- Что знал.
Я убрал свою руку. Хозяин попробовал серебро на зуб, удовлетворенно кивнул и сунул монету в калиту на поясе.
Мы доели поросенка, допили вино. Потянуло в сон.
- Веди, хозяин, в комнату.
Поднялись на второй этаж. Хозяин открыл дверь жарко натопленной комнаты.
- Отдыхайте, гости дорогие.
- Ты вот что, хозяин. Разбуди с первыми петухами.
- Как изволишь, барин.
Мы сняли тулупы и уселись на постели.
- Что думаешь, Федор?
- Мыслю, Серафим - главарь, а Самоха этот - подручный. Как Серафим приезжает, Самоха собирает людей своих по деревням - и на злодейство едут.
- А что, пожалуй - верно думаешь! Я такого же мнения. Давай спать, я хозяину сказал - разбудить нас с первыми петухами. Коли первый встанешь, проследи со двора - не проедет ли по дороге Серафим.
- Сделаю, боярин.
- Тогда спать.
Через минуту мы уже спали. Мне показалось, что голова только подушки коснулась, а в дверь уже стучат.
- Кто? - спросонья хрипло спросил я.
- Петухи пропели, ты же, барин, сам разбудить велел, - послышался голос хозяина двора.
- Федор, встань, поди проследи за дорогой, я еще сосну чуток, а то будто и не спал.
Федор оделся и, зевая, вышел.
Я опять уснул, но и сейчас выспаться не удалось. Федор тряс меня за плечо. Я с трудом приоткрыл глаза и увидел раскрасневшееся лицо Федора. От него дохнуло свежим утренним морозцем.
- Вставай, боярин. Только что Серафим проехал, едва его признал при луне. Я к тебе уж было бежать собрался, да следом - сани, и в них - трое мужиков.
- Надо догонять, - всполошился я.
Я стал быстро одеваться.
- Боярин, я думаю - не надо торопиться.
- Это почему? - от удивления я даже одеваться перестал.
- Кабы засаду на нас не сделали. Сам подумай - почему затемно выехали? Чтобы не увидели.
- Может - торопятся?
- Помнишь, что хозяин сказывал? Как Серафим приедет, после этого Самоха исчезает. А тут они, почитай, вместе уехали. Ой, чует мое сердце, засаду нам приготовили.
Я уселся на постель и задумался. В словах Федора правда была, как-то об этом не подумал спросонья. И если они засаду на нас делают, то участок, где это может произойти, невелик - между селом и Волгой. Дорога узкая - двум саням не разъехаться, лес по обе стороны. На льду Волги засаду не устроишь - издалека видать.
- Пошли со мной.
Мы спустились вниз.
- Хозяин, у тебя лошадь и сани найдутся?
- А как же!
- Дай на время.
- Деньги вперед.
- Вот тебе деньги за постой, еду и лошадь с санями. И одежду старенькую найди - на двоих.
- Этого добра хватает.
Хозяин вын!ел.
- Ты чего удумал, боярин?
- Надо их с толку сбить. Если засада на нас, то будут ждать двух верховых. Мы же с тобой в санях поедем, а на наших лошадей чучела посадим.
- Где их взять-то? - присвистнул Федор.
- Сейчас хозяин старье принесет, на конюшне соломой набьем. В темноте и не разглядишь сразу - живой кто едет или чучело это, - обмануть их надо.
Хозяин принес ворох старой одежды: дырявые штаны, ветхие рубахи - даже кожушок драный, сильно битый молью. Все это он брезгливо бросил у порога.
- Лошадь с санями где?
- Слуги запрягают. Лошадь-то опосля верните.
- В лучшем виде! Не боись, не тати мы.
Взяв в конюшне соломы, приготовленной для денников, мы набили потуже старую одежду, усадили чучела в седла своих лошадей и привязали. В предрассветной темноте да с расстояния в несколько шагов все выглядело натурально.
- Пистолет проверь, - сказал я Федору.
- Уже.
Уздечки наших лошадей мы привязали к задку саней.
Федор сел на облучок, я же лег на дно саней и прикрылся мешковиной. Пистолеты держал за пазухой, чтобы теплые были, не подвели на морозе. Тронулись.
- Федор, как заметишь что подозрительное - шумни, а то мне не видно ничего за бортами. И… это… по возможности - Серафима или Самоху в живых оставить надо.
- Ну ты сказал, боярин. Я же их в глаза не видел. И перед тем, как выстрелить, я что - имя спросить должон?
- Да это я так. Уж очень побеседовать с кем- то из них хочется.
- Оно понятно.
- Все, едем молча.
Тишину теперь нарушал лишь скрип полозьев по снегу да легкий стук копыт лошадей. Мы, по моим подсчетам, должны были уже на лесную дорогу выехать. Наверняка засада - если мы не ошибались, конечно, - подальше будет. У самого села не станут пакостить.
Напряжение нарастало. Как бы от волнения не нажать раньше времени курки взведенных пистолетов.
- Твою мать! - закричал во весь голос Федор.
И тут же громыхнул выстрел, второй… Стрелял не Федор, но где-то близко.
Я отбросил мешковину и сел в санях. В предрассветном сером уже сумраке к саням бежали две фигуры. Я вскинул пистолеты, нажал на курок одного и следом - другого. За моим дуплетом почти сразу громыхнул пистолет Федора. Я успел увидеть, как фигуры справа, по которым я стрелял, падают, и резко обернулся влево. И с этой стороны к саням бежали двое, размахивая чем-то железным. Чем именно - было плохо видно из-за темноты.
Я бросил бесполезные уже пистолеты в сани, перевалился через борт и оказался на коленях в снегу. Почти тут же в сани ударило лезвие топора.
Рывком вскочив на ноги, я рванул саблю из ножен и без замаха полоснул по разбойнику. Негодяй успел отскочить, но концом лезвия я его все же достал. Полушубок на нападавшем расползся на животе, обнажив белеющее исподнее.
Рядом с лошадьми слышался звон ударов. Там сражался Федор. Прыжком я вскочил в сани и сверху атаковал врага, нанеся ему серию ударов. Разбойник не уклонялся, но успевал прикрываться топором. Попадая по железу, сабля высекала искры. Что-то мой противник больно ловок для простого крестьянина!
Разбойник отбил очередной удар и неожиданно кинул в меня топор. Каким чудом я успел уклониться, и сам не пойму - лезвие только слегка задело рукав, распоров его на плече.
Оставшись безоружным, разбойник кинулся бежать в лес, я - за ним. Подвела его крестьянская привычка носить зимой валенки. По снегу в них не побежишь так быстро, как в сапогах.
Через десяток метров мне удалось догнать его и ударить тупой стороной клинка по голове. Разбойник ничком рухнул в снег. Воткнув рядом с ним саблю, я расстегнул его пояс и связал ему обе руки. Пусть полежит, надо Федору помочь.
Я схватил саблю и кинулся к дороге. Но Федька-заноза справился и сам. Его противник лежал на снегу с отрубленной кистью, а Федька, матерясь сквозь зубы, перетягивал предплечье снятым с татя поясом, пытаясь остановить кровь.
- Вот, боярин, - тяжело дыша, проговорил он, - как ты и просил - живой.
- Я своего тоже спеленал. Пойдем, других посмотрим.
Бросив пленника на дороге, мы сошли к лесу.
Оба разбойника, в которых стрелял я, были мертвы. Пошарив но деревьям, что росли близ дороги, мы нашли две брошенные пищали. Так вот откуда эти два выстрела!
- Куда же они стреляли?
Мы вернулись к лошадям.
- Боярин, посмотри-ка!
Я подошел поближе. Оба чучела были просто изорваны в клочья картечью. Представляю, что было бы, если бы в седлах сидели мы! Мертвяки без права на реанимацию.
Федька сбросил чучела на землю и зашвырнул в лес.
Мы подошли к моему пленнику. Он уже очухался и зубами пытался развязать узел на ремне. Увидев нас, завыл, заревел, как медведь раненый.
- Заткнись! - бросил ему Федор. - А то я тебе сам рот заткну.
Мы подхватили его под руки и поволокли к саням. Темень уже сменилась сероватой мглой и, присмотревшись, я узнал Серафима.
- А-а-а, старый знакомый!
- Я тебя не знаю, в глаза допрежь не видел.
- Зато я тебя с Иваном, подельником твоим, видел.
При упоминании об Иване Серафим дернулся.
- Ну, рассказывай!
- Что говорить? - срывающимся голосом спросил Серафим, искоса поглядывая на саблю.
- Почему на нас напал, разбойник!
- Я не разбойник. С Москвы еду, да преследовать меня стали двое верхами. Думал - ограбить хотят да порешить, вот и решил упредить.
- Ловко сочиняешь байки. А с Иваном чего замышлял?
- Ничего, по торговле мы.
- А как насчет казенного обоза с золотом?
Серафим снова дернулся.
- Вот сука, Иван, - сдал! - чертыхнулся тать.
- Ты говори - где засаду намечали, да сколько человек будет.
- Ничего не скажу, пропадите вы пропадом!
Я засмеялся.
- Ты еще меня не знаешь. Сейчас все расскажешь - даже запоешь, ежели попросим.
Серафим только сплюнул.
- Как знаешь. Федор, тащи сюда второго.
Федор подтащил раненого. Тот был бледен и
стонал.
- Как звать-то тебя?
- Самохой кличут.
- И кто же тебя надоумил на нас напасть?
- Вот он! - Глаза Самохи злобно уставились на Серафима.
- Ты же не дите малое, неразумное - взрослый мужик, а на пакость согласился.
- В первый раз - он денег обещал, истинный крест, - брызгал слюной Самоха.
- Про крест не надо. Ежели в доме твоем, скажем - в подвале - поискать хорошо, там много чего интересного найти можно.
Неожиданно Самоха дернулся и ногой ударил Серафима.
- Жизнь свою спасаешь? Меня продал? Почто про схорон сказал?!
Видно, с награбленными да запрятанными ценностями я попал в точку.
- Так ты расскажи, куда и на что он тебя подбивал?
Я наклонился к Самохе поближе. Глаза его с ненавистью и злобой смотрели на меня.
- Ты глазенками-то не сверкай, а то вмиг их лишишься!
- Да пошел ты! - отвернулся Самоха.
- И говорить не будешь?
В ответ - молчание. Ничего, я и не таких говорить заставлял.
Я сорвал с Серафима шапку, вытащил нож и отсек ему ухо. От боли и неожиданности Серафим вскрикнул.
- Я скажу, все скажу!
Не обращая внимания на крики, я отрезал второе ухо.
- Это чтобы ты понял - я шутить не буду. Начал бы говорить сразу, остался бы при ушах.
- Скажу, все скажу!
- Ну - смотри, иначе всего остругаю. Кто такой Иван?
- Писарь в Казенном приказе.
Я так и предполагал.
- Он навел на обоз с золотом?
- Он, иуда!
- Где, в каком месте напасть думали?
- За Ярославлем, на вологодском тракте; там место удобное есть - дорога в гору идет, обоз ход сбавит.
- Когда обоз?
- Через седмицу ровно.
- А чего Иван сам обоз грабить не хочет?
- Людей у него мало, десяток только.
- Где встречаться должны?
- Как обоз в гору подниматься будет, мы напасть должны, а Иван со своими людьми на обоз сзади нападет. Он за обозом из самой Москвы ехать должен. Мало ли - вдруг планы изменятся у стрельцов.
В основном план прост и понятен.
- Твои люди где?
- Самоха и эти двое.
Я резанул его ножом но подбородку, брызнула кровь.
- Я же просил правду говорить. С этими тремя обоз с охраной не взять. У тебя еще два десятка быть должно. Где они?
Сзади раздался щелчок. Я слишком хорошо знал этот звук и мгновенно упал на бок. Громыхнул выстрел.
- Ах ты, сука! - Федор выбил пистолет из руки Самохи.
Когда мы отвлеклись на Серафима, Самоха вытащил из-за пазухи пистолет и выстрелил мне в спину. Только щелчок взводимого курка смог меня упредить. Руку-то искалеченную ему Федька перетянул ремнем, но не связал, вот он и решил воспользоваться моментом, пока на него никто не смотрит.
Обозленный Федор стал пинать сапогами Самоху.
- Тать паршивый! В спину! Убью!
- Остановись, Федор, допросить его надо!
Я хотел продолжить допрос Серафима, повернулся и обомлел - тот лежал на дороге навзничь, а вместо лица у него была кровавая мешанина из костей. Вместо меня Самоха угодил в лицо Серафиму. Со столь близкого расстояния свинцовая пуля просто разворотила кости.
Наука мне и Федору - не поворачивайся к живому врагу спиной. Мы сочли, что он ранен и слаб, и лишь случайность или чудо спасли меня от неминуемой смерти.
- Хозяин твой уже много рассказать успел.
- Сука он! Сволочь продажная! Ничего не скажу!
- Это мы сейчас посмотрим.
Я приказал Федору:
- Разведи костер.
Федор подобрал топор, с которым на меня бросался Серафим, срубил несколько веток и сложил их шалашиком. Наколол ножом лучину, поджег.
Сначала нехотя, а потом все живее огонь стал лизать ветки.
Я сунул нож в огонь.
- Эй, барин, ты чего удумал? - спросил Самоха севшим голосом.
- А вот как докрасна лезвие накалю, так глаза тебе им и достану.
- Нет, не надо, не хочу! - завыл Самоха.
- Тогда говори.
- Все скажу. Черт с ним, с Серафимом, все равно сдох.
- Где остальные люди?
- В разных местах проживают. В моем селе их больше нет, - Самоха мотнул головой в сторону убитых пищальников.
- Где еще и кто?
- Всех не знаю. За Ярославлем деревенька Ясенево есть, там Гаврила лысый, под ним - пять человек. От Ясенево на Вологду верст десять - сельцо Красный Яр, Горбун там. Звать как, не знаю, у него - тоже пяток мужиков. Все жестокие, злые, ребенка не пощадят. В Ярославле самом, возле церкви Святого Дамиана…
Голос Самохи стал тише, неразборчивее, он закатил глаза и смолк.
- Эй, Самоха, очнись! - я тряхнул его за плечо.
Куда там! Я взял его за руку - пульса нет. И этот мертвяк!
- Давай-ка, Федя, сбросим их с дороги да снежком присыплем. Хоронить - много чести.
Мы забросили трупы подальше от дороги и слегка присыпали снегом.
- Что делать будем?
- Для начала лошадь и сани на постоялый двор вернем.
- Ага, и лошадей этих разбойников туда же, они им уже не нужны.
По следам на снегу мы отыскали лошадь Серафима и с санями - лошадь Самохи, вывели их на дорогу. Чего животине в лесу мерзнуть да от голода мучиться?
Потом развернули сани и двинулись в село.
- Эй, хозяин, принимай! Лошадь твою с санями возвертаем в целости и сохранности - с прибытком даже.
Мы загнали во двор Самохинскую лошадь и сани. Увидев их, хозяин сразу понял, кому они принадлежали, и слегка побледнел.
- А Самоха где?
- С архангелом Петром беседует, наверное.
Хозяин осуждающе покачал головой.
- За что ж вы его так?
- Из кустов он по боярину стрелял, - пояснил Федор, - вот и поплатился.
Мы поехали по дороге назад, захватив с собой лошадь Серафима. Лошадь верховая, не тягловая, самим сгодится. Пока от самой Москвы за ним гнались, поняли - лошадь хоть и не арабских кровей, но ходкая и выносливая.
- Куда теперь? - спросил Федор.
- Пока к Ярославлю, а там думать будем.
ГЛАВА X
Я трясся на коне и размышлял. Найти названных Самохой людей вполне можно. А дальше что? Арестовать или казнить их нельзя - улик нет, оба свидетеля мертвы. Да и полномочий таких у меня нет. Стало быть, и людей искать - пустая трата сил и времени. А вот Ивана с его бандой прищучить вполне можно.
Через шесть дней обоз уже должен быть у горы. Про то, что Самоха и Серафим мертвы Иван никак знать не может, поэтому будет за обозом следовать и выжидать, когда на ценный груз нападение произойдет, чтобы коварно ударить в тыл стрельцам. А вот что сделать надо. Перехватить обоз и переговорить со старшим; если он - мужик головастый, то суть сразу поймет. И потом устроить пальбу и имитацию нападения на горе, а как Иван с бандой подоспеет, всеми силами обрушиться на него.
- Вот что, Федор, скачи в Вологду, домой. Коня вот трофейного бери в запасные. Возьми десяток свой, Василию передай - я велел. И будь с ними на горке, что Серафим описал, не позднее чем через шесть дней. Успеешь?
- Если очень надо - постараюсь обернуться.
- Успеха!
Федор намотал на руку уздцы серафимовой лошади, хлестанул своего коня и исчез в клубах снежной пыли.
А мне-то что теперь торопиться? Обоз должен пройти Ярославль не раньше чем через два дня.
Я в одиночестве прибыл в старинный русский город. Остановившись на постоялом дворе отъедался, согревался и отсыпался. Поскольку выезд из города на Вологду был только один, я весь следующий день - с утра до вечера - проторчал там, но все впустую: обоза не было. И только на вторые сутки утром увидел выползающий с боковой улицы обоз - четверо саней и два десятка стрельцов охраны.
Я вскочил на коня и подъехал к обозу, проезжающему городские ворота. Пристроился рядом с замыкающим стрельцом.
- Кто старший из охраны?
- Ты кто таков, чтобы спрашивать?
- Боярин Михайлов.
Стрелец оглядел меня, кивнул головой.
- Вон, у первых саней едет, рядом с казначеем.
Обоз уже проехал ворота, втянулся на тракт. Дорога была узкой, и старший из охраны ехал теперь позади саней. Я догнал его и пристроился рядом, стремя в стремя.
- Доброго утречка! Ты старший будешь?
- Ну.
- Не нукай, не запряг. Я боярин Михайлов, из Вологды. Поговорить без посторонних можно?
- Тут все свои, говори, коль дело есть.
Что-то не понравился мне старшина стрелецкий. Вид нагловатый, смотрит свысока, да и не представился, когда я себя назвал. Неуважение. Плюнуть бы на него, да дело уж больно важное.
- Нападение на обоз намечается.
- Это кто сказал?
- Я. От разбойника узнал.
- Вот в Разбойный приказ и обращайся.
Я решил предпринять последнюю попытку:
- За вами Иван, писарь из Казенного приказа, со своими головорезами следует. Думает в тыл вам ударить.
- Ништо, у меня два десятка опытных вояк. Ты где такие шайки видел, боярин?
- Как знаешь, старшой.
Я пришпорил коня и обогнал обоз. И нужно же было мне перед этим олухом унижаться? А, ладно, я свой долг выполнил, последствия теперь пусть сам расхлебывает.
Я гнал коня по вологодскому тракту почти до вечера, изрядно опередив обоз. С комфортом переночевал на постоялом дворе и - снова в путь.
Ближе к полудню дорога стала подниматься на холм. Зимник вился среди деревьев, забираясь выше и выше. Я обернулся.
С возвышенности открывался отличный обзор: равнина, покрытая ослепительно белым снегом, кое-где - островки леса, хорошо просматривалась дорога, верст на пять - как на ладони. Место для засады - лучше не придумаешь. По обеим сторонам лес - укрыться можно, и из него видно далеко, особенно - если наблюдателя на дерево посадить. Лошади на подъем ход сбавят, целиться удобно. А если еще и учесть, что ближайшая деревня - в десяти верстах, то место для разбоя прямо отменное.
А ведь Федька скоро должен здесь быть или подъезжает уже.
Я всмотрелся вдаль - на дорогу. Не видать пока обоза. Да и рано еще его ждать. У саней ход невелик - почти вдвое меньше, чем у верхового. Так что вероятнее всего, обоз будет завтра, да и то - после полудня.
Я решил проехать вперед - осмотреть дорогу. После нескольких поворотов справа открылась вершина холма.
Я остановил коня, всмотрелся, отыскал взглядом тонкую полоску дороги. А ведь скачет кто-то с севера, да не один! Не Федор ли сюда торопится?