Звонок на обеденный перерыв застал Эрика в конце четвертого листа вычислений. С сожалением вырвавшись из потока мыслей, он встал и вышел из комнаты. Сбежал бегом по лестнице, отстоял очередь на сдачу пропусков (Иван Ильич наградил его обжигающим взглядом), торопливо оделся. На улице ярилась метель, низкое серое небо прижимало город к заснеженным тротуарам. Продуктовый магазин располагался рядом с институтом, и через три минуты Эрик уже стоял в очереди в рыбный отдел, притиснутый чьей-то бабушкой к чьей-то жене. Толпы людей - прижатых друг к другу, как кильки в банке, и столь же покорных - одетых в тяжелую, неудобную, темных тонов одежду - вдыхали сквозь респираторы затхлый холодный воздух. Под закоптевшим потолком висела угрюмая тишина, нарушаемая лишь криками продавщиц - микрофоны, вделанные в их респираторы, делали голоса резкими, как пение павлина. Эрик постоял минут пять, потом отпросился у стоявшей позади бабушки сходить в молочный отдел (плюс литр молока, плюс полкило сыра, плюс полкило масла, минус четыре молочно-колбасных талона). Вьюга ударяла в широкие окна пригоршнями нежно-зеленого снега. Разводы грязи на оконном стекле переплетались в сложный геометрический узор. Оценив опытным глазом длину очереди, Эрик успел сбегать за хлебом. И, наконец, рыба: спинки минтая - на два рыбных талона, тушки кальмара - на три. Помимо даров моря, в рыбном отделе почему-то продавалось шампанское (три ликеро-водочных талона) - что позволяло сэкономить время на винном магазине.
Эрик вернулся в институт за шесть минут до официального окончания перерыва. Разгрузил добычу в стоявший в 452-ой комнате холодильник. Спустился в кафетерий и встал в очередь. Очередь была короткая: не ходившие за продуктами, уже пообедали, а ходившие, в большинстве своем, приносили на работу домашнюю еду. Через двадцать минут Эрик вышел из кафетерия, унося в желудке тяжелый, как гиря, комплексный обед.
Не поднимаясь к себе на четвертый этаж, он прошел по тускло освещенному грязному коридору и постучал в дверь с надписью "Лаборатория № 6". За дверью раздался голос: "Сейчас!", и стало слышно, как кто-то возится с замком. Замок не отпирался. "Вы когда почините этот ебаный замок?" - громко спросил Эрик; "Ты об этом профессора Попова спроси." - огрызнулся голос, и дверь наконец отворилась. "Так не запирайтесь тогда, - сварливо сказал Эрик, заходя внутрь, - если не можете потом открыть!" "У тебя что - смерть мозга наступила, как у Романова-старшего? - отвечал его друг Мишка Бабошин, - Знаешь ведь, что нас на секретность второй категории перевели." Препираясь, они проследовали сквозь внутренний коридор мимо обитой дермантином двери с табличкой "Зав. лаб. д.ф. - м.н. Попов З.С." и зашли в мишкину клетушку, где все было готово для чая. "Эрька, привет! - приветствовала Эрика их бывшая однокашница и общая подруга Лялька Макаронова, сидевшая с чашкой в руке, - Где тебя носит?" На столе стоял давно обещанный Лялькой домашний пирог. "Спинку минтая для своего Кота покупал. - ответил за Эрика Мишка, - Ты что, не знаешь этого мудака?" Они сели, Лялька налила Эрику чай. "Эричка, - она доверительно подалась вперед, - а правду говорят, что ты со своим Котом живешь, когда у Светки менструация?" Эрик поднес чашку к лицу и с удовольствие вдохнул аромат натурального грузинского чая, купленного им для совместных чаепитий пару недель назад по счастливому случаю. "Конечно правда! - опять влез Мишка, - Недаром Кот со Светкой на ножах. Помнишь, как он ей колготки разодрал на эрькином дне рождения?" Эрик отрезал кусок лялькиного пирога и положил себе на блюдце. "Бедный! - пожалела Лялька, - Ты лучше ко мне приходи, я тебя по старой дружбе всегда обслужу." Откинувшись на спинку кресла, Эрик осторожно поставил чашку с чаем и блюдце с пирогом на подлокотник и расслабился. "И не мечтай - у него на тебя не встанет. - не унимался Мишка, - У него только на блондинок и котов, а больше ни на кого." "Ты за меня не переживай. - вставил, наконец, слово Эрик, - Ты, Мишка, лучше вспомни когда у тебя в последний раз стояло - до того, как Романов-старший в кому впал или после?" "Да ты что, Эрька! - всплеснула руками Лялька, - Бабошин в этом смысле всем нам пример! Полная солидарность с вождем: раз Григорий Васильевич трахаться не может, так и никому нельзя."
"Хорошо с друзьями!" - подумал Эрик, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки.
"Ладно, зубоскалы, - уязвленный предательством союзницы, Мишка кардинально изменил течение разговора, - а вот кто помнит, за сколько лет до официального наступления развитого коммунизма у Григория Васильевича случился второй аппоплексический удар?" Вызов был брошен, и Эрик стал вычислять. "Опять ерундой заниматься будете?…" - разочарованно протянула Лялька, не любившая этой игры. "Тебе, беспамятная женщина, нас, высокоумных джигитов не понять! Ты диссертацию - и ту только год назад защитила. - высокомерно отвечал Мишка, - Так что помолчи, смертная, пока уважаемый Эрик ибн Кирилл Иванов-задэ размышляет над заданным ему …" "За четыре. - перебил Эрик, закончив вычисления, - А на каком году Пятилетки Количества день расстрела отступника Горбачева объявили выходным?" "Ха-ха-ха! - презрительно рассмеялся Мишка, - Элементарно, Ватсон, - на третьем." Бабошин закатил глаза к потолку и зашевелил губами, придумывая следующий вопрос. "Дурак ты Мишка! - по тому, как у Ляльки опустились уголки рта, было видно, что она обидилась на 'беспамятную женщину', - Эти сволочи специально каждый год 85-ым сделали, чтобы у нас чувство времени отшибить, а такие дураки, как ты, им только на руку играют!" "Ты чего, мать?… - опешил Бабошин, - Мы ж, наоборот, точки отсчета восстанавливаем …" "Ты этими играми дурацкими только больше себя запутываешь … и хамишь еще при этом!" - Лялька встала, отошла к окну и отвернулась. "Так вот ты чего на меня взъелась! - наконец дошло до Мишки, - Да я ж просто так, не со зла … - он встал, положил Ляльке руку на плечо и проникновенно сказал, - Прости, Лялечка, Мишку Бабошина, дурака глупого." Против своей воли, Лялька рассмеялась.
"Хорошо с друзьями!" - подумал Эрик, отпивая глоток чая.
"Ладно, прощаю … - сказала Лялька великодушным голосом, поворачиваясь к Мишке передом, а к окну задом, - Прощаю, ежели на Новый Год у Вишневецких ты со мной три раза оттанцуешь." - на ее длинных ресницах все еще блестели алмазики слезинок. "Хоть четыре раза, матушка! - запричитал Мишка, лобызая лялькины ручки, - Хоть пять раз!.. Всю жизнь с тобой, родная, танцевать буду!" "Так тебе и позволит твоя Варвара со мной всю жизнь танцевать … - поджала губы Лялька, почему-то звавшая Тоню Бабошину Варварой, - Она меня скорее уда…"
"Тихо!" - перебил Эрик, подняв палец.
Все трое замерли - Мишка и Лялька у окна, Эрик - в кресле. Бух-х … бух-х … бух-х … Скрипя расхлябанными половицами, тяжелые шаги приближались к мишкиной клетушке … потом заскрипела дверь, и на пороге возникла могучая фигура д.ф. - м.н. Попова З.С. "Миша, - сказал д.ф. - м.н. глубоким басом, игнорируя Эрика и Ляльку, - когда закончишь расчет по теме X-33, зайди ко мне." Как всегда в присутствии Попова, Эрику захотелось уйти. "Здрасьте, Зосима Сергеич!" - вылезла неустрашимая Лялька; "Здравствуйте, Алла. - соизволил, наконец, Попов, - Добрый день, Эрик Кириллович." "И как вы такую фигуру блюдете, Зосима Сергеич!" - засюсюкала Лялька невыносимо фальшивым голосом. Эрик помертвел в ожидании неминуемого скандала, но Попов лишь приятно улыбнулся и вышел из комнаты. Бух-х … бух-х … бух-х … - шаги командора проследовали до двери поповского кабинета, хлопнула дверь, и все затихло. "Ну ты даешь, Макаронова!" - завистливо протянул Мишка, боявшийся Попова до дрожи в коленках. "Учись, пока я жива, Бабошин!" - гордо сказала Лялька. "С чужим начальником каждый может. - скептически заметил Эрик, - Ты попробуй так со своим членмудом!" (Макароновский начальник член-корр. Узбекской Академии Наук Муддинов считал женщин существами глупее лягушки.) "И попробую! - выпятила обильную грудь Лялька, - Он м.н.с. Макаронову надолго запомнит!" Эрик выразил сомнение неуловимым движением бровей. "Ладно, ребята, - трусливо залебезил Мишка, - давайте поработаем чутка … а то Попов опять вонять будет." "Салага … - презрительно процедила Лялька, - Пошли, Эрька, пока Бабошин от страха в штаны не наложил!" Они вышли в коридор и направились в сторону лифта. Позади раздался лязг запираемого замка.
"Слушай, Эрька, а ты большим человеком стал - Попов тебя уже по имени-отчеству величает! - цокая каблуками, Лялька забежала вперед, чтоб не отставать, - Докторскую когда защищать будешь?" "Какую докторскую? - удивился Эрик, - У меня ж мать - враг людей … да еще голландка впридачу." На лице у Ляльки появилось расстроенное выражение: "Сволочная страна …" - начала она, но осеклась (они вышли из коридора в фойе буфета, где все еще сидел народ). Лифт находился рядом. "Ладно, Эрька, я пешком пойду. - она заботливо поправила воротник его пиджака, - На политсеминаре увидимся." Лялька повернулась на каблуках и поцокала в сторону лестницы.
Эрик застегнул верхнюю пуговицу рубашки, дождался лифта и поднялся на четвертый этаж. Когда он вошел в свою комнату, громкая беседа внезапно оборвалась - Эрик молча прошел мимо глядящих в сторону коллег, сел за свой стол и придвинул черновики с вычислениями. Он нашел последнюю страницу, подправил хвостик у гаммы в одной из формул, подумал немного и написал следующее уравнение - вытекавшее из предыдущего, но с преобразованной правой частью. За спиной раздавалось неясное бормотание - судя по тому, что говорили шепотом, - говорили о нем. Придумав, как записать левую часть уравнения в более компактной форме, Эрик стал прикидывать, куда поместить очередную формулу: в центре строчки или ближе к левому краю. "… опять на сорок минут опоздал!" - донесся до него свистящий шепот среднего научного сотрудника Иннокентия Сергеева. "А на позапрошлом субботнике они с этой лахудрой Макароновой не работали не фига, только лясы точили …" - отозвался сексуальный шепот Марины Погосян.
Начиная с третьего уравнения, Эрик, как всегда, увлекся и перестал замечать окружавшую его среду.
Очнулся он от звонка на политсеминар. Журчавшая позади дружеская беседа постепенно иссякла, заменившись шарканьем ног и хлопаньем двери. Эрик дождался заключительного хлопка, прихватил с собой последний лист вычислений и вышел из комнаты.
Через три минуты - одновременно со вторым звонком - он вошел в Малый Актовый Зал и сел на свободный стул рядом с Лялькой Макароновой. Как всегда в конце рабочего дня, лялькина прическа пришла в смятение и фонтанировала во все стороны курчавыми коричневыми струями. "Где Бабошин?" - тихо спросил Эрик; "Сачкует." - прошептала Лялька, распространяя слабый запах духов. "Кхе! Кхе! - залаял сидевший на сцене за отдельным столом комсомольской секретарь института (и, по совместительству, почетный председатель совета молодых ученых) Пьер Костоглодов, - Открываю последнее в ентом году заседание политсеминара. В повестке дня три доклада. Сперва Рябинович из биолугикческого сехтору сообщит на тему … - Костоглодов порылся в бумагах на своем столе, - 'Великая победа Григория Васильича Романова в 1985-ом году и ее влияние на ход мировой истории'." Рябинович - гладкий до скользкости молодой человек с выражавшим, что потребуется, лицом - вскочил с места и проследовал к кафедре. "Давай, Моисей … - поощрил Костоглодов, откидываясь на спинку стула, - Десять минут тебе даю на все-про-все." "Много лет назад, осенью 1985-го года, - затараторил докладчик, поглядывая в заготовленую бумажку, - умер доблестный продолжатель дела Ленина, Сталина и Брежнева Константин Устинович Черненко. Смутное время стучалось в двери нашей Родины. Стройные ряды брежневских бойцов поредели, и даже в высшие эшелоны партии проникли ревизионисты и отступники …" - по лицу Рябиновича пробежала горестная тень.
Эрик скосил глаза на лист с вычислениями, лежавший на коленях, и стал решать последнее по счету уравнение в уме.
"… И все же здравый смысл возобладал: с преимуществом в один голос Политбюро выбрало товарища Романова, а не ренегата Горбачева!.."
Поразмыслив, Эрик понял, что комплексная добавка к частоте к желаемому результату не приведет.
"… Следующей вехой в борьбе с ревизионистами был арест горбачевского подпевалы Яковлева …" - жужжал Рябинович.
Преобразование Фурье даже не стоило пробовать.
"… И в честь великой победы Григория Васильевича каждый год теперь считается 1985-ым!.." - докладчик закончил выступление, как и полагалось, на торжествующей ноте.
Непроизвольно реагируя на изменение шумового фона, Эрик поднял глаза. "Неплохо поработал, Моисей! - сдержанно похвалил Костоглодов, - Но все же есть кое-какие упущения." Комсомольский секретарь встал и прошелся взад-вперед по сцене. "Во-первых, не упомянул ты про великую борьбу товарища Романова за охрану окружающей среды. Сам знаешь: ежели б не Григорий Васильич - полноизолирующие костюмы всем нам носить бы пришлось! Во-вторых, поэтический дух у тебя недозвучал - на одной ярости доклад ты построил. Помни Моисей: ярость супротив идейного врага высоко летит, да быстро падает, - оттого Партия сейчас упор на поэтику делает. А в третьих … - на лице Костоглодова появилось недоуменное выражение, - … э-э … забыл, понимаешь, что в-третьих было. - он почесал в затылке, - Ну да ладно, потом вспомню." Разрешив мановением руки Рябиновичу идти, секретарь сел за свой стол. "Следующий доклад сделает дорогая наша, - Костоглодов плотоядно улыбнулся, - Мариночка Погосян на тему … - он полез в свои бумажки, - 'Агрессивные планы Соединенных Штатов Океании и Восточноазиатской Народной Республики в отношении Евразийского Союза'." Марина встала и, покачивая бедрами, поплыла на сцену. "Давай, Мариночка! - подбодрил Костоглодов, - Не подведи!"
Погосян встала за кафедру и улыбнулась: "Империалисты СШО и ревизионисты ВНР всегда точили зубы на Союз Евразийских Коммунистических Республик. - она обращалась непосредственно к Костоглодову, как бы игнорируя остальную аудиторию. - Однако планам тем не сбыться ни-ког-да!.."
Эрик скосил глаза на листок с формулами … стоит ли пробовать преобразование Лапласа?
"… Стонут гордые латиноамериканские народы и горняки Шотландии под пятой североамериканского военно-промышленного комплекса!.. - низкий хрипловатый голос Марины доходил до низа живота. - Орды океанских диверсантов засылаются каждый год в западно-европейские республики нашего нерушимого Союза!"
Нет, преобразованием Лапласа уравнение также не решалось.
"… А каким лицемером надо быть, чтобы назвать свое министерство войны Министерством Мира! Только океанские империалисты способны на такое! И при этом считают себя поборниками социализма!.." - даже выражение горького сарказма в голосе Погосян приобретало сексуальный оттенок.
"Ненавижу ее!" - прошипела Лялька.
"… Да и восточноазиатские ревизионисты ничем не лучше океанских империалистов. Руководствуясь прогнившими догматами Мао Цзе-Дуна, они …"
"Ну и глупо." - прошептал Эрик в розовое лялькино ухо (вьющиеся волосы ее приятно пощекотали ему нос).
"… Стонут японские трудящиеся под гнетом китайского ига. Плачут таиландские женщины, завербованные насильно в публичные дома для восточноазиатской солдатни!.."
"Знаю, что глупо, а все равно ненавижу. - опять зашипела Лялька. - Как ты только с ней в одной комнате сидишь!"
"… А во что они превратили солнечную Австралию?!.."
"С Погосян у меня меньше всего проблем." - усмехнулся Эрик. Лялька посмотрела на него с явным неудовольствием.
"… клянемся торжественной клятвой ученых-ленинцев, что на священную землю нашей Родины вражеская нога не ступит ни-ког-да!" - закончила Марина, облизнув ярко-красные губы кончиком языка.
"Отлично раскрыла тему! - восхитился Костоглодов, - И поэтика - на пять с плюсом!" Погосян вышла из-за кафедры и поплыла на место - комсомольский секретарь проводил ее неотрывным восторженным взглядом. "Ты на Костоглодова посмотри - какие слюни на нее пускает!" - не унималась Лялька. "Ты его просто ревнуешь." - прошептал Эрик, и Лялька саданула ему локтем в бок.
"Таперича третий доклад. - Костоглодов стряхнул с себя сексуальное оцепенение, - Джузеппе Карлуччи из техникческого сехтору сообщит на тему … э-э … 'Зачем нам нужны Советы, ежели у нас есть Партия? '" Расхристанный и косматый Карлуччи вскочил с места и затопал по направлению к кафедре.
Эрик опустил глаза на листок с формулами.
"Зачием нам нужены Совиетты, есели у нас иесть Пьяртия? - докладчик выговаривал слова с преувеличенной тщательностью, стараясь свести к минимуму итальянский акцент, - И зачием Пьяртии нужено Политбюуро, есели у ние иесть Гриугорий Василиевитч?…"
Оставалось последнее средство: ввести вязкость в точные уравнения, а потом проследить, во что она переходит в асимптотике.
"Вспомнил!!! - реагируя на три восклицательных знака в возгласе Костоглодова, Эрик поднял глаза, - Вспомнил, что в-третьих было: нет у Рябиновича галстука! - Сидевший в первом ряду Рябинович опустил голову и закрыл лицо руками, - Нешто не мог по случаю доклада одеть?…" Чувствовавший себя в сравнительной безопасности Карлуччи вдруг выпучил глаза, схватился за расстегнутый ворот своей рубашки и сразу же отдернул руку. Но поздно - заметив его движение, Костоглодов сделал пометку в лежавшем перед ним блокноте. Воцарилось гробовое молчание; на несчастного Карлуччи страшно было посмотреть. "Продолжай." - холодно сказал Костоглодов, и Карлуччи, заикаясь, продолжил.
Эрик стал думать о своем.