* * *
- Пакет не забыл?
Работающие вхолостую турбины ревели, словно два могучих урагана, поэтому приходилось кричать прямо в ухо, чтобы хоть что-нибудь можно было расслышать.
- Что?!.. А! Пакет! - Бежецкий похлопал себя ладонью в толстой перчатке по оттопыривающемуся на груди комбинезону. - В надежном месте! Даже если гикнусь там - найдут!..
- Плюнь! - проорал в ответ близнец. - Я тебе дам - гикнусь! Забыл уговор? Если через семь, максимум десять дней ты не возвращаешься - иду я!
- Фигу тебе! - злорадно ответил посланец, пытаясь сложить непослушные пальцы в означенную фигуру. - Не удастся тебе орденок заработать! Все я загребу! И звездочку вторую на погоны - учти! Будешь мне честь отдавать, как генерал-лейтенанту!
- Да хоть фельдмаршалу! Только вернись!.. Ну, все - ни пуха! - Ловко, спиной вперед, генерал сбежал по приставному трапу, который тут же оттащили в сторону поджидавшие внизу техники.
- К черту! - буркнул себе под нос, уже не надеясь, что его услышат, пилот, и колпак кабины плавно опустился, намертво отрезав его от остального мира.
Еще этот мир не покинув, он словно бы и не принадлежал ему больше.
"А-а! Долгие проводы - лишние слезы!.."
В ответ на отмашку дежурного офицера, он поднял руку в перчатке и начал плавно увеличивать обороты двигателя. Движение руки, и самолет легко понесся по бетонке полосы, вздрагивая на стыках плит и выбоинах. Мгновение и…
"Земля - прощай! - мелькнули в голове слова из полузабытого детского мультика. - В добрый путь!.."
11
"А ведь господа жандармы тут не слишком деликатны… Как и везде, впрочем…"
Сознание возвращалось постепенно, будто загулявшая кошка, сперва стремящаяся проверить - не ждет ли ее хозяин, разгневанный долгой отлучкой, да еще с чем-нибудь очень неприятным в руке. Правда, хозяин сейчас пребывал не в том состоянии, чтобы гневаться. Он и "кыш"-то сказать не смог бы толком…
Да и обстановка "узилища" разительно переменилась. Какие там хоромы! Тесная комнатенка с давно не беленными стенами в неопрятных пятнах, с шелушащегося потолка на разлохмаченном шнуре свешивается сорокаваттная лампочка, мало того что светящая себе под нос по своей природе, но еще и пыльная до предела. Более подробно оценить обстановку было невозможно потому, что сам Александр лежал на спине на чем-то относительно мягком, но до предела скрипучем, без какой-либо возможности повернуться - руки, скованные над головой, этому препятствовали, да и ноги тоже стягивало что-то чрезвычайно тугое. Дополняла картину удушливая вонь, пропитывающая все вокруг: если на этом ложе кто до пленника и лежал, то, во-первых, знаниями о личной гигиене он был не обременен, а, во-вторых, было это давным-давно.
"Блин, даже руку мою больную не пожалели, - сморщился Бежецкий - так болело совсем недавно поврежденное запястье, в которое теперь волчьим капканом впивался ледяной металл наручников. - Сатрапы чертовы!.. Свободу узникам совести!.."
Однако на самом деле, признаться, было не до шуток. Как-то не вязался этот карцер с той предупредительностью, которой был окружен "гость" в покинутом таким оригинальным путем "санатории". Неужто так разозлились хозяева за двух охранников, спеленатых не только без какого-либо членовредительства, но и без особенного посягательства на права и свободы. Так, не более чем невинная шутка. Стоило из-за этого запирать в вонючий подвал, стреноженным по рукам и ногам? Что за средневековые методы, в конце концов, господа?
- Э-э! - негромко позвал он, стараясь как можно дальше вывернуть шею, чтобы разглядеть хоть что-нибудь. - Тут есть кто? Господа тюремщики!..
Ответом ему была тишина, нарушаемая лишь мерным стуком капель, падающих где-то далеко-далеко, может быть, из неплотно прикрытого крана, а может быть - и с сырого потолка. Тишина эта давила, заставляла нервничать, неумолчный "метроном" раздражал безмерно.
- Господа Бога душу мать!!! - не выдержал Александр, присовокупив такое коленце, что даже сам устыдился немного - давненько ему не приходилось употреблять таких слов вслух. - Попередохли вы там что ли?! Наручники отомкните, гады! Рука болит - спасу нет!..
Кричать пришлось так долго, что к финалу концерта горло Бежецкого, и без того в последнее время не отличающееся луженостью (как же - ежедневные тренировки "командного голоса" давно позади), сдало, поэтому в тирадах появились какие-то "высоцкие" нотки. Он не только охрип, но и оглушал в тесном пространстве "каземата" сам себя, поэтому шаги, вкрадчивые и осторожные, расслышал не сразу.
- А-а, вы уже пришли в себя, господин Бежецкий, - раздался где-то за изголовьем звучный, хорошо поставленный голос. - Похвально, похвально… Я уж хотел проделать это принудительным, так сказать, путем.
- Расстегните наручники! - прохрипел Александр, чувствуя, что поврежденная рука настолько онемела, что уже не чувствует боли, только холод металла - паршивый признак, если честно. - Руку потеряю - отвечать придется…
- Не говорите вы ерунды. - Пленник ощутил в руке тупые уколы, но не кожей, а мышцами, глубинными нервами. - Пальчики дергаются, значит, омертвения еще нет. А как быстро вас отпустят, зависит от ответов на пару вопросов, которые я вам намерен задать.
В речи говорившего удавливался не то чтобы акцент - какая-то неправильность.
"Тоже мне латышский стрелок, - подумал Бежецкий. - Что-то я не припомню среди подчиненных близнеца явно выраженных прибалтов. Или это не прибалтийский акцент?… И опять же: что это за конкуренты такие объявились у генерала Бежецкого? Неужели "смежники"? Не может быть, чтобы тут все было настолько запущено - не кинобоевичок ведь…"
- На все вопросы я давным-давно ответил, - стараясь не слишком хрипеть сорванным горлом, с вызовом проговорил он. - Требую меня немедленно освободить и доставить в ведомство Бли… генерала Бежецкого. Без его непосредственного присутствия я ничего говорить не буду.
- Экий вы несговорчивый…
- А так? - вмешался другой голос, и Александр взвыл от неожиданной и резкой боли в руке, ударившей, словно током высокого напряжения - до зеленых кругов перед глазами.
- Прекратите! - одернул неведомого мучителя "прибалт". - Я и без вашей помощи могу разобрать господина Бежецкого на составные части, но что нам это даст? Он просто-напросто сдохнет на наших глазах, скрипя зубами и посылая перед смертью проклятия нам и всем нашим родственникам до девятого колена. Этот тип людей мне слишком хорошо известен. Сдохнете ведь, а? - снова тупо укололо нывшее запястье.
- Сдохну! - с огромным трудом расцепил Александр зубы, сцепленные до хруста (эх, прощай, пломбы!). - Хрен вы от меня что-то услышите…
Последние сомнения относительно причастности неведомых мучителей к органам охраны правопорядка отпали. Так могли поступать лишь люди, с этим самым правопорядком не имеющие ничего общего. Или принадлежащие к совсем иному правопорядку…
- А? Слыхали? - почему-то обрадовался "прибалт". - Что я говорил? Мне частенько приходилось встречаться с подобными индивидуумами в молодости. В последние годы, правда, пореже, но могу побиться об заклад, что они ни на полпенни не изменились!
"Полпенни?!! Англичанин?… Не может быть, ведь теперь мир и дружба…"
- И что же делать? - пробасил второй несколько озадаченно.
- О-о-о! Это очень русский вопрос: "Что делать?" Вы еще спросите: "Кто виноват?"… Слава Всевышнему, химики Его Величества разработали некий препарат…
- Сыворотка правды?
- В точку! Именно сыворотка, и именно правды. Вы нас слышите, Александр Павлович?…
- Пошли вы…
- Зачем же так грубо? Разве мы вас оскорбляем?
- П-п…
- Все, я устал слушать ваши мерзости. Русский язык - язык великих писателей и поэтов, а вы его позорите… Шприц.
От руки к сердцу, а потом в голову рванулась горячая волна, разорвавшаяся в мозгу ледяной бомбой, превратившей внутренность черепа в пустую, промороженную насквозь пещеру. Александр явственно ощущал, как позванивают там сосульки до того момента, когда холод, добравшись до какого-то важного центра, отключил его и все сознание заодно…
* * *
- Ну, похоже, что все. Можно отстегивать! - распорядился мистер Ньюкомб, несколько минут безотрывно следивший за глазами Бежецкого, распятого перед "инквизиторами" на старенькой кушетке. - Он готов.
- Вы так думаете? - осторожно склонился над распростертым телом его напарник. - Я бы не рисковал. Черт знает, что может выкинуть этот субчик.
- Бросьте! Даже самая могучая сила воли ничто против этого препарата. Вот, глядите!
Ньюкомб вынул из нагрудного кармана ручку, свернул колпачок и резко ткнул в полуоткрытый глаз, безвольно лежащего перед ним человека. Острое перо остановилось лишь в паре миллиметров от зрачка, но эта манипуляция оставила "пациента" безучастным. Зрачок даже не дернулся рефлекторно.
- Ну, каково?
- А нельзя его оставить вот так, пристегнутым? На всякий случай…
- Нельзя, - жестко ответил Ньюкомб, пряча ручку на место. - Во-первых, лежа лицом вверх, он просто захлебнется слюной. Это вам скажет любой хирург. А операционного оборудования у нас тут, увы, нет. Всяких там отсосов, дренажей и прочих причиндал. Поэтому наш гость будет отвечать сидя, как обычный человек.
- Отвечать?! Разве он способен говорить? Да он даже не слышит нас!
- Ерунда. С чего вы это взяли? Он нас отлично слышит. Другое дело, что мы ему представляемся кем-то иным, чем на самом деле… Но это уже неважно.
- А во-вторых? - проигнорировал ответ компаньон англичанина, вспомнив, что до того было "во-первых".
- А во-вторых, - последовал хладнокровный ответ. - Пересадив его в кресло, можете привязывать его сколько хотите. Хотя бы для того, чтобы он не падал каждую минуту.
Повинуясь указаниям хозяев, их подручные - здоровенные молчаливые парни - легко подняли по-прежнему безучастного Бежецкого с его ложа и усадили в похожее на королевский трон огромное старинное кресло с прямой высокой спинкой. Для того чтобы зафиксировать "пациента" в сидячем положении прочным строительным скотчем, потребовалось всего пару секунд. Напарник Ньюкомба разошелся настолько, что придвинул к креслу массивную тумбочку и установил на нее настольную лампу, чтобы луч света бил прямо в глаза допрашиваемому.
- Ну, это уже лишнее. - Ньюкомб недовольно отстранился от столба прямо-таки осязаемого света, не вызывающего ровно никакой реакции у Бежецкого. - Тоже мне - застенок тут устроили! Насмотрелись боевиков…
- Вы же говорите, что ему все равно, - поддел его компаньон.
- Вот именно, что все равно. ЕМУ все равно, - подчеркнул "гуманист". - А его сетчатке - совсем нет. Минут тридцать так подержите его, и все - придется господину Бежецкому учиться ходить с собакой-поводырем и читать по системе Брайля.
- А разве мы его после допроса не того? - последовал более чем красноречивый жест большим пальцем руки поперек горла. - К чему эти заботы о его здоровье?
- Вы идиот! Да что мы сейчас успеем у него узнать? Так, сливки снимем, только прикоснемся. А остальная работа будет там… - Ньюкомб неопределенно махнул рукой куда-то в сторону покрытой лишаями плесени дальней стены. - Уверяю вас, это очень и очень интересный индивидуум.
- Ну и потрошили бы там - зачем здесь это шоу устраивать с сывороткой правды и всем таким…
- Извините, вам не кажется, что мы сейчас находимся не в какой-нибудь Эфиопии или на острове Тонга? И даже не в тихой благословенной старушке-Европе? Мы в России, и я не поручусь за то, что этот груз нам вывезти удастся. Так не лучше ли следовать старой английской пословице, гласящей, что не дело это - складывать все яйца в одну корзину.
- Пословица-то вроде бы не английская…
- Да черт с ней! Пусть хоть конголезская! Важна суть.
Медик, внимательно считающий пульс сидящего прямо, словно восковая кукла, Бежецкого, вклинился в разговор:
- Ничего, если я вас перебью, господа?… Между прочим, каждая минута действия этого препарата разрушает мозг подопытного. Если вы еще с полчасика посвятите своему филологическому спору, его уже невозможно будет вытащить из той страны снов, в которой он сейчас пребывает. Он вам нужен клиническим идиотом, или вы все-таки позволите мне потом чуть-чуть побороться за его рассудок?
- Конечно, конечно, доктор! - засуетился Ньюкомб. - Если вы нас с нашим гостем покинете на… - он взглянул на циферблат наручного "Роллекса", - на десять минут, я буду вам премного благодарен… Ну, ну, поспешайте, дорогие мои!
Оставшись наедине с манекеном, звавшимся когда-то Александром Бежецким, он ткнул пальцем в клавишу диктофона и спросил:
- Назовите ваше имя.
- Александр Павлович Бежецкий, - последовал незамедлительный ответ.
- Воинское звание и род войск?
- Майор воздушно-десантных войск Российской армии, - отчеканил манекен.
- Российской Империи? - уточнил Ньюкомб, удивившись явной нестыковке в ответе.
- Нет. Российской Федерации.
- Ого! - присвистнул разведчик, откидываясь на спинку кресла. - Как там говаривал этот математик Кэрролл? Чем дальше, тем интересьше и интересьше…
* * *
Александр понятия не имел, как он здесь очутился.
Он брел, не разбирая дороги, по бескрайней раскаленной пустыне, с огромным усилием переставляя ноги, тонущие где по щиколотку, а где и по колено в рыхлом сыпучем песке. Порой ему казалось, что он вообще никуда не идет, а топчется, вяло перебирая ногами на месте.
А вокруг, насколько хватало взгляда, расстилалось сверкающее серебристо-белое полотно, лишь чуть-чуть сморщенное легким ветерком, как море на мелководье. И над всем этим великолепием нависало темно-синее в зените и белесое у горизонта небо, пышущее сухим жаром.
Но ужаснее всего было солнце.
Огромное, сияющее, словно миллион сварочных дуг или та самая пресловутая "вспышка слева", знакомая всем, кто побывал в армии, светило бесформенным сгустком застывшего пламени висело прямо по курсу, и не было никакой возможности не только свернуть в сторону, чтобы лучи не били прямо в глаза, но даже зажмуриться, отвести глаза, прикрыть их ладонью…
И он брел, опустив странно безвольные руки "по швам", краем сознания отмечая тупую боль в покалеченном запястье, не отводя глаз от сияющего Нечто перед собой.
И когда откуда-то с неба полился медленный, нечеловечески низкий голос, странно выговаривающий знакомые слова, он ни на миг не сомневался, что слышит Его Глас…
Удивительно! Пока звучали эти слова, можно было остановиться, дать телу хотя бы несколько секунд отдыха. Но едва только эти секунды истекали, нужно было двигаться снова.
Или - говорить самому. Говорить подробно и обстоятельно, без утайки и виляния, потому что нельзя, просто невозможно кривить душой перед Ним…
И только где-то глубоко, на самом донышке сознания, оставшегося свободным от огромного, всеподавляющего Зова, ложкой тепловатой воды в оглушающем зное плескалась мыслишка…
Почему же, если Он всемогущ и всеведущ, Его интересуют не тайны бытия, не грешность или безгрешность его - ничтожного червяка, - а вопросы сугубо прозаические, вроде воинского звания, номера части и послужного списка какого-то майора из давным-давно ушедшей в прошлое жизни…