- Сир, у нас странное происшествие, - доложил Томас, входя. - Мы обнаружили на побережье… Даже не знаю… До выяснения назовем "вот это"…
И он втолкнул в комнату невероятно толстого румянощекого монаха в серой шерстяной рясе, подпоясанной витым шнуром. Монах не казался ни смущенным, ни испуганным. Улыбался во всю луноликую физиономию, кланялся и блаженно щурил глазки, как китайский содержатель опиумокурильни на допросе.
- Почему "это"? - не понял я. - Ну - монах. Ну - жирный. И что?
- Он появился на Аввалоне недавно, сир, - пояснил Томас. - А, как вам известно, после вашего приказа это попросту невозможно. И это весьма нехороший прецедент.
- Хм-м… Это интересно… Весьма. И кто же вы, человек в рясе?
- Мир дому сему, - густым басом ответствовал толстяк. - Мое имя - отец Патрик. Проповедовал слово Божие в Мексике, а теперь вот направлен с этой миссией к вам.
- И как же вы сумели сюда добраться?
Он возмущенно пожал плечами:
- С Божьей помощью, разумеется! Плыл на корабле, потом на лодке, потом долго брел по берегу, пока не встретил вот этого нехристя, - он ткнул сарделькообразным пальцем в грудь обомлевшего от подобной наглости Томаса. - И, наконец, добрался до вас, Ваше Величество. Теперь можете быть спокойны: дело свое я знаю, благословение от папы римского даром не дается. Вы, сир, когда исповедовались последний раз?
- Иди к бесам! - коротко ответил я, с трудом сдерживая улыбку.
- Угу… Ну, нет, так нет, дело ваше, - не очень-то и расстроился монах. - А пожрать в этом доме скромному служителю Господа нашего что-нибудь найдется?
- Томас, отведи этого нахала на кухню, пусть повара его чем-нибудь покормят, - распорядился я. - Если что-нибудь еще потребуется - дай.
- Поторопимся же с незамедлительным исполнением воли нашего короля, - монах крепко взял Томаса под руку и повел к выходу. - А по пути ты можешь покаяться мне в своих многочисленных грехах, принять наказание и очищение.
Томас еще нашел в себе силы повернуться ко мне, отчаянно прося взглядом о помощи, но я лишь развел руками - на сегодня мне уже хватило бесед о морали и спасении души.
Позвав Иуду, я принялся облачаться в парадную одежду - на вечер был назначен бал для выпускников моей школы. И я постарался сделать этот бал поистине королевским…
Замок был украшен гирляндами цветов, накрытые в залах столы горели золотой и серебряной посудой. Съехавшейся на бал знати предписывалось привозить с собой дочерей и племянниц, дабы выпускники могли найти себя пару для танцев (ну, а там уж как повезет).
Было приятно смотреть на юные грациозные пары, кружащиеся по залу. Но куда приятнее было осознавать, что передо мной - блестящее будущее Аввалона. Пятнадцать лет я шел к этому дню…
У стены, справа от меня, собралась кучка выпускников, о чем-то оживленно переговаривающихся и время от времени бросавших в мою сторону странные взгляды. Среди них я узнал и двух своих любимцев - Мордреда и Ланселота. Ланселот был настоящим проклятием для любой особы женского пола старше семи и моложе семидесяти лет. Высокий, широкоплечий, словно сошедший с рекламного плаката Голливуда, со своей ослепительно белоснежной улыбкой, золотоволосый и голубоглазый, он излучал такое немыслимое обаяние, что дамы, попадавшие в эту ловушку, становились восковыми - бери и лепи. Чертенок не стеснялся, он "брал и лепил". Но при этом он не был банальным и слащавым ловеласом. Он был отчаянно бесстрашен, остроумен, с непоколебимыми понятиями о чести, долге и предназначении рыцаря. Женщины были его единственным слабым местом. Впрочем, паршивца можно было понять - трудно ценить то, что валяется у твоих ног в изобилии. Ему очень повезло, что я запретил вводить в моей школе телесные наказания: начиная с двенадцати лет он вряд ли ночевал в своей спальне больше двух-трех раз… А вот Мордред был слеплен совсем из другого теста. К этому серьезному, пожалуй, даже чуть угрюмому пареньку у меня было особое отношение. По рыжим кудрям и зеленым глазам было нетрудно узнать отпрыска Моргаузы и Артура, но я внимательно присматривался к пареньку и не пожалел потраченного на него времени. В этом умном, начитанном, не по-детски обстоятельном юноше за версту чувствовалась королевская кровь. Он даже говорил так, словно отдавал приказы и распоряжения. Он тщательно продумывал каждое свое слово, каждый поступок, словно считая себя ответственным за все, что происходит вокруг него. Больше всего его интересовали римское право, история и экономика. Заметив мой интерес к нему, мальчишка тут же использовал его в своих целях, засыпав сотнями и сотнями вопросов об управлении государством, практике решения спорных вопросов и подборе кандидатов на ключевые государственные посты. Но, невзирая на несомненные таланты в этих областях, чиновником он явно не был. В детских играх он не уступал силой и выносливостью даже такому признанному в школе силачу, как Ланселот. Я ни разу не видел его плачущим. А вот на девушек, в отличие от своего приятеля, он вовсе не обращал внимания, предпочитая их обществу книги и упражнения в воинском искусстве.
Рядом с ними стояли и три лучших ученика этого выпуска: Акколон - юноша невиданной физической силы, Герайнт - неизменный победитель всех юношеских турниров, настолько умелый с оружием, что некоторые уроки я преподавал ему индивидуально, и Мелвис - лучший стратег школы, на него я возлагал надежды как на будущего полководца Аввалона.
"Что-то затевают, негодники, - с улыбкой подумал я. - Ничего страшного. Этот бал должен запомниться им навсегда. Сегодня им можно все. Сегодня их день".
При всей моей нелюбви к "официальным частям" я все же выступил с небольшой речью, над которой кропотливо трудился целую неделю. Я выражал надежду, что в их лице Аввалон найдет надежную защиту и опору, и именно они станут его гордостью в недалеком будущем. Я говорил, а их лица становились все мрачнее и мрачнее. Они как-то странно переглядывались и опускали глаза. Не понимая причины столь странного поведения, я сбился и замолчал.
- Ну, хорошо, - собравшись с силами, сказал я. - Вижу, что есть нечто, чего я не знаю. Кто объяснит мне, что не так? Вы чем-то недовольны? Мы сделали что-то не так? Вы хотите о чем-то попросить? В чем дело?
Вперед выступил рыжеволосый Мордред. Приблизившись ко мне, он опустился на одно колено и, прижав руки к сердцу, горячо заговорил:
- Ваше Величество! Сир! Вы знаете, какой любовью и благодарностью к вам наполнены наши сердца! Вы не только спасли наши жизни много лет назад, вы в прямом смысле заменили нам отца, отдав нам свое внимание, свои силы, свою заботу и любовь. Все, что у нас есть - дано и воспитанно вами. Нет среди нас человека, который с радостью не отдал бы за вас свою жизнь. Сам Бог повернул той ночью наш корабль к берегам Аввалона и передал в ваши заботливые руки. Мы высоко чтим вашу заботу и доброту, а потому осмелились обратиться к вам с нижайшей просьбой, смысл которой может понять только ваше благородное сердце…
Признаюсь, я даже расчувствовался от этих слов. Я был готов выполнить все, что бы они не попросили… Но к этой просьбе я не был готов.
- Отпустите нас на поиски наших родителей, сир! - попросил Мордред. - Нас лишили матерей, отцов, дома, хотели лишить самой жизни. Вы вернули нам все, что могли. Но с самого раннего детства каждый из нас мечтал увидеть лицо матери. Узнать и полюбить своего отца. Вернуться в дом предков… Это снилось нам во снах. Об этом были все наши разговоры, мечты… В большинстве своем мы не знаем, ни кто они, ни живы ли вообще, но эта мечта наполняла наши сердца долгие годы и лишь в вашей власти сделать нас счастливыми…
В зале стояла такая тишина, что мне казалось, я слышу биение их сердец. А может, так громко стучало мое сердце…
- Ну, что ж… Раз вы мечтали, - растерянно пробормотал я. - Я всегда хотел, чтоб вы были счастливы…
- Ура! - взорвался зал десятками звонких голосов. - Да здравствует король! Слава королю!
- Мы никогда не забудем вас, сир! - с чувством сказал Мордред, вставая с колен. - Стоит вам позвать, и любой из нас, где бы он не был, тут же придет на ваш зов. Чего бы нам это ни стоило. Клянемся!
- Клянемся! - прокатилось по залу.
- Знайте и вы, - сказал я, - что бы не случилось, как бы не повернулась жизнь, у вас всегда есть дом, где вас помнят и ждут. Никто не знает, что ждет его впереди, но Аввалон примет вас, что бы не случилось.
Чувствуя, что у меня предательски щиплет глаза, я поспешно отвернулся, и… оказался лицом к лицу с невесть откуда взявшимся пронырой-монахом.
- Сир, вы - великий человек! - лицемерным голосом просипел Патрик, прикладывая к сухим глазам грязный платок. - Растить их для Аввалона и отдать королю Артуру - это… это…
- У человека должны быть свой дом и своя семья, - сухо сказал я. - Нельзя обретать их по чужой воле. Как и мечту…
- Вот и я говорю, - подтвердил он, глядя на меня из-под платка веселым глазом. - Кстати, о доме… Для братии нужен дом. Монастырь, обитель, община…
- Что?! - не понял я.
- Нужны деньги, люди и материал для построения монастырей и обителей, - пояснил монах.
- И?..
- Дайте.
- Заработайте! - сыграл я с ним в ту игру, в которую обычно играл со мной Денница.
- Как скажете, сир, - подозрительно быстро согласился Патрик. - Пойдем, соберем, выпросим… А вы лично сколько дадите, сир?
- Конрад! - в сердцах крикнул я. - Дай этому вымогателю, сколько попросит и не подпускай его ко мне хотя бы пару дней!
- Сир! - окликнул меня звонкий голос. - Позвольте…
Ко мне пробивались сквозь толпу Ланселот и Мордред.
- Да, ребята, - повернулся я к ним. - Чем я еще могу вам помочь? Оружие, доспехи и коней вам дадут. Деньги…
- Нет-нет, сир! Мы не… Мы хотели спросить… Что мы можем сделать для вас, ваше величество? Как мы можем отплатить вам за вашу доброту?
- За доброту не платят, Ланселот, - сказал я. - Ею можно только делиться. Будьте сами добрыми и честными. Где бы вы не были, помните: вы - рыцари Аввалона! И ваша слава будет мне лучшей наградой.
- Обещаем, сир! Но нам бы хотелось сделать что-то и для вас лично. Приказывайте, мы выполним все!
- Я уже сказал вам…
- Я знаю! - воскликнул Ланселот. - Простите, сир, но я совершенно случайно оказался сегодня в комнате одной… В общем, я оказался рядом с вашими покоями и был свидетелем вашего разговора с кем-то о Святом Граале… Поверьте, сир, я не подслушивал! Вы мечтаете о нем? Мы достанем его вам! Обещаем, друзья?
- Клянемся! - громыхнул зал. - Мы добудем для вас Грааль, сир!
- Ну… Пусть так и будет, - сказал я. - А теперь идите и празднуйте. Это ваш день. Запомните его навсегда…
Быстрым шагом я прошел в свою опочивальню и запер за собой дверь. Достал кувшин местного вина, наполнил кубок… И отставил его в сторону, не пригубив. Сутулясь, я сидел за дубовым столом и просто смотрел перед собой - не думая, не чувствуя, не слыша…
Нежные руки легли мне на плечи:
- Не печальтесь, сир. Это, с какой-то стороны, тоже подвиг. И все это понимают…
- Как ты вошла, Моргана? У тебя же нет ключа…
- У меня есть магия. Вы сердитесь, сир?
- Нет, девочка. Я не сержусь. Пожалуй, ты единственная, кого бы я хотел сейчас видеть.
- Я это почувствовала, - она уютно устроилась у меня на коленях и, касаясь острым, кошачьим языком моего уха, зашептала: - А я ведь к тебе по делу, мой король…
- Пожалела бы меня хоть ты, Моргана, - попросил я.
- Обязательно, - в ее голосе появились знакомые хрипловатые нотки. - Позже - обязательно. Просто… Это такой шанс… Мальчишки уходят в Британию… Артур примет их. Он утратил хватку, размяк, он не ждет сейчас подвоха… И если я пойду с ними, то…
Молча я снял ее со своих колен, поднялся. Она смотрела на меня, обиженно надув губки. Объяснять ей что-либо было совершенно бесполезно.
- Делай, что хочешь, - сказал я. - Хочешь тратить свою жизнь на месть - трать. Подчини все этой, единственной цели. Живи ради этого, люби ради этого, предавай, страдай ради этого. Только помни: отомстишь ты или нет, проиграешь в любом случае…
- Не сердитесь, сир, - ничто не могло сбить ее с цели. - Я же вернусь. И вернусь к вам. Мой дом - здесь. Я привязана к нему.
- А ко мне?
- Вы - король, владыка этого места…
- Иди. Иди, Моргана, - попросил я и, когда дверь за ней закрылась, решительно придвинул к себе и кубок и кувшин. - Да и черт с вами! - сказал я вслух. - Живите, как знаете! И мне тоже никто не нужен! Никто!..
Глава 8
Выписка из допроса Святой инквизицией
сэра Томаса Глендауэра, бывшего главнокомандующего морскими и сухопутными силами Аввалона
Снова ветры нас горные сушат,
Выдувая тоску из души.
Продаем мы бессмертные души
За одно откровенье вершин.
Всё спешим мы к тому повороту,
Где пылает огонь без причин…
Так заприте же Волчьи ворота
И в ломбард заложите ключи.Ю. Визбор
Случилась худшая из всех возможных бед: король полностью утратил интерес к происходящему на Аввалоне. Три дня и три ночи после отбытия его учеников в Британию он пил, не выходя из своей опочивальни. Надежды его были разбиты. Признаться, лично я не испытывал особой грусти по этому поводу, тем более что вместе с юношами уехала с острова и столь ненавистная мне Моргана. О, эта Моргана - исчадие ада и худшее из порождений проклятой Лилит! Она вносила черный поток нечистот в наш светлый и соразмеренный мир так же, как тысячи женщин до нее и тысячи - после. Красивая, порочная самка, затмевающая разум и сбивающая с истинного пути. Я помню, как рассказывал отец Хук о прародительнице всех самок - порочной Лилит. В Библии о ней не говорится, но отец Хук утверждал, что она была первой женой Адама, но возжелала с ним равных прав, за что была наказана - ангелы убили всех ее детей и изгнали из рая. Лучше б они убили и ее. Я вижу, как расплодилась на земле эта проклятая порода. Король когда-то гневался, обвиняя отца Хука в ереси и душевной болезни, но теперь-то я вижу, что сир заблуждался. Во испытание моей веры мне всегда доставались женщины порочные, неверные, лукавые. Опустошив мои карманы, а затем и кладовые моих замков, они сбегали искать новых приключений, а я вновь и вновь оставался у разбитого корыта, раздираемый ненавистью и отчаянием. Я думал, что мне просто не везет с ними, пока не произошло событие, открывшее мне глаза на истинное положение вещей. Но об этом позже.
Итак, король не выходил из спальни три дня, требуя все новые и новые кувшины, бутыли, бочонки с вином. А на четвертый день прискакал очередной гонец из Нотингема, от сэра Хотспера. Лесные разбойники разграбили обоз, доставлявший в наш замок провизию. Пытавшихся сопротивляться - убили. Сэр Хотспер уже не первый год просил оказать содействие в уничтожении этой шайки, но король постоянно отмахивался, утверждая, что проблема преувеличена. Отмахнулся и на этот раз:
- Не до них! Пусть сами разбираются. Он отвечает за порядок в городе? Вот пусть и наводит!
- Сир, - осторожно заметил я. - Лесное воинство многочисленно, а у сэра Хотспера всего…
- Я сказал: пусть разбирается сам!
Обескураженный таким приемом гонец счел за благо ретироваться, а король нетвердой походкой подошел к окну, долго всматривался, потом спросил:
- Что там происходит? Пилят, стучат, таскают? Кто-то взялся перестраивать мой замок?
- Почти что так, - подтвердил я. - Этот неугомонный монах - отец Патрик. Занял самочинно территорию бывшей школы и перестраивает под свои нужды. Видимо, считает, что сможет заниматься воспитанием лучше вас.
- Да? Ну-ка пойдем, посмотрим…
Мы прошли к месту гудящей стройки. Толстяк сумел развернуть здесь столь бурную деятельность, какой никто и не ожидал от этого жизнерадостного любителя выпить и закусить. Десятки людей бегали туда-сюда так, как не бегают и под кнутом надсмотрщика. Король поймал за руку одного из них:
- Стой! Где отец Патрик?
- Святой отец в мастерских.
- "Святой", значит, - с угрозой в голосе повторил король. - Пойдем, Томас, покажем этому "святому", кто в замке хозяин…
Толстяка мы застали надзирающим за работой художников, расписывающих стены. В одной руке он держал огромный свиной окорок, в другой - гигантских размеров чашу, и я готов был поспорить, что в ней явно не вода из колодца. Припадая по очереди то к греху чревоугодия, то к греху пьянства, он время от времени радостно восклицал:
- Прекрасно! Клянусь нимбами всех святых - прекрасно!
И было непонятно, что именно приводило его в такой восторг: то ли доброе вино с жирным окороком, то ли работа богомазов.
- И что здесь происходит? - негромко, но с явной угрозой в голосе окликнул его король.
Толстяк подпрыгнул от неожиданности, оглянулся и, бросив прямо на землю обглоданную кость и пустую чашу, подбежал к нам, на ходу вытирая руки о рясу.
- Ну, наконец-то! - радостно завопил он, не соизволив ни приветствовать сюзерена, ни хотя бы поклониться. - А я уж боялся, что вы надолго загулять изволили, уже сам хотел к вам идти… Ну-ка, идемте за мной, сир! Я вам кое-что покажу.
И, подхватив растерявшегося от такой наглости короля под руку, потащил его по комнатам и залам, что-то поясняя, втолковывая, убеждая. Едва поспевая за ними, я слышал лишь обрывки этого длиннющего монолога:
- …по своему историческому и духовному предназначению. Но абсолютно иное, чем эта присно хваленая Шамбала. Да потому что, просто по сути своей. Я даже об этом спорить не хочу, потому что спорить просто невозможно…
- …да-да, именно каждого - от лесоруба до барона. Уверен, что это не составит труда. Десять, двадцать, да даже все тридцать лет - это не срок для Аввалона. С остальным миром сложнее, но ведь главное - организовать центр, определить направления развития, точки отсчета. Книгопечатание, проповедники, паломники сделают свое дело эффективней, чем вы можете себе представить. Но надо торопиться: вы не представляете, сколько разных лжеучений и лжепророков плодится сейчас по всему свету, и если…
- …не зацикливаться на светских книгах, статуях и картинах, ибо духовность без Бога - дьявольская соната. Может быть, это и красиво, и логично, но мир без учета Бога лишен не только правильной точки отсчета, но и смысла…
- …и если вы поняли, в чем была ваша ошибка, то надо не огорчаться, а радоваться тому, что они покинули остров. Вам знакомо понятие "троянский конь"? Теперь вы в большом долгу перед королем Артуром, ибо…
Поначалу король лишь покорно шел рядом, слабо пытаясь прервать этот мощный поток словоблудия. Потом начал прислушиваться, недоверчиво качая головой и словно пытаясь оправдаться. Потом задумался. Спросил о чем-то раз, другой, третий…
- Кстати, это несколько отличается от официальной позиции церкви, - сказал он, разглядывая странные фрески на стенах. - Я имею в виду позицию римского папы.
- Когда речь идет об истине, мнение конкретного человека, даже такого, как папа римский, звучит лишь в контексте, - загадочно отозвался на это монах. - Я ничего не придумывал и не трактовал. Бог дает Слово, а дьявол - десятки комментариев к нему. Я не хочу ничего прибавлять и убавлять. Я хочу проповедовать и служить.