Неспешно почерпнув из нее ковшик кваса, он с наслаждением выкушал его и резко выплеснул остатки на каменку. Раскаленные камни зло зашипели, а по всей парилке поплыл духмяный запах поджаренного хлеба.
- Благодать, - простонал он, вновь плюхнувшись на верхний полок.
- А почему ты сказал, что мы из СССР? - поинтересовался Улан.
- Ответь я, что мы с Руси - уточняющие вопросы последовали бы. Сам же знаешь - нынче Русь одна, а княжеств в ней море. Скажи, что мы из Российской Федерации - пришлось бы битый час объяснять, что это за государство. А тут он попросту обалдел. Кстати, я предлагаю так и назвать нашу маленькую, но могучую организацию. Пусть она будет СССР. Во-первых, мы с тобой оба в нем родились, причем в один год, да еще какой - Дракона. А во-вторых, оно и целям нашим отчасти соответствует - мы ж, пока здесь, намерены помочь всем русским княжествам собраться воедино, в крепкий союз.
- Назвать-то можно, но по-моему ты рискуешь тратить еще больше времени на разъяснения про советские и социалистические.
- Не надо ничего объяснять, - отмахнулся Петр. - Проще изменить расшифровку и все. Ну, например, Союз свободных и смелых ратников. Если не нравится, возможны замены: Союз суперсильных или суперсмелых. Словом, вариаций, какие на самом деле эти ратники - куча, только успевай выбирать, и все понятны.
- Тогда самое то! - одобрил Улан и, посчитав вопрос исчерпанным, блаженно закрыл глаза, наслаждаясь благоуханным паром.
Правда, банька топилась по-черному, но они еще в Липневке успели свыкнуться с этим неудобством и давно перестали обращать внимание на дымные клубы, густо висевшие над потолком.
То, что за целую неделю им выпала единственная ночевка под крышей, друзей не огорчало, и отсутствие деревень на своем пути они поначалу считали скорее благом. Отсутствие баньки - это плохо, но зато возможная погоня наверняка потеряла их след и не сможет ни у кого узнать об их маршруте. К тому же в ночлеге на свежем воздухе, возле весело потрескивающего костерка есть масса прелестей.
Да и не испытывали они особых неудобств. Морозы стояли умеренные, градусов пять-шесть, да и ночью температура опускалась не сильно. Если б под рукой не имелось зажигалки, скорее всего, им пришлось бы помучиться с разведением костра, но пока проблем не возникало. К тому же дядька попросил Улана захватить еще и баллончик для заправки, так что газа должно было хватить весьма надолго.
Впрочем, Улан предложил на всякий случай заняться тренировками по освоению альтернативных способов добывания огня, ибо с учетом того, что все имеет обыкновение ломаться, причем в самый неподходящий момент, лучше быть к тому готовым. Поэтому первые полчаса у них уходили на тяжкую работу с кремнем, трутом и кресалом. Заканчивался сей труд далеко не всегда успешно - запалить трут, а от него щепочки, удалось всего пару раз, но не страшно. Главное, в конечном итоге костёр, точнее два, весело полыхали, и спалось между ними на мягком лапнике вполне комфортно.
Словом, получилось у них нечто вроде маленького туристического похода, о чем Улан как-то заметил Петру, на что тот, кисло поморщившись, уточнил:
- Скорее учебно-тренировочный, - и выразительно провел рукой по холке коня.
Дело в том, что езда по лесу на санях требовала виртуозных поворотов, и обозлившийся на бесконечное кружение Улан к концу второго дня потребовал от друга пересесть верхом на лошадь, оставив сани в лесу. Петр с другом не спорил, хотя с ужасом представлял себе, как он станет вечером слезать с коня.
Однако вскоре выяснилось, что болевые ощущения не столь ужасны, как ему представлялось. Давали о себе знать мышцы на внутренней поверхности бедер, да и то терпимо. Правда, ворчать Сангре продолжал, но больше по инерции.
Да и коней своих, по настоянию Улана сразу поделенных между ними, Петр хоть и бранил нещадно, но это была лишь видимость. Особенно доверительные отношения сложились у него с чалым, оказавшимся на редкость умным и сообразительным.
- Ах ты, мой Цыпленок, - гладил он морду своего небольшого буланого конька желтовато-песочной масти. - Ну и чего ты загрустил? Да я понимаю, тяжело день-деньской по лесу такого здоровенного дурака таскать, как я. Ладно, потерпи. На-ка, похрумкай, отведи душу, - и он, покосившись на Улана, чтоб тот не видел, украдкой скармливал коню яблоко или морковку.
Но в это время возмущенно и ревниво фыркал вороной Одессит, названный так Петром из-за его хитрых повадок и более строптивого нрава. Приходилось переходить к нему и из кармана вновь извлекалось очередное вкусное лакомство.
И когда они набрели на починок, Петр первым делом завел с хозяином разговор не о чем-нибудь, а об… овсе. Причем не отставал от него, пока тот не согласился им поделиться. Не бесплатно, разумеется, пришлось заплатить солью.
Сангре первым и обеспокоился к середине второй недели, что у лошадей заканчивается корм и надо бы где-то им разжиться, иначе его Цыпленок протянет ноги, а Одессит вообще накинется на своего хозяина, решив, что тот неплохая замена овсу. Дабы поскорее добраться до жилых мест Петр даже порывался пустить коней в галоп. Мол, он вполне освоился в седле. Улан пояснял, что рановато, но видя решительный настрой друга, махнул рукой, не став препятствовать - пускай сам поймёт, благо снега хватало и падение особо болезненным быть не должно. Дал лишь единственный совет: начинать свой эксперимент, сидя на более послушном Цыпленке.
В третий раз свалившись и обозвав его упрямым брыкливым троглодитом (ну не себя же винить в падениях), Сангре упрямо пересел на Одессита, но на нем и вовсе продержался меньше минуты. Подъехавший Улан как бы между прочим заметил, что на конюшне, где он подрабатывал, будучи еще школьником, существовал неписанный закон: упавший всадник проставляется… тортиком. Особенно, когда падение первое.
- Конечно, никто никого не заставляет, но традиция есть традиция, - невозмутимо подытожил он. - Посему, дабы не нарушать их, предлагаю твои эксперименты на время прекратить, пока… не проставишься как положено за прошлые падения.
- Тиран, - обозвал его Петр, но больше в галоп своих коней не пускал.
Судьба по-прежнему продолжала до поры до времени оберегать их от случайных встреч. И они понятия не имели, где находятся - то ли в Смоленском княжестве, то ли в Брянском, то ли успели добраться до территории Литвы. Оставалось продолжать блуждания по огромным, дремучим лесам, изредка сменяющимся небольшими полями.
Но, наконец, встреча состоялась, причем оказалась она весьма драматичной…
В то утро все было как обычно. Сладко потянувшись, разбуженный Уланом Сангре, не торопясь вылезать из-под теплой медвежьей шкуры, заявил:
- Если б ты знал, старина, в каком шикарном эротическом сне я тебя сегодня видел, - и, с улыбкой глядя на обалдевшего от такой новости друга, продолжил: - Представляешь, подле меня собралось аж четыре пышные дамочки и показывали мне такое кино, куда там детям до шестнадцати. Я бы на такой просмотр даже киномехаников не пустил. Но потом пришел ты и, вопя, шо за мной пришла жена, всех разогнал, а меня разбудил…
- Ну извини, - повинился Улан. - Попортил тебе концовку.
- А может, и к лучшему, что разбудил, поскольку жену ты тоже привел с собой за руку и она была как две капли воды похожа на нашу соседку сверху, тетю Цилю - шестьдесят восемь лет и сорок килограммов костей и плюс еще два - змеиного яда.
Позавтракав, Сангре решил выяснить у судьбы, что их ждет впереди и когда же они наконец выйдут хоть на каких-то людей, а то овса в торбах осталось всего по паре жменей каждому коню. Однако извлеченная Уланом из колоды карта понимания не добавила, загадочно предупредив избегать ошибки в выборе.
- Кто бы мне пояснил: в каком? - проворчал Петр. - Ладно, тащи еще одну.
Хмуро поглядев на вторую карту, не добавившую в гадание ясности, он велел Улану вытянуть третью. Уставившись на червонного туза, вдохнул и сожалеюще констатировал:
- Бред какой-то.
- А поконкретней, - попросил Улан.
- Говорю же бред, - буркнул Сангре, забираясь в седло. - Счастливое замужество или наследство. Как ты сам понимаешь, ни того, ни другого нам не светит. Не иначе как испортились картишки, угодив в иное время.
Однако не прошло и полчаса, как друзья услышали вдали истошный женский крик. Они насторожились, завертев головами. Было ясно, что невидимая глазу женщина нуждается в помощи, поскольку чуть погодя крик перешел в стон, но было непонятно, куда именно ехать на выручку: на морозном воздухе звуки разносятся далеко, а вокруг стоял лес. Пока гадали куда податься, где-то в отдалении раздались мужские голоса и говорили они явно не по-русски. Наконец Улан сообразил:
- Слушай, а ведь это немцы.
- Не понял, - изумился Сангре. - Это что ж получается, мы всю Польшу насквозь прошли?
- Да нет, скорее всего, мы на землях Тевтонского ордена, - поправил его Улан.
- А вопила как недорезанная кто? Эта, как ее, из тех, кого они завоевали? Улан пожал плечами.
- Скорее всего. Или продолжают завоевывать.
- Ну, счас мы им устроим дранг нах остен, - пробормотал Петр и толкнул пятками в бока Цыплёнка. - Давай, родной.
Как выяснилось чуть погодя, направление они выбрали точное - метрах в трехстах показалась небольшая поляна, окруженная со всех сторон сугробами. Были они невысоки и разглядеть кое-что друзья сумели, а детально рассмотрели происходящее на ней, забравшись на дерево и достав из седельных сум бинокль. Сама поляна представляла собой разоренное святилище неведомого литовского бога. Погром произошел недавно: небрежно разбросанные головешки костра, горевшего подле какого-то мрачного деревянного идола, сваленного набок, еще дымились. Тела охранников святилища лежали на снегу неподалеку.
В данный момент на поляне вовсю хозяйничало восемь разбойников, трое из них щеголяли в белых плащах с отчетливо видным черным крестом. Остальные были одеты обычно - то есть в военные доспехи, но без отличительных признаков принадлежности к тевтонскому ордену. Эта пятерка и занималась тремя пленниками: стариком в каком-то бесформенном балахоне черного цвета, обшитом белой тесьмой по краям, мальчишкой-подростком и женщиной. Судя по всему, их в скором времени ожидала пытка. Такой вывод друзья сделали, глядя, как их обстоятельно прикручивают к дубам на краю поляны.
- Как многозначительно цитировала ближе к утру моя знакомая учительша по литературе, намекая на продолжение постельных утех: "И тут боец вспомнил, что у него в кармане винтовка!" - сквозь зубы процедил Петр.
- Ты это к чему?
- К тому, что пришло время для распаковки карабина, без коего нам навряд ли удастся обойтись. А ты чего это посмурнел? - нахмурился Сангре. - Нет, я не спорю, заслышав наши выстрелы запросто еще одна толпа с крестами набежать может, так что мы рискуем схлопотать стрелу в бок, меч в пузо и копье в зад и через это немножечко помереть, но не оставлять же этого безобразия? Или тебе Шива в людей не позволяет стрелять? Ну давай я сам за карабин возьмусь. Идеальное качество не гарантирую, но с трехсот метров в столь крупные мишени…
- Не о том речь, - хмуро перебил Улан. - И Шива ни при чем. Кстати, мы по всей видимости на литовской территории, так что еще одна толпа с крестами не набежит - они все тут. Это набег.
- Почему ты так решил? - удивился Сангре.
- Если кратко, то на своей земле себя так не ведут, а объяснять все нюансы в подробностях слишком долго, - отмахнулся Улан. - Считай, во мне заговорила генетическая память предков. Ты лучше о другом задумайся. Вот так запросто отстреливать людей, сидя в засаде, как-то… - он замялся. - Может, получится договориться?
- Тю на тебя. Ты шо?! Это ж считай средневековые натовцы, как всегда несущие на восток демократию и, судя по дымящейся головешке в руках во-он того козла, весьма горячий, можно сказать, пламенный гуманизм, так что пытаться договориться бессмысленно. Нет, если ты столь лютый гуманист, можно оставить все как есть - пусть их. В конце концов, нам здесь не жить. Но уж больно оно… несправедливо.
Улан засопел, услышав последнее слово, и недовольно поморщился. Однако возразить было нечем - прав друг, как тут не заступиться. А если пытаться поначалу применить иной вариант, будет утерян фактор неожиданности. И тогда при столь явном численном перевесе неизвестно какая сторона одержит верх - вон сколько у них арбалетов. Если хоть один заряжен, то… Получалось, надо стрелять, причем именно ему. В конце концов это именно он, а не Сангре, считался в Академии одним из лучших стрелков и даже пару раз брал призы на соревнованиях.
- Карабин я тебе не уступлю - все-таки сам его пристреливал, - мрачно выдавил он и добавил, специально стремясь себя накрутить: - К тому же потомки этих с крестами двух моих прадедов убили в Отечественную, так что у меня должок за ними.
- Вот и рассчитаешься, - вставил Петр.
- Но лучше бы сократить дистанцию, - продолжал Улан. - В обойме десять патронов, а на полянке восемь человек, значит, больше двух раз промахиваться нельзя. Предлагаю подкрасться поближе со стороны во-он того дубка, что слева от нас.
Привязав коней, они осторожно подобрались к полянке поближе. К этому времени всех трех пленников успели привязать, а двое воинов в темных плащах торопливо собирали разбросанные головни и заново раздували костёр.
- Пытать собираются, - прокомментировал Улан.
- Зачем? - удивился Петр.
- А вдруг пленные где-то серебро с золотом запрятали, - пояснил Улан. - Скорее всего, вон тот мордатый, что стоит близ дамочки, сейчас именно о деньгах ее и расспрашивает. У кочевников, когда они в разбойный набег идут, даже поговорка есть такая: "Настоящий воин не тот, кто победил врага, но кто взял добычу".
- Учитывая темное прошлое твоих предков, тебе виднее, - согласился Сангре.
Улан поерзал, примащиваясь поудобнее, и пробормотал:
- Одного боюсь: если эти вояки уже знакомы с аркебузами, выстрелом из карабина их напугать не получится. И тогда они по принципу "Не доставайтесь ж вы никому" перед тем, как попытаться сбежать, могут прикончить пленных.
- Арбалеты ж вроде разряжены.
- Подумаешь, - фыркнул Улан. - Полоснул мечом на бегу и вся недолга.
- Значит, надо отвлечь, чтобы им стало не до того.
- А как?
- Дай подумать, - Сангре потер переносицу. - Ага, играем вариант как с боярином, но на сей раз помимо божественного грома придется наглядно продемонстрировать само божество, тогда они точно запаникуют. Сейчас я…
Он, осмотревшись по сторонам, извлек из-под снега сухую ветвь. Была она кривая, но длинная, чуть ли не в его рост, и толщиной почти с его запястье. Не найдя ничего лучшего, Сангре вздохнул, слегка взмахнул ею в воздухе и удовлетворенно кивнул.
- Инвентарь не ахти, но на безрыбье… Эх, жаль, краски у нас с собой нет, - посетовал он. - Боевые разводы на лице пригодились бы. Ну, ничего страшного. Заменим их… полустриптизом, в смысле, голым по пояс, благо мороз невелик, - и он принялся лихорадочно раздеваться, торопливо скидывая с себя полушубок, а следом за ним и зипунок вместе с рубахой.
- А это зачем?
- Чем загадочнее и непонятнее, тем для человека страшнее, - ухмыльнулся Петр. - Тогда они обязательно сочтут меня за некоего кудесника, а то и за явление Христа народу, - и, видя недоумение на лице друга, пояснил: - В смысле, явление того самого бога, валяющегося на поляне. Мол, он не вытерпел столь наглого надругательства над своим изображением и лично воплотился для разборок с обидчиками.
Улан хотел возразить - слишком много уязвимых мест имел план Сангре, но, взглянув на друга, понял - бесполезно. Лицо решительное, в глазах боевой азарт, зубы стиснуты от злости… Когда Петр в таком состоянии, пытаться переубедить нечего и думать. К тому же время действительно поджимало.
- Значит так, первым делом веди огонь по тем, в кого я направлю посох. Так эффект от выстрела сильнее, - торопливо проинструктировал друга Сангре. - Но если они на меня разом попрут, на очередность наплюй. И самое главное, не бери пример с японского снайпера Томимо Токосо, - весело подмигнул он другу и, крадучись, чтоб не засекли раньше времени, направился к святилищу.
Незаметно добравшись до края полянки, Петр выпрямился и… озадаченно застыл возле сугроба - его появления никто не хотел замечать, все были увлечены своими делами. Кто-то продолжал раздувать костер, кто-то вязал лежащих литвинов, а трое затеяли самостоятельный поиск спрятанных сокровищ, разворотив шалаш и чуть ли не вывернув его наизнанку. У рыцарей же, судя по всему, разгорелся жаркий спор насчет дальнейшей судьбы пленницы, поскольку один из крестоносцев удерживал руку мордастого с зажатой в ней головней, мешая поднести ее к привязанной женщине.
Пришлось вначале скромно кашлянуть, а когда и это не помогло, подать голос.
- Салям алейкум, бандерлоги! - жизнерадостно завопил Сангре и, обратившись персонально к мордастому крестоносцу, критически заметил: - А у тебя, группенфюрер, ус отклеился.
Нужного эффекта удалось достичь влет. Все мгновенно уставились на него, а один из раздувавших костёр столь резво дернулся от неожиданности, что не удержал равновесия и инстинктивно оперся рукой об угли. В результате поляну огласил дикий вопль.
Петр удовлетворенно кивнул - процесс пошел как нельзя лучше. Можно переходить к следующему номеру концертной программы. Кивнув в сторону вопившего от боли, он многозначительно посулил:
- Это лишь начало, поскольку я - Гудвин, великий и ужасный. А посему, ребята, как говаривала одна обаятельная, но строгая управдомша, топайте до хазы, ибо Гитлер капут, - и он, строго покачав головой, направил свой импровизированный посох на ухватившегося за арбалет воина.
Надо отдать должное Улану - целился он быстро и всего через пару-тройку секунд раздался оглушительный сухой треск, правда, не совсем похожий на раскат грома, как мысленно успел отметить Сангре, а больше напоминающий удар кнута, но оно не важно. Зато не в меру шустрый воин рухнул навзничь, не издав ни звука. Товарищи, стоящие рядом с ним, оторопело переглянулись, застыв на месте.
- И оставь в покое красную шапочку, волчина позорный! - рявкнул Петр, направив посох в сторону мордастого крестоносца в белом плаще, стоявшего подле привязанной женщины.
Тот что-то рявкнул по-немецки, сделал шаг вперед и… Новый громовой раскат и во лбу у рыцаря, по-детски беспомощно всплеснувшего руками, расцвело небольшое красное пятнышко. В следующее мгновение он повалился в снег.
Странно, но оставшаяся в живых парочка в белых плащах не рухнула на колени, взывая к небу, не ударилась в панику, а принялась озираться по сторонам. Не увидев никого, оба как по команде выхватили мечи и ринулись на Петра.