Хо шёл домой, и на его бесстрастном лице никто не мог прочитать, сколь сильна его ярость. Этот мальчишка специально унизил его перед его же людьми, добившись, что он "потерял лицо". С каким бы удовольствием он приказал бы снять с него кожу, но, увы, это было пока не в его власти. Старшина лодочников-шампунщиков особо предупредил его, что в случае нападения на русских им не жить. Рисковать и проверить на себе, как глубоки воды гавани, Хо не торопился. Как и не торопился узнать, так ли хороши эти жандармы в сравнении с его слугами. Мысленно воззвав к предкам, он пообещал им быть осторожным. Русский наверняка имел какой-то козырь или не стал бы вести себя столь вызывающе. Что ж, придётся уехать. Жаль, конечно, но ничего не поделать, вот только не через три дня, а на два дня позже, и придумать ему какую-ту сказку. Пока этот тупоголовый будет сидеть и пробовать найти подтверждения, спокойно раствориться, оставив того с носом.
– …В конце концов, всё не так и плохо. – Отхлебнув зелёного чая, присланного оказией Митрохиным, Дроздов с интересом посмотрел на новенького. Хотя последнее к Тимофею Силину не относилось.
– По их понятиям, – осторожно начал толмач, – вы потеряли лицо. – И пояснил: – Даже те, кто ниже вас по положению, насмехались над вами. Потому староста не счёл вас серьёзным человеком, угроз которого можно опасаться.
– Замечательно! Скажи, а как прореагируют остальные на демонстративное уничтожение этого клана?
Силин, не ожидавший такого от офицера, задумался.
– Как я понимаю, аресты, произведённые до Водяги, воспринимаются через призму полковника Силуянова?
– Э-э-э, – замешкался Тимофей, но, увидев насмешливое выражение в глазах унтера, быстро нашёлся: – Да, в глазах этого китайца ваше лицо спасал непосредственный начальник, это не добавляет вам веса, кстати, в глазах местного населения. А вот уничтожение столь почтенного семейства создаёт весьма неоднозначную ситуацию. А почему именно он? – Этот вопрос мучил толмача. Он не понимал, что послужило причиной столь жёсткой реакции.
– Ну что же, – подытожил Дроздов. – Будем ситуацию создавать и умывать лицо, или мыть. – Вот только выражение лица могло соперничать с взглядом василиска. – Это по первой части, а по второй… кровь на нём. Русская кровь. Доказать ничего нельзя, и любой законник его оправдает, – ощерился Владимир. – Его люди страшно казнили рабочих из партии Верховского. Да, этот старый хрен был тут, но без его дозволения желтомордые макаки не посмели причинить пленным вред. Заодно и тылы почистим. Или кто сомневается, что при всей нелюбви к японцам сей божий одуванчик станет нам помогать? Он ведь из Тяньцзиня. – Прошедшие вместе с ним бои в этом городе жандармы иллюзий относительно националистов не питали. Силин же решил не встревать, хотя и он сомневался в искренней поддержке русских местным населением. – Тогда как там, у древних персов? – Злая ухмылка исказила его лицо. – И весь народ видел…
Арестовать Хо оказалось на редкость просто, тот, по милому обычаю, получив денег у купца из Маньчжурии, не спешил их отдавать. А поскольку тот был ещё и христианином… Вот только привычка вести дела с соотечественниками согласно старине и погубила матёрого "контрабаса". Купец просто написал жалобу на имя Казаркина, а тот, соответственно, строго по уложению переправил его Митрохину, который перенаправил его Ершову, а последний отправил отделение арестовать злостного неплательщика. К старшему унтеру добавили два отделения из китайцев в качестве усиления. Прибытие дополнительных сил никого не всполошило, что было на руку Дроздову. Естественно, всё это было проделано заранее, хотя Владимир и опасался того, что Хо попросту сбежит, однако обошлось. Потому ворвавшихся в дом людей в жандармской форме он воспринял как досадное недоразумение. Те, не церемонясь, начали сгонять всех обитателей во двор, при малейшем сопротивлении пуская в ход приклады. Так старший приказчик Вен, попробовавший что-то сказать, получил чувствительный тычок стволом в живот, упал на землю и хватал ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Лишь когда к русским присоединились "маньчжуры", крепко вязавшие всех бывших в доме, не делая различий, кто конкретно перед ними, он заволновался. Вошедший офицер мало напоминал того приказчика, с которым Хо разговаривал три дня назад. Смотревший на всех как на пустое место, он небрежно отослал униженно склонившегося перед ним Чана, всегда рассудительного и осторожного старшину шампунщиков, и звериным чутьём понял, что живым ему не уйти. Завыв, он… Стоявший в расслабленной позе русский как-то перетёк, словно капелька ртути, к попытавшемуся прыгнуть вперёд Хо и ловко погрузил того в глубокий сон прикладом карабина. К упавшему патриарху метнулся второй стрелок, и, подхватив обмякшее тело, он вместе с первым уволокли его на улицу…
Петербург. 1901 год
Сидящая напротив меня девица изо всех сил старалась показать себя умудрённой матроной, но вот пару раз проскочившие в её глазах тоска и испуг вкупе с непониманием, что делать дальше, ставили всё на свои места. Старого князя всё же доконал зятёк: в результате очередного скандала он слёг, и доктора, словно древние шаманы, разводят руками и в очень осторожных выражениях выражают надежду на благоприятный исход.
Может, Маша и не стала бы обращаться ко мне, но мать, которую она любила и которая могла поддержать и помочь ей, сейчас лечилась (точнее, умирала) на водах, отец особо дочерью не интересовался, зато очень любил деньги. Тут и родня нарисовалась, хрен сотрёшь, и каждый норовил урвать свою долю от вложенных стариком средств. Да и компаньоны старика начали делать кое-какие намёки о перераспределении, так сказать, числа участников. Не все, конечно, но тот знатный господин мог доставить весьма существенные неприятности. Принадлежа к клану Трубецких, он, согласно агентурным сведениям, был навязан Черкасскому, и тот лишь взял, как говорится, под козырёк. Но меня этот тип совершенно не устраивал, хотя приказы, исходящие от Старых родов, требовали поставить его во главе Петербургской механической фабрики, как теперь стала называться бывшая мастерская корпуса. О выпуске акций и прочей дребедени, с помощью которой они собирались прибрать к рукам столь жирный кусок, я уже и не говорю. Конечно, мне, вне всякого сомнения, помогла бы императрица, обратись я к ней, но вот сохранил бы я сейчас своё положение? До сих пор у меня получалось осаживать таких пройдох, не используя связи. Не сомневаюсь, что Старая знать решила выпустить вперёд этого индивида, дабы попытаться скомпрометировать меня. Опыт интриг у представителей семейств накоплен за сотни лет колоссальный, за мной же знание последствий для страны, если эта камарилья победит. Это как в стае волков: только оступись – разорвут. А потому стимул уцелеть у меня превосходный.
– Тебе, – выкать я принципиально не стал, тут уж психология, – предлагали замуж там выйти? Или передать активы в надёжные мужские руки?
– Было второе: Трубецкой, жаба, припёрся, – усмехнулась она. – И даже этикет болтовни не стал соблюдать. Мол, дедушка недееспособный, мама далеко, вот он по старой дружбе с родителем и готов помочь бедной девочке. – Зная, как она относится к самым дорогим для неё людям, мне невольно стало завидно. Похоже, выдержка у неё железобетонная.
– Ушёл сей господин на своих ногах?
– Сам, гнида, – прошипела она, став похожа на рассерженную рысь. – Хотя хотелось прогнать его раз пять сквозь строй.
– Как дед?
– Встанет, но время…
– Тэкс… – протянул я. Ежу понятно, что эти ханыги стараются захватить фабрику ДО выздоровления князя. А там или распродадут, или с помощью фокусов с ценными бумагами юридически переведут всю собственность на себя. И что удивительно, его, Дроздова, совершенно не принимают в счёт. Словно он пустое место, а это наводит на нехорошие размышления. Пока туч над собой я не замечал, но это не значит, что их нет. – Идеи?
– Есть. – От её улыбочки вполне можно получить инфаркт неподготовленному человеку. – Вы осведомлены, что его величество собирается внести ряд поправок в закон о "кухаркиных детях"?
– И? – Я даже черновик видел, не весь, конечно, а что касается службы в корпусе. Там уже официально утверждены фундаментальные изменения. Такие, как сословное уложение, присвоение следующего чина, порядок сдачи экзамена на офицерский патент, правда, всё это было прописано для пеших команд. В остальном изменений не было, но и этот "социальный лифт" для многих был "манной небесной". – Собираешься сыграть на якобы отмене?
– Да, хотя страшно.
Она поняла, что её идея не только не встретила понимания, но и не на шутку рассердила собеседника.
– Это хорошо, что страшно, значит, понимаешь, во что это может вылиться. – Отмена поправок вполне способна привести к взрыву, вот только дева эта ни черта не понимает. Я задумчиво посмотрел на княжну, прикидывая, стоит или нет затевать этот разговор. – Плохо другое. – Стараясь удержать себя в рамках, тихо, не повышая голоса, я начал объяснять ей прописные истины. – Ты о "золотых", в кавычках, грамотах о воле крестьянской слышала? – Увидев несмелый кивок, означавший, мол, краем уха, продолжил: – Дед рассказывал, во что это выливалось? Очень хорошо. Причём, учти, всё это сглаженный вид, вроде сказок братьев Гримм. Что в реальности происходило, сама можешь представить. И вот теперь ты решила раскачать и без того едва держащуюся на плаву лодку.
– Ой, мамочки. – Прикрыв рот ладошками, она, как загнанный зверёк, смотрела на меня. Куда девалась уверенная в себе "принцесса"? Передо мной сейчас сидела испуганная девочка, не знающая, что ей ждать от жизни дальше.
– Надеюсь, ты ничего не успела натворить?
Отчаянно замотав головой, она с надеждой посмотрела на меня.
– Давай попробуем по-моему. Маш, скажи, как далеко простирается твой цинизм?
– Хм, – задумалась она, явно стараясь понять, о чём спрашивает Дроздов. – Не совсем поняла сути вопроса, – честно призналась она и, зная о нём из рассказов деда, приготовилась к весьма специфическому предложению.
– У тебя есть знакомые, слабые на передок? – Да, это грязно, мерзко и очень нехорошо вовлекать девочку в такую игру. Но по-иному сохранить её и мои капиталы не получится.
– Есть, – твёрдо ответила она. – Если для этого надо сделать такую гнусность… что же судить о морали? Дед говорил, что у англичан есть хорошая поговорка: "Если джентльмен не может выиграть, то он меняет правила".
– Именно так, – согласился я. – И рад, что ты это понимаешь. Запоминай…
Довольный жизнью Афиноген Степанович Загорулько с вальяжностью, присущей особе, приближенной к сильным мира сего, небрежно кивнул "ваньке". Тот мигом подкатил к нему и, слетев вниз, угодливо помог сесть в коляску.
– К "Медведю" давай, – приказал Загорулько.
– Сей секунд, барин. Н-но, залётная! – Стегнув вожжами кобылу, кучер вдруг обернулся. – Сидеть, гнида.
Афиноген от неожиданности икнул.
– Не дёргайся, курва! – с сильным польским акцентом прошипел ловко запрыгнувший господин, улыбающийся, словно увидел своего хорошего знакомого, но его глаза смотрели на Загорулько как на пустое место.
– Э-э-э, – испуганно проблеял Афиноген, ощутив лёгкое покалывание чем-то острым и холодным. "Бандиты, – пронеслось у него в голове. – Господи, спаси и сохрани, я…"
– Пану стоит помолчать и сидеть тихо. – Шипящие нотки поляка прервали страстную молитву и отнюдь не добавили его жертве спокойствия. – Вот так, правильно, зачем пану умирать?
– А вы меня отпустите? – уцепился за услышанное Загорулько.
– Как пан вести себя будет, – улыбнулся лях, и от этого стало ещё страшней…
– Итак, если вкратце, план захвата фабрики спланирован лично Ложкой. О нём, естественно, осведомлены те, кто надо, но в случае конфликта предпочтут сделать вид, что совершенно о нём не знали, – закончил рапорт стоящий навытяжку поручик в мундире пеших команд.
– Очень интересно. – Мне до сих пор не верилось в столь наглую попытку "рейдерства". – Ольгерд Казимирович, вам не показалось странным всё это предприятие? Даже авантюрой сей бред назвать нельзя.
– Господин полковник, после получения сведений их немедленно перепроверили.
– Хорошо, можете быть свободны. – Когда за ним закрылась дверь, я нажал кнопку звонка. – Дмитрий Александрович, установите наблюдение за Ложкой и помните, что можете столкнуться с "москвичами".
– Слушаюсь.
Как там, у Дюма интрига завязывается, а у нас шиза развязывается. В то, что Ольгерд не смог расколоть этого автогена, я не верил. Вот в измену… А чему удивляться? Предают всегда свои: вот и этот лях, как его ни корми, смотрит на призрак Речи Посполитой. Только тут один нюанс. У него польские социалисты, а вернее, маскирующиеся под них (не слишком умело) националисты убили всю семью. Кинули в коляску бомбу… отец, мать, сестра… После этого он и перешёл в корпус, но не в обычное в таком случае охранное отделение. Он попросился именно в пешие команды. В Привисленском крае он знатно отметился, оставляя после себя исключительно трупы. В ответ на него не единожды покушались, но безуспешно. В конце концов его рано или поздно достали бы, но тут на его имя последовал вызов из самого Петербурга. Перекрестившись, местное начальство с удовольствием сплавило столь отмороженного кадра подальше от себя. Пусть, как говорится, у чужих голова болит.
Чем, спросите, меня заинтересовал обычный офицер пеших команд? Ответ очень прост. Он был православный. Да-да, именно так, в католическом Привисленском крае исповедовал православный канон шляхтич. К тому же отлично понимал и знал всю историю местных традиций и обычаев.
Я вздохнул и подал условный сигнал для встречи с доверенным человеком императрицы…
– …Итак… – Потянувшись всем телом, Ольга посмотрела на меня с лёгким недоумением. Когда я впервые её увидел, то не мог не поаплодировать выбору императрицы. Хорошенькая блондинка, миниатюрная, с большими голубыми глазами, в которых, казалось, навсегда поселилась детская непосредственность. О таких говорят: "Маленькая собачка до смерти щенок". Встречи свои мы легендировали как любовники, подозреваю, у Алексис она занимала должность фон Веддинга-старшего, ибо была столь умна, что её принимали за недалёкую простушку, у которой только удовольствия на уме. – Признаться, Серж, вы меня заинтриговали.
– Не спорю. – Я одобрительно окинул взглядом обнажённое женское тело. – Оленька, ты, как всегда, неотразима, но сейчас, увы, предстоит скучная проза жизни. Прочти, – протянул я ей тонкую канцелярскую папку.
Женщина углубилась в чтение, не обращая внимания на свою наготу. И время от времени отпускала весьма специфические словечки. Закурив, я ждал, пока она не ознакомится с материалами, собранными специально для неё.
– Что я могу сказать? – Увидев сейчас лицо ветреницы и легкомысленной фрейлины императрицы, большинство её знакомых испугались бы произошедшей метаморфозе.
От хохотушки и недалёкой прелестницы не осталось и следа. – Хочешь получить индульгенцию? Сам резать этих дебилов пока не спешишь?
– Совершенно точно подмечено, – согласился я. – Ты не видишь тут подвоха? Мне просто кажется, что этого дурака подставляют мне, как жертвенного козла: на, мол, режь…
– А потом, – подхватила она, – приходит благородный герой и убивает злобного вурдалака.
– Вот и я о том же.
– Но и не отреагировать нельзя, – зло процедила она. – Вот что, я доложу, и ты, Серж, готовь доклад её величеству. И да, – она лукаво улыбнулась, – козни недругов – это не повод выпроваживать даму…
Спустя четыре дня я, не привлекая внимания, отбыл по делам службы в очередную командировку. Вот только инспекцию и проверку разведроты батальона осназа осуществлял совершенно другой человек. Только доложить заинтересованным сторонам этого никто не мог.
– Ваше величество. – Твёрдо смотря на несколько пополневшую императрицу, я старался говорить более обтекаемо. Хотя она и просила довести до неё складывающуюся ситуацию полностью, без купюр, но не стоит забывать о стрессе. Волновать её совершенно не стоит. – Таким образом, реально устроить только кратковременные неприятности. Свои обязательства и репутацию мы сохраним…
– Чуть-чуть подмоченную репутацию, – с лёгкой усмешкой поправила Александра, констатируя столь нелестный для меня факт.
– Вести войну с семействами Старой аристократии без поддержки никто не способен, – весьма прозрачно намекнул я.
Нет, лезть на рожон мне не хотелось. С другой стороны, я дал чёткий и недвусмысленный посыл о готовности скрутить в бараний рог её конкурентов на власть. А это, господа, уже совершенно другое отношение, не каждый сможет решиться (мне же просто терять нечего, старого князя мне не простят).
– Действуйте, Сергей Петрович. – Глаза императрицы азартно блеснули.
Так, наверное, говорила одна немецкая принцесса и стала Великой. Пример, знаете, заразительный, особенно с таким супругом…
Глава 13
1
Царское Село
Великолепно, Сергей Петрович. – Скупая улыбка тронула губы императрицы. – Честно сказать, я не ожидала от вас столь иезуитской каверзы. Мне уже жаловались на вас, но… – Она жёстко, по-мужски усмехнулась. – Словно маленькие детки! Основным их посылом было "как так можно?".
– Ваше величество. – Правильно поняв паузу, я сразу решил объясниться. – Данный субъект очень не желал понимать, что играть в такие игры можно и вдвоём. Когда ему предъявили наличные и потребовали написать купчую, он вдруг стал кричать. Называть нас разными словами…
– И поносить супругу самодержца Российского? – зло перебила она.
– Да, ваше величество, с прискорбием замечу, что действия моих подчинённых не красят меня, и я готов нести за это наказание.
Императрица весело рассмеялась:
– Ах, Сергей Петрович, мне просто доставило несравненное удовольствие узнать, как он жаловался на побои ваших головорезов!
– Идиот, – буркнул я. – Это не оскорбление, ваше величество, это констатация факта. – Судя по милостивому кивку, женщина была полностью со мной согласна. – Теперь никто не может законно оспорить в суде сделку.
– А как вы уговорили его подписать бумаги? – неожиданно поинтересовалась Алексис.
– Хм… – Увидев требовательный взгляд, я вздохнул. Придётся говорить правду, и именно поэтому мне и пришлось отказаться от "силовых" мер воздействия. – Поинтересовался, читал ли он Тургенева.
– И?
– Оказалось, нет, пришлось зачитывать избранные моменты…
Дальше императрица не могла сдерживаться, её веселый смех наполнил кабинет.
– Благодарю вас, Сергей Петрович.
Поняв, что аудиенция закончена, я ретировался. И только когда тронулся поезд, везущий моё усталое тело обратно в столицу, меня наконец стало покидать чудовищное напряжение последних дней.