- Ишь, хлюст! - возмутился Петр. - Когда письмецо понадобилось кузине накатать, лампочку Ильича на ночь включить и штаны свои сопревшие с вонючими чулками обратно заполучить, то пожалуйста и будьте любезны, а как все пообещал, так пошел вон, дурак! Ну прямо истинный пендос! - и, не желая оставлять за испанцем последнего слова, тщательно подбирая слова, непривычно серьезным тоном поправил раненого: - Мне и правда не понять того, что ты говорил, потому что вера - это то, ради чего умирают, а христианство, судя по вашему главному занятию в этих лесах, то, ради чего убивают. Вот так-то.
Такого кощунства крестоносец не выдержал и резко повернулся к Петру, чтоб возразить, но вместо этого побагровел лицом и начал задыхаться. Встревоженный Сангре метнулся в коридорчик и спешно пригласил к одру раненого лекаря, терпеливо дожидавшегося, пока рыцарь закончит разговаривать с крестоносцем. Слегка полюбовавшись его умелыми, скупыми, отточенными действиями - ни одного лишнего движения, мастер, не зря Кейстута пользует - Петр, спохватившись, осведомился, что там с раной Бонифация и как долго ожидать его полного выздоровления?
Услышанным от врача он остался доволен: "молния богов" ударила над самым сердцем, по всей видимости, ничего не затронув внутри, а потому временное ухудшение есть краткое. Совсем скоро, буквально завтра, допрос можно продолжить. А вот с пытками лучше подождать до послезавтра - так оно надежнее.
Сангре вздрогнул от неожиданности - странно слышать такое от медика - непонимающе уставился на лекаря, решив, что тот оговорился, но потом дошло, что никакой ошибки нет. Просто иные времена, вот и все.
Кстати, особо и удивляться нечему. В двадцать первом веке, воюя с кем-нибудь и торопясь развить успех, пленного тоже выпотрошили бы в первый же день, не взирая на многочисленные конвенции, декларации, договоры и пакты о гуманности обращения с ранеными. А военврач, будь он рядом, сказал бы то же самое: выдержит мужик пытку или нет, и в каком объеме. Словом, времена разные, а нравы одинаковые и в средневековье как бы не получше, чем в новейшие, ибо проще: что думают, то и говорят - эдакий наивный цинизм.
С этой мыслью Петр и вышел. Оказавшись в коридоре он осторожно, чтоб не помешать другу, заглянул в соседнюю дверь и некоторое время разглядывал, как Улан увлеченно строчит на бумаге, то и дело торопливо макая гусиное перо в чернильницу.
"Опять ему повезло, - вздохнул он. - Вон какой словоохотливый попался в отличие от моего, только успевай спрашивать". Немец и впрямь без умолку тараторил, изредка прерываемый Уланом, суровым тоном выдававшим очередной лаконичный вопрос: "Lesen sie weiter. Landsam. Nicht teil".
Успокоив себя мыслью, что при таких темпах от раненного крестоносца никаких сведений о замке не потребуется - этот не за двоих, за десятерых готов поработать, выложив все как на блюдечке - Сангре аккуратно прикрыл за собой дверь и направился наверх, в отведенные им с другом покои, надеясь, что удастся немного поспать.
Но добраться до заветной постели ему не удалось. Увидев его, сидящий на корточках подле двери в их покои Яцко подскочил как ошпаренный и торопливо сообщил, что во дворе его дожидаются два жмудина. Сангре поначалу даже не понял, кто такие, но тот назвал их имена: Локис и Вилкас. Оказывается, пока они с Уланом допрашивали пленных, Кейстут огласил свой уточненный приговор, воспользовавшись советом иноземца, и велел Яцко сообщить, что передает обоих вплоть до штурма Христмемеля в их распоряжение.
Согласно кивнув и прихватив четыре трофейных арбалета, Сангре перед уходом напоследок печально покосился на мягкие медвежьи шкуры с пуховыми подушками и вышел. Самострелы, как их здесь называли, были громоздкие и довольно-таки тяжелые, и на середине пути он, спохватившись, взвалил половину на своего переводчика. Подумав, он заодно всучил ему и колчан с запасом специальных стрел - коротких металлических болтов с утолщенной задней частью.
Едва они вышли во внутренний двор, как братья-литвины торопливо подошли к ним и бухнулись на колени, а Локис, взяв руку Петра, возложил на свою непокрытую голову и что-то торопливо залопотал. Речь его удивительно походила на медвежье рычание. Временами он, как бы в подтверждение истинности своих слов, гулко стучал себя кулаком по могучей груди.
- Он безмерно благодарен тебе, господин, за их спасение. Они не боятся смерти - это удел любого воина, но не хотели умереть с позором. Ты избавил их от него и теперь они вместе с братом… - затрещал Яцко, но Петр нетерпеливо отмахнулся:
- Будя с сантиментами.
Однако Локис никак не хотел уняться, а спустя минуту к нему попробовал присоединиться и его брат. Правда, старший сразу властно махнул ему рукой, и Вилкас послушно умолк.
- Не дедуй, - Сангре укоризненно погрозил Локису пальцем. - Хотя и это штука пользительная… ежели в умеренных дозах. Ладно, так и быть, назначаю тебя ефрейтором, - и он великодушно пообещал: - Не боись, со мной не пропадешь. Наполеон с Суворовым тоже с низов начинали, а с годами и до сержантов докатились.
Яцко вопросительно уставился на Петра.
- Эту непереводимую игру слов старого одессита ты в их черепушки не впихивай, - поморщился тот и сокрушенно вздохнул, глядя на забинтованную голову Локиса - о ране литвина он совсем запамятовал. Впрочем, учитывая, сколь много событий с ними сегодня приключилось, оба, скорее всего, попросту эмоционально выгоревшие и начинать с ними занятия не имело смысла. - Не буду я с вами, пустыми мешками контуженными, сегодня заниматься. И вообще, самый лучший вариант - отправить сегодня обоих на больничный.
- Куда? - робко переспросил Яцко.
- Лечиться! - рявкнул Сангре. - И все, а теперь шагом марш отсель! Завтра встретимся и уж тогда…
Выслушав переводчика, Локис возмущенно зарычал, поглядел по сторонам и проворно кинулся обратно к стене, где стояли два здоровенных, чуть ли не в запястье толщиной, копья. Схватив оба, он подскочил к Петру и, тряся ими в воздухе, разразился гневной тирадой.
- Сказывает, что совсем здоров, - выдал Яцко, - и ты сам в том можешь убедиться.
Едва он договорил, как Локис метнул копья одно за другим в бревенчатую стену. Впились они в нее на совесть. При осмотре - Сангре не удержался, полюбопытствовал - оказалось, что каждое углубилось минимум на десять сантиметров, если не больше.
- Бревна дубовые, - невозмутимо пояснил Яцко, - потому и худо вошли.
- С копьями наперевес против немецкой панцер-дивизии, - хмыкнул Петр. - Вы ж мне, мальчики, как помощники нужны, а не в виде пушечного мяса. Ну-ка, продемонстрируй лучше другое, - он вручил Локису один из арбалетов, а сам повернулся к Яцко, но отдать команду, чтобы тот достал пару стрел из колчана, не успел. Вовремя оглянувшись, он истошно заорал: - Стой! Стопинг! Хальт! Стенд ап! Стоять, говорю, мать твою за ногу!
Оказалось, Локис по простоте душевной решил, что врученный ему арбалет - очередное испытание его силушки, и ухватился за оба конца дуги с явным намерением согнуть ее окончательно. Или распрямить. По счастью, дуга была стальной, сразу не поддалась, а в следующую секунду Сангре успел остановить силача-жмудина.
- А гвозди компьютером забивать не пробовал? - возмущенно поинтересовался Петр, оглядывая дугу. - Тебя бы, паря, с кувалдой наперевес да к электронике американского авианосца - цены бы не было. Но к делу. Значит, слушай сюда. Без команды ничего с самострелами не делать. Ваше с братом дело - зарядить их и подать стреляющему, причем как можно быстрее.
Яцко мгновенно затараторил, переводя. Выслушав его, Локис весьма красноречиво развел руками и возмущенно рявкнул, указывая на арбалет.
- Как заряжать, покажу, - успокоил его Петр и вдруг возликовал. - О, идея! А какого лешего я вообще буду этим заниматься, когда у меня имеется… - не договорив, он повернулся к своему толмачу и возложив ему руку на плечо, сурово произнес: - Значит так, повышаю тебя в чине и назначаю своим замом по учебе. С завтрашнего дня приступишь. Да не боись, - ободрил он его. - Поначалу я вам все продемонстрирую, а уж потом оставлю тебя за себя. Там, честно говоря, делов-то на копейку. Они подают, а ты берешь и стреляешь. Понял? Ну и напарника себе подберешь. Заряжающих-то двое, значит, и вас тоже должно быть двое.
- А куда стрелять? - вытаращился на него Яцко.
- А вот это ты сам мне покажешь. И куда, и во что, и где, поскольку сегодня до вечера присмотришь где-нибудь в окрестностях Бизены учебную площадку и оборудуешь ее. Слушай и запоминай, что требуется. Во-первых…
Инструктаж переводчика длился недолго, Сангре постарался быть предельно ясным и лаконичным. Перечислив свои требования он на всякий случай потребовал повторить. Оставшись довольным услышанным - вроде толмач ничего не перепутал - он повернулся к жмудинам и тоном, не терпящим возражений, сурово произнес:
- А сейчас, мальчики, обоим в баньку и спать. Дозволяю на сон грядущий по чарке, - покосившись на Локиса, он поправился: - Нет, лично тебе можно три, иначе получится слону дробина. Брательнику хватит двух. А завтра я научу вас как родину любить. Буду гонять вас как сидоровых коз, чтоб лапти до задницы стерлись. Жаксы?
Выслушав перевод Яцко, оба брата в ответ на грозное предостережение дружно закивали и заулыбались.
- Вставать рано не рекомендую, поскольку к занятиям приступим после обеда. Куда пошли?! - рявкнул он. - А арбалеты? Я, что ли, буду их таскать?! Дедовщину в армии никто не отменял. Да чтоб несли бережно и глядите мне, не раскурочьте по дороге! - крикнул он вдогон и, прищурившись, посмотрел на солнце.
Огромный багровый диск низко свисал над близлежащим лесом, но еще не коснулся его нижним краем. Получалось, до вечерней трапезы у него в запасе имеются пара часов, а то и целых три. Довольно кивнув, Петр выждал, пока все трое не скроются за дверью, воровато оглянулся по сторонам, не видит ли кто, и взял в руки прислоненное к стене копье. Взвесив его в руке, он уважительно покачал головой, примерился поудобнее и с силой метнул в противоположную стену. Копье воткнулось в бревно, но в следующее мгновение, качнувшись, упало на снег. Сангре досадливо поморщился и повторил бросок, правда, с тем же результатом. Услышав позади смущенное покашливание, он резко обернулся. Оба жмудина и Яцко уже стояли позади. Но если лицо толмача было невозмутимым, то Локис выглядел явно разочарованным своим командиром. Впрочем, и Вилкас тоже.
- Это у меня от недосыпа, - хмуро пояснил Сангре и поплелся наверх.
Увы, но его заветному желанию поспать перед ужином так и не суждено было сбыться - снова вмешался Улан. Стоило Петру завалиться на постель и устало закрыть глаза, как он услышал недовольный голос друга:
- Ну сколько можно? Ты прямо как сурок какой. Давай, давай, поднимайся. Мне Вальтер столько всего наговорил, хоть стой, хоть падай…
Сангре недовольно приоткрыл один глаз и назидательно проворчал:
- Считай, я упал. Дабы не рухнуть вторично, предпочитаю выслушать лежа.
- Ну ладно, - миролюбиво согласился Улан и таинственно начал: - Тогда так. Началось все под рождество…
Новости оказались и впрямь прелюбопытными. Подремать под них, как втайне от друга вознамерился Петр, нечего было и думать…
Глава 19. Тайны и загадки
Как выяснил Улан, Вальтер совсем недавно служил в другом замке, Мариенбурге, считавшемся столицей Тевтонского ордена. Именно туда минувшим летом прикатили четыре монаха. Двое были доминиканцами: фра Пруденте Перес и фра Луис Эспиноса. С ними прибыл некий францисканец Сильвестр, надоедливо пытающийся продать огромную кипу индульгенций, привезенную им с собой в увесистом сундучке. Четвертый был молчаливым, огромного роста и весьма неприятным на лицо человеком, но его имени Вальтер не запомнил и к какому он принадлежит ордену тоже не понял.
Однако последние двое были так, сопровождающие, не более, а касаемо двух первых… Как ни удивительно, они оказались… инквизиторами, прибывшими из Арагона и желающими забрать с собой бывшего тамплиера Бонифация Филипе де Рохас-и-Марино, обвиняемого в ереси, причем в повторной, что значительно хуже, поскольку это считается рецидивом и еретик получает куда более суровое наказание - почти всегда это костёр.
Удивительно же потому, что крестоносцы, участвующие в святом деле крещения упорствующих язычников, считаются очищенными не только от всех прошлых грехов. Пока они пребывают на этой земле и продолжают числиться участниками крестового похода, любой их грех как бы и не грех, ибо автоматически аннулируется римским папой. То есть все рыцари - и с обагренными людской кровью руками, и стоящие в ней по пояс, и залитые ею по маковку - возвращались в родные земли чистые, аки невинные агнцы.
- Вот они, двойные стандарты Европы, - не удержавшись, прокомментировал Петр и восхищенно покрутил головой. - Надо же, сколько им лет. А я-то думал, что всю эту заумь лишь в конце двадцатого века для Косово и прочих цветных революций выдумали. Получается, намного раньше, а главное - кто. Да папашка римский, чтоб ему в аду затычку в задницу вставили и три раза в день пургеном пичкали. Кстати, а что за странные приставки? Почти фрак получается. Они бы еще камзол или жилет впереди своего имени поставили.
- Обычное сокращение, от латинского фратер, то бишь брат, - пожал плечами Улан. - Ты лучше слушай, что было дальше. Оказывается, за своих собратьев рыцари стоят крепко, иначе сдали бы Бонифация как бывшего тамплиера со всеми его потрохами, а они поступили иначе, но не сразу. Сперва великий гроссмейстер ордена Карл…
- Стоп! - остановил друга Петр. - Далее по возможности без сложных кликух. Они являются неотъемлемой частью моей идиосинкразии к иностранным языкам. Ну и… без должностей тоже.
- А если без них никак? - кисло поморщившись, осведомился Улан.
- Тогда валяй, - с видимым сожалением разрешил Сангре, однако внес уточнение: - но по возможности с переводом на нормальный русский. К примеру, великого магистра можешь переименовать, скажем, в паханы…
- Исходя из свежих животрепещущих воспоминаний, - понимающе кивнул Улан, посетовав: - Как на тебя пребывание в Нижнем Тагиле повлияло, - но возражать не стал, продолжив свой рассказ.
Поначалу противодействие инквизиторам было мягким и деликатным, сводясь к уговорам великого гроссмейстера (то бишь пахана, как поправил неугомонный Сангре) повременить и во всем обстоятельно разобраться. Доводы его выглядели и впрямь убедительно. Дескать, нельзя так поступать с благородным рыцарем, прибывшем из далекого Арагона, тем более все его прошлые грехи давным-давно аннулированы, а здесь он ведет себя весьма достойно. Настолько достойно, что даже принят полноправным членом. Кроме того, его арест непременно вызовет нехорошие брожения в умах остальных братьев.
На кого иного красноречие главы Тевтонского ордена, может, и подействовало бы, но братья-доминиканцы оказались к нему глухи. Привыкшие к безусловному подчинению и выполнению любых своих требований инквизиторы напомнили об обязанностях духовных и светских властей оказывать им всяческое содействие. А в заключение фра Пруденте перечислил прегрешения испанца и заявил, что его обвинили в них еще весной прошлого года, призвав явиться, дабы оправдаться. Однако прошел год, а бывший тамплиер не подумал исполнить оное распоряжение. Католик же, не явившийся в течение года на вызов, признается еретиком.
И все равно принимать на себя всю ответственность за выдачу брата-рыцаря глава тевтонов не решился и собрал по поводу столь беспрецедентного случая великий капитул. Но дальнейшие события уклонились от накатанной колеи, привычной для отцов-инквизиторов. Нет, поначалу, когда собрание едва началось, ничто не предвещало для них особых проблем. Великий гроссмейстер, указав на то, что он и сам поначалу протестовал против выдачи, но после услышанных от монахов подробностей грехопадения Бонифация осознал глубину пучины, в коей погряз молодой рыцарь, а посему… Получив слово, доминиканцы заново озвучили перечень грехов рыцаря. Крыть такое было нечем и члены капитула помалкивали, мрачно взирая на инквизиторов, к которым после разгрома своих коллег-тамплиеров относились с огромной антипатией.
Однако затем слово взял спешно вызванный в Мариенбург комтур Христмемеля, под чьим началом служил Бонифаций, и обстановка резко накалилась. Уж очень лестно охарактеризовал тот молодого крестоносца, успевшего выказать стойкость, храбрость, мужественность. Мало того, комтур обрисовал его поведение на конкретных примерах, демонстрирующих, насколько скрупулезно рыцарь стремится выполнять орденский устав даже в мелочах.
Например, Бонифаций ни разу не посылал письма своей кузине, не испросив на то разрешения настоятеля и не отдав ему для ознакомления текст написанного послания, равно как всегда передавал ему полученное от родственницы ответ, дабы тот первым прочел его. Не было случая, чтобы он гасил свет, ложась спать. Многие не раз слышали, что он набожно читает "Отче наш" как на заутреню, так и в другие канонические часы, в том числе и на вечерню, притом отнюдь не ограничиваясь двадцатью девятью положенными разами, но зачастую добровольно увеличивая их число.
Поддержал комтура и другой крестоносец, командовавший ныне рыцарями в соседнем замке Рагнит, но еще в прошлом году возглавлявший воинов Христмемеля. Он дополнил предыдущего, высокопарно расписав поведение Бонифация в самых красочных тонах.
Именно его выступление и переполнило чашу терпения прочих членов капитула. Угрюмое молчание сменилось на бурное негодование в отношении прибывших инквизиторов. Впрочем, как предположил Улан, скорее всего, они заступались не только за молодого рыцаря, но в его лице еще и за самих себя, не желая, чтобы появился прецедент. Ведь впоследствии, используя его, средневековые чекисты римского папы смогут наложить лапу на любого из их орденской братии.
Заодно досталось и "пахану" ордена. Не стоило ему пытаться урезонить защитников Бонифация, напоминая капитулу об особых полномочиях прибывших в Мальброк отцов-инквизиторов, у коих на верительной грамоте красовалась личная печать папы Иоанна XXII - оттиск так называемого "перстня рыбака". Бедного гроссмейстера обвинили в предательстве интересов ордена, а заодно припомнили ему и прошлые ошибки.
- Кстати, а откуда у твоего фрица столь точные и полные данные? - перебил Петр.
- Вальтер сам присутствовал на капитуле, будучи его членом.
- Да ладно! С чего бы его туда пустили?! У него ж рыцарского плаща нет. Кто бы позволил занюханному сержанту явиться в офицерское собрание, не говоря о том, чтоб сидеть в президиуме?! - возмутился Петр. - Врет твой эсэсовец, как сивый мерин.