Петербург и его окрестности. Четыре дня назад
Александр Петрович Трубецкой был в самом лучшем расположении духа. Очень скоро он станет вровень с такими известными фабрикантами, как Винчестер, Кольт, Манлихер, братья Маузеры, что сумели…
– Тихо. – Стальная хватка намертво сжала правый локоть. Произнёсший это верзила, одетый в добротную, но плебейскую одежду, вызвал у него оторопь.
– Не стоит кричать. – Второй голос принадлежал офицеру, весьма дорогая тройка, пошитая явно на заказ, так и не смогла скрыть привычку носить военный мундир. Подкрепил он свои слова узким стилетом, и, судя по глазам, применит его он не раздумывая.
Трубецкой, как сомнамбула, сел в коляску, словно по мановению волшебной палочки оказавшуюся рядом. Когда он попытался что-то крикнуть, верзила ловко ударил его в горло. Закашлявшись, он ощутил слева легчайший укол, и тот же голос посоветовал ему не дурить.
– По какому праву…
– Сейчас вы всё узнаете, – с лёгкой брезгливостью произнёс "офицер".
Второй налётчик молчал, но взгляд его – словно он не аристократ, на которого этот хам и глаза боялся поднять, а какая-то кукла. Сочтя за лучшее промолчать, он стал ждать, куда его привезут похитители.
– Кого я вижу! – Ёрнический тон жандармского полковника вывел его из задумчивости. – Наш неуловимый Джо! Права качал? – словно его и не было здесь, спросил Дроздов (ни кем другим тот быть не мог) у офицера.
– Так точно, пришлось малость утихомирить.
– Вы, плебей! – вскипел Трубецкой. – Очень скоро пожалеете об этой выходке, и та стерва вам не поможет. Да я… а-а-а… – Трубецкого пронзила острая боль, и он, не удержавшись на ногах, неуклюже упал на колени.
Его тут же подхватил под правую руку давешний верзила. Левую руку держал непонятно откуда взявшийся второй, не менее габаритный жандарм.
– Ты, господин хороший, так об императрице не говори, – пробасил верзила. – Иначе… – И он показал свой здоровенный кулак.
– Уважаемый Александр Петрович, – с нескрываемым презрением произнёс я, прикуривая папиросу и выдыхая дым. Естественно, не в лицо, для дворянина это неприемлемо. То, что мой стрелок врезал ему по почкам за хулу на императрицу, это нормально и очень даже комильфо. Любой скажет в адрес этого "финансиста" сакраментальное "сам дурак". А вот дым… Нет, такое мне не простят, хотя вслух осуждать и не будут. – Вы так долго и так настойчиво стремились получить у бедной девочки платежи, что я не смог отказать ей быть посредником в ваших делах. Документы, стряпчего и деньги. Подписывайте, пересчитывайте деньги и забудьте дорогу на мою фабрику.
– И не подумаю, – криво ухмыльнулся тот в ответ.
Невысокий еврейчик бесстрастно смотрел на эту сцену, офицер, вздохнув, подошёл к коляске Дроздова и вскоре вернулся с книгой. Пока он ходил, Александр осмотрелся вокруг. Стояли они в пригороде, но и не в местах скопления мастеровщины и прочих отбросов. От канала тянуло не слишком приятным запахом. Мусор, проплывавший мимо, вызывал брезгливость, а снующие вдалеке люмпены только усиливали его разложение.
– Ваше право, – пожал плечами жандарм. – Прочтите избранное из Тургенева. – Безымянный офицер ловко открыл книгу на нужной, по-видимому, странице и замер, ожидая дальнейших приказов. – Да, а вы хотя бы читали его романы? – Разразившаяся в ответ брань заставила меня поморщиться. Ну, нет в ней красоты и сочности, присущей этому поистине народному творчеству… Одним словом – аристократ, и брань у него такая же… аристократическая.
Быдло, рвань и тому подобное. Слушать эту ахинею – себя не уважать, и потому кивнул унтеру. Тот просто приставил "браунинг" к голове этого идиота и попросил его заткнуться. – Очень хорошо, давайте повысим ваш культурный уровень. Будете орать, вас пристрелят. Начинайте…
Классик русской словесности прочистил мозги потомственному аристократу, и плавать, как Му-Му, тот не захотел. А в то, что жандармы на это решатся, Трубецкой больше не сомневался. Особенно когда Дроздов со скучающим видом небрежно сказал, мол, не вы, так ваши наследники подпишут.
– Не стоит вам , – намекнул я на некоторых господ из Старой аристократии, – лезть не в своё дело, вспомните нашу историю времён Ивана Васильевича.
Намёк на противостояние знатных боярских родов и молодого царя был принят к сведению, но, увы, не понят. Получив по рукам, знать ощерилась и, на время забыв старые обиды, сплотилась, чтобы сокрушить наглеца. Вот только они почему-то забыли, что у них теперь нет ни оружных холопов, ни гвардейских рот и батальонов восемнадцатого века… Но это была другая история.
С князем, которому внучка сообщила "сногсшибательную новость" о том, что ныне она является фрейлиной императрицы, разговор вначале не заладился. Старый хрен весьма эмоционально орал на меня, используя весь свой богатый словарный запас, оставшийся со времён службы в Конно-Гренадёрском полку.
– Нет, млин, – старался я сдерживать себя, чтобы не наговорить лишнего. – Теперь-то что не так?
– Ты куда её засунул, сучий потрох? – просипел вошедший в раж Черкасский.
– Куда все стремятся пристроить своих кровиночек. – Ну не понимал я его, вот честное слово, не понимал. – Твоё высочество, думаешь так просто "шифр" получить?
– А чем её там заниматься заставят? – Старый князь буквально чудом удержался от матерной тирады в мой адрес.
Секретом, откуда представители Дома Романовых брали аристократических любовниц (балерины и прочие плебейки не в счёт), не было, все всё знали, но делали вид, что не в курсе происходящего.
– Во-первых, у императрицы хватает вполне взрослых и, чего уж тут стесняться, более опытных девиц. Во-вторых, за допуск к "телам" идёт такая драка, что Машке туда и близко соваться не стоит, – начал уже я закипать. – В-третьих, а что тут такого, каждый, пардон, умеет то, что имеет. Не забыли гаремы из девок крепостных, а? – Судя по виду, старик отлично всё понял. Однако, как уступить гостю свою "одалиску" – это нормально, а как девицу княжеских кровей – так "караул!". Не все, правда, возмущаются, часть считает это большой удачей… – Может, не стоит права качать, а то слышал, как один идиот говорил такому же о невозможности более воплотить подобное в жизнь. Эти кретины забыли, что у тех девок родня есть, и ей очень не нравится, что их дочек пользуют всякие моральные уроды.
– Но…
– Что но? Не нравится? Такая, понимаешь, загогулина, – зло перебил Черкасского, явно собиравшегося прочесть мне, тёмному, лекции о праве, так сказать, первой ночи. – Успокойтесь, императрица лично приглядит за Машей, к тому же после известных событий ей пришлось определяться, с кем она.
Крыть старому хрычу было нечем, слишком погано повели себя хорошие знакомые. О некоторых он и подумать не мог… Зато теперь поняли, что выбрали не ту сторону, и, проиграв, исходят нутряной злобой.
– Аккуратней надо, – после небольшой паузы проскрипел князь. – Многим ты насолил, да.
– А многие помнят про Ушакова, но не Фёдора Фёдоровича? – Очень явный намёк на небезызвестного руководителя времён Анны Иоанновны, которая поприжала аристократию, был воспринят серьёзно. – Вот и ладно.
Успокоив старика, я наконец занялся делами департамента. Хотя мы только начали становление, агентура из отставников (а они числились в запасе) исправно отсылала донесения в штаб батальона. Теперь к осназовцам добавились и пешие команды, и бумажный вал только увеличился. И если с агентами было всё нормально (как-никак, почти четверть века занимались внедрением), то с сотрудниками – откровенно грустно. Те немногочисленные вербовки не давали внятной картины. Хотя в последние годы дело, кажется, пошло на лад. Революционное движение стало этаким модным брендом, не побывать хоть пару раз на запрещённых сходках для продвинутой, так сказать, молодёжи было, что называется, невместно. Как результат, фанатиков довольно прилично "разбавили" всяческие "прилипалы", среди которых мы очень медленно (увы, быстро не получается) находили сотрудников.
Третий аспект, наблюдение, был в ещё большем загоне, чем второй. Молодцов выделки "евстраткиной" школы у меня, увы, не было. Профи, оставшиеся после гибели Герарди, были несколько другими, а отдавать в обучение… вот уж нет. Начальник московской охранки был психологом от Бога, не зря все революционеры с ненавистью произносили его имя. Сергей Васильевич поднял науку вербовки на совершенно иной уровень. Не зря самое большое количество сотрудников было именно у него. А потому я решил не искушать судьбу, не стоит, потом гадай о каждом "стажёре", прошедшем через Москву, сливает он инфу или нет. Наиболее важным считалось в данный момент скандинавское направление, поскольку буквально пару дней назад финские террористы попытались подстрелить Николая Николаевича. Наместник же, получив по касательной в левое плечо (неопасно, но на пару месяцев придётся оставить Суоми), рвал и метал. Дмитрий Петрович, соответственно, поставил на вид начальникам департаментов, ну а мы, как водится, напрягли подчинённых. И вскоре от группы "В" (да-да, именно так, с Трубецким, кстати, работали парни из "А") сообщили об азиате, несколько раз мелькнувшем с одним из сбежавших "лесных баронов". Последний был известен как ярый русофоб. Тут Дуббельт, ставший у меня "товарищем", сделал стойку и предположил японский след. Я с ним согласился: другого государства, проводящего и, главное, не боящегося получить в ответ на свою территорию пару-тройку дивизий из восточных стран, более не наблюдалось…
– Очень занимательно. – Ухмыльнувшись, я оторвался от доклада. – Значит, свей забыли и Биргера, и Полтаву, и рейд Барклая. У них, похоже, головокружение от успехов.
– Простите? – недоумённо поинтересовался Афанасий.
– Просто их почти уже сто лет никто не имел. – Дуббельт в ответ кивнул, соглашаясь с моей оценкой. На раблезианство он не обратил никакого внимания. – Вот они и расслабились, ну да ничего, напомнить о городе Стекольне никогда не вредно. Теперь по японцам. – Вздохнув, я озвучил своё решение. – Наблюдение продолжить, активных действий в отношении сотрудников посольства не предпринимать. Разработать план захвата одного из… – Тут я задумался. Взять "языка" и распотрошить его – не велика трудность. Но настораживать самураев очень не хотелось. – Отставить. В особый период разработать и быть готовыми провести устранение японских военных агентов. Одновременно с этим провести захват и доставку на нашу территорию наиболее важных заговорщиков из числа подданных империи. Остальных уничтожить.
– Демонстративно? – уточнил Афанасий.
Ему очень хотелось услышать положительный ответ. Нет, не потешить самолюбие или, упаси боже, впасть в гордыню: мол, я решаю, кому жить, а кому умирать. Нет. Он просто хотел донести до англичан, что русские не забыли и не простили смерти Павла. Какой бы он ни был самодур, но вот так нагло убивать правителя…
– Да. – Мне самому надоело прятаться за якобы "несчастные случаи". И самое главное, пусть боятся, боятся, что и к ним однажды придёт старуха с косой, что русские тоже могут убивать. И не защититься и не откупиться, что взыщут всё, до последней полушки.
Санкт-Петербург. Английский клуб. 1902 год
– Вы уже знаете новость? – Лощёный джентльмен, словно по волшебству эльфов перекинутый сюда, в дикую Россию, из доброй старой Англии, задал вопрос с невозмутимой миной на лице.
– Об этом все мальчишки кричат, – поморщившись, ответил господин, одетый по парижской моде.
– Господа. – Третий, в неброской, но явно безумно дорогой одежде (ему нравилось дразнить знать: одежда, манеры и образование ему в этом помогали), весьма иронично окинул взглядом собеседников. – Если вы о смерти Вики, то пора завязывать.
– Хватит, – чуть нервно произнёс джентльмен. – Ваш юмор тут неуместен.
– Да? Ну что ж, перейдём к серьёзным делам. – Ему было противно смотреть на доморощенного англичанина. Тот в стремлении быть британцем вызывал у него чувство брезгливости. Рязань косопузая, но, поди ж ты, не зная, можно и за лорда принять. Вот интересно, как он уживается с московским губернатором? Тот весьма ценит, хех, мужскую красоту. – Смерть Гучкова, конечно, неприятна, но далеко не смертельна, – сразу обозначил свою позицию.
– И что? Нам теперь так всё и оставить? – влез "парижанин".
– Нет, естественно, но сейчас не место вендетте. – Он мысленно чертыхнулся, пожелав сопляку рандеву с жандармами в лице 7-го департамента, но вслух произнёс совершенно другое. Племянник фон Мекка явно не представлял себе всей остроты ситуации. Похоже, собеседники, по меткому выражению его кучера, закусили удила. Нет, решительно надо рвать с этими неврастениками. Иначе и его могут, не особо разбираясь, прихлопнуть. – Вы знаете, что у "англичанки" будет мальчик?
Это вызвало мгновенный паралич у обоих его визави.
– К-как? – чуть слышно выдохнул джентльмен. – Откуда…
– Поверьте, сведения абсолютно точные.
– Э… – "Парижанин" сделал неопределённый пас руками. В словах своего собеседника он не сомневался, недаром его двоюродный дядя был придворным банкиром у Александра II. Связи у семейства остались громадные. – А есть возможность как-то, кхм, уточнить…
– Друг мой, если у вас закралась мысль, я подчёркиваю: только мысль, скажем, о неких действиях, дам вам совет. – Глаза фон Штенглица стали двумя кусочками льда. – Забудьте.
– Это почему? – "Британец" вновь бесстрастно смотрел на своих собеседников. – Не вижу препятствий.
– Вы тоже? – "Парижанин" кивнул. – Тогда, господа, я вас вынужден покинуть. Мне не улыбается окончить свою жизнь от рук жандармов.
После ухода фон Штенглица повисла вязкая тишина.
– Пусть идёт. – "Британец" улыбнулся краешком губ. – Он недолго проживёт. – Перехватив вопрос в глазах оставшегося собеседника, пояснил: – Здесь столько революционеров…
– Действительно, – согласился фон Мекк, в конце концов, не самый плохой повод устранить конкурента. В САСШ весьма известные люди не стеснялись применять методы Чезаре Борджа. И ничего, считаются вполне уважаемыми людьми. – И заодно стоит обезопасить себя, – дал он понять, что согласен. – Боюсь, с него станет переметнуться.
– Вполне разделяю вашу обеспокоенность. Раз с этим решили вопрос, перейдём к более насущным проблемам…
Вышедший из Английского клуба фон Штенглиц сел в выезд и всю дорогу до дома молчал. Его изощрённый интригами разум пытался найти выход и раз за разом его не видел. Кроме одного – пойти и просто покаяться в надежде, что оставят в живых. Зыбкий, если честно, но всё-таки лучше, чем ничего. О том, что его попытаются убить, он не сомневался, единственная оплошность, допущенная им, была во времени. Считая, что у него есть пара дней… Взрыва, погасившего его сознание, он не ожидал.
Санкт-Петербург. 1902 год
Чудные дела творятся в нашем Отечестве, прямо как в сказке, только очень страшной. С чего все решили, что у императрицы будет мальчик, я (и не только я) так и не докопался. Хотя и Ширинкин, и Герарди (нет, не родня погибшему почти два десятка лет назад, просто однофамилец) гуманизмом при этом не страдали. Нет, кончики были хоть и оборванные и вроде вели к свекрови… но это отнюдь не факт. Запросто нам могли подложить ложный след, слишком всем мешал пока ещё не рождённый наследник. А потому, плюнув на всякое мнение света, хотели даже перебросить в Царское Село охотничьи команды из 1-й гренадёрской дивизии и две роты из батальона, усиленные батареей Крамаренко и пулемётной командой. Будущий гэрэушный спецназ сватали оба фон Веддинга, уговорив Куропаткина пока повременить с выдвижением, собственно, гренадёр. Зиновий, сменивший Авелана, не остался в стороне, и парочка десантных рот, снятая с броненосцев, была распихана по экипажам. Короче, все готовились к возможным осложнениям, но, слава богу, обошлось. Члены Дома Романовых не рискнули, и вскоре поплыл по всей Руси колокольный звон, возвещая о появлении наследника. Протокольные мероприятия по такому случаю коснулись и меня, ага, был допущен и обласкан царствующей четой. Причём впервые в истории корпус был представлен столь солидной делегацией. Командир, начальник штаба и начальники департаментов – раздолье для шпиона, блин, – к этому добавилось всё многообразие мундиров: стандартный "лазоревый", конных команд, пеших команд, осназа. Вот с наградами было не очень, кто что успел получить до перевода в корпус (особенно "Георгиевское оружие" у кавалериста), тот с тем и щеголял. Увы, но все остальные затмевали нас блеском орденов, и мне было чуточку обидно. Правда, в утешение мы были допущены за кавалергардов, пустяк, не стоивший с одной стороны ничего, зато с другой – здорово приподнимал нас в глазах остальных приглашённых. К ненавидящим взглядам высокородных господ, столь откровенно желавших мне (и не только) сдохнуть, я начал привыкать.
Однако не всё было так плохо, старики (дружки старого хрыча) были в курсе событий и с большим воодушевлением включились в интриги, в которых потихоньку "съедали" покусившуюся на их игрушку "молодёжь". Естественно, мне пришлось нанести визиты, но тут гонор не нужен, и зубовный скрежет доставлял удовольствие не одному мне. Вот и сейчас я плодотворно переговорил с тройкой аксакалов насчёт развёртывания батареи батальона в дивизион. Пусть дохленький и жиденький, но и то хлеб. Особо упирал на получении крупповских гаубиц. Помня, чем кончилась французская фантазия, на тему универсальности, настойчиво пробивал начать производство нормального снаряда. Тут мы (все прошли Турецкую) были солидарны, и старики заверили, что к новейшей трёхдюймовке кроме шрапнели появятся фугасы и картечь. Крамаренко обещали подкинуть четыре "немки" и восемь "мотовок", я было попробовал поторговаться, но Аристарх Иванович посмотрел на меня, словно на маленького мальчика, выпрашивающего у родителей дополнительные конфеты. Расстались мы вполне довольные друг другом.
Пересёкся я на приёме и с Николаем Николаевичем, тот, отведя меня в сторонку, поинтересовался, как скоро он увидит головы этих… М-да, понять человека можно. После порции высочайшего мата со всей почтительностью намекаю на отсутствие в данный момент некоторых бумаг, поскольку всё оказывается не так просто. Тот мгновенно (приучили горячие парни быстро соображать) назначает время и место встречи. Далее всё продолжается согласно выработанным правилам, хотя сам монарх и выглядел не очень, все заметили, как светились его глаза от гордости и радости. Управляющий Двором свою французскую булку с икрой лопает не зря, и, получив свой памятный подарок, я (поддатый, а повод-то какой, господа!) в сопровождении охраны отправляюсь домой.