Я поднялся и вышел из кабинета. Еще когда я спускался по лестнице, до моих ушей долетел истерический крик из приемной: "Врача! Григорию Васильевичу плохо". Я вышел на улицу, сунул в карман квитанцию о штрафе за неправильную парковку, сел в "Мерседес" и только здесь обнаружил, что на моем мобильном телефоне висит отметка о пяти не принятых звонках и текстовое сообщение.
Сообщение гласило, что государь срочно требует меня в Царское Село. Я запустил двигатель и быстро вписался в поток машин.
У въезда в Александровский парк меня уже встречали. Рослый поручик-гренадер из дворцовой стражи сел на пассажирское сиденье моего "Мерседеса", показал дорогу к стоянке, а потом проводил вглубь парка, где у небольшого фонтана, среди вековых кленов меня ожидал император.
- Здравия желаю, ваше величество, - поприветствовал я его.
- Здравствуйте, князь, - легко приобнял он меня. - Знаю уже про ваши беды. Вот же незадача! Действительно, этот закон не дает никакой свободы предпринимателям. Я давно пытаюсь добиться его отмены, но, увы...
- Таковы правила игры, ваше величество, - пожал я плечами. - Я знал, на что иду, когда принимал управление корпорацией.
- Мне очень жаль, князь, что вы попали под действие этого закона.
- Ничего страшного и не стоит сожаления. Если к человеку в подворотне подходит хулиган и избивает, то пострадавшего можно пожалеть. Но никто ведь не жалеет боксера, который вышел на ринг и потерпел поражение. Я тот боксер, которого побили. Бывает.
- Рад, что вы не пали духом, и сожалею, что я не могу поддержать вас ничем, кроме сочувствия. Закон, как бы он ни был плох, превыше воли монарха.
- Ваше участие, ваше величество, многого стоит.
- Как и ваша воля к победе, - улыбнулся император. - Впрочем, я постараюсь сделать все, чтобы одна из ведущих корпораций империи не пострадала. Все же у нас не только народовластие, но и монархия. Поэтому есть шанс не только на справедливость и законность, но и на разумные решения. Как вы знаете, вопрос о передаче в управление коммерческих предприятий имперского значения, изъятых по "Закону о защите прав трудящихся", решается общественным советом. В него входят представители профсоюзов, союза предпринимателей, правительства, а председательствует цесаревич. По моей просьбе сегодня он выдвинул предложение передать корпорацию в управление не вашей бывшей супруге, как ходатайствовал суд, а вашей сестре Ирине. Совет согласился с этим предложением. Все сошлись на том, что неразумно передавать корпорацию межнациональной значимости человеку, обуреваемому ненавистью, даже если он имеет на это больше прав по гражданскому законодательству.
Я вновь низко поклонился.
- Теперь что касается вас, князь. Может быть, вернемся к разговору о должности министра иностранных дел? Я бы с удовольствием внес вашу кандидатуру в Думу. Во время Германского кризиса князь Васильчиков оказался совсем не на высоте. Мы чуть не потеряли контроль над ситуацией в немецких государствах.
- Но ведь он неплохо действовал на Дармштадтской конференции, ваше величество.
- Всего лишь реализуя ваш план.
- Бог с вами, ваше величество, я лишь подкинул несколько очевидных идей о том, как можно было бы выстроить политику в Западной Европе. Собственно план действий принадлежит именно Васильчикову. Князь не только разработал его, но и блестяще реализовал.
- То есть вы отказываетесь?
- Не сочтите за пренебрежение долгом, но мне не хотелось бы менять образ жизни. Только так я смогу и дальше быть полезным вашему величеству в качестве стороннего наблюдателя.
- Жаль. Чем же, однако, вы намерены заняться?
- Не беспокойтесь, ваше величество, я не чувствую себя обделенным. Напротив, у меня такое ощущение, что с плеч свалился тяжелый груз. Наверное, мне давно следовало отойти от дел. Мысли об этом приходили давно, но мешала гордыня.
- Гордыня? - удивленно поднял брови государь.
- Мне все время казалось, что лучше меня с делами никто не справится. Что это, как не грех гордыни? Но господь мудрее нас и, очевидно, решил подтолкнуть меня к необходимому решению. И вот теперь, освободившись от бремени ответственности, я для начала попутешествую. Займусь поисками смысла жизни.
- Вот как вы теперь заговорили, - покачал головой государь. - Что же, наверное, тем легче вам будет выполнить одну мою просьбу.
- Сделаю все, что в моих силах, ваше величество.
- Митрополит Московский и Коломенский Филарет, известный борец с сектантством, серьезно озаботился ростом популярности учения "Небесного предела". Я бы хотел, чтобы вы поговорили с ним...
Внезапно государь раскатисто расхохотался.
- Извините, ваше величество, - я удивленно посмотрел на него.
Император платком вытер выступившие от смеха слезы.
- Вот именно такое выражение лица, которое было у вас сейчас, было и у Филарета, когда я посоветовал ему поговорить с вами. Я знаю, что между вами и митрополитом давняя и взаимная антипатия, но все же просил бы вас поговорить с ним. Мы не можем недооценивать опасность, которую несет в себе эта секта, и любой ее противник - наш союзник.
- Конечно, ваше величество, я поговорю с Филаретом. Впрочем, как я вам уже говорил, мне кажется, что опасность секты переоценена. Собственно, она не является тоталитарной, наподобие "Белого братства" или "Аум сенрикё". Она популярна именно потому, что не устанавливает адептам жестких идеологических и социальных рамок и не стремится превратить их в фанатиков. Хочу заметить, что в этих вопросах она даже куда более терпима, чем русская православная церковь. Каждый из последователей видит в "Небесном пределе" духовное учение и путь реализации именно своих мечтаний, и, таким образом, все вместе они не представляют собою единой силы. По-настоящему опасен только сам Гоюн - человек, способный превращать влиятельных политиков в марионеток.
Государь внимательно посмотрел на меня.
- Так может, нам стоит нейтрализовать Гоюна?
- А вот этого делать нельзя ни в коем случае. Не дай бог "Небесный предел" получит своего мученика и обретет "святые мощи". Тогда он действительно станет влиятельной силой и сплотит множество сторонников. Раньше или позже Гоюна нейтрализует сам Гоюн, главное, не давать его секте врага, который заставит адептов объединиться.
- Возможно, - задумчиво произнес государь. - Но с Филаретом вы все же поговорите.
- Поговорю непременно, государь.
- Спасибо. Что же, не смею вас больше задерживать.
Я поклонился и зашагал по дорожке к стоянке.
Наш старый дом показался мне непривычно пустым. Только старый швейцар встретил меня в прихожей и принял плащ.
- Ваша светлость, Ирина Петровна ожидает вас в Мавританской гостиной, - в глазах старика читалось искреннее сочувствие.
"А ведь он очень болен, - вдруг подумал я, разглядывая большие мешки у него под глазами. - Как же я забыл об этом?! И почему мы вспоминаем о тех, кто предан нам, только когда нас самих ударит?"
- Спасибо, Антон Кириллович, - ответил я. - А почему вы здесь? Вы же на операцию должны были ложиться.
- Да какая уж там операция, ваше сиятельство, когда такие дела творятся? - смущенно прогудел старик.
- Ничего особенного не происходит, - улыбнулся я. - Земная ось не перевернулась, трубный зов не прозвучал. Вам обязательно надо позаботиться о своем здоровье. Я как раз собираюсь попутешествовать, а вы за это время подлечитесь. Знаете, как я рад буду увидеть вас в добром здравии? Ложитесь на операцию, а потом обязательно возьмите отпуск на пару - тройку месяцев. Можете отдохнуть в Александровне, можете в любом другом имении на полном пансионе.
- Да куда мне, - снова смутился швейцар. - Мне бы на родину, в Прохоровку съездить.
- Вот и отлично, поезжайте обязательно. И не забудьте получить у бухгалтера отпускные, - улыбнулся я и заспешил вверх по лестнице.
Ирина нервно мерила шагами гостиную. Увидев меня, она воскликнула:
- Шура, ну наконец-то! Я тебя уже два часа жду, сама не своя. Ты знаешь, что Анатолий сбежал к Елене? Только представь, какой подонок!
- Обычный холуй, стандартная реакция. Ничего особенного.
- И как ты держал такого!
- Исполнительный... и не брезгливый. Не каждую работу можно поручить честным и гордым. Специфика нашей жизни.
- Но какую гадость сотворила эта мерзавка!
- Она тут ни при чем, - отмахнулся я. - Ее использовали.
- Использовали?
- Это не важно. Я только что был у государя. Общественный совет решил передать корпорацию в управление тебе, а не Елене.
- Мне?! Но я не справлюсь, - всплеснула руками Ира.
- Справишься, - отмахнулся я. - Главное, не ломай систему управления, которую я выстроил... Ключевые посты заняты профессионалами, поэтому не затевай кадровых перемен - и система будет великолепно работать еще лет двадцать.
- Ах, Шура, оставь. Тебя все равно никто не заменит.
- Но без меня корпорация и не умрет. А мне сейчас надо уехать.
- Куда?
- В Порт-Артур. Там один мой "крестник" снимает фильм на мои личные деньги. Хочу посмотреть, как дела. Этого права меня суд не лишал. Имей в виду, скоро тебе предложат продать Николаевские верфи и наиболее плодородные земли. Либо предложат эксклюзивный контракт на поставку. Выглядеть это будет привлекательно, но не соглашайся. Это ловушка. Отказывать тоже нельзя. Если откажешь, тебя уберут, а во главе корпорации снова постараются поставить Елену. Сделай вид, что торгуешься, выдвини встречные, заведомо неприемлемые условия. Надо потянуть три-четыре месяца.
- А потом?
- А потом все кончится.
- Это те, кто использовал Елену?
- Да. Извини, подробнее не могу. Если я раскрою тебе больше, то подставлю под удар.
- Какой удар?
- Не знаю.
- Знаешь. Ты боишься, что со мной произойдет то же, что с Лорой Онасис. Она ведь тоже не хотела продавать корабли?
Я внимательно посмотрел на сестру.
- Возможно, все и не так плохо. Меня убрали значительно мягче.
- Они считали тебя менее опасным?
- Нет, они нашли мое слабое место - Елену. Туда и ударили. Наш с тобой противник - человек очень рациональный. Лишних сил он не тратит, кровь без нужды не льет.
- Мне становится все интереснее, кто этот неведомый враг, - горько усмехнулась Ира.
- Со временем узнаешь, - я приобнял ее за плечи. - Кстати, о Лоре. Я еще летом дал приказ тайно скупать акции ее компании. Продолжай это делать, только постарайся без огласки. Это важно. Почему, скажу позже. Извини, я немного устал сегодня, хочу отдохнуть часок. Давай подробнее поговорим после обеда? Мне нужно кое-что рассказать тебе о работе корпорации.
Она кивнула.
- Кстати, забыла сказать. Звонили из полиции. Такой вежливый ротмистр... Морозов умер. Они хотят взять у тебя показания. Извиняются, говорят, такая процедура.
- Как умер? - удивился я - Я же был у него утром.
- Скончался через десять минут после твоего ухода. Сердечный приступ.
- Вот как? Ладно, я поговорю со следователем.
- Шура, ты его не... - она подозрительно посмотрела на меня. - Ведь у вас там в ушу есть всякие удары... отсроченной смерти или как-то так?
- Нет, ударов отсроченной смерти не было, - покачал я головой. - Хотя в какой-то момент мне не хотелось, чтобы он жил дальше.
- Ты никогда не был мстительным.
- Я и сейчас не стремлюсь отомстить, я просто забочусь о будущем.
Глава 15
МОНАХ
Я вышел из дворца митрополита. На душе было мерзко. Да что там говорить, я был откровенно зол на себя. Филарет, как я и предполагал, оказался исключительным занудой. Конечно, я встречался с ним раньше, но только на официальных приемах, в присутствии огромного количества народа, где всегда имел возможность отвязаться от не в меру энергичного митрополита с помощью нескольких вежливых и ничего не значащих фраз. Теперь, связанный обязательством перед государем, я был вынужден больше часа выслушивать монолог его высокопреосвященства. Именно монолог, потому что, вопреки ожиданию, Филарет вовсе не пытался о чем-то со мной посоветоваться, а лишь обкатывал на мне тезисы своих грядущих выступлений: перед лицом грозной опасности запретить распространение всех неправославных учений в "традиционно православных землях" и пропаганду "новых богомерзких учений" по всему миру, призвать всех православных бороться против бесовства и утверждать свет истинного христианства. Все это в разных интерпретациях я слышал уже не однажды, и мне стоило немалого труда переварить новую порцию этой каши. В конце концов, наскучив пустой болтовней, я прервал излияния Филарета:
- Все, что вы говорите, ваше высокопреосвященство, чрезвычайно интересно. Безусловно, ваша паства оценит все сказанное вами по достоинству. Но я не советовал бы вам вступать в противоборство с Гоюном.
- Вы считаете, князь, - Филарет пристально уставился на меня, - что бороться против бесовства не есть долг каждого христианина?
- Бороться против бесовства - долг каждого честного человека, - ответил я. - Просто каждый должен выбирать задачу по силам. Мудрый воин не выходит на бой, который не сможет выиграть.
- Так вы считаете, что святая церковь не в состоянии справиться с Гоюном? - спросил Филарет.
- Конечно, нет, - продолжал хамить я. - Между вами разница, которая и определит ход соперничества. Гоюн умеет слушать оппонента, а вот вы, к примеру, Владыко, слушаете только себя. Гоюн сражается с реальным противником, а вы себе противников выдумываете. И пока вы гоняетесь за призраками, Гоюн имеет все шансы нанести вам смертельный удар в самое уязвимое место.
- Но государь вас рекомендовал как, гм, эксперта по китайским верованиям. Значит ли это, что его величество ошибся в вас и вы не в состоянии найти слабые места в учении Гоюна?
- Отчего же? Я-то могу найти слабые места, но вы не в состоянии в них ударить. Ваше вмешательство только усилит Гоюна. Он мастер. Неумелая атака на него опасна для самого атакующего, ибо он всегда найдет возможность извлечь выгоды из суеты своего врага.
- Например?
- Ну, например, ваша нетерпимость может испугать неправославное население и сорвать экуменическую работу патриарха. В результате русская православная церковь утратит часть своего влияния в России, а Россия - часть своей популярности в мире. Вы оттолкнете тех, кто мог бы стать нашим союзником, а уже Гоюн постарается утешить этих отвергнутых.
- Но, ваша светлость, - на лице Филарета появилась глумливая улыбка, - число православных неуклонно растет даже среди традиционно неправославных народов. В Америке ежегодно тысячи католиков и протестантов переходят в нашу веру. В буддийских странах - сотни тысяч. Даже Европа становится все более православной.
- Американцы и жители бедных азиатских стран переходят в православие только потому, что главная православная держава, Российская Империя, - это еще и самая богатая и развитая страна в мире. Они хотят быть причастными к ее успеху и процветанию, и религия помогает им в этом. Духовные же вопросы волнуют меньшинство из новообращенных. Уверяю, что если бы процветала Америка, многие нестойкие в православии бежали бы по той же причине в протестантизм или католицизм.
- Пусть так. Но ныне, слава богу, - Филарет истово перекрестился, - православный крест воссиял над миром. Не время ли сейчас утвердить православный порядок на всей земле?
- Может быть, - пожал я плечами. - Никогда не размышлял над этим вопросом. Я, как вам известно, частное лицо.
- Но государь указал вам помочь мне одолеть врага православия Ди Гоюна.
- Я согласился поговорить с вами, так как считаю, что Гоюн действительно представляет опасность для нашего мира. Но сейчас я вижу, что вы совершенно не годитесь в противники Гоюну.
- Вот как? - Филарет явно злился.
- Да, ведь вы живете в мире, который придумали сами. Видеть мир таким, какой он есть, вы отказываетесь. А Гоюн - нет.
- Тогда в чем его слабость?
- Его слабость в том, что он пошел в политику и пытается играть роль в экономике. Но вы на этом поле еще слабее.
Кой черт дернул меня так общаться с митрополитом? Мы расстались врагами, но сейчас меня это не особенно заботило. Я злился на себя, потому что не сумел держать язык за зубами. Куражился, как мальчишка...
Подходя к привратной церкви, я заметил, что на меня пристально смотрит какой-то монах. Несколько секунд мы рассматривали друг друга, а потом я узнал:
- Серж?
- Зосима, - поправил он меня.
- Ах да, я слышал. Ты, кажется, уже десять лет как принял постриг.
- Девять.
- Извини, запамятовал.
- Ты как здесь?
- Бог привел, - усмехнулся я. - Государь просил с Филаретом поговорить.
- Верно, испытание для тебя.
Я криво усмехнулся:
- Не сдержался.
- Да я тебя спокойным и не помню.
- Так ведь сколько не виделись! Я-то думал, что успокоился.
- Видать, нет.
Мы медленно двинулись по монастырской дорожке.
- Может, со стороны и видней. А ты как живешь? Смотрю, при самом митрополите обитаешь?
- Да, в том-то и беда, - тяжело вздохнул Серж. - Тяжко мне здесь. Я уж сколько прошу в монастырь меня отпустить. Суета здесь.
- Оно и понятно, - усмехнулся я. - Связи Ягужинских митрополиту нужны.
- Я Зосима, - с напором сказал Серж.
- И для митрополита?
Серж вздохнул и потупился.
- Ну а тебя что сюда привело?
- Долг. Государь попросил с Филаретом поговорить. Он, видишь ли, с учением "Небесного предела" сразиться решил, а я вроде как эксперт по восточным делам.
- Ясно. Филарет вояка известный.
- Вояка, вояка... борец с двадцать первым веком, - буркнул я.
- Ну вот, ты опять неспокоен.
- Мне-то что! Я в мире живу. Страшно видеть, как человек пытается время вспять повернуть, а ведь Филарет не один такой....
- На все божья воля.
- Может, и так. Господь велик. Только зачем-то он посылает нам все это?
- Чтобы испытать, а то и на верную дорогу вывести. Может, он тебя для того с митрополитом и свел, чтобы ты себя иначе увидел? Ты ведь за делами, небось, уже и себя видеть перестал.
- Да нет у меня сейчас особых дел, Се... отец Зосима. Отстранили меня от управления. "Закон о защите прав трудящихся" - не забыл еще такой?
- Вот оно как!
- Что, думаешь, и это испытание?
- Конечно. Если Господь всемогущ, то зачем ему безобразия допускать, как не затем, чтобы людей испытать?
- Ему надо испытывать? Неужели он чего-то о нас не знает?
- Человек свободен в своем пути: вверх или вниз, к богу или к дьяволу. Промысел божий в том, чтобы люди сами выбирали свой путь.
- Может, ты и прав, - согласился я, думая уже о своем. - Тогда, может, ты и правильно сделал, что от мира ушел. Может, и не надо в мирские дела вмешиваться: у меня свой путь, у других свой.
- Может, оно и так, - развел руками Зосима. - А может, и нет. Пути-то Господни неисповедимы, а заступничество за других - тоже путь. Твой-то, в миру, потяжелее моего будет.
- Вряд ли. Меня государь призывает, тебя митрополит держит - велика ли разница? А велика ли разница между тобой и старцами? Можно схимником и посреди царского двора быть, а можно и в монастыре распутствовать. Живи, как жил бы в монастыре.