Время вдруг остановилось. Левая ладонь отпустила бочонок рукоятки нормального газа и пошла вверх к электрощитку - медленно-то как! Тумблер включения оружия как будто сам собой перевелся в верхнее положение, а пальцы правой руки уже откинули предохранитель и легли на кнопки пушки и пулеметов. По наитию, не нагибаясь к прицелу, направляю самолет - кажется, что самого себя - на жирный черный крест в белой окантовке и жму обе гашетки вместе. Длиннющая задняя часть фюзеляжа вспухает огнем, переламывается у самого киля, и немец исчезает куда-то вниз. А впереди чуть слева наплывает еще один. Немного довернуть и опять нажать. Время, взбесившись, ринулось вперед, побежало. Мама! Еле успел, рванув ручку на себя, уйти вверх. И как я в него не вмазал?! Пронесло... Теперь все-таки сбросить газ и в вираже погасить скорость. Не успеваю иначе соображать. Надо больше немцу не подставляться. Только сейчас дошло, что те прерывистые длинные линии, что веером тянулись к моему Яку от гада, это трассеры его пушек.
Ни хрена не вижу! Где второй? Прошелся змейкой, осматриваясь вокруг - нету. Где тогда? Куда он подевался? Только три каких-то подозрительных белых пятнышка внизу различил. Еще сбросил обороты, прикрутил заслонки радиатора, чтобы не остудить движок, и дал ручку от себя. В темнеющем воздухе попер к земле. Уши сразу же заложило. Аж до боли. Глотаю воздух, чтобы избавиться от противного ощущения, зажав нос пальцами, надуваю. А чего меня трясет? Гадство! Лихорадочно дергаю высотный корректор. Высота упала, воздух опять плотный, смесь бедная и вспышки в карбюраторах. Так и дуралевые** патрубки от воздушного нагнетателя мотора разорвать может. Уф-ф, успел - гул вновь стал ровным, тряска исчезла, как и не было. Внизу какая-то станция - различаю тоненькие ниточки железных дорог. Вон, кажется, паровоз пыхтит светлыми клубами, а за ним змейкой тянутся... вагоны? Белые пятна в меркнущем небе слева парашюты? А по дороге полуторка ползет? Наши! Надо садиться, иначе в темноте точно навернусь. Поле у станции в вечерней полутьме еще видно - вроде ровное. Шаг винта на минимум, газ мотора тоже, щитки и шасси выпустить. Подкрутить триммер руля высоты. Правильно захожу? Так, выравниваем, ручку еще на себя... Слишком высоко! Машина падает, стучит основными колесами по земле, опускает по инерции хвост и опять взмывает, но уже без скорости. Опять удар, еще. Вот с такими дикими "козлами" я и сел.
Перекрыть краном бензин, плавно газ на максимум, чтобы прожечь цилиндры остатками горючки в карбюраторах, переключатель магнето на ноль и... тишина. Трясусь по неровному полю, балдея от отсутствия рева мотора. Сколько раз мне говорили, что без шлема летать нельзя?! Тормозная гашетка. Только осторожно, как папа учил - пульпациями. Встал, наконец-то. Черт! - как же я устал. Но надо обязательно поставить все тумблера в стояночное положение. Ну и фонарь открыть, а то жарко до жути... Сейчас бы пожрать чего-нибудь. Ту же курочку бабы Сони. Нежное белое мясо, пропитанное жирком... Запоздало дошло, что мой сидор остался в луже бензина у запаленного И-16. Все-таки я идиот, каких мало. Мог ведь закинуть вещмешок за бронеспинку, места там хватает...
- Эй, герой, ты как там? Живой?
А где здесь герои? Поднимаю свинцовые веки и оглядываюсь. Во, полуторка на косогоре встала, прямо в глаза фарами светит. Дергаюсь подняться, но... Черт, ремни же расстегнуть надо. На крыло уже мужик какой-то забрался. Ого, по четыре шпалы в петлицах! Полковник. Он-то мне и помог из кабины выбраться. Спрыгнул с плоскости, а ноги не держат. Сел, откинувшись спиной на колесо. А вокруг народа... Машины подъезжают, люди к самолету бегут... Что им здесь медом намазано? И смотрят. Молчат и смотрят. Кажется, насквозь сейчас взглядами прожгут. Ну, скозлил. Даже с опытными летчиками иногда бывает... До меня только сейчас начало доходить, что это первая в жизни самостоятельная посадка. Самолет-то вроде цел? Имущество РККА на свою территорию доставлено. Ну, чего им всем от меня сейчас еще надо?
Полковник присел на корточки, достал откуда-то белый платок и начал вытирать мне лицо. А на платке грязно-серые полосы появляются. Затем поил из протянутой кем-то фляги. Вода теплая, но все равно вкусная, как ситро, что папка на первомайские привозил. Потом меня подняли, повели и посадили в легковушку. Эмка? Глаза закрылись сами.
* В данном случае РС-82 - реактивные снаряды. Почти такие же ракеты использовались на легендарных "Катюшах".
** Орфография 30-40-х годов.
Глава 2
- Да наш он, наш! Колька Воскобойников. Сын командира полка, погибшего при бомбежке в первый день войны. Вы же сами по шильдику на моторе и бортовому номеру самолета нашу часть вычислили.
- Спокойнее товарищи, спокойнее. Вот проснется, опрошу, как положено, и забирайте. А до того - ни-ни.
- Его бы накормить для начала.
А голос-то знакомый. Зычный. Привык Елизарыч на аэродроме под рев моторов орать и сейчас не может себя сдержать.
Потягиваюсь и открываю глаза. Хорошо-то как... Подушка белая, мягкая, простыня на перине накрахмаленная. Сверху - такая же. Как будто мама стелила. Мама?! Ее же с отцом закопали! Слезы сами полились из глаз. Размазывал их руками, а они текут и текут. Успокоился не сразу, но все-таки реветь, как маленький, перестал. Сел, осмотрелся. Комната была небольшой, но уютной с распахнутым настежь окном, откуда лился свет и свежий воздух. Одежда моя аккуратно сложена на стуле. Натянул только штаны и сунул ноги в ботинки, не зашнуровывая.
- Доброе утро, боец. Лейтенант Захарьевский, - первым представился невысокий мужичок, вставая из-за стола с какими-то бумагами.
- Здрасте. Я Коля, - привычно отрекомендовался, выходя из комнатки. Так вот на чьем месте ночевать довелось. Лейтенант? А почему тогда шпалы на петлицах? Потом дошло - петлицы-то малиновые, энкаведешник. У них все на два ранга выше. - Мне бы... - протянул, не зная, как правильно объяснить.
- Прохоров, - гаркнул особист.
Из двери напротив, выглянул дюжий детина. Тоже из малиновых.
- Проводи парня.
Тот понятливо кивнул и открыл створку полностью. Удобства оказались во дворе, а умывался прохладной водой из ведра у колодца. Детина слил на спину - от здорово! - и кинул на меня вафельное полотенце. Завтракал яичницей с хорошо прожаренными шкварками в компании и под присмотром все того же лейтенанта, который с капитанскими шпалами.
- Ты уже знаешь, что в Советском Союзе объявлена мобилизация? - проникновенно спросил энкаведешник, когда с чаем было покончено.
Это он на что намекает? Мне же только четырнадцать. Да, высокий для своего возраста, но на восемнадцать никак не смотрюсь. Вот только в этот момент вдруг дошло, что сидор со всеми вещичками и документами остался валяться в луже бензина у подожженного И-16. Одежда? Черт с ней, как-нибудь перекантуюсь. Курочка от бабы Сони и другие продукты? Жалко, конечно, но в нашей стране с голоду не помрешь. Но вот что мне теперь будет за утрату комсомольского билета? Свидетельство о рождении, наверное, по каким-то архивам можно восстановить.
- Эй, парень, о чем задумался? - потряс меня за плечо лейтенант ГБ.
Выложил как на духу, пряча взгляд.
- Мммм, обстоятельства можно считать уважительными, - задумчиво протянул особист, - спешка при действиях, направленных на выполнение гражданского долга Советского человека вполне обоснованна. Думаю, в комсомольской организации войдут в положение и выпишут дубликат членского билета. А сейчас давай делом займемся, - и принялся заполнять какой-то бланк. - Итак, Воскобойников Николай Васильевич. Год рождения?
Сам себе удивился - вот откуда у меня вдруг взялась такая расчетливость? Странное какое-то ощущение - как будто в голове мысли сразу двух человек. Меня мальчишки и хорошо пожившего весьма опытного человека. Почти хладнокровно соврал, прибавив себе два года, что двадцать четвертого года рождения. Шестнадцатилетнему больше веры? Да и вероятность, что отошлют в тыл меньше. А я ведь отомстить немецким гадам должен за маму, за папу. На фронте для этого возможностей больше. Стреляю вроде бы не плохо. Не успел зачет на Ворошиловского стрелка сдать, но отец за меткость не раз хвалил.
Потом пришлось долго описывать события последних дней. Сначала, поражаясь непонятливости энкаведешника, объяснял, почему так далеко на рыбалку ездили:
- Так рядом с аэродромом ни озера, ни реки. Мелкие ручейки разве что. Вода только из колодцев. Белоруссия - лес да болота.
Затем он заставил вспоминать количество машин в той немецкой колонне и значки на дверцах кабин. Сунул под нос прошитую брошюрку с картинками, и выбирай. Рассказы деда Моти с женой его тоже очень заинтересовали. Особист быстро записывал мелким убористым почерком, аккуратно складывая заполненные пронумерованные листы в стопочку. Особый интерес вызвали наши самолеты:
- Свежих следов ремонта на крыльях не было? Перкалевых латок на плоскостях и оперении? То есть боевые машины достались противнику в полностью исправном состоянии?
- Не заметил, не до того было, - коротко ответил я, понимая, что уже подставил кого-то из полкового начальства. Но врать под въедливым взглядом не стал - а вдруг все прознает от других?
А вот как я на немецкие бомберы в воздухе нарвался, его не особо интересовало.
- Своими глазами видел, как ты их с одного захода сбил.
- Обоих? - не поверил я. Тогда-то думал, что второй ушел.
- Первый сразу рухнул, а из другого летчики попрыгали. До трех ночи майора люфтваффе допрашивал, - он потер висок, не выпуская самописки. Глаза были красноватые, усталые. - Много гад знает, удачно ты его ссадил. На Минск они летели, а на полетной карте цели... - он вдруг замолчал и опять усиленно потирая висок. - Впрочем, этого тебе знать не положено. Я в сопроводительном документе уже написал о необходимости отметить нашего летчика, - в глазах энкаведешника вспыхнули веселые чертики, - за помощь в получении весьма ценных сведений. Так, говоришь, в первый раз самостоятельно боевую машину в небо поднял? Страшно-то не было?
- Не до того было, - честно признался я, - все время боялся, что немцы заметят и грузовиком мне взлететь не дадут или из своих винтовок шмалять будут. А потом опасался не успеть при свете посадить. В темноте на все сто горбанулся бы. Ну, или самолет сильно покурочил...
Затем он заставил просматривать и подписывать все листы. Поразила формулировка предложения, накарябанного - мама всегда за почерк ругала - под его диктовку на последней странице: "Мною прочитано, записано с моих слов верно".
Швейцарские часы того немецкого майора на память подарил - пленному не положено, да и конвоиры рано или поздно все равно снимут.
А потом я наконец-то попал в крепкие руки воентехника второго ранга Кривоноса и дюжего майора Коноваленко. Елизарыч с дядей Витей тискали меня как тряпичную куклу. Насилу вырвался. Пришлось опять все подряд пересказывать. Долго ругались на фашистов, которые так гадко с нашими убитыми поступили. Жалели, что не успели сами нормально похоронить. Солонина очень нехорошими словами поминали - сорвал в неразберихе, не дав ничего сделать. Удивлялись, как это я решился на глазах у немцев истребитель поднять. Майор хвалил за правильное ориентирование, удивленно во весь голос поздравляя с первым самостоятельным полетом и перелетом - пункты взлета и посадки ведь разные. И оба все восхищались, как я юнкерсы сходу уконтрапупил - их на этой станции уже подробно несколько раз просветили и даже письменное подтверждение с фиолетовой печатью выдали.
- Дядь Витя, тут такое дело, - пряча глаза, решил признаться. И выложил, что наврал зачем-то особисту про возраст.
Майор Коноваленко переглянулся с Елизарычем, потрепал меня по обгоревшей немного шевелюре:
- Не тушуйся, что-нибудь придумаем. Невелик грех, начштаба при необходимости поправит в тех бумагах, что успели вывезти. Он у нас человек дюже понятливый, - усмехнулся и подтолкнул к стоящей невдалеке полуторке, чтобы ехать в поле к самолету. Не той, что нас с Серегой отвозила, а другой. Первая, как сказал дядя Витя, на аэродром так и не вернулась. У Яка ходил красноармеец при мосинке с примкнутым штыком и знакомый моторист, младший сержант Горлохватов, под поднятыми капотами что-то делал. Увидел нас, подскочил и доложил, прижимая ладони к грязному комбинезону - пилотки на взлохмаченной голове не было:
- Так что, товарищ майор, машина исправная. Обслужил. Бензин и масло долил, - он кивнул на бочку, канистру и какие-то ящики, стоящие рядом. - Пушку и пулеметы вычистил, боеприпасы дозарядил, - указал рукой туда же, - лететь можно. Сей минут капоты закрою.
- Можно, говоришь? - дядя Витя улыбнулся, глянул, как Володя Горлохватов с Елизарычем замки капотов на моторе прикручивают. Затем обошел самолет, придирчиво осматривая. Покачал руль направления, проверяя, не перетянуты ли тросики управления или наоборот - нет ли люфта. Зачем-то постучал сапогом по колесу шасси и только потом забрался в кабину. - От винта! - громко скомандовал через пару минут. Завелся, прогрел немного движок, развел поднятые руки в стороны, чтобы убрали колодки. Порулил на ветер - по дыму сориентировался? - и... улетел.
Я смотрел вслед и завидовал - через пятнадцать-двадцать минут он уже будет в расположении полка, а нам эти сто тридцать километров по грунтовкам пылить и пылить.
Закатили по доскам в кузов бочку, в которой еще плескался бензин, закидали ящики и поехали. Елизарыч повествовал обо всем, что случилось за эти дни.
- Дежурное звено взлететь не успело - мессеры прямо на полосе всех сожгли. Без скорости куда денешься? А потом ихние пикировщики начали долбать, екось-мокось. Сначала казармы накрыли, затем по стоянкам самолетов, что не в капонирах были, - в глаза техник полкового звена управления почему-то не смотрел. Уставился на пустую дорогу впереди и рассказывал.
Много пилотов накрыли немецкие пикировщики во время первой бомбежки - фугасная бомба угодила прямо в казарму летного состава. Склады вообще полностью выгорели. В полку теперь только две неполных эскадрильи. Командует временно старший батальонный комиссар Солонин. Временно, потому что нелетающий. В авиации командиры по уставу должны быть пилотами. А этот даже пассажиром подниматься в небо боится. На станции с трудом выбили вагон для семей, проводили поезд и вернулись в новое расположение обслуживать самолеты. Боевая работа с точки зрения воентехника второго ранга шла как-то сумбурно - не было того порядка, что завел подполковник Воскобойников. Но результаты все-таки были. Сержант Федосей Захаров, молодой летчик, чудом уцелевший под бомбами - его выкинуло из казармы вместе с кроватью - сбил вчера мессер. А так в основном гоняют на прикрытие своих войск и штурмовку вражеских колонн.
****
Из сообщений Совинформбюро:
За 22-е, 23-е и 24-е июня советская авиация потеряла 374 самолёта, подбитых, главным образом, на аэродромах. За тот же период советская авиация в боях в воздухе сбила 161 немецкий самолёт. Кроме того, по приблизительным данным, на аэродромах противника уничтожено не менее 220 самолетов.*
* Реальные потери только одного Западного фронта в первый день войны и только от бомбежек превысили шесть сотен самолетов. В основном - новейших моделей советской авиации.
Добрались в часть уже во второй половине дня - пришлось долго ждать, пока саперы разбитый бомбой мост ремонтировали. Мне уже успели рассказать, что фашисты очень любят бомбить переправы. Загнали полуторку в рощицу рядом и кемарили. Вот тогда-то и пожалел еще раз о сгоревшем сидоре - сейчас бы продуктовые запасы, которыми меня дед Мотя снарядил, очень к месту пришлись. Как он там с бабой Соней под оккупантами? Несколько раз видели немецкие самолеты - саперы при их приближении под настил прятались. А наших в небе почему-то не видно.
В новое расположение попали прямо к ужину. Странно как-то они все на меня смотрят. Кто с жалостью, а некоторые с завистью. Известие, что Солонин уже отправил в дивизию представление на меня к ордену "Красная звезда", удивило многих. Затащили в столовую, и давай закармливать по пятой норме, как боевого пилота. Потом заставили рассказывать все с самого начала. Долго хохотали, когда описывал свой испуг от пушечных трасс с германского бомбера. У восемьдесят восьмого юнкерса оказывается только пулеметы калибра семь девяносто два и никаких пушек.
- Да какая разница, - прекратил смех старший политрук Гвозденко, только что вернувшийся с вылета, - расстояние мизерное, одна пуля в радиатор и улетишь до ближайшего оврага. Нормально посадить самолет без работающего мотора не каждый сможет, - а потом в наступившей тишине спросил: - Как там мои? Галина с Сережкой сразу ушли, как вы с рыбалки вернулись?
Ну, вот как сейчас сказать, что его жену с малым немцы забрали? Сидел, уткнувшись носом в пустую тарелку, и молчал. Он подошел, развернул вместе со стулом к себе и потряс за плечи. Так и не подняв головы, повторил слова деда Моти. Светка, пухленькая буфетчица из БАО, вскрикнула и закрыла открытый рот передником.
Все расходились, а я так и сидел на стуле, разглядывая облупившуюся бурую краску на не очень ровных досках пола. Пришел из штаба дядя Витя и увел с собой в хату, где сам квартировал:
- Со мной пока поживешь, а там видно будет.
Сидели во дворе долго. Майор принес бутылку водки и колбасы с хлебом на закуску. Мне тоже четверть стакана налил.
- Ну, за помин души.
Водка была теплой и противной, но я уже знал, что после нее легче будет, да и засну быстрее.
- Светлые у тебя, Коля, родители были. Как я теперь без Василия с остатками полка управляться буду? Не представляю. От Солонина толку никакого - только орать горазд. Еле утрясли все на новом месте. Хорошо хоть начальник штаба у нас опытный и не дурак.
Бориса Львовича папа всегда хвалил. Говорил, что очень грамотный во всех отношениях командир, организатор хороший, а при таком объеме писанины без него, как без рук.
- И вот что еще, - дядя Витя пристально посмотрел в глаза, - про мать, если будут спрашивать, молчи. Учительница, а большего не знаешь. Отец твой во всех анкетах скрывал происхождение жены.
Мама? Почему-то о ее семье дома никогда не говорили. Что-то намеками в разговорах родителей слышал, но мало что понял. Вроде как девичья фамилия никак не Пантелеева, а другая. Папа иногда, когда думал, что никто не слышит, звал "Моей княжной". Отчего? Теперь уже не узнаю. Найти после войны двоюродную тетку и выспросить? Сначала победить фашистов и выжить в этой войне надо.
Потом майор Коноваленко молча пил, а я жевал вязкую как резина колбасу, глядя в померкнувшее уже небо. Звезды над нами были яркие и колючие, но перед глазами стояло только прекрасное мамино лицо. Когда зевнул, привычно, как когда-то она научила, прикрывая рот ладонью, был отправлен спать. В хату не пошел, там клопы. Устроился рядом в сарае на остатках прошлогоднего сена, подстелив дяди Витину шинель.
Только начал засыпать, как приперся помполит и давай майора пилить:
- Виктор, ну зачем ты мальчишку в полк притащил? У нас здесь воинская часть, а не детский сад.