Чтобы процесс пошел побыстрее и не надо было возиться с перекладыванием гривен, предусмотрительные инквизиторы достали еще один ящик, но пустой, предложив поначалу взвесить его, дабы вычислить вес тары. Благодаря этому процесс и впрямь прошел очень быстро, благо перекладывать тяжеленные, под центнер весом ящики, было кому - Локис управлялся с ними легко, без видимой натуги, вызвав бурный восторг не только у монахов, но и у фон Хагена.
Опробовал Петр и присланное Гандрасом для проверки качества серебра, то есть провел над брусочками магнитом - вдруг притянутся. Кроме того, выбрав по три гривны с каждого ящика, он потер по каждому из них мелом и довольно улыбнулся, демонстрируя другу посеревший кусочек.
В это время вновь подал голос фон Хаген. Робким голосом он напомнил про стоимость самих пленников. На сей раз Сангре спорить не стал:
- Два флорина говоришь, - надменно усмехнулся он и, достав из ящика одну из серебряных палочек, небрежно бросил ее к ногам крестоносца. - Сдачи не надо. Лучше купи себе на нее новые носки.
…Темнело, когда они добрались до Бизены. Довольный Кейстут крепко стиснул в объятиях Сугарта, весело хлопнул по плечу Улана, заговорщически подмигнув, показал большой палец Петру (жест, которому научил его Сангре) и, оглянувшись назад, властным жестом пригласил из дальних рядов встречающих какого-то человека. Это и был посланец двоюродной сестры Бонифация Мануэль.
Как ни удивительно, но свитков у гонца оказалось два. Первый адресовался самому Боне, что вполне естественно, а второй предназначался лично благородному дону Педро де Сангре - о том, что он еще и де ла Бленд-а-Мед Петр пленнику, понятно, не сообщал. Недоумевая, Петр развернул трубочку послания, некоторое время добросовестно пытался прочесть написанный аж на двух языках текст (вначале на русском, а затем продублирован на испанском), внимательно вглядывался в него, а затем, недовольно крякнув, протянул другу.
Спустя пару минут уже Улан недоумевающе нахмурился и сообщил, что Изабелла, как ни удивительно, умоляет благородного дона Сангре… отказаться от сделки с орденом. Мол, если он вернет кузена не крестоносцам, а ей, она готова заплатить за него вдвое, а то и втрое больше.
- Ничего не понимаю, - растерянно развел он руками и уставился на Петра. - Может, я неправильно понял смысл?
- Я тоже поначалу решил за посомневаться, но коли и ты прочел такие же слова, то полагаю, колебания надо-таки отмести прочь и погрузиться во вселенский плач по поводу утраченной выгоды, - недовольно проворчал Сангре. - Продешевили мы с тобой. Вот, оказывается, к чему десятка пик поутру выпала. А я еще удивился, с чего это карты предвещают впустую потраченное время и даже возможное разорение.
- Ну, пока все равно получается приобретение, - утешил Улан. - К тому же поверь, для закупки пороха нам и полученного от монахов за глаза. Точно-точно, - он замялся и после легкой паузы выдавил: - Но прежде чем заказывать его у купцов и вообще планировать наши дальнейшие расходы, надо бы нам с тобой кое о чем потолковать.
- Ты лучше скажи, что мы дамочке отпишем? Мол, звиняй, усё продано?
Улан кивнул, добавив пару фраз. Сангре немедленно восхитился его красноречием и заявил, что коль у друга так хорошо получается, ему и ответ писать. А за потолковать и завтра не поздно. Или горит?
Улан с видимым облегчением мотнул головой, заверив, что ничуть не горит. И с самого утра, уединившись в бывшем узилище для пленников (там было тише и спокойнее всего), посвятил составлению послания весь день, изрядно над ним намучившись. Наконец закончив и устало потянувшись, он решил зачитать ответ Петру - вдруг тот что-то подскажет - и решил пойти наверх. Однако выйдя во внутренний двор, он понял, что друга застать не получится: судя по зависшему над лесом солнцу у него в разгаре занятия с "литвопитеками".
Прислонившись к теплым сосновым бревнам стены, хорошо нагретым не по зимнему сильным солнцем, он потер виски, прикидывая, как сообщить Петру то, что давно хотел. Хотел, но никак не мог решиться. Поскольку новость была на редкость гадкая. Как бы не хуже той, которой его некогда, будучи в Липневке, огорошил Сангре. Тем не менее откладывать было нельзя: теперь, когда в их руках оказался выкуп, требовалось выложить все напрямую.
Однако помешал появившийся Сударг. Сопровождаемый своими сынами, почтительно державшимися по бокам и чуть сзади, он низко поклонился и обратился к Улану. Мол, ему нечем расплатиться за вырученных из лап крестоносцев домочадцев, а потому он просит принять вот их. Повинуясь повелительному жесту оба парня - Сниегас с белоснежными волосами и курносый Кантрус шагнули вперед.
Улан начал было отказываться, но жмудин оказался настойчив, уверяя, что они станут служить преданнее любой собаки, что… Он так умоляюще просил, что Улан понял: отказав, он даже не обидит этого литвина, но хуже - унизит его. И надо было видеть, как возликовал Сударг, добившись обещания взять их сроком на три года (на меньший срок тот ни в какую не соглашался) и всегда и везде держать подле себя, особенно во время предстоящего штурма Христмемеля.
Едва литвин ушел, как появился оружейник, обратившись насчет сюрикенов. Оказывается, за те три дня, что Улан не заглядывал к нему, у него накопилась уйма вопросов. Улан внимательно выслушал их и понял, что на пальцах пояснить не получится - надо идти в мастерскую и показывать наглядно. Там-то он и пробыл до позднего вечера, втолковывая, как правильно осуществлять заточку и прочие нехитрые премудрости.
Было уже темно, когда Буланов, вернувшись обратно в покои, застал в них Сангре, причем в состоянии, близком к бешенству. Тот в ярости метался по комнате и изрыгал жуткие ругательства. Доставалось всем, начиная от рыцарей-тевтонов и заканчивая римским папой, но самые изощренные приходились в адрес отцов-инквизиторов. Что только не сулил он им устроить. Обещание отмусульманить всех и каждого в отдельности, сделав тройное отрезание ржавой ножовкой, выглядело самым милосердным и гуманным на фоне остальных ужасов.
На вопрос "Что случилось?" Петр кивнул на стол, заваленный разломанными гривнами, и возмущенно завопил:
- Эти шлимазлы забубенные, христопродавцы поганые, лярвы дешевые лажу нам с тобой втулили! Они свинец в расплавленное серебро окунули и впарили нам, как самым распоследним лохам.
- Обидно! - вырвалось у Улана.
- Обидно - не то слово! Если б ты знал, как мне мучительно больно за свою непроходимую лопоухость. Знаешь, старина, по-моему, я - самый главный и великий неудачник. Точно-точно. Я тебе больше скажу: полное впечатление, что даже если господь пошлет ко мне с каким-нибудь известием своего голубя, то святая птица первым делом нагадит мне на голову, а уж потом изложит, с чем ее прислали, - и Петр с новой силой угрожающе взвыл: - Ну, попадись они ко мне в руки! Ох, что я учиню с этим жульем. Зачифаню шакалов собственными руками! А ихнему главному самолично отолью из этого свинца здоровенный болт на его хитрое монашеское седалище. И не просто забью его как можно глубже этому перцу, но и докручу со всей необузданной одесской дурью, чтоб он и впрямь напрудил под себя. Пусть гад полностью соответствует своему имени!
Кое-как угомонив разбушевавшегося друга Улан принялся выяснять подробности. Оказалось, казначей, невзирая на хворь, все-таки приехал вчера поздно вечером в Бизену. Узнал об этом Сангре, когда Улан отправился писать ответ донье Изабелле, и решил не откладывая в долгий ящик обменять полученное серебро на золото Кейстута, для чего зазвал казначея в свои покои, где стояли все три ящика.
Гандрас, прежде чем начать взвешивание, не удовольствовался заверениями Петра, что проверка вчера прошла успешно, устроил ее еще раз. Причем он, в отличие от друзей, решил помимо внешнего осмотра, образно говоря, заглянуть внутрь гривен. Поначалу все шло гладко. И первая и вторая сомнительные палочки оказались настоящими, а вот третья…
Продемонстрировав Сангре разлом, наглядно свидетельствующий о грубой подделке, Гандрас досадливо крякнул и полез в ящик за следующей. Вскоре рядом с первой фальшивой палочкой на стол легла вторая, третья, и так пока их число не увеличилось до десятка. Далее казначей проверять не стал. Подверг аналогичной проверке второй ящик, а затем третий. Повсюду результат был одинаков: сверху настоящие, а дальше…
- Мне очень жаль, что я не смог приехать вовремя, но… - и Гандрас чуточку виновато, но весьма красноречиво развел руками, давая понять, что отдавать золото за свинец не намерен.
И ушел…
Улан взял в руки пару небольших палочек и принялся внимательно их разглядывать. Каждая выглядела, словно изолированный провод, где оплетку заменял тонкий слой серебра, а внутри красовался массивный свинцовый сердечник.
- А если встретиться с крестоносцами и переговорить с ними, - осторожно предложил он. - Ведь если они вначале обменяли свое серебро на гривны новгородских купцов, то возможно, они сами не знают…
- Полчаса назад вернулся, - перебил Петр.
- Откуда? - не понял Улан.
- Из-под Христмемеля, - тоскливо вздохнул Сангре. - Я ж, когда Гандрас ушел, сразу к Кейстуту подался. Так и так, стыдно говорить, но облажался я, дорогой фельдмаршал, выручай. Словом, взял у него полсотни вояк, раскидал фальшак по саням и прямым ходом к замку.
- И что тебе там сказали?
- Главное - не что, главное - как.
- И как?
- Виртуозно и трехэтажно, - зло выпалил Петр. - Представляешь, Дитрих вообще не появился, выслав посланника. Мол, слишком много чести ему базарить с прихлебателем гнусных язычников. А касаемо гривен сказал так: либо это дело рук новгородских купцов, ибо от схизматиков всего можно ожидать. Представь, они еще и смеялись надо мной, стоя на стенах, а когда надоело, попытались из арбалетов достать. Одна стрела вообще рядом с ухом пролетела. Нет, я понимаю, перемирие вчера вечером закончилось, но они ж хорошо видели наш белый флаг, так какого черта?! А один придурок, стоя на стене, снял штаны и нам свою голую задницу зачем-то демонстрировал, и эдак зазывно похлопывал себя по ней. Маньяк сексуальный!
- Нам вроде тысячу четыреста десять штук вручили, - негромко произнес Улан. - Я смотрю, ты не все разломал. Может…
- Не может, - зло перебил Петр. - Проверил я действительно не все, но принцип надувательства и без того понятен. Сверху они положили обычные гривны, а под них… Помнишь, я удивлялся, почему сундуки у ордена такой странной формы: высокие, а в ширину и длину не ахти. Так это они специально для нас их сколотили, площадь поверхности сокращали, гады.
- То есть сверху лежали настоящие? - уточнил Улан. - А много?
- Считать надо. Но скорее всего, они ограничились верхним неполным рядом, где восемь штук и еще тремя рядами в каждом ящике, поскольку фальшак попер из четвертого и пятого, а дальше Гадрас не стал углубляться.
- Три неполных ряда - это двадцать четыре гривны. Плюс в каждом ящике три полных ряда по четырнадцать штук - это еще сто двадцать шесть гривен. Итого получаем полторы сотни. Настоящих, - подчеркнул Улан. - Получается не так уж и плохо, а если во флоринах, то и вовсе красота, - он потер лоб, подсчитывая, и бодро произнес, с улыбкой глядя на Петра: - Почти восемь сотен, которые, считай, с неба на нас свалились.
Он и вправду чувствовал некоторое облегчение. Да, лопухнулись и денег безусловно жаль, но зато теперь гадкую новость можно не сообщать. Конечно, рано или поздно все равно придется ее выложить, но потом когда-нибудь, ибо раз нет выкупа, то оно не горит.
- Ага, красота, - безутешно кивнул Сангре. - Восемь сотен вместо семи с половиной тысяч, чуть больше десятой части.
- А про отца, жену, сестру, сыновей и дочерей Сударга, вывезенных им от крестоносцев, ты, часом, не забыл? - построжел лицом Улан. - Сам видел, в каком состоянии их привезли, так что ты, считай, всех восьмерых от смерти спас. А их жизни точно не фальшивые. Кстати, ты просто молодчина! Так все здорово продумал насчет них! И с выкупом, затребованным фон Хагеном, тоже виртуозно выкрутился. Я уж думал хана, кинут в качестве насмешки три брусочка и все, поминай, как звали, а ты прямо на ходу сымпровизировал.
Сангре смущенно потупился. Щеки его слегка порозовели.
- Да ладно, чего там, - пробормотал он. - Пустяки, дело-то житейское, как любил говорить один веселый летающий человечек.
- Ничего себе пустяки! - возмутился Улан. - Я бы сказал - гениальный экспромт. Ты ж не просто этих монахов вместе с крестоносцем к стенке припер - ты еще и размазать их по ней ухитрился. Так что где-то они из нас дураков сделали, а где-то и ты из них. И если считать в целом, получается ничья.
Сангре согласно кивнул, мало-помалу успокаиваясь. Но тут новая мысль пришла ему в голову, и он так и подскочил на месте.
- Да какая к черту ничья?! Они ж специально все затеяли, чтобы время потянуть и не дать нам в ящиках как следует поковыряться. Блин, уделали, как мальчишку сопливого! - он в отчаянии обхватил голову руками и принялся уныло раскачиваться, сидя на кровати и горестно стеная: - Ну шо ж это делается-то?! Ну шо ж я такой невезучий?! - и он неожиданно возмутился: - Слушай, я с тебя удивляюсь! Ты так спокойно реагируешь за такую трагическую новость, шо у меня при взгляде на тебя делается сердцебиение. Вьюнош, ты хоть понимаешь, что твой ненаглядный друг только что прогулялся до инфаркта.
- Да я вижу, - и Улан легонько провел по левому виску Петра. - Вон, даже седые волосы появились.
- То ли еще будет. Я с такой жизнью скоро вообще заикаться стану, - мрачно посулил Сангре.
- А мне кажется, зря ты расстраиваешься так сильно. Эти гривны нам легко достались и легко ушли - ну и пускай.
- Ты что, решил, будто я убиваюсь по зажуленному серебру?! - возмутился Петр. - Да чихать я на него хотел! Но тут вопрос принципа. Они ж нас выставили несусветными идиотами. Получилось, что мы с тобой, как говорят в Одессе, два придурка в три ряда, - но закончил он неожиданно: - Ну ничего. Чтобы побеждать, надо иногда уметь немножечко проигрывать. А если кто-то имеет держать меня за фраера, то он горько ошибается, и мы еще поглядим, кто станет ржать последним. Теперь наша главная задача - обесчестить бесхитростных, добрых и наивных отцов-инквизиторов в особо извращенной форме, а под конец заставить расплатиться за предоставленные им сексуальные услуги по тройному тарифу…
Он зло скрипнул зубами, припомнив недавние минуты унижения, и поклялся:
- Короче, Склихасофский, даю обет содрать с этих жуликов в рясах повторный выкуп! И такой, что они будут ползать по всей Европе с протянутой рукой и просить милостыню, дабы наскрести нужную сумму. Помнится, мы обещали Кейстуту подломить эту воровскую малину. Так вот возникла у меня одна небольшая идейка, как взять Христмемель на гоп-стоп. И идейка эта даже не с изюминкой, а с цельным черносливом. Говоришь, я мастер гениальных экспромтов? Тогда слухай сюда за еще один…
Заметив в руке друга свернутую в трубочку бумагу, Петр осекся и ядовито поинтересовался, уж не очередное ли это послание от кузины? Узнав же, что оно предназначено ей самой, твердо сказал:
- Ничего не пиши. Вот возьмем замок, куда эти богомерзкие моего ненаглядного Боню увезли, тогда и накатаешь, причем с указанием конкретной цены в пятнадцать тысяч флоринов. Она сама ее назвала, значит, деньгами располагает. Но предупреди, чтоб гроши были настоящие, я их через микроскоп разглядывать стану.
- А как же тогда блуждания инквизиторов по Европе с протянутой рукой? - напомнил Улан. - Или ты решил отказаться от их денег?
Петр задумался и мрачно выдал:
- А мы аукцион устроим. Кто больше заплатит, тому и… Или я вообще нашего Боню загоню одновременно обоим покупателям.
- Как это?!
Сангре почесал в затылке и, не зная, что ответить, досадливо отмахнулся:
- Короче, пока замок не взят, пускай ее гонец погостит у Кейстута и подождет ответа, а там… будем поглядеть.
Глава 23. Аншлюс по-русски
Поначалу, узнав, что задумал Сангре, Улан пришел в ужас. Ну не дураки же в самом деле крестоносцы, чтобы открыть ворота замка ему и еще пятерым, даже если они все будут переодеты в белые рыцарские плащи с черными крестами и прочую амуницию орденских братьев.
Однако Петр решительно отметал его возражения одно за другим. Пытаясь сбить воинственный пыл друга, Улан даже высказал предположение, что инквизиторы вместе с Бонифацием давно укатили в Мариенбург, но не тут-то было. Сангре заверил, что они абсолютно точно находятся в Христмемеле, поскольку он на радостях по поводу получения выкупа забыл снять наблюдательные посты, а литвины - народ исполнительный, без команды ни-ни. Словом, когда Петр несолоно хлебавши возвращался из-под замка, один из них и засветился перед ним, поинтересовавшись, как там насчет задерживающегося сменщика. Люди имелись, наблюдатель был подменен, а заодно выяснилось, что оттуда никто не выезжал.
Попытка напомнить, что их прежний вариант штурма замка согласован с Кейстутом и одобрен приезжавшим пару недель назад к сыну Гедимином, тоже ни к чему не привела. В ответ Сангре выспренно заявил:
- Говоря твоим глубокомысленным буддийским языком, со временем ты и сам поймешь, что времени у нас нет. Просто для осмысления этого нужно время.
- Ты сам-то хоть понял, что сказал?! - возмутился Улан.
- Я - да, а вот ты меня - нет… Смотри, что у нас получается, - и Петр выдал прогноз последующих событий.
Первоначальный срок сбора всех дружин в Бизене намечался через две недели, и ускорить их прибытие нечего и думать. А крестоносцы - не дураки и прекрасно понимают, что такого откровенного жульства с серебром им не простят и попытаются отомстить. Возможно, Дитрих, чей характер более-менее высветился на переговорах, исходя из своей непомерной гордыни, решит отбиться самостоятельно. Но исходить следует из худшего варианта, а он гласит, что комтур Христмемеля отправит в Кенигсберг или Мариенбург гонцов за дополнительными силами. А когда прибудет подкрепление - все, пиши пропало.
- Отсюда следует непреложный вывод: операцию надо проводить в ближайшие дни и, как говорят у нас в Одессе, по схеме микер-бикицер, то бишь быстро и аккуратно, иначе прольется много крови, притом напрасно, - подвел итог Сангре. - И тогда нас как стратегов-неудачников ждет далеко не светлое безоблачное будущее, а как бы не наоборот. Гедимин и так не очень-то уверен за успех: вспомни, как он колебался, прежде чем согласиться на наш план, а если мы не возьмем замок, то… Сам же говорил, что нас сделают крайними. А кроме того нам ничто не помешает провернуть прежний план в случае провала моего.
- Некому будет проворачивать! - выпалил Улан. - Ты случайно не забыл, что мы отдали пленных, и теперь в Христмемеле прекрасно знают: у нас больше никого нет, все остальные мертвы. А потом, они же потребуют представиться, назвать себя.
- Да-а, это верно, - согласился Петр. - Обязательно потребуют. Значит… надо как-то отвлечь их.
- Каким образом?
Сангре сердито огрызнулся.