Более-менее пришел в форму только через неделю. Стал, наконец-то, вовремя замечать не только свои ошибки, но и молодых летчиков, оттачивающих свое умение одновременно со мной. Подольский, не особо отрицательно отреагировав на мою первую победу в спарринге с ним, попытался было спихнуть на меня свои обязанности по вводу в строй всех новых пилотов, но получил от ворот поворот. Фиг ему, у меня своя эскадрилья есть. Вот с ребятами третьей работать буду со всем возможным старанием. А ежели начальник ВСС немедленно не сделает запись в моей летной книжке о готовности к боевой работе, то я до комдива хоть сейчас дозвонюсь. Сообщу о возвращении в полк после лечения. И мимоходом доложу о несоответствии с моей точки зрения капитана Подольского занимаемой должности.
Грубый шантаж помог - допуск был все-таки получен. В первом же боевом вылете столкнулся с немецкой относительной новинкой на нашем фронте - Фокке-Вульфом FW-190. Не впечатлил - тяжелый с отвратительной маневренностью. Скороподъемностью до наших Як-9 прилично не дотягивает. Фашисты в основном применяют его вместо устаревшего "лаптежника" как фронтовой бомбер, способный хоть как-то огрызаться после сброса фугасного груза. То есть первоочередная задача при прикрытии своих войск состоит в своевременном обнаружении противника до начала бомбежки. Наш пятый механизированный корпус, введенный вчера в широкий прорыв обороны противника, рвется к Ельне. А мы обязаны не допустить ни единого удара с воздуха по наступающим стрелковым, механизированным и танковым частям Красной армии.
Немцы, не будь дураками, сначала мессеры присылают, чтобы расчистить небо. С удивлением убедился еще раз, что моя легенькая машина позволяет драться с врагами без особого страха - боялся, если честно, что не смогу воевать на прежнем уровне. С Вовкиной подачи - заматерел наш комэск за эти месяцы - двинул вперед и поймал в прицел с жалких сорока метров "худого", уворачивающегося от атаки пары Костикова. Вот понимаю, что убиваю человека, нажимая на гашетки, но определенное удовольствие от зрелища кувырнувшегося через крыло разваливающегося мессершмитта все же получил. Когда подвалили фоккеры, драка с немецкими истребителями еще продолжалась. Мы со Стародубцевым ринулись бомберам наперерез, пока оставшаяся восьмерка наших пыталась связать боем "худых". Я, пользуясь чуть лучшими летными характеристиками своей ласточки, вырвался вперед. Радость при виде FW-190, высыпающих бомбы на свои войска, тоже присутствует. А вот наблюдение за до жути густым снопом трассеров в мою сторону вызвало наоборот резко негативные эмоции. Четыре двадцатимиллиметровых пушки и два пулемета на каждом фоккере - это серьезно. Как ускользнул боевым разворотом, сам не понял. Впрочем, пришлось немедленно вернуться назад - комэск, в отличие от меня не испугавшись, уже крутился в смертельной карусели с немецкими истребителями-бомбардировщиками. Даже без фугасного груза фоки были все-таки слишком тяжелыми для маневренного боя. А вот скорость на пологом пикировании у них приличная - хрен догонишь. Поэтому преследовать вышедшего из боя противника не стали. Да и горючки в баках только-только до своего аэродрома дотянуть осталось.
Сразу после посадки жрать почему-то совсем не хотелось - из-за усталости? Вымотался прилично, но через час нас опять подняли всем составом прикрывать наши наступающие войска. А потом все просто слилось в сознании - взлеты, драка с противниками, не очень-то уверенная посадка, и через короткий промежуток времени на заправку и обслуживание техники опять в небо...
После возвращения из четвертого боя Гольдштейн меня от полетов отстранил:
- Манной кашки покушай, шоколадку пососи, но чтобы на аэродроме я тебя сегодня больше не видел.
До шоколада дело не дошло - кое-как вогнал в себя содержимое тарелки с наваристым борщом, на второе даже не посмотрел и вырубился в кабине полуторки, отвозившей пилотов в соседний поселок, где расквартировали летно-подъемный состав нашего полка. Как меня, растолкав, до койки довели, в упор не помню...
****
- Вывод, в общем-то, элементарный, - пожал плечами майор медицинской службы Савушкин, - после излишней для нашего восемнадцатилетнего товарища, - ехидно так скорчил рожу, подразумевая два года приписки, - нагрузки, он просто перестает нормально соображать. Что, как верно отметил командир эскадрильи, - благожелательный кивок в сторону Стародубцева, - чуть было не привело к тяжелому летному происшествию при вчерашней посадке. Посему я вынужден ограничить максимальное число полетов при ежедневной работе старшего лейтенанта Воскобойникова двумя взлетами. С целью, так сказать, совпадения количества безаварийных посадок с общим числом полетов.
Сговорились! Все на одного! Всего-то стойка шасси подломилась при нерасчетной силе удара о полосу. Но я же вовремя отреагировал. Успел отработать элеронами и не допустил очень уж серьезных последствий. Продержал машину сколько можно на двух колесах - одном основным и хвостовым дутике - пока скорость на пробеге была. Ну да, замена винта и стойки, но ведь сейчас самолет полностью к полетам готов.
Эта пространная болтовня Савушкина. Методы военной медицины меня иногда, можно сказать, умиляют. Никогда не забуду, как еще в сорок втором кто-то рассказал очень смешную с его точки зрения историю. Двое красноармейцев подхватили известную трудноизлечимую болезнь, распространяющуюся исключительно через прекрасную половину человечества. Стадия начальная. Так им перед строем всей воинской части загнали в ягодицы по огромному шприцу теплого молока. Естественно вкупе с жуткими болями воспалительный процесс и высокая температура. Как следствие - излечение, так как жар убивает в первую очередь болезнетворные микробы. А перед строем - в назидание другим бойцам, чтобы при виде орущих от нестерпимого жжения в верхней части нижних конечностей товарищей думали головой, а не другим местом, прежде чем пойти налево.
Н-да, шутки шутками, но решение злобного эскулапа было закреплено приказом командира полка. Плохо, но после освобождения Ельни тридцатого августа и Дорогобужа первого сентября накал воздушных схваток несколько снизился. Больше двух вылетов в сутки уже не было и мое относительно низкое участие в боевой работе перестало замечаться. А потом я уже и сам втянулся. Савушкин после очередной драки над линией фронта прямо на старте обследовал холодным - брррр! - стетоскопом, проверил пульс, давление и снял свои пакостные ограничения. Пятнадцатого числа после всего недельной паузы началось новое наступление - на Смоленск, но противник был уже не тот - повыбили мы у немцев достаточно самолетов и летчиков.
Двадцать пятого, прикрывая "горбатых", нарвались эскадрильей на группу из двух десятков излишне борзых фоккеров. Ну куда же они без мессершмиттов сопровождения лезут? Прямо как в том бородатом анекдоте - на шашку с голой задницей. Высыпали бомбы в лес и попытались атаковать Илы. Нет, секундный залп у FW-190 весьма приличный, но ведь кроме оружия еще и маневр требуется. А изрисованные-то как! Прямо картинная галерея в воздухе. Пока не получили по сопатке - лейтенант Костиков их ведущего уже на подходе умудрился поджечь. Красиво зашел - свалился на скорости с высоты, промчался молнией прямо сквозь вражеское построение - они как раз не виноватые ни в чем деревья бомбили, избавляясь от груза - и влепил очередь из всех стволов. Даже попрощаться по радио со сбитым не забыл:
- Ауфвидерзеен, фашистская морда!
Я попытался достать другого уже удирающего фоку и очень удивился, заметив сокращение расстояния между нами. У него что, водно-метаноловая система форсажа не стоит? Увы, так и не выяснил полной комплектации гада. Догнал, пристроился впритык - всего-то два десятка метров - и облегчил немного зарядные ящики обоих стволов моей ласточки. Попутно убедился в отсутствии системы нейтрального газа на фоккере - баки рванули так, что я на скорости прямо через пламя промчался. Несколько неприятное ощущение. Мотор было начал терять обороты - в воздухозаборник горячий воздух без кислорода попал - но прочихался и вновь нормально потянул. Проводили штурмовиков до их аэродрома, долетели до своего, сели, и на разборе выяснилось, что вспышку с вываливающимися из нее обломками и мой пролет через огонь видела половина эскадрильи. То есть засчитали еще один сбитый. Надо было видеть удовольствие Ленки-Кобылы, старательно - аж язык высунула! - мажущую кисточкой через трафарет седьмую звездочку на борту "чертовой дюжины". А уж мне-то самому как приятно было! Особенно с учетом освобождения в этот день Смоленска и Рославля.
Второго октября наши войска вышли на рубеж западнее Велижа, Рудни, реки Проня, где перешли к обороне - началась новая, как величает большое начальство, оперативная пауза. А на нас дождем посыпались награды за всю Смоленскую операцию. Я за два сбитых получил орден "Отечественной войны" второй степени - стал, как старослужащие говорят, полным кавалером. Комполка и Вовке Стародубцеву заслуженно "Красное знамя" вручили. Капитана Подольского к Герою представили - все-таки восемнадцать сбитых. Из них лично - четырнадцать. Должны удостоить. Почти всех пилотов наградили. Техсостав тоже не забыли. Елизарычу такой же, как и мне, орден достался. Ленка Кривошеина вместе с обоими Пахомовыми медаль "За боевые заслуги" получила.
Ох, не к добру это все. Или нормально? Сам не понимаю. А ведь теперь мы уже не Красные командиры, а офицеры-золотопогонники. Куда катимся?
****
Вот кто накаркал? Наш фронт раз за разом пытается освободить Оршу и все безуспешно. Почему нет танков, когда у противника они в наличии? Неправильная оценка обстановки командованием? Черт их там наверху знает.
В кои-то веки разведка передала нам ориентировочные данные о местонахождении вражеского аэродрома - партизаны нечто странное заметили. Мол, в тот район грузовики с бочками авиационного бензина частенько следуют. Подполковник Гольдштейн решил тряхнуть стариной и лично уточнить координаты. Погода отвратная - облачность так себе, но легкий снежок идет почти постоянно. Полосу нам более-менее бойцы БАО расчистили и даже вполне терпимо утрамбовали большими деревянными катками, таскаемыми за грузовиками повышенной проходимости ГАЗ-ААА. Полетели вдвоем - комполка на Як-9 с установленным АФА и я на своей легенькой ласточке для прикрытия. Очень удивился, услышав по радио:
- Колька, ты главный. Лучше меня небо и землю видишь.
Кто бы спорил?
Линию фронта прошли на высоте шесть тысяч метров, спрятавшись от земли за облачностью. Затем с пологим снижением на скорости двинулись к району разведки. Ориентироваться тяжко, но по характерной форме ровного белесого пятна - чем-то запятую напоминает - сравнив с картой в планшете, нашел лесное озеро под снегом. От него взяли курс на предполагаемое расположение немецкого аэродрома.
- "Лев" включай аппарат, - приказал я, напряженно всматриваясь вниз. С одной стороны зимой любые объекты маскировать легко - ляпай все подряд белой известкой. Но тени, если есть хоть какое-то освещение, все равно различаются. Да и дороги сложно закамуфлировать - серый наезженный оттенок всегда присутствует. Да вот же он, этот аэродром - пара мессеров уже по полосе разгоняется. Но почему тогда зенитки молчат?
- "Лев", правее тридцать. Дальность около трех километров.
- Понял, вижу. Попробуй хоть одного худого снять, пока скорости не набрали. Я на боевом.
Ясно, старается идти как по ниточке, чтобы снимки не смазать.
Дал газ до упора, нацелившись на середину полосы, чтобы успеть развернуться вслед оторвавшимся уже от земли мессерам. Вот тут-то и открыли огонь немецкие зенитчики - поняли, что аэродром обнаружен. Это даже хорошо, что на мне сосредоточились - я пру на снижении с косым доворотом на большой скорости - хрен попадешь, если только случайно. А Гольдштейн сейчас отворачивать права не имеет. Расчет получился верным - вышел в хвост ведомому и успел пройтись очередью от хвоста до втулки винта. А вот первый успел отвернуть. Убрал шасси и попробовал набрать высоту в пологой спирали. Думает оторваться в надежде на более мощный движок. Фиг тебе - моя ласточка заметно легче и по скороподъемности ничуть не хуже будет. Пришлось, совсем чуть-чуть сбросив скорость заходить снизу, где немец меня не видит. Вот ведь виляет гад, не дает прицелиться. Рукоятка газа на максимум, чтобы подтянуться ближе и... "худой" неожиданно уходит вверх и назад, скрываясь из видимости. Закрылки выпустил? Неважно как, но переиграл меня немец - догадливый фриц попался. Я же у него сейчас в прицеле! Ухожу в правый вираж, и лихорадочно кручу головой, в надежде найти этого явно опытного пилота. Не вижу! Всего в холодный пот бросило - сейчас разделает меня, как бог черепаху. На долю секунды все померкло - тень мессера накрыла и исчезла. На встречном левом вираже он был. Как на этой скорости я все-таки смог угадать местонахождение вражеского истребителя? - самому непостижимо. Что это за фигура у меня получилась, когда с дикой перегрузкой, вздыбив машину, сменил направление вращения ласточки - пришлось обеими руками тянуть ручку, все-таки удерживая свинцовые веки открытыми - не знаю. Но, когда мрак из глаз все-таки ушел, немец был передо мной в каких-то сорока метрах, и расстояние стремительно уменьшалось. Убирая обороты мотора, одновременно чуть приподнял капот и в нужный момент - а ведь даже не приникал к прицелу - врезал из обоих стволов в упор. В этот раз никакого удовольствия от вида разваливающегося на глазах "худого" с последовавшей тут же вспышкой не было. Только жуткая усталость во всех натруженных мышцах.
- "Чертенок", я закончил, уходим - немцы еще две пары мессеров поднимают.
Крутиться в тылу противника, имея на борту заснятую пленку, смысла нет. Догнать перехватчики нас уже не смогут. Взял курс на восток, напоследок дав крен и оглянувшись. Два ярких чадящих костра - баки-то у мессеров были полные - немного, но греют душу. Не засчитают сбитые - свидетельство одного пилота, хоть это и командир полка, считается недостаточным - но гансам-то от этого не легче. Хоть малый пока, но ответ на их манеру подлавливать наших на взлете или посадке.
Вышли на свой аэродром по радиополукомпасу точно, но полностью полосу очистить от идущего снега бойцы БАО не успели. Посадка была очень тяжелой. Чуть не скапотировал. Каким-то рефлекторным движением убрал щитки сразу после касания на "три точки". Это и спасло от капотажа. Еще и командира успел по радио предупредить. Машина на пробеге рыскает, так и пытается сойти с осевой, в сугробы за узенькой боковой полосой безопасности угодить. Остановился, дожидаясь бегущего старшину Пахомова. Мишка оседлал фюзеляж у самого хвоста. Так и порулили - с грузом сзади даже в неглубоком снегу не скапотируешь.
В землянке у горячей печки, сделанной из железной бочки, курил и с удивлением смотрел на свои дрожащие пальцы - накатило, когда стал в голове проигрывать сегодняшний бой. Вот сколько раз себе говорил, что нельзя считать противника слабее?! Поддался идиотскому ощущению, что все могу, что я король в небе, и на тебе - чуть не сбили глубоко во вражеском тылу. Борис Львович еще... Обнял, похвалил "Как ты его красиво срезал! Невообразимым финтом точно в хвост зашел!" Как не понимает, что я на волосок от смерти был? Себя-то не особо жалко, но если погибну, то Валюша одна останется...
****
Дебаты в штабе на следующий день разгорелись нешуточные - погодка вроде как наладилась, морозец без снега, можно лететь и долбать обнаруженную авиабазу противника. На больших распечатках вчерашней пленки четко видны, обведенные мягким карандашом - результат многочасовой работы специалистов-дешифровщиков авиа фотоснимков - многочисленные стоянки самолетов под камуфляжной сеткой.
- На взлете их мочить надо, на взлете! - горячась почти в крик, заявил майор Вяземцев, командир штурмового авиаполка. - Сами поднимемся в небо до рассвета - не особо и сложно, если полосу осветить, а садиться после выполнения задания будем уже при свете дня. Зато вряд ли немцы будут готовы к отражению нашего налета. Никогда ведь в такую рань их не бомбили.
- Бить на взлете? - спокойно повторил полковник Филиппов, переводя взгляд с начштаба дивизии - всем кагалом примчались разглядывать снимки доразведанного вражеского аэродрома - на нас с Гольдштейном, главных "виновников" переполоха. - Почему бы и нет? - решил и торопливо поднялся - надо разрешение на внеплановую операцию крупными силами у высокого начальства получить.
Большая чашка крепкого горячего кофе с парой печенюшек - ничего другого после беспокойного сна не лезет. Беломорина, выкуренная в несколько торопливых затяжек, и на аэродром, где механики, поднятые в середине ночи, прогревают моторы боевых машин. Взлет под светом направленных сзади на полосу прожекторов действительно оказался не очень-то и сложным. Вот лететь в сторону фронта с включенными аэронавигационными огнями было как-то боязно. Но иначе со своими столкнуться недолго. Выключили, когда непроглядная темень начала превращаться в серое марево при подходе к линии боевого соприкосновения уже более-менее различая соседей по контурам - расчет штурманов в этот раз оказался на удивление точным. Просочились в тыл врага на большой высоте на стыке частей противника, где нахождение дежурных наблюдателей было маловероятным.