить будет", – вздохнул Иванов. А вслух произнес: – Послал же Бог борттехника!
Еще одну пробоину при внешнем осмотре Иванов обнаружил в хвостовой балке. Пуля прошла тоже навылет, повредив только дюралевую обшивку.
– В "рубашках" мы с тобой родились, – сообщил он Ващенке, вернувшись после осмотра в пилотскую кабину. – Три пули в заднюю часть вертолета – и все навылет. Как в пустую бочку.
– Я же говорил, что везет дуракам и пьяницам! – бодро отреагировал "правак" на полученную информацию.
Иванов не стал рассказывать, как при выходе из вертолета он вдруг почувствовал непривычную слабость в ногах, а по телу пробежала мелкая нервная дрожь: захотелось упасть и не вставать. Он присел на теплое колесо машины и подставил лицо под поток горячего воздуха, отбрасываемого вращающимися лопастями несущего винта. От пылающих жаром патрубков работающих двигателей исходил запах несгоревшего керосина. Но Иванов давно привык к этому запаху. Так он просидел несколько минут, не думая ни о чем, стараясь полностью расслабиться.
Увидев ступившего на землю Мельничука, Иванов через силу поднялся и пошел вместе с ним осматривать вертолет. Дрожь почти прошла, но слабость в коленях осталась. Иванов ничем не выдал своего состояния. А предательски подрагивающие руки спрятал в карманы.
Он сел в пилотское кресло и подумал: "Что это? Сорвался? Неужели износился? Надо лечить нервы. Ну а что ты хотел? Пора и навоеваться. Скольких ребят уже нет! А ты все живой. Но ресурсы-то свои уже, по-видимому, выбрал все. Пора на отдых!".
– Командир, топлива – впритык до Моздока, – прервал его мысли доклад Ващенки.
– Сколько уже на земле?
– Двенадцать минут.
Иванов позвал сидящего у пулемета чеченца и, объяснив ситуацию с топливом, попросил позвать спецназовцев. Чеченец достал свой автомат и не спеша отправился в развалины. Иванов, выйдя в эфир, поинтересовался остатком топлива на трех барражирующих вертолетах. Расчет показывал, что пару Ягудина надо отпускать немедленно, иначе им придется идти на запасной аэродром в Грозный. Не дожидаясь Быстрова, Иванов принял решение и отпустил "двадцатьчетверки" на базу. Высоко в небе остался одиноко кружить вертолет Фархеева, а разведчики все не возвращались.
– Ты их наблюдаешь? – поинтересовался Иванов у Фархеева. – Что они там делают?
– Наблюдаю. Раскапывают что-то.
Решив напомнить о себе, Иванов дал из носового пулемета две короткие очереди в сторону леса. Через минуту группа разведчиков в полном составе появилась из-за развалин. Они шли осторожно, глядя по сторонам, двое несли какие-то сумки, похожие на рюкзаки. Быстров нес упакованный, как почтовая посылка, ящик.
– Чего стреляли? – поинтересовался, забравшись в вертолет, Быстров.
– Слушай, майор, у меня топлива – в обрез. Может, тебе в Грозный надо?
– Нет, домой, – ответил Быстров. – Сейчас взлетаем.
– Тогда давайте скорее. – не дожидаясь, пока разведчики уберут бортовую лестницу, Иванов стал увеличивать мощность двигателей. – Взлетаю! – передал он Фархееву.
– Наблюдаю, – отозвался эфир.
Разведчики, закинув мешки, в которых звякал металл, уже сидели в кабине, и Иванов, не дожидаясь доклада борттехника о готовности к взлету, прямо с отрыва перевел машину в разгон скорости. Вертолет, низко опустив нос, с набором высоты уходил от злополучного места, оставляя за собой горящие и дымящиеся развалины. Пара "восьмерок" взяла курс на Моздок.
До посадки на аэродроме на месте борттехника сидел Быстров, а Мельничук послушно стоял за его спиной.
– Представляешь, на этой ферме мы насчитали семь трупов. Наверное, были еще. Но там все в воронках, – сообщил Быстров Иванову. – Оружия – навалом. Жаль, что почти все сгорело. Зато будем считать, что свою взрывчатку мы сэкономили.
Иванов ничего не ответил.
– Держите подарок! – протянул Быстров три небольшие, но толстые книжки в красивом темном переплете.
– Это что? – удивился Иванов, принимая из рук спецназовца книжки.
– Коран. С переводом. Сделано в Саудовской Аравии.
– Коран? – Иванов раскрыл одну из них. На цветных страницах мелким, но красивым шрифтом располагался текст: слева – на арабском, справа – на русском языке.
– Мудрая книга. Вот спасибо! – поблагодарил Иванов.
– Одну Фархееву подарю. Он сегодня герой.
– Держи еще для Фархеева. – Быстров протянул еще три книжки. – А те – вам.
– Себе бы оставил. Книжка красивая, на полку можно поставить.
– На хрена он мне сдался! Да и вон – их целая упаковка у меня! – Быстров указал на распакованный ящик.
– На этой ферме таких книжек больше тысячи штук было. Только хранились вместе с оружием и взрывчаткой. Почти все и сгорели. Один пепел остался.
При подходе к аэродрому предупреждающе замигало красное табло: "Остаток топлива – 300 литров", и сухой женский голос в наушниках предупредил: "Аварийный остаток топлива". Иванов взглянул на Ващенку, тот махнул рукой и сказал по переговорному устройству:
– Командир, когда ты перестанешь бабам верить? Аэродром уже видно.
Выйдя в эфир, Иванов поинтересовался у Фархеева:
– Твоя "женщина" по остатку топлива что-нибудь говорит?
– Молчит пока, – отозвался Фархеев.
– Она у них воспитанная, – сделал вывод Ващенка. – А мы свою "распустили". В строгости баб держать надо.
Иванову не хотелось поддерживать этот разговор: он просто улыбнулся.
Получив у руководителя полетов разрешение, пара "восьмерок" приземлилась на базовом аэродроме.
После выключения двигателей на стоянках к вертолету Иванова подъехал уже знакомый "ГАЗ-66" в сопровождении командирского "УАЗика".
– Сам шеф прибыл! – сообщил Быстров, увидев плотного военного, вылезшего из "УАЗика". – Пойду доложу, что разнесли объект в клочья. Ну, это лучше, чем ничего.
По неспешной походке Быстрова Иванов не заметил, чтобы тот выслуживался перед начальством. Подойдя к "шефу", Быстров не тянулся, не козырял, а просто пожал протянутую руку.
Открыв свой блистер, Иванов еще посидел в кабине в одиночестве, переживая заново весь полет. Но появившиеся вскоре специалисты наземных служб оторвали его от раздумий. Не спеша спустившись на нагретые солнцем бетонные плиты вертолетной стоянки, Иванов увидел спецназовца Сергея – инструктора по ножевому бою. Тот рассматривал висевший на пилоне уже пустой универсальный блок для неуправляемых ракет. Иванов подумал, что за день им так и не удалось переброситься даже парой слов.
– Ну, ты как? – спросил Иванов.
– Нормально. Неслабо мы сегодня постреляли! – произнес Сергей бодро.
– Ты стрелял? – поинтересовался Иванов.
– А кто из пулемета троих в селе уложил?
– Всего? – решил подначить спецназовца Иванов. – Не маловато ли для снайпера?
– А сам-то что ж с двух шагов в толпу ракетами не попал? – незло огрызнулся спецназовец. – Воевать – не языком трепать.
– Ладно, – примирительно улыбнулся Иванов. – Будем считать, что арию на пулемете ты исполнил качественно и от души.
– Я чуть не исполнил арию выпавшего птенца… От души! – проворчал Сергей. – Ты там рулил бы поаккуратнее. А то я как одну землю перед мордой увидел, так чуть вместе с пулеметом из открытой двери не вывалился. Хорошо что у вас в дверях перекладина поперек: за нее зацепился и молился, чтобы выдержала. Ногами в края двери упираюсь, а пошевелиться не могу, – прижало к полу и выдавливает. Такого "удовольствия" на высоте я еще не получал никогда. Чуть все штаны не обмочил. Истребитель, бля, хренов, помягче нельзя было?
Иванов представил, сколько страха натерпелся спецназовец на высоте шестисот метров у открытой двери:
– А если б ты еще видел, как до этого мы шли в лоб на пулемет!
– Я слышал. Слышал мат Быстрова и валялся на полу, как мешок с дерьмом, в ожидании, что нас сейчас продырявят. Ощущеньице еще то!
– Да, денек сегодня выдался напряженный.
– Да уж, лучше на земле стоять. Надежнее, – серьезно вздохнул разведчик.
К ним подошел Быстров.
– Ну ладно, Саня, с вашим заданием все. Спасибо за хорошую работу! – Быстров для прощания протянул руку.
– Да не за что. Обращайтесь, – Иванов, улыбнувшись, ответил на дружеское рукопожатие. Быстров, задержав его руку в своей, пристально посмотрел Александру в глаза:
– Я ведь решил, что нам хана, когда ты попер на этот гребаный пулемет. Но ты его все-таки сделал! Это по-нашему.
– Да, какой там! – отмахнулся Иванов. – Во мне "дерьмо закипело", я и забыл, что на борту люди.
– Нет, ты молодец! Все правильно сделал, – Быстров обнял Иванова за плечи. – Вы все сегодня молодцы! Со своей стороны, буду ходатайствовать о награждении всех!
Тут Быстров заметил возле хвоста вертолета в толпе специалистов, рассматривающих дырки от пуль, Мельничука и понизил голос:
– Почти всех. А по этому трусу напишу отдельный рапорт.
– Виктор, его поступок марает весь экипаж. С этим я сам разберусь, – пообещал Иванов. – Ты о нем ничего не пиши.
– Как знаешь, – Быстров отпустил руку Иванова и вслед за Сергеем, не оборачиваясь, пошел к машинам.
Иванов отошел от вертолета и сел на траву. Предательская слабость в ногах все еще не проходила. К командиру подошел Ващенка.
– Я тут случайно услышал, о чем вы шептались с Быстровым. Что будешь делать с Мельничуком? – поинтересовался "правак", присаживаясь рядом.
Иванов еще не решил. Самое простое – доложить обо всем по команде. Но ему не хотелось этого делать. С Мельничуком в одной части они почти два года, и Иванов теперь непосредственный его командир. Что из того, что до командировки в Чечню Иван летал в другом звене? Кого это может интересовать, если теперь Мельничук – в звене Иванова и в его экипаже? Значит, не воспитываете подчиненных, товарищ майор. Не готовите их к экстремальным ситуациям. Прав подполковник Гриневский в том, что и моральный, и психологический климат в звене не на высоте. Пусть все остальные – молодцы, но замполиту Косачаному этого единичного случая хватит, чтобы бросить тень на все звено вместе с его командиром. Значит, надо разбираться на своем уровне.
– Иван, подойди сюда! – позвал Иванов.
Мельничук послушно подбежал, остановился метра за три и встал. Иванов подумал, что в чем в чем, а в послушании и исполнительности Мельничуку не откажешь. В мирное время лучшего подчиненного и не надо бы.
– Садись. В ногах правды нет.
Мельничук сел напротив, соблюдя дистанцию в два метра, и стал разглядывать землю перед собой.
– Ну и что ты молчишь? – Иванов выдержал паузу. – По-моему, тебе есть что сказать. Вот мы здесь собрались экипажем, как говорится, чтобы не выносить сор из избы, и хотим тебя послушать, прежде чем докладывать командиру.
Простите меня, пожалуйста, – пролепетал Мельничук, не поднимая глаз. – Я сильно испугался.
– Смотри мне в глаза! – потребовал Иванов, повышая голос. – Все испугались, Иван! Но никто не прятался за спины других! Мы потому и живы сейчас, что каждый выполнял свою задачу. Страх – он для всех одинаков, но кто-то находит в себе мужество и побеждает его, а кто-то становится трусом и бросает в беде своих товарищей.
– Командир, я сильно испугался, – снова пролепетал Мельничук, глядя на Иванова как побитая собака. – Простите меня. Больше такого не повторится.