– Далее. Как вы знаете, в планах мятежников – разрушить только что построенную "маньчжурку", – продолжил Мейр. – И, по словам пленных, цицикарский губернатор в этом заинтересован не меньше, чем невежественные крестьяне. Кроме того, в Цицикаре открыто говорят, что выкинут русских с Амура. А это, господа, уже очень серьёзно. – И повёл головой влево-вправо, разминая затёкшую шею. – Теперь всё становится на свои места. Имея превосходство в людях в шесть раз и артиллерии – в четыре, причём обладая новейшими образцами, господин Шань намеревается всерьёз отодвинуть границу. – Присутствующие ошарашенно переваривали ТАКУЮ наглость. – Господа, это отнюдь не авантюра. Надеюсь, вы не забыли, как мы сюда добирались? Говорить о престиже тоже, как мне кажется, не стоит, сами понимаете. И самое главное: историю крестьянских войн все помнят? – Офицеры задвигались, выражая таким образом своё отношение к данной дисциплине. Ещё бы, в 1890-м, когда её впервые ввели в основной курс, читаемый для офицеров жандармских команд (снобы кавалеристы также грызли сей гранит), поначалу никто не придал ей значения. А зря, первая же "летучка" – и в результате у почти половины господ офицеров образовалось "лебединое озеро". У нас (пеших команд) начальник школы такой "фитиль" вставил нерадивым, что до сих пор их дрожь пробирает, как вспомнят. Зато потом до всех дошло – опыт столетий, обобщённый и доходчиво изложенный, помог в следующем году при очередном голодном бунте (даже я привык к этому), не доводя дело до крайностей в виде посылаемых для усмирения воинских команд. – Имейте в виду, что кроме расовой есть и очень сильная религиозная нетерпимость. Особенно она проявляется у воспитанников местных монахов. Да, господа, несмотря на суть верований, духовенство не приемлет конкурентов. Иван Трофимович, вам слово.
И начштаба на карте указал, кто, где и в какой последовательности атакует Хулачен…
Лёгкий ветерок ласково скользит по разгорячённому лицу, давая такую желанную прохладу. В небе ни единой тучки, идеальная погода для летунов, правда, до них ещё три года, если правильно помню. С сопки отлично просматриваются подступы к городу. Никаких земляных укреплений перед ним нет, это радует. Единственный вопрос: такое пренебрежение – инициатива полковника или разлагающее действие "боксёров"? Хотя… какая разница? Ротные колонны уже развернулись в цепи и ждут только сигнала. В спину нам не ударят, деревушки, что попадались на нашем пути, пусты, двое-трое глубоких стариков и старух оставленных (всё равно работать уже не могут, не жалко) рассказали о поведении пришлых "освободителей". Сами ихэтуани практически не грабили, так, сущая мелочь, зато солдатики отличились – и пожрать, и выпить, и баб повалять они были горазды. Как говорится, "началось в колхозе утро", честно сказать, я не стал забивать этим голову. В данный момент меня больше всего интересовало, сможем ли мы (вернее, наш главарт) "работать" с закрытых позиций. Пленные солдаты энергично оборудовали позиции. Покачав головой, я вспомнил, как они проходили мимо расстрелянных мятежников. Да, я самолично приказал поставить всех захваченных (главарей пока оставил в живых) к стенке. За что? У вождя нашлись два обручальных кольца и пять крестиков. Причём не новодел, где-то середина прошлого века. Такие у состоятельных людей – купцов, инженеров, в общем, нынешний средний класс. Парни из раз-ведроты разговорили эту сволочь. Оказалось, не повезло семье приказчика, они выехали из Тяньцзиня и нарвались на шайку "боксёров". Дальше всё понятно… Так что расстреливали их уже не стрелки Чжао, добровольцев хватило с избытком, и пусть ещё радуются, что легко ушли!
Штурм города начался в одиннадцать утра с артиллерийской дуэли. Захваченные в полной исправности орудия играли роль артполков РГК. Крамаренко, получив наконец, как он выразился, "нормальный инструмент", начал пристрелку западной стены, где стояли две оставшиеся у китайцев пушки. Вот тут и сказался класс оставшихся у противника пушкарей: управление огнём было из рук вон плохим. Гранаты сыпались, как бог на душу положит, шрапнель рвалась где угодно, об установке трубок лучше не вспоминать… Словом, очень приятный для нас противник.
А вот Александр Фёдорович особо не торопился (увы, треть снарядов было израсходовано, а пополнить их было негде), и четвёртый выстрел дал накрытие, после чего оба орудия беглым огнём по три снаряда уничтожили тяжёлое оружие противника. Подождав, пока осядет поднятая пыль (в бинокль было видно, что одно орудие разбито прямым попаданием, а второе имеет вместо ствола обрубок), я выстрелил вверх красной ракетой, подавая сигнал для начала атаки.
Остальное было неинтересно: роты под прикрытием огня "максимов" подошли к стенам и по штурмовым лестницам взобрались на них, закидав гранатами редкие островки обороняющихся. Сапёры аккуратно рванули ворота, давая возможность ввести в город пушки Барановского.
Глава 6
1
Начало атаки ихэтуаней я видеть не мог, но лично руководивший операцией по открытию ворот Извольский весьма живописно передал все перипетии боя.
Едва ворота начали распахиваться, как раздались доводящие нас до бешенства крики "Ша! Ша!". Отдельный мигом сообразил, что сейчас его просто затопчут, и проревел: "Отходим!" Человеческая масса, словно прорвавшаяся вода, хлынула из ворот… под снаряды и пули рот Сергеева и Меркулова. Полубатарея 2,5-дюймовок выплюнула установленную на удар шрапнель практически в упор, с полторы сотни саженей. Прорубая просеки, снаряды рванули почти в середине толпы, разметав в стороны части тел. Поставленные на фланги "максимки" ударили свинцовыми струями, выкашивая людей. С НП было видно, как мечутся фигурки, пытаясь спастись, и падают, падают, падают. Ещё один залп, где-то внутри за воротами поднимаются превосходно видимые столбы пыли и дыма. А по ещё шевелящейся кое-где массе тел пошли стрелки, сапёры, последними втянулись внутрь артиллеристы. Ворвавшиеся за стены штурмовые группы на одном дыхании пролетели расстояние до первых домов, что стояли неподалеку. Крик "Бойся!", и граната с примотанной к ней шашкой пироксилина летит внутрь. Ухает взрыв, из вылетевших окон валит едкий дым, и в него ныряет стрелок: в правой – "вессон", в левой – лопатка. Шевелящийся обрубок – пуля четырёхлинейного револьвера прекращает мучения несчастного. Вот девица, довольно ловко размахивающая мечом, пуля в живот, и вперёд. Идущий следом боец опускает на её голову заточенное лезвие… Вновь граната, внутри – никого… Дальше, дальше, не стоять!
Квартал, куда вломилась рота Дёмина, был заселён беднотой, поддерживающей мятежников. Ему вспомнилась фраза Старика: "При всём фанатизме желание пограбить у этих люмпенов в крови". И потому главное было выдержать первый, самый яростный натиск, когда нередко местные бросались на стрелков даже с голыми руками. Кое-где дело дошло даже до рукопашной, но те, что смогли сойтись с русскими накоротке, были мгновенно уничтожены. Всюду валялись тела мятежников, перепоясанных красными кушаками, и местных: вперемешку мужчин и женщин, часть из них была только ранена. И стон, крики и причитания заставляли вздрагивать даже видавших виды ветеранов.
Больше всего его сейчас беспокоил дикий расход боеприпасов. Гранаты, взятые с ТРОЙНЫМ запасом, наполовину израсходованы! Хорошо, что пулемётчики огнём "мадсенов" не давали навалиться толпой. Одна-две очереди – и на земле лежит шевелящаяся масса, по которой, спотыкаясь и падая, лезут ещё не успевшие разобраться уцелевшие. Ну, да стрелки не зевают: только споро передёргивай затвор и стреляй, тут захочешь – не промахнешься.
Рота Сергеева наступала по прямой на дворец губернатора, где был расположен штаб китайцев. Караулка, стоявшая справа сразу за западными воротами, подверглась обстрелу (четыре гранаты), так что ворвавшиеся туда штурмовики быстро добили контуженных и поспешили дальше. Одна из четырёх главных улиц упиралась в двухэтажную контору департамента по взиманию пошлин. Люди тут селились зажиточные, несмотря на поддержку мятежников, больше заботились о себе. Потому бросок был молниеносным, лишь однажды второй взвод обстреляли. В ответ, выплюнув две гранаты, артиллеристы здорово снизили его ценность, сапёры по живости характера (любят они взрывать) подорвали стену, и в результате второй этаж обрушился. Столь наглядная демонстрация моментально привела в чувство "патриотов". А штурмовая группа закидала то, что осталось, гранатами, добив ещё остававшихся в живых. Оборонявшие здание солдаты особо не геройствовали: стреляли в белый свет, как в копейку. Кузьма, оценив "класс" противника, приказал заменить гранаты шрапнелью, с трубкой, поставленной на удар. После второго разрыва огонь стал ослабевать.
Приказав всадить ещё одну шрапнель в окно на первом этаже, он просвистел: "Атака". Третий взвод подавил огнём китайцев, а первая полурота броском ворвалась внутрь. Дальше было дело навыков, беспощадно вбитых на полигонах. Гранаты, пулемётные очереди, выстрелы из револьверов: до ближнего боя старались не доводить. Но изредка в полумгле от поднятой в воздух пыли, от дыма от сгоревшей взрывчатки и разгорающихся бумаг вспыхивали ожесточённые схватки. И тогда раздавались визгливые крики и густая матерщина. Увы, но тут без потерь не обходилось. Убитых не было, но раненых хватало с избытком, в основном раны колотые и порезы, однако трое продолжать бой не могли.
Не выдержав, китайцы начали выскакивать из окон и дверей, устремляясь к стоящему напротив дворцу. Добежать до него не удалось никому, убитые устелили всю площадку, лишь подорвав и так не высокий моральный дух. Меркулов, наоборот, зашёл влево, отсекая бедняцкий квартал от северной части города, в которой засели регулярные части китайцев. Баррикады, которые успели на скорую руку соорудить "боксёры", расстреливали из пушек. Один, реже два выстрела разносили всю эту "фортификацию" вместе с защитниками, а пытающимся убежать стреляли в спину, кому-то везло, и он скрывался, а кто-то остался лежать на утоптанной земле. Крушащие на своём пути штурмовики раздавили попытавшихся сопротивляться ихэтуаней. Те вместо привычной расправы над практически безоружными китайцами-христианами и малочисленными европейцами мигом растеряли боевой пыл и побежали. По дороге часть босяков начала грабить более богатых соседей, забыв о братстве и равенстве. Это не понравилось мелким лавочникам и торговцам: резать белых варваров и отступников – дело хорошее и даже прибыльное, но когда эта сволочь собирается покуситься на их имущество… Кровавые схватки вспыхнули, моментально перерастая в маленькую гражданскую войну. Победу в ней в основном одерживали "боксёры", их было больше, и они были сплочённее. Кое-где занялись пожары, что только подстегнуло зажиточных горожан. В результате, когда рота Меркулова вошла в "чистые" кварталы, русских встречали уже как избавителей.
Но не всё шло гладко. В центре цицикарские солдаты использовали каменные дома вместо фортов, отчаянно отстреливаясь и не собираясь сдаваться. Продвижение резко замедлилось. Отчаянный рывок и рукопашная… но потери, за них по головке не погладят! И тут флотские неожиданно нашли весьма остроумное решение. Вырубов позднее признался, что всё получилось спонтанно, просто в тот момент он был вне себя от бешенства. Привыкший уже к лёгким победам (снобизм, но с ним ничего поделать нельзя), он застрял у гостиницы. Стоящая на перекрёстке, она, несомненно, приносила хорошую прибыль своему хозяину. Теперь засевшие в ней китайцы палили во всё, что двигалось, причём весьма успешно. Двое моряков и один сапёр были ранены, слава Богу, легко, но рассчитывать на них уже не могли. Перестрелка всё больше и больше затягивалась, противник, судя по всему, недостатка патронов не испытывал. И тогда Вырубов в бессильной злобе выпалил из пистолета Верп в окно, откуда наиболее густо летели пули. И надо же такому случиться, что шипящая и плюющая в разные стороны искрами ракета вначале покрутилась внутри, а после воспламенила валявшиеся в комнате тряпки. Дым от неё быстро заволок всё помещение, и начавшийся пожар добавил свой столь знакомый запах гари. Этого цицикарцы не выдержали и начали в панике покидать здание, вопя о какой-то мифической "огненной звезде". В начавшийся хаос внесла лепту и подошедшая наконец артиллерия: выдвинутая на прямую наводку и расстреливавшая очаг сопротивления.
Нет, полковник Ван не считал себя проигравшим, через южные ворота он попытался контратаковать, ударив в тыл чересчур возомнившим о себе русским. На роту Суботина наступал отряд "боксёров" в триста голов, по его мнению, этого хватит, чтобы связать её боем. Риск был велик, ведь он оголял весь участок, оставляя лишь немногим более полуста солдат и сотню "боксёров". Но бездействовать означало отдать всю инициативу противнику.
– Куды, в душу мать! – рычал Афанасий, видя, как этот сопляк, наплевав на пули, вылез из неглубокого окопчика. – А ну назад, сгною… дурак!
Петька, поняв, что перегнул палку, словно ящерица, буквально стёк обратно.
– Патроны не жечь понапрасну!
Ротный фельдфебель, убедившись, что его приказ выполнили вошедшие в раж стрелки, неторопливо стал выцеливать пытавшихся подползти поближе "боксёров". Те, уже наученные, что переть, размахивая железками на вооружённую современным оружием армию – обыкновенное самоубийство, затеяли перестрелку…
– Хм. – Суботин с некоторым недоумением смотрел, как до двух с половиной сотен солдат, посланных полковником для удара во фланг, в данный момент азартно перестреливаются с оставленным прикрывать ворота взводом.
Идти вперёд они явно не желали, нет сомнений, пара снарядов, выпущенных трофейными крупповскими пушками, сыграла свою роль. Но не так, чтобы при потере не более четырёх человек залегать! И если ему не изменяют глаза (в бинокль, правда), то сюда уже подходят части охранной стражи. Ан нет, не один я такой глазастый, похоже, вон те увидели их гораздо раньше… Ой, что сейчас будет! Кавалеристы вырубят всех, уж больно кровью замарались, что "боксёры", что солдаты…
Полковник Ван стоял у окна и смотрел, как русские расстреливают из пушек казарму, в которой засели ихэтуани. На жизнь этих никчёмных крестьян ему было глубоко наплевать, пусть белые варвары их всех перебьют, невелика потеря. Но его стрелки, самые лучшие, преданные, остались в этой ловушке, их не выпустили, предводитель прислал к нему (после он лично казнит этого…) свою девку, и та процедила, что все остаются на месте. Верный Лунь, правильно поняв своего господина, одним неуловимым движением снёс бошку наглой потаскухе. Плеснувшая кровь испачкала пол, а голова, словно мяч, покатилась к его ногам. Троицу сопровождавших её "боксёров" (те, увидев, что она смертна, впали в ступор) закололи пехотинцы.
Бант! Опять эти пушки! Сморщился, как от зубной боли: не хотел он разделять свою батарею, не хотел (только против родственника губернатора идти… вот-вот), но ТАКОГО не ожидал. Легко, будто играючи, русские громят всех – восставший крестьянский сброд, обученную германскими инструкторами пехоту, его личных стрелков. Уже скоро они начнут штурм дворца… вернее, уже начали. Доклад о подходе охранной стражи и начавшемся массовом бегстве солдат заставил его зашипеть от ненависти. Как ему хотелось казнить этих трусов, посмевших не выполнить его приказ! Увы, теперь он не властен над их жизнью и смертью. Улыбка (которую все приняли за оскал) обнажила крепкие белые зубы: что ж, он знает, как поступить!
Полковника Ваня найдут мёртвым, чтобы не попасть в руки живым, он отравится опиумом .
– Давайте лучше наконец встретимся, Иван Тимофеевич, с нашей второй "клешнёй", – улыбнулся я. Мимо прошла жидкая цепочка пленных солдат, охранявшаяся дюжими матросами, конвоиры внушали почтение одним своим видом, на целую голову превосходя щуплых китайцев. – Да и антураж, знаете ли, соответствует.
– Согласен, Сергей Петрович, – и прямо по-мальчишечьи улыбнулся. Вот чего-чего, а такого я не ожидал от своего всегда серьёзного начштаба. – Ну да, – чуть смутившись, произнёс он, – просто так и пахнуло галантным веком.
Хулачен, как и Ашихе, имел средневековую архитектуру. Его опоясывали кирпичные стены, обязательные ворота с башнями, на которых развевались русские флаги. В ехавшей нам навстречу группе всадников без труда узнал Алексея Александровича. Даже отсюда было видно, как он лучился от удовольствия, и понять его можно. Постоянные набеги хунхузов, которых укрывали китайские чиновники, в ответ на наши ноты лишь приторно улыбавшиеся, зная о недостатке стражи, стычки с "боксёрами", похищения и убийства русских рабочих и инженеров… И вот теперь он смог отыграться – нет, не за всё, но большая часть долга была погашена.
– Господа, давайте наконец въедем в город. – Столь необычное приветствие было встречено улыбками. – Да, – Гернгросс просто махнул рукой, – слишком уж много крови у меня этот городишка выпил!
– Ничего, Иван Тимофеевич, казачки, – кивнул я на гарцевавших невдалеке всадников, – пойдут по селениям, уйти далеко ихэтуани не могли. А там закрутят "карусель"…
– Да. – Вздохнув, он с тоской посмотрел на уходившие сотни охранной стражи.
Вне всякого сомнения, ему очень хотелось самому довести дело до логического конца – разгрома банд "боксёров". Но не судьба. Алексей Александрович сообщил, что в моё подчинение передаётся рота из Владивостокского гарнизона и две 87-миллиметровые пушки образца 1877 года. Для меня это была ложка мёда, а вот далее я получил целую бочку дёгтя.
– Эх, Сергей Петрович, сам понимаю, что нужно сюда полк перебросить. – Гернгросс махнул рукой, и столько в этом жесте было горечи, что я не нашёлся с ответом. – Я вас прекрасно понимаю, здесь, на севере, благодаря вашим решительным действиям нам сопутствует успех…
– Полноте, Алексей Александрович, а вы? Ставили охрану, налаживали связи с местными… да много ещё чего делали. Без вас этого не было бы.
Мои слова явно пришлись по душе генералу. Слишком редко его хвалили, а, как известно, доброе слово и кошке приятно.
– Да-с, – улыбнулся он, – что-то мы стали напоминать героев басни…
– А как по-другому? – ухмыльнулся в ответ на намёк. – Начальство у нас летает в вышине, и до нас, грешных, снизойдёт лишь для наказания. Как оно считает, подчинённые только исполняют его волю. М-да, а когда оно выдаёт приказы, получается как сейчас, хоть басню сочиняй: однажды лебедь раком щуку…
– Хм, Сергей Петрович, – ошарашенно посмотрел на меня Гернгросс. – Хотя так переиначить Крылова… весьма пикантно.
– А как ещё сказать? – И, убрав с лица ухмылку, продолжил уже серьёзно: – Мы потеряли темп, своим приказом наместник даёт возможность цицикарцам собрать свои силы в кулак. – Бывшие в комнате офицеры промолчали. Критиковать генерал-адъютанта и вице-адмирала решались не многие, но мне сейчас было не до политеса. Почему я так себя повёл? Хм, просветили меня насчёт отношения ко мне лично и к батальону в частности особы царской крови. – Как я понимаю, руководство озабочено более солеварнями в Бидзыво, портом Инкоу и янтайскими копями. Плюс захват, так сказать, столицы Маньчжурии, города Мукдена. Что же, мы люди военные и привыкли исполнять приказ. Но только после полного уничтожения цицикарского отряда, проблемы в будущем нам не нужны.