- Я сам вначале удивился, но он пояснил, что по правилам в состав капитула помимо семи братьев-рыцарей входят четверо прочих братьев, не имеющих рыцарского ранга, то есть сержантов, и священник, а всего двенадцать по числу апостолов Христа. А закончилось все тем, что великий комтур и великий госпитальер, то есть два чуть ли не самых видных по своим должностям сановника в ордене, вынудили магистра подать в отставку. По-моему, это уникальный случай в истории ордена.
- Лихо, - присвистнул Сангре. - Но тут они не по понятиям поступили. У жуликов и козырных фраеров нет прав на раскоронование вора в законе. И вообще, в таких случаях наказывать надо тех, кто сунулся с лажовой предъявой, а не законника. Хотя да, за их спиной папа, а он не хухры-мухры, главный общак в Риме держит. И что пахан-гроссмейстер, проглотил и не поморщился?
- Поехал к Иоанну двадцать второму искать заступничества, а с ним укатили трое из членов капитула, бывших заодно со своим шефом и инквизиторами. Но не в Рим, а в Авиньон, то бишь на юг Франции, - уточнил Улан, - поскольку папа сидит сейчас там.
- Да хоть на сопках Килиманджаро, - отмахнулся Сангре. - Ты мне лучше за иное скажи. Получается, Боню оправдали вчистую и…
- А тут не все столь однозначно, - перебил Улан. - Да, его решили не выдавать, но временно.
- Это как? - нахмурился Петр. - И нашим, и вашим, причем одновременно. Что за половецкие пляски на привале?
Улан пожал плечами, пояснив:
- Испугались.
Оказалось, монахи напомнили членам капитула некоторые положения канонического права. Согласно ему всякому, кто препятствует деятельности инквизиторов или подстрекает к этому других, грозит отлучение от церкви.
А столь вызывающее поведение некоторых рыцарей и сержантов само по себе красноречиво говорит о том, что они вольно или невольно "заразились" от бывшего тамплиера "злонамеренным учением", каковое новый папа Иоанн XXII намерен выжигать каленым железом, несмотря на самые высокие титулы, включая даже епископские. И поведали, как совсем недавно за ересь, связанную с колдовством, с санкции папы сожгли по приговору инквизиции епископа из Кагора, каковой, между прочим, приходится все тому же Бонифацию двоюродным дядюшкой.
Кроме того, они напомнили о многочисленных неудачах тевтонов за последние годы, особо акцентируя внимание на тех, которые относятся вовсе к разряду необъяснимых. Например, каким загадочным образом не далее как минувшим летом заблудились сразу два отряда крестоносцев, в результате чего не удалось взять замки язычников. Зато если увязать это с появлением в ордене бывшего тамплиера, то все прекрасно объясняется как знак неудовольствия со стороны всевышнего, возмущенного тем, что святое дело осуществляется столь грешными руками.
- Ну прямо Евросоюз, - не удержался от комментария возмутившийся Сангре. - Отличие лишь в том, что Путин не родился, так они крайним моего Боню сделали. А эти инквизиторы - копия заокеанских президентов и неких прыщавых девиц с неприличными для русского уха фамилиями. Хоть бы о правдоподобии позаботились, а то лишь бы ляпнуть чего-нибудь, а там трава не расти, авось пипл все схавает. Ну, ну, и что дальше?
- Намек оказался весьма красноречив, и капитул, посовещавшись, принял соломоново решение. Мол, не выдадим рыцаря, пока не узнаем решения папы, а до тех пор будьте спокойны, сами приглядимся к нему повнимательнее. Но дабы тайна, порочащая крестоносца, не выплыла раньше времени наружу, отправили в Христмемель в качестве наблюдателя не абы кого, а одного из своих членов. И выбор их пал именно на Вальтера.
- Оп-паньки, - восхитился Петр. - А ведь это замечательно. За него, коли он в таком авторитете, мы можем выручить гораздо большую сумму, нежели мне думалось.
- Но с другой стороны, за Бонифация как за еретика-рецидивиста много не дадут. Получается строго согласно закону сообщающихся сосудов: там прибавилось, зато оттуда убавилось. Ах да, - спохватился Улан, - я ж не зачитал тебе итог наблюдений самого Вальтера. Это нечто вроде служебной характеристики Бонифация…
- Надо ли? - хмыкнул Петр. - Судя по блистательному отзыву его начальников, многое и так понятно. Характер у испанца нордический, стойкий и беспощадный к врагам рейха и римского папы. Словом, сволочь еще та, - он поморщился. - Знаешь, я уже начинаю слегка жалеть, что спас его. Странно, а мне он показался вполне приличным мужиком. Знаешь, эдакий Филя-простофиля, не привыкший и не умеющий кривить душой. Опять же и срок в зоне мотал, причем немалый, куда больше моего. М-да-а, вынужден признать, что первое впечатление в кои веки меня виртуозно надуло. И зачем литвинки его носки стирали? Пусть бы стояли возле его койки, ароматизировали атмосферу в качестве освежителя.
- А вот и не сволочь, - возразил Улан. - Судя по отзыву Вальтера он…
Сангре слушал и с каждой секундой удивлялся все сильнее. Получалось, испанец и впрямь ничего себе. В общении прост, не надменен, не высокомерен. В боях с литвинами и прочими дикими племенами проявлял себя, как и должно молодому рыцарю, то есть был бесстрашен и лих, порою до чрезмерности. Однако после сражений в проявлении неумеренной жестокости по отношению к пленным не замечен, разных вольностей с литовскими женщинами себе не позволял и вообще, по мнению Вальтера, вел себя Бонифаций с язычниками излишне мягко. Особенно это касалось упорствующих, коих испанец никогда не приказывал вешать на страх остальным, как принято в ордене, но настаивал, чтобы с ними вторично побеседовал священник. А когда не помогало, все равно оставлял им жизнь, уверяя, что со временем они непременно узрят свет истинной веры и раскаются в своих заблуждениях. Да и торговать ими тоже ни разу не пытался.
- Значит, мое первое впечатление не было ложным, - констатировал Петр. - Надеюсь, то же самое Вальтер скажет и инквизиторам.
- Может, и скажет, - подтвердил Улан, - если увидит. Дело в том, что они куда-то укатили из владений Тевтонского ордена. Сведения точные, поскольку он сам ехал вместе с ними аж до Рагнита, где они и расстались: наш немец подался в Христмемель, а те неизвестно куда. Кстати, - оживился Улан, - как думаешь, где проживает боготворимая им за красоту, ангельскую доброту, великий ум и глубокие познания в медицине кузина Изабелла, с которой он до сих пор продолжает вести переписку, примерно раз в два-три месяца получая от нее очередное послание? - и он с улыбкой уставился на друга.
- Спорим, угадаю местожительство этой виноградной доньи с одного раза, - предложил Петр.
- Почему виноградной? - удивился Улан, но догадался сам. - Ах да, из-за имени, - и он протянул руку, желая заключить пари, но, вовремя спохватившись, отдернул ее и погрозил пальцем: - Совсем забыл, ты ж сам успел с ним поговорить. Ну и что этот крестоносец еще рассказал тебе помимо восторженного описания многочисленных прелестей кузины?
- То, что был недолгое время тамплиером, не скрыл. А вот о монахах, прибывших по его душу, ни словом не обмолвился. Хотя не думаю, что скрывает. Скорее, действительно не знает, что за ним открылась охота, поскольку когда рассказывал о своем бегстве из Арагона, причину не утаил. Мол, боялся попасть в лапы инквизиторов, вот и скитался по Европе на пару с доньей Каберне де Рислинг.
- И что ты обо всем этом думаешь?
Петр помедлил с ответом. Встав с постели, он плеснул себе в чашку из стоящего на столике кувшина клюквенного настоя, выпил, и, с тоской покосившись на потемневшие от недостатка света на улице слюдяные оконца, со вздохом констатировал:
- Так я и не поспал. И где мне теперь силов набраться для ночного забега? А между прочим, секс - это тебе не спорт, тут здоровье требуется.
- Ты не ответил, - напомнил Улан.
- Загадочная история, как глубокомысленно сказал доктор Ватсон Шерлоку Холмсу, - откликнулся посерьезневший Петр, наливая себе вторую чашку. Осушив ее, он задумчиво повторил: - Весьма загадочная. А кое-что вообще не вписывается в общую картину. Нет, порознь голоса твоего Вальтера и моего Бони звучат более-менее, но стоит вслушаться и сразу понятно: кто-то один фальшивит. И этот кто-то однозначно не твой дойч. У него для вранья все слишком сложно.
- Считаешь, Бонифаций о чем-то умолчал?
- Скорее всего, - кивнул Сангре. - Причем допускаю, что без особого умысла, а по простоте душевной, не считая нужным рассказывать о каких-то мелочах, каковые на самом деле далеко не мелочи. Понимаешь, все, кто про тамплиеров писал, в один голос утверждают, что их грехи - чистая липа. Просто король Франции решил прибарахлиться за их счет. Я немного литературы читал, но мнение-то у авторов единодушное. А инквизиторы кто угодно, но никак не дураки, и не стали бы, задрав рясы и высунув от усердия языки, гоняться по всей Европе за каким-то рядовым членом бывшего ордена тамплиеров. Добавь к этому, что его, равно как и прочих испанских тамплиеров, официально признали невиновным, а ныне он занят весьма благородным делом, шинкуя своим мечом гнусных язычников. Но монахи тем не менее в его поисках вон аж куда забрались, до самих тевтонов доковыляли, чего, как ты говоришь, отродясь не бывало. Нелепость получается.
- Да уж, скорее всего, тут и впрямь какая-то тайна кроется.
- Вот-вот, - поддакнул Петр. - Причем связанная, как в сказке про Буратино, с неким золотым ключиком, потому как баблу пресвятая католическая церковь завсегда поклонялась как самой главной святыне. И ключик этот весьма тяжелый, иначе инквизиторы не носились бы за нашим Боней, как Карабас-Барабас с Дуремаром.
- А ключик от орденских сокровищ? - уточнил Улан.
- Навряд ли. Скорее, речь идет о каких-то фамильных ценностях, - предположил Сангре. - На сто процентов не поручусь, информации мало, но сам посуди, откуда рядовому юноше знать про секреты тамплиеров.
- А ты уверен, что он был рядовым? - усомнился Улан.
- Рядовым, рядовым, - заверил Петр. - Он же в него в шестнадцать лет вступил. Да и пробыл в его рядах всего год. Причем все это время, как сам мне поведал, тихо-мирно сидел в своем Арагоне, по командировкам не шастал, в Париж, в каморку папы Карлы, то бишь ихнего магистра, не заглядывал. Где ж он мог разведать тайну дверцы за нарисованным холстом? Хотя, может, и соврал, а на самом деле… Надо бы еще разок с ним потолковать, но… тебе.
- Мне?! - удивился Улан. - А ты ничего не спутал? Я ж в испанском ни в зуб ногой.
- Не лги другу, - строго сказал Сангре. - Но пасаран ты точно знаешь. Это раз. Кто такие идальго и кабальеро тоже в курсе. Это два. Про корриду, пикадоров и тореадоров от меня наслышан. Три. Перевод моей фамилии тебе известен - четыре. Вот и выходит, что ты на испанском шпрехаешь почти на уровне Серванта и этого, как его, Попы де Веги. Остальные нюансы наверстаешь по ходу беседы. Или… Погоди-погоди. Так ведь он за три года практики худо-бедно, но успел освоить немецкий. У-у, тогда твои возражения вообще снимаются, ибо ты на дойчландском почти Гейне, наверняка Гете, а еще Фейхтвангер и Фейербах вместе взятые.
- Но…
- Ша, дядя, время для дискуссии кончилось - сейчас медовуху пьянствовать позовут…
- И после нее тебе тоже недосуг, некие неотложные мероприятия намечаются, - лукаво улыбнувшись, подхватил Улан.
- Вот-вот, - помрачнел Петр. - А к завтрашнему дню мне надо как следует отоспаться, ибо после обеда я провожу первое занятие по боевой подготовке. Буду из отмазанных мною от смерти орлов былинных литовских богатырей лепить. Этаких Добрыню Литвиныча и Алешу Вайделотыча.
Улан иронично крякнул, красноречиво давая понять, как он относится к процессу лепки богатырей. Сангре мрачно покосился на друга.
- Сомневаешься в моих педагогических талантах?
Улан неопределенно пожал плечами, но не желая обидеть Петра, пояснил:
- Скорее, в умственных способностях будущих богатырей. Слыхал поговорку "не в коня корм"?
- Ничего, ничего, погоди малость, - многообещающе посулил Сангре и спохватился: - Кстати, меня еще кое-что насторожило, когда этот испанец о своей кузине рассказывал.
- Что именно?
Петр потер лоб, пытаясь сосредоточиться и вспомнить, но буквально через минуту к ним заглянул Яцко, чтобы отвести их к Кейстуту, и сообщил о том, что прибыла Римгайла. При упоминании о жрице Сангре помрачнел и досадливо отмахнулся:
- Ладно, не до того. Потом припомню. Или само всплывет, у меня такое бывает.
Но Петр ошибся. Он не припомнил даже тогда, когда следующим вечером Улан сообщил о некой интересной детальке, всплывшей в результате допроса. Оказывается, почти неделю, не так уж и мало, Бонифаций находился в одной камере с магистром провинции Арагон Эксеменом де Лендой. Как знать, не в этом ли кроется разгадка настойчивых поисков молодого испанца. Может быть, кто-то решил, что тот ему сообщил или передал нечто важное.
- А вдруг магистр и впрямь что-то передал ему? К примеру, карту острова сокровищ, - глаза Петра азартно блеснули.
Улан без колебаний мотнул головой, твердо заверив, что навряд ли кто-то доверил бы такому простодушному и наивному нечто мало-мальски важное, а потому верить ему можно.
- Ну и ладно, - равнодушно махнул рукой Сангре. - Значит, инквизиторы ошибаются, вот и все. Да и в любом случае, даже если предположить, что сокровища существуют, спрятаны они чересчур далеко отсюда, на западном краю Европы, и дотянуться до них у нас не выйдет, а с учетом неких конкурентов тем паче. Инквизиторы - это не наивный отец Федор, так что пусть за стульями работы Гамбса гоняются другие. И вообще, куда надежнее хапнуть синичку, пока она в наших руках, и попросту послать в Христмемель парламентеров с известием, что есть возможность выкупить их коллег по тяжкому ремеслу окрещивания и скрещивания. Разумеется, предварительно выяснив местные курсы валют, дабы не продешевить.
Глава 20. Переговоры
Переговоры насчет выкупа друзья затевали, преследуя три цели. Первая лежала на поверхности - получить деньги. Вторая - личная: выяснить, как на них прикупить порох и знают ли о нем в Ордене вообще. Ну и третья, касающаяся выполнения обещания, данного Кейстуту, то бишь взятия замка. А тут выпадал удобный случай разведать расположение казарм и прочих помещений. Одно дело - рассказы Вальтера, и совсем иное - все увидеть самим.
Увы, расчет Петра, что в ходе переговоров ему дадут походить по Христмемелю, оказался ошибочным. Внутрь его и еще двух литвинов вместе с Яцко (Улана Сангре уговорил в Христмемель не ездить, ни к чему рисковать обоим), пропустили, но недалеко, притормозив у самых ворот. И когда выяснилась цель визита, далее его не повели, поэтому договариваться о выкупе пришлось там же, так сказать, стоя на крылечке или в сенях, чем Сангре был весьма недоволен. Вдобавок и замещавший комтура Христмемеля здоровенный мрачный рыцарь Дитрих фон Альтенбург по ходу беседы глядел на прибывших переговорщиков столь презрительно, что Петра так и подмывало сказать ему какую-нибудь гадость.
Решив, что неуважительный прием вызван ошибочным мнением Дитриха относительно происхождения и вероисповедания своего собеседника, Петр эдак к слову напомнил, что и у него имеется соответствующая приставка, а полностью его фамилия звучит… Он чуть замешкался, прикидывая, как себя назвать, и через секунду выдал: де ла Бленд-а-Мед. А кроме того, он сообщил, что является христианином и продемонстрировал нагрудный крестик.
Однако и это ничуть не улучшило отношения к нему фон Альтенбурга. Скорее, наоборот. Надменно фыркнув, этот "фон" заявил, что ему прискорбно видеть, как католик из благородной семьи губит свою душу, не просто на равных общаясь с литвинами и прочим отребьем (последовал небрежный кивок в сторону Яцко), но и сражаясь на их стороне.
- Мой толмач - не отребье, да и среди литвинов весьма много христиан, разве православных, - угрюмо возразил Сангре.
В ответ Дитрих безапелляционно заявил, что православные - это такие христиане, от которых тошнит самого господа бога. Обидевшись на его откровенное хамство, Петр в самый последний момент кое-что переиначил. Первоначально предполагалось вести речь о двух пленниках, но он внес поправку. Мол, предложенная для выкупа парочка является лишь первой партией, поскольку оба имеют ранения и господам рыцарям следует поторопиться, дабы вернуть их обратно. Что до остальных крестоносцев и сержантов, томящихся в Бизене у Кейстута, то их здоровью ничто не угрожает, посему они могут и обождать. И вообще, все зависит от того, насколько крестоносцы окажутся щедры при выкупе первых двух, иначе первая ласточка окажется последней и они никогда не станут требовать за пленников выкуп, прибегая, как и прежде, к сжиганию их на костре.
Сообщение об имеющихся у них восьмерых пленниках, включая и комтура крепости, сыграло определенную роль - Дитрих слегка смягчил высокомерный тон и концовка встречи прошла в более деловом ключе. Но касаемо выкупа фон Альтенбург заявил, что сам не вправе ответить да или нет, ибо подобного ранее не случалось, и он должен известить об их предложении великий капитул ордена.
Впрочем, друзья и сами не питали особой надежды на получение денег за своих пленников. Более того, Сангре как-то даже высказал мысль, что возможно отказ их выкупать даже к лучшему, подразумевая в первую очередь Бонифация. Мол, учитывая, что за ним прикатили инквизиторы, вполне вероятно, что здесь, в плену, как оно ни парадоксально звучит, испанцу гораздо безопаснее.
Правда, Улан незамедлительно возразил, что, скорее всего, ничего плохого крестоносцу не светит. Ведь если все дело не в его повторной ереси, а в неких сокровищах, то инквизиторы, убедившись, что Бонифаций не имеет к ним никакого отношения, попросту оставят мужика в покое. Ну разве что заставят его еще раз в чем-нибудь покаяться, ну да ему не впервой.
- Выяснив с помощью пытки? - уточнил Сангре. - Иначе-то они навряд ли ему поверят.
Но Улан возразил, что эти инквизиторы собаку съели в своих допросах, а потому навряд ли доведут дело до нее. И вообще, лучше не заморачиваться с этим крестоносцем, а положиться на судьбу: выкупят - хорошо, а нет - и не надо, ибо их будущая доля в трофеях после взятия Христмемеля, скорее всего, составит немаленькую сумму, следовательно, деньжат они так или иначе все равно раздобудут.
Про то, что штурм замка крестоносцев может закончиться неудачей, они не заикались, прекрасно понимая, что им тогда ничто уже не понадобится. А так как у атакующих в первых рядах в любом случае шансов выжить не так много, они, стремясь их увеличить, старательно упражнялись с холодным оружием. Благо теперь у них хватало настоящих мечей из числа трофейных. Да и учитель был на загляденье - Кейстут. Услышав о просьбе выделить им какого-нибудь умельца, он для начала сам проверил уровень их мастерства, чтобы определить, кого именно из воинов дать им в наставники, после чего удивленно покачал головой и, не выдержав, спросил:
- А вам хоть когда-нибудь вообще доводилось биться на мечах?
Друзья переглянулись и дружно замотали головами.
- Так я и подумал, - вздохнул князь и отрезал: - Никого я не дам. Моим воинам за вами в бой идти, а кто ж пойдет за такими… неумехами. Одного не пойму: как вас в ратный союз приняли. Этот, как его…
- СССР, - пробурчал Сангре.
- Вот-вот. Судя по рассказам Петра, в него такие воины входят… - Кейстут покачал головой, закатив глаза кверху, - и тут вы двое, которые…