Отто, однако, опоздал со своим предупреждением: тревогу уже подняли без него. За шлагбаумом и колючей проволокой взвыла сирена, засуетился народ. Ударили пулеметы с вышек. Застрочили автоматы. И первая же очередь срезала отделившуюся от танка одинокую фигуру - щадить тут не собирались никого.
Две пули попали в грудь, одна в живот, одна - в голову. Унтерштурмфюрер Отто Майх умер почти мгновенно, на бегу…
Потом стальным горохом забарабанило по броне.
- Люк! Закройте люк! - орал Бурцев, не оборачиваясь, не прекращая стрельбы. Орал по-польски и по-татарски. Сам оторваться от пулемета он сейчас никак не мог. Нужно было расправиться с караулом, пока танк не забросали гранатами.
- Люк? - глухо отозвался из-под шлема Освальд. - Какой люк?!
Оглушенный стрельбой добжинец опять находился в ступоре. Рыцарь соображал плохо, очень плохо…
- Дверь, твою мать! Дверь наверху!
Одна-единственная шальная пуля, залетев с вышки внутрь тесного пространства танка, могла бы наделать им делов рикошетами… Слава Богу, сообразительный китаец успел захлопнуть люк прежде, чем это произошло. Лязгнул металл о металл. Теперь уязвимым местом оставалась пробоина в башне. А ну как сыпанут и в нее горсть "гороха"?
- Сема! Прикрой сбоку! - отдал Бурцев новый приказ.
Сыма Цзян занял свое прежнее место, сунул ствол "шмайсера" в прожженную дыру, превратив ее в бойницу. Оружие китаец держал правильно - как учил Бурцев - и на том спасибо. Большого проку, правда, от его стрельбы не будет, но Сыма Цзян хотя бы отпугнет фашиков, если те зайдут с фланга. А впрочем, нет - уже не зайдут. Некому. Эсэсовцы, дежурившие у шлагбаума, расстреляны. У одного выпавшая противотанковая граната рванула под ногами. Ног не стало.
Бурцев дал длинную очередь по караульной будке. Полетели щепки и битое стекло. Из караулки мешком вывалился солдат с сигнальными флажками за поясом. Все, теперь поднимать шлагбаум некому. Но ведь и торчмя торчать перед закрытыми воротами - тоже не дело! Не для того ведь сюда приехали.
А пули все стучали по броне. Особенно старался пулеметчик с вышки над будкой. И хорошо, блин, старался: по перископическому прицелу пошли трещины. Попал, гад… Вот ведь, елки-палки! Так и совсем слепыми в этом железном гробу остаться недолго. Неподвижный танк в круге яркого света - слишком хорошая мишень для вражеских стрелков. Придется сдвигать махину без Отто. Но для начала…
Бурцев бросил пулемет. Пришло время 20-миллиметрового скорострельного орудия "рыси". Ладно, сами напросились, фашики! Пушка - заряжена, как ею пользоваться, представление он имел. А то, что задрать ствол на такой близкой дистанции до уровня пулеметчика с ближайшей вышки не удастся - не беда!
Снаряды "рыси" ударили точнехонько в основание вышки. Прожектор погас. Громоздкая конструкция покачнулась и медленно-медленно, плавно-плавно повалилась на караульную будку. Караулка сложилась, как карточный домик.
Бурцев всадил еще несколько снарядов по комендантскому штабу с антенной на крыше. Рухнули балки перекрытий. Антенна исчезла. Следующими он снес шлагбаум. Обломки павез, стальные упоры и клочья колючей проволоки полетели в стороны. Путь был свободен. Да только ведь аппетит приходит во время еды!
Бурцев решил не останавливаться, пока видны цели. Целей - важных и не очень - было много, снарядов - тоже. И танковая башня вновь наполнилась грохотом и едким дымом.
Самозарядная двадцатимиллиметровка "рыси" безжалостно месила немецкую базу. Вспахивала взлетно-посадочную полосу. Взрывала склады. Дырявила ангары. Рушила казармы. Валила вышки и сметала с них пулеметные площадки. Только купол на замковом холме Бурцев не трогал. Купол прикрывал остатки арийской башни перехода. А этот древний телепортационно-магический портал был ему нужен. До зарезу нужен…
Дорогу к платц-башне им еще пытались преградить. Из дальнего искореженного ангара выполз полугусеничный броневичок с открытым верхом, вместительным кузовом и прицепом, который гитлеровцы так и не удосужились отцепить. Видимо, неторопливая мощная машина использовалась здесь в качестве вспомогательного тягача. Однако имелись у цайткомандовского трудяги-вездеходика и пушечка с пулеметом.
Полноценной артиллерийской дуэли у эсэсовцев, впрочем, не вышло. Бронированное рыльце машины еще не успело развернуться орудием к противнику, а Бурцев уже влепил один за другим три снаряда - в приземистую кабину, под капот и по гусенице. Легкобронированная цель остановилась, задымилась.
Теперь вроде можно ехать…
- Держитесь покрепче, сейчас немножко потрясет! - предупредил Бурцев соратников.
И полез к месту механика-водителя.
Глава 51
Трясти начало сразу. И совсем даже не "немножко". Только сейчас он понял, каким все-таки асом был Отто Майх. Что там ни говори, а танк свой унтерштурмфюрер водить умел. Бурцев же, непривычный к габаритам "рыси", двигал многотонную трофейную машину по расстрелянной базе медленно и неуклюже, ловя гусеницами каждую яму и каждую кочку.
Внутри опять лязгало и громыхало. Бил по мозгам незадраенный люк: крышка подскакивала и грохала о броню, снова подскакивала. А их все еще поливали огнем. Шмолил пулемет на единственной чудом уцелевшей и покосившейся вышке. Кто-то строчил из автоматов. Но кто, откуда - не понять. Лишь стучало по броне, а стрелки попрятались по щелям, как тараканы.
Сыма Цзян тоже несколько раз пальнул очередями из своей бойницы. Зачем, почему и попал ли - это так и осталось для Бурцева загадкой.
- Моя все! - растерянный, обиженный голос. - Невидимая стрела улетела. Вся улетела. Самострела молчится…
Патроны, значит, у китайца кончились.
- Возьми мой! - крикнул Бурцев, не отрываясь от перископа механика-водителя. - Он уже заряжен.
Валявшийся у ног "шмайсер" утянули проворные руки.
Снова стрельба на ходу… И снова патронов хватило ненадолго.
Бросить рычаги управления Бурцев не мог, а значит, броня и двигатель сейчас - их единственное оружие. Да меч Освальда. Слава Богу, добжинец вложил наконец его в ножны. Иначе заточенный клинок всем им дырок понаделал бы при этакой-то тряске!
По броне барабанило. В танке - жара. Или просто казалось в горячке боя? Волосы - взмокли. Пот - ручьями со лба. Перископ запотел.
Бурцев неловко вел чужую машину и громко матерился при каждом толчке. Освальд что-то бормотал на латыни, китаец угрюмо молчал, а немецкий пулеметчик снаружи нервировал все больше.
Бурцев разогнал "рысь", направил прямиком на вышку.
- Держись, братва! - забывшись, рявкнул по-русски.
Ни поляк, ни китаец не поняли. А может, просто не успели ухватиться покрепче.
Он протаранил. И пожалел о совершенной глупости. Это только в фильмах про войну танки лихо сметают любое препятствие на своем пути. В жизни все обстоит иначе. Совсем иначе! Сотрясение от удара было такое, будто "рысь" налетела бронированным своим лобешником не на деревянную конструкцию, а, как минимум, на железобетонную плиту. От резкого толчка чуть не вылетели наружу потроха. А голова с такой силой впечаталась в железо, что не уберег даже толстый войлочный подшлемник. На мгновение помутилось в глазах. Потом Бурцев понял, что цепкий Сыма Цзян отлетел от своей бойницы. И еще бесконечно долгую секунду гудел топхельм добжиньского рыцаря: Освальд славно так приложился к затвору танкового орудия.
Зато вышка упала. Зато вражеский пулемет умолк. Бурцев гнал дальше. Потирал шишку и злорадно, дико, безумно хохотал. Он вновь не удержался от соблазна: проезжая мимо гаражных ангаров, мазанул-таки бортом по сгрудившейся недострелянной технике фон Берберга. "Цундаппы" разлетелись. "Кюбельваген" перевернулся.
Танк пошел в гору - на замковый холм. Через засыпанный ров. Через разбросанный вал. К широким, чуть приоткрытым воротам куполообразного строения, прятавшего от чужих глаз основание древней арийской башни. К тем самым воротам, откуда выходили взвод за взводом солдаты цайткоманды СС, откуда гитлеровцы выкатывали переброшенную в прошлое военную технику. Откуда, не жалея хребтов, выносили тяжеленные ящики с патронами, снарядами и гранатами в надежде пробить, проломить, взломать всей этой мощью сплетенную много веков назад вязь истории. И изменить все.
Теперь эти ворота предназначались для другого. Теперь они должны пропустить его, Василия Бурцева, бывшего омоновца и нынешнего рыцаря, оседлавшего немецкую "рысь", к гордой и прекрасной дочери Лешко Белого Агделайде Краковской. Пусть она ушла от него сама. Пусть она ни в грош его не ставит. Пусть… Но ворота все равно пропустят. Хотя бы потому, что им не устоять перед танком.
И тут его подловили.
В щель между воротными створками выскочили двое эсэсовцев в офицерской форме. У каждого - по противотанковой гранате в руках. Знакомые каплевидные килограммовые болванки. Немцы появились всего-то в двух десятках метров. Бурцев прекрасно видел их решительные лица, горящие ненавистью глаза, оскаленные рты. Чего уж там - не только красноармейцы умеют бросаться под вражеские танки.
Эх, был бы в руках сейчас пулемет, а не рычаги управления - скосил бы обоих, на фиг! Может, успел бы. Да будь хоть у Сыма Цзяна в "шмайсеровском" рожке малость патронов - развернул бы машину пробитым боком к этим двоим. Рявкнул бы на старика-китайца погромче, чтоб не жалел "невидимых стрел". Шансов еще меньше, но все-таки!
А так… Так - разворачивай, не разворачивай, останавливай, не останавливай… Так - кранты.
С двадцати… какой там, - с пятнадцати уже метров… с тринадцати… с десяти… В общем, ребята не промахнутся. Сами эсэсовцы тоже, конечно, того… От гранатных осколков им теперь не укрыться. Но танк остановят, фашистские камикадзы, мля! И экипаж сожгут, герои фатерландовы!
Тоскливо стало сразу. И из-за обреченной Аделаиды. И вообще… Перед мысленным взором предстали обгоревшие трупы немецких танкистов. Страшная смерть, если подумать… Вспомнился обезумевший от боли гитлеровец, что выскочил вот из этой самой прожженной кумулятивной струей "рыси". Парень орал и стрелял. Но орал, пожалуй, громче. Его-то хоть стрелой успокоили, а тут милосердным стрелам взяться неоткуда.
Стрелы взялись! Из ниоткуда! По две на каждого. И еще по одной, и еще… Длинные татарские стрелы! Бурцев видел в перископ, как они - одна за другой - входят в эсэсовскую форму.
Только теперь он сообразил, что к привычным звукам перестрелки давно уж примешивается пронзительное татарское "ура" и зычные вопли русичей.
Наши! Свои то есть! Вовремя подоспели… Прорвались через разбитый шлагбаум и следуют за танком! Палят из трофейных "шмайсеров" почем зря, метко бьют из луков.
Бросить гранаты эсэсовцы так и не успели. "Рысь" промчалась между утыканными стрелами, медленно оседающими в грязный снег телами.
Внутри куполообразного строения не было никого. И ничего. Лишь глубокий котлован с кольцом гигантских глыб на дне. Вниз вел пологий земляной спуск, основательно утрамбованный колесами и гусеницами. Туда Бурцев и направил машину. Резко - так что шлем Освальда вновь звонко ударился об орудие - затормозил в самом центре каменного круга. Заглушил мотор. Танк замер посреди основания разрушенной башни ариев. Бурцев повернулся к китайцу:
- Ну, Сыма Цзян, твоя очередь - не подведи. Ты ведь говорил, что можешь открыть путь от одной магической башни к другой.
Китайский мудрец кивнул - серьезно, торжественно и невозмутимо. И все же, кажется, старик здорово волновался - его татарский был сейчас чудовищным:
- Если два башня арийская мага уже заединена колдовская связя одна с другая, моя нужна только сказаться простая заклинания перехода. Моя даже не надо указаться конечный места перехода. Магия эта башня просто отправлять моя, твоя и наша в та башня, куда была последняя перехода перед наша перехода.
- Так действуй же! Твори заклинание! Раз фон Берберг только вчера переправился отсюда во Взгужевежу, значит, магическая связь существует. Значит, мы сможем идти по его следу!
Сыма Цзян еще раз кивнул. Сыма Цзян даже не стал вылезать из танка. Сыма Цзян просто произнес несколько слов на неведомом языке и…
Вспыхнул багровый свет, похожий на свет пламени в ночи, но не жгучий, а наоборот - холодный, леденящий какой-то, морозный… Свет усиливался, быстро формируясь в пульсирующую сферу на изрытом земляном полу. Сияющая сфера меж огромных каменных плит, обтесанных в незапамятные времена, росла, становилась ярче. Ярче… Мир за ее пределами - расплывчатее. И вот мира не стало вовсе. Мир поглотила продолжительная, почти бесконечная вспышка. И нестерпимо больно было смотреть дальше. Бурцев зажмурился.
А потом произошло все. Все остальное. Только это было уже не в Дерите - во Взгужевеже.
Глава 52
Тишину нарушила немецкая речь. Крик. Ругань. Ругали каких-то вконец спятивших "думкопфов". Ругали где-то совсем рядом… Бранились громко, яростно - так, что за пробитой танковой броней слышно каждое слово. Зато не видать ни зги.
Тьфу ты! Бурцев вдруг осознал, что сидит, по-прежнему уткнувшись в перископ. С зажмуренными глазами сидит.
Он разлепил веки. Былая багровость все еще присутствовала, но лишь в виде легкой дымки, едва окутывавшей танк. Дымка рассеивалась, растворялась в воздухе, ничуть не препятствуя обзору. Скорее наоборот. Ощущение было такое, будто на перископ зачем-то надели розовые очки с мощными линзами.
Перед танком - за границей слабой красноватой пелены - стоял подтянутый человек в форме офицера СС. По выправке видать - высокий чин. Все при нем как положено: ладно сидящая форма, высокая фуражка с нацистским орлом, на поясе - кобура и кинжал-динстдольх, на пальце поблескивает мертвоголовое колечко.
Офицера сопровождали два автоматчика - оба замерли чуть позади со "шмайсерами" на животах. Солдаты смотрели из-под касок угрюмо и выжидающе, стараясь не выпустить обуревавшие их эмоции наружу. Офицер же, в отличие от подчиненных, даже не пытался сдержать своих чувств. Офицер размахивал руками, офицер брызгал слюной, офицер топал ногой от злости. А собственно, чего он так разоряется-то?
Бурцев заставил себя вникнуть в смысл тирады. Понял: им угрожают трибуналом за ненадлежащее использование переходного портала.
- Вы находитесь в транзитно-координационной зоне, предназначенной для переброски живой силы, - орал офицер. - Ваше появление здесь - прямое нарушение инструкций цайтпрыжков и телепортационных войсковых перемещений. Вы блокируете платц-башню и создаете угрозу маневренности всей цайткоманды. Немедленно покиньте танк и объясните причину своего самоуправства!
"Наехать на него, что ли? - вяло подумал Бурцев. - Чтоб умолк наконец". Он все еще не отошел от шока переброски. Руки, лежавшие на рычагах управления, мелко подрагивали…
За спиной зашевелился Сыма Цзян.
- Где мы? - шепнул из-под многострадального шлема Освальд Добжиньский.
Бурцев повертел перископом кругового обзора. Знакомый подвальчик! Высокий - метра под три - потолок, широкий - два с половиной и длиннющий - хрен знает, сколько с четвертью - проход. И низенькие дверки в стенах… По такому коридору и с копьями, и с большими осадными щитами пройти можно и на коне проехать тоже. Танк вот даже поместился.
Правда, громадного стола и длинных лавок, что стояли здесь прежде, теперь нет - и от этого коридор кажется еще более просторным. А вместо привычных факелов с закопченных стен светят электрические лампочки - и здесь тоже генератор поставили! Зато в остальном…
- Во Взгужевеже мы, пан Освальд, - ответил Бурцев.
- Не может быть! Так просто?! Так быстро?!
- Взгляни сам, - он пустил рыцаря к перископу. Освальд даже не счел нужным снимать шлем. Вдавил смотровую щель топхельма в резину окуляров, ругнулся:
- Да ведь это же он!
- Он?
- Тот самый немец, с которым говорил фон Берберг, когда я прятался во рву Взгужевежи.
- Это когда вас выбили из замка, а тебя сочли убитым?
- Да!
Надо же, выходит, перед ними стоит сейчас зам фон Берберга - комендант Взгужевежи оберфюрер СС Фишер!
А эсэсовец все кричал. И все громче. И оскорблял, ничуть не стесняясь в выражениях. И визгливо требовал:
- Всем выйти-и-и из танка!
- А вот я сейчас и выйду! - пробормотал Освальд где-то в промежутке между "славянской швалью" и "отрыжкой еврея".
Бурцев протупил. Бурцев опоздал. Его рука лишь скользнула по кольчуге поляка. Задержать обиженного шляхтича не удалось. Взбешенный добжинец, которому вконец осточертел лощеный эсэсовский крикун, а еще больше - тесное танковое нутро, решительно откинул люк.
Гулкий грохот наполнил подвал Взгужевежи. Вопли смолкли. Выпучив глаза и беззвучно глотая ртом воздух, немец наблюдал, как над танковой башней появилось боевое рыцарское ведро. Офицер отступил на шаг - к охране. Но автоматчики, похоже, тоже офигели не на шутку. Пока добжинец неловко - цепляясь доспехами и перевязью с мечом за края люка - выбирался наружу, никто так и не проронил ни слова.
- Что за маскарад! - спохватился наконец офицер.
Рука эсэсовца судорожно нашаривала пистолет.
Освальд молчал.
- Ваше имя, солдат?! Звание?! Подразделение?!
Освальд спускался с брони.
- Снять шлем перед старшим по званию и доложить по форме!
Освальд приближался.
- Стрелять буду! - предупредил немец. Но стрелять он не мог: взволнованный фашик не справлялся с собственной кобурой. Еще бы - такое потрясение! Не каждый день приходится видеть рыцаря тринадцатого века, разъезжающего в танке.
Автоматчики направили "шмайсеры" на Освальда. Добжинец споткнулся было, но все же преодолел давний страх перед невидимыми стрелами. Сделал шаг, другой… Солдаты ждали приказа. И приказ вот-вот прозвучит - это видно по искаженной арийской физиономии под козырьком фуражки.
Освальд, дурень! Ну, на кой ты высунулся?! Изрешетят ведь в два счета. Бурцев тоже протискивался к открытому люку, даже не зная еще толком, что будет делать там, снаружи, какую помощь сможет оказать вспыльчивому шляхтичу.
И снова яркая до рези в глазах краснота залила все вокруг. Да что же тут творится?! Он прикрыл глаза ладонью. И… и вздрогнул от дикого ржания перепуганной лошади. Бу-бум! - громыхнули по броне подкованные копыта. Две тени - два всадника один за другим сверзились с танка за пределы багровой сферы.
Фьюить! - вспорол воздух знакомый звук. И лязгнул металл о металл…
Бурцев выглянул из танка… Все кончено! Ну, или почти все: автоматчики дергаются в предсмертной агонии. Дисциплинированные эсэсовцы так и не дождались приказа открыть огонь. А действовать самостоятельно ребята, видать, уже разучились. И вот теперь у одного в груди подрагивает длинная татарская стрела - эта вездесущая палочка-выручалочка, прилетающая когда нужно и бьющая куда нужно. Второй валяется с проломленной головой. Сбитая кистенем-мачугой каска все еще вертится волчком на каменных плитах пола.