Он долго у нас не задержался и отбыл, а уже через час к борту дромона подошла большая лодка с тентом на корме, в которой нас с Варварой довезли до берега. В порту и рядом с ним столпились сотни зевак, поэтому я совсем не торопился выйти из лодки и дождался, когда с оставшихся дромонов на берег выйдут несколько сотен моих воинов, и только тогда мы с женой покинули лодку и по трапу вышли на берег. Вместе со мной вышел воевода Ратибор. Когда шагнул на прибрежный песок, он глубоко вздохнул, огляделся и произнес:
– Ну, Глеб Владимирович, никогда не думал, что вновь в эту землю возвернусь. Тридцать лет прошло, даже не верится. Ведь совсем молодой тогда был. Но теперича мы с тобой зубами за нее драться будем.
Мы шли по узкому проходу между двумя рядами вооруженных воинов, я, конечно, не считал, что меня должны сразу по прибытии попытаться убить, но исключать такой возможности было нельзя, так что я постарался не дать этим попыткам никаких шансов.
Вскоре нас принимали в палатах небольшого дворца местного эпарха, который, по-моему, был вне себя от счастья, что уезжает в Константинополь. А его сочувственные взгляды на Варвару в конце концов начали меня бесить.
Но между славословиями в адрес василевса и радостными высказываниями о том, как он ждет встречи с Константинополем, эпарх ввел меня в курс дела по обстановке в городе и его окрестностях. А дела были невеселыми. Три года назад от Киевской Руси половцы были отброшены Владимиром Мономахом почти до Северного Донца и сейчас кочевали по степям в предгорьях Кавказа.
Теперь они практически полностью перерезали сообщение Таматархи с Киевской Русью и вообще с севером, вернее, не перерезали, но затруднили его так, что перевозка товаров обходилась дорого и была очень опасна. Если бы сами половцы, или куманы, как они себя называли, были едины, может быть, до них дошло, что убивать курицу, несущую золотые яйца, очень невыгодно, но дело в том, что если с одним половецким улусом договаривались о чем-то, это совсем не значило, что другой род будет соблюдать этот договор.
И сейчас эпарх радостно собирался домой, с удовольствием переложив на меня свои проблемы. Мои попытки выяснить что-либо о том, что происходит в Керчи или Азове, ни к чему не привели. Было понятно, что, с тех пор как эпарх получил эдикт василевса, о делах врученного ему города он забыл.
Я отказался от дальнейшего праздника и, оставив свою жену в обществе охраны и двух десятков служанок, пошел обратно в порт. Здесь уже шла выгрузка моего груза – всего того, что было сделано за прошедшие полгода с того момента, как мой "отец" князь Владимир побывал у василевса Алексея Комнина.
После того как прошли переговоры Владимира Мономаха и Алексея Комнина, был подписан мирный договор, четко зафиксировавший границы владений Киева и Византии, Варвара была обещана мне в жены, и, кроме того, я был назначен эпархом Таматархи. Конечно, еще двадцать лет назад мне подобное не светило бы, но сейчас Комнин понимал, что Таманский полуостров уплывает у него из-под носа и скоро там будут хозяйничать или половцы, или генуэзцы. И поэтому он пошел на то, чтобы назначить эпархом русского князя, со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Через месяц после этого события была торжественно отпразднована моя свадьба в Константинополе, Владимир Мономах после нее быстро отправился в Киев, а уже поздней осенью в Константинополь пришли киевские полки, вместе с ними прибыл и Ратибор, которого отец отправил мне для "наставлений".
Ратибор со времени моего расставания с ним немного усох и постарел, но все еще был мощным воином. Мы с ним крепко обнялись и долго вспоминали нашу первую встречу. Ратибор со смехом сказал:
– Представляешь, сейчас ведь, наверно, уже и до Павла-посадника новость дошла, ему Дунька все усы выдергает, что тебя не окрутили: такого зятя упустил. Она по тебе и без этого сохла, а уж как узнает, что князя упустила, так посаднику лучше теперь в омут головой нырнуть. А уж мужу теперешнему житья точно не даст. Как поссорятся – так и будет кричать, что князя на такого бесталанного дурака променяла.
Мы немного посмеялись, а затем Ратибор начал меня расспрашивать, что и как я собираюсь делать в Тьмутаракани и почему именно этот город я попросил у василевса, может быть, лучше было бы начать набирать опыт в другом, не таком проблемном месте.
Учитывая, что в дальнейших моих делах Ратибор будет правой рукой, я решил познакомить его со своими воспитанниками.
Когда Ратибор посмотрел на мою полосу препятствий и увидел, как по ней носятся мои ребятки, в его глазах появилось уже не просто уважение к моим габаритам и талантам бойца, но и организатора и руководителя. Он буквально за час сдружился с моими помощниками Ираклием и Диодором, они сразу почуяли друг в друге опытных воинов, всю жизнь проведших в сражениях, и вечером за кувшином вина все пытались понять, когда и где они могли встречаться в боях.
Я воспользовался тем, что у моих товарищей неплохое настроение, и попытался поделиться с ними моими планами по войне с половцами. Вначале, когда услышали мое предложение, они начали смеяться. Но по мере моих объяснений их смех замолкал, а итог подвел Ратибор, который сказал:
– А что, в этом что-то есть, может получиться, хотя мы так никогда не сражались.
После визита моего отца с помощью митрополита Никифора у меня появились два иеромонаха – Зосима и Досифей, прибыли они с Афона, чтобы осуществлять духовное наставление моих воспитанников. Я все-таки после долгих раздумий решил, что для них нужна не только боевая учеба, но и воспитание духа.
Оба иеромонаха были здоровыми мужиками-русами, бывшими катафрактами в армии василевса, и на них у меня также было много планов на будущее.
Мое подразделение не расформировывалось, его тайным руководителем стал Иоанн Комнин, потому что Алексей Комнин просто боялся отдавать такую опасную игрушку из семьи. Я же забрал себе шесть своих первых учеников, в том числе печенегов, да Ираклий и Диодор после недолгих раздумий тоже согласились отправиться со мной, чтобы на новом месте заняться прежним делом.
– Ты знаешь, Костас, – сказал мне как-то Диодор, – я с тобой забываю, сколько мне лет, мне интересно все, что ты делаешь, а смерть – она везде одинакова, что в Константинополе, что в ваших тавроскифских степях.
Из-за необходимых приготовлений нам пришлось задержаться в Константинополе до весны, но за это время мастера Константинополя за счет василевса изготовили все, что мне было нужно для ведения пока еще небольших сражений. А Ратибор с удовольствием занимался обычным для него делом – тренировкой молодняка, да и ветеранов в новом для них построении и ведении боя. Так что когда мои вояки ранней весной с шумом и гамом грузились на корабли, они уже примерно представляли себе, как будут проходить боевые действия с кочевниками.
Я в сопровождении охраны пришел обратно в порт. Выгрузка шла полным ходом. Из одной лодки под командные вопли старика-араба медленно поднимали тяжелые бочонки. Рядом с ней причаливала лодка, в которой лежали три полутораметровых цилиндра, завернутые в грубую ткань. На этот раз для разгрузки, учитывая тяжесть этих предметов, пришлось использовать полиспаст. Когда один из предметов поднимали на прочной веревке, порывом ветра с него сорвало край дерюги, и толпившиеся рядом воины и грузчики впервые в жизни увидели бронзовую пушку.
Учитывая это обстоятельство, за сохранение тайны я не боялся. Пока еще никто не понимал, что в бой вступает совершенно новое оружие.
Сразу после моего разговора с отцом и нашей договоренностью о дальнейших действиях я начал попытки познакомиться с мастерами фейерверков – это было довольно новое развлечение знати, и почему-то этим в большинстве занимались арабы. Но мои попытки очень долго были безуспешными, пока в один прекрасный день я не зашел в мастерскую старого Бахиджа. Пожилой морщинистый араб, у которого я пару раз покупал фейерверк, а потом пытался разговорить на тему горючего для его ракет, сидел, уставясь на огонь в очаге, и угрюмо молчал, в тишине хорошо было слышно, как на женской половине воют женщины. На мои расспросы он сначала не реагировал, но потом нехотя сообщил, что у него украли внучку. Когда я намекнул, что, может, это сделал влюбленный и все будет в порядке, Бахидж покачал головой и сказал, что подозревает в совершенном местного менялу, который давно положил глаз на девочку. Но он еще в состоянии сам прокормить свою семью и не нуждается в том, чтобы отдавать любимую внучку старику. А сегодня с утра Батуль пошла на колодец и оттуда уже не вернулась.
"Вот он, шанс заполучить мастера", – пронеслось в моей голове.
– Бахидж, а что ты можешь пообещать человеку, который вернет тебе твою внучку?
Старик печально вздохнул и посмотрел на меня:
– Этериот, ты уже не раз приходил сюда – сдается мне, что хочешь получить тайну фейерверков?
– Бахидж, для меня это не тайна, я сам могу тебе рассказать, что нужно для этого делать, но мне необходим человек, который знает, где и как купить или приготовить все составные части этого порошка, который сможет руководить мастерской по его изготовлению. И все это надо будет делать не здесь, а на северном берегу Русского моря, в Таматархе. Если ты пообещаешь мне быть этим человеком, я попробую спасти твою внучку. Но только не думай очень долго, время уходит.
Араб с кряхтением поднялся на ноги и громко произнес:
– Клянусь речью Аллаха милосердного, что последую за этериотом Константином, куда он прикажет, если он спасет мою внучку Батуль.
Я быстро уточнил, где живет меняла, и ушел.
Ночью в ворота дома мастера Бахиджа постучали, когда мастер с двумя подмастерьями, вооруженные кольями, открыли ворота, они увидели двух мужчин, державших матерчатый сверток. Черные фигуры положили сверток перед воротами и молча ушли. В свертке спала сладким сном его любимая внучка, которая даже не могла рассказать, каким образом ее спасли из дома похитителя. А на следующий день он узнал о страшной смерти менялы Инсафа, которого нашли задушенным в собственной постели.
Когда я вновь появился в лавке, старик, сидевший на полу, встал, низко поклонился и сказал:
– Я поклялся речью Аллаха и готов идти за тобой, но моя семья умрет с голода.
– Бахидж, у нас еще есть время, ты можешь собираться не торопясь, найти покупателя на дом и мастерскую. Но для начала ты должен сделать мне порошка, которым ты набиваешь фейерверки, как можно больше, этот порошок я называю "порох". Мы сегодня уточним его состав, посчитаем, сколько нужно денег, – и можешь приступать к работе. Не переживай, если ты работаешь на меня – голодным не останешься и узнаешь много нового. А семья уедет вместе с тобой.
Теперь, когда у меня появился мастер, много лет готовивший пороховое зелье, остановка была за пушками. Когда я пришел к мастерам бронзового литья и заказал по своим чертежам первую пушку, было много вопросов, на которые я отвечать не собирался. Но пушку тем не менее отлили, и даже без раковин в стволе. Ее я увез в пронию и там опробовал, увеличивая заряд пороха до того момента, пока пушку не разорвало. Не очень довольный полученным результатом, я привез разорванный ствол обратно и попросил мастеров попробовать несколько изменить состав металла, сделать его попрочней. Мастер недоуменно разглядывал изуродованные куски металла, но вопросов уже не задавал. Новая пушка удовлетворила меня больше, и я заказал еще две штуки и одну небольшую кулеврину. Эти заказы полностью подкосили мое финансовое благополучие, и только своевременный приезд Ратибора спас меня от денежного кризиса. Конечно, я мог бы без труда найти финансы – все-таки зять василевса, – но ужасно не хотелось привлекать внимание к своим заказам. И сейчас первые орудия этого мира были выгружены на берег Таманского полуострова, а вскоре они будут лежать в повозках большого вагенбурга, в точности повторяющего устройство телег, придуманное гуситами, командир которых Ян Жижка молотил в пух и прах немецких крестоносцев. А вот половцам, скорее всего, первым придется стать жертвами артиллерийского огня и усовершенствованной тактики битвы от обороны. Они и сами периодически использовали свои повозки для защиты кочевий, но в данном случае мой вагенбург отличался от тех, что были у них, как небо и земля.
Эти воспоминания мелькнули у меня, пока я наблюдал за разгрузкой пушек и пороха. Все припасы были аккуратно сложены на телеги и под охраной ушли в казармы, приготовленные для моих людей. Уже не торопясь мы шли по шумному торгу, в воздухе пахло ароматом цветущих садов, расположенных в пригородах. Сама Тьмутаракань оказалась довольно приличным городом, большая часть которого была окружена высокой кирпичной стеной, внутрь вели трое больших ворот, на которых стояла стража из ромеев, спесиво смотревших на снующих туда-сюда горожан. Что же касается населения, мне показалось, будто я попал в какой-то кавказский город: вокруг наблюдались в основном смуглые горбоносые мужчины, не очень дружелюбно смотревшие на меня и моих людей. Хоть люди, скорее всего, слышали о том, что должен приехать эпарх, в лицо они меня еще не знали, а малое количество охраны не вызывало особого внимания: здесь почти все люди побогаче ходили в сопровождении воинов. Женщин на улицах было мало. Славянские лица встречались крайне редко, и в основном это были рабы.
"Да, как здесь все запущено, – думал я, – придется все приводить в порядок, главное – выяснить, с чего начать. Ну для этого у меня есть люди, которые соберут мне хоть какие-нибудь сведения, а дальше начнем по порядку, начиная с города".
Хорошо, что василевс оставил своему зятю все корабли, пусть и только до конца года. По крайней мере, за этот срок мне не надо платить матросам. А вот полторы тысячи киевских ратников и два десятка бояр – жаждут схваток, они шли сюда за добычей, и если я им ее не дам, эпархом-то я останусь, а князем стану только номинально. Так что надо в ближайшее время озаботиться небольшой, но богатой на трофеи войной. А сегодня вечером необходимо познакомиться с префектом города и уточнить, сколько войск имеется в его распоряжении.
Эпарх Николай вечером давал пир в честь зятя василевса и его жены. Он буквально светился от счастья, зная, что завтра ступит на палубу дромона, в который целый день грузили его вещи, нажитые здесь за время его беспорочной службы на благо империи. Мы с Варварой в парадных одеждах сидели на почетных местах, и к нам подводили по старшинству мелких окрестных властителей – как ни странно, почти все они были касогами. Они подобострастно нагибались к моим ногам и делали вид, что целуют мне обувь. Но в их глазах покорности и робости я не видел. По случаю моего прибытия все они подносили мне богатые подарки, выложив которые гордо смотрели на окружающих – смотрите, мол, как я богат и могу преподнести изрядно золота.
Сзади нас с Варей стояли четыре моих воспитанника, они не были вооружены, и у многих кланяющихся князей появлялось недоумение при взгляде на них. Я сидел и внутренне ухмылялся: "Удивляйтесь, удивляйтесь, мои парни и без оружия уделают вас в пять секунд, пока свои кинжалы будете доставать".
Но вслух я, конечно, такого не говорил, а только благосклонно кивал в ответ на подношения.
По мере того как присутствующие наливались вином, атмосфера в зале стала более свободной. Гости начали громко разговаривать, шуметь. Их бритые головы с торчавшей на виске косицей стали мокрыми от пота. Слышались здравицы в честь василевса, но мне казалось, что касожские князья начали вести себя чересчур вольно. Несколько крупных купцов, также находившиеся здесь, были более осторожны, а некоторые уже начали выбираться из-за столов. Я шепнул Варе, чтобы она уходила, та послушно кивнула и ушла в сопровождении служанок и жены эпарха к себе.
Я спросил префекта, сидевшего недалеко от меня, всегда ли так у них проходили пиры. На что тот осторожно сообщил, что сегодня касогов больше, чем обычно.
Киевские бояре и Ратибор также сидели в зале за отдельным столом и выглядели уже почти так же, как и касожские князья.
Несмотря на мои опасения, пир закончился благополучно, были единичные пьяные ссоры, которые быстро прекращались стражей, никто по этому поводу не возникал.
Когда пришел к себе, Варя спала, но сразу проснулась, как только я лег рядом с ней.
Ее теплые руки обняли меня, а в ухо дунул горячий шепот:
– Наконец-то мой князь решил навестить свою жену, я соскучилась по тебе. Сегодня у нас, впервые за долгое время, нормальная кровать, и пол не уходит из-под ног. Может быть, ты вспомнишь сегодня про свои обязанности мужа?
Конечно, я не мог отказать жене в такой малости и с удовольствием отдался этому процессу.
Потом мы долго лежали, медленно приходя в себя.
Варя неожиданно повернулась, закинула ногу мне на живот и тихонько заговорила:
– Ты знаешь, Костас, я все же буду называть тебя Глеб. Пора привыкать к этому имени. Еще когда ты был никем, я подсматривала за тобой, ты мне казался сказочным великаном – красивым, сильным. Моя мать и Анна, когда поняли это, почти каждый день говорили мне, чтобы я не обращала на тебя внимания, но это было выше моих сил. Потом отец сказал мне, что в интересах империи нужно, чтобы я вышла за тебя замуж, но, если я буду против, он не пойдет на заключение этого брака. Однако я видела, что он обо всем догадывается. Если бы ты слышал, как его отговаривала Анна, – не понимаю, почему у нее такое предубеждение против тебя?.. А я счастлива, мне хорошо с тобой даже в этой варварской стране и в этом доме, который по недоразумению называют дворцом.
Я слушал тихий шепот своей жены и думал, что сделаю все, чтобы ей и дальше было хорошо со мной в этих краях.
Утро принесло с собой новые хлопоты – для начала пришлось выгнать всех желающих помочь мне одеться, хотя Варвара приняла это как должное. Потом я быстро привел себя в порядок и отправился на свое рабочее место. Там уже присутствовали все немногие служители местной канцелярии и префектуры, собравшиеся проводить своего уже теперь бывшего эпарха, который, не скрывая радости, расставался с местом, где он провел несколько скучных лет.
После расставания с эпархом я вместе с подошедшим Ратибором и префектом Гаясом собрался выяснить все насущные вопросы сегодняшнего дня.
Гаяс с озабоченным видом поведал нам, что в последнее время касоги сильно обнаглели, их в окрестностях города становится все больше. И если бы они не ссорились между собой, то, скорее всего, могли бы уже захватить город. Останавливает их лишь то, что после этого прекратится торговля, которая им приносит достаточно дохода. Сейчас, после моего приезда, в Таматархе появилось еще полторы тысячи воинов, что немного ослабит претензии касожских вождей, но это будет ненадолго.
Я начал дотошно выяснять у него, кто из князей сейчас считается самым сильным и кто у него враги. Разведка у префекта была поставлена хорошо, и на все мои вопросы он смог ответить, – похоже, он вполне понимал, с какой целью я это спрашиваю. Ратибору же эти переговоры надоели, ему, воину, нужны были сражения и победы. Хотя он также знал, что нужных результатов можно достичь не только силой оружия, подобное было ему не по душе. После этого разговора я вспомнил о своих монахах Зосиме и Досифее. Они уже ожидали меня на выходе. Когда я появился, оба чернеца встали и поклонились.