Визит тринадцатый, счастливый
Декабрь выдался во всех отношениях суетный, хлопотный. Погода словно бы тоже никак не могла определиться – то ли ей радовать морозцем под Рождество, то ли рвать ветрами зонты из рук людей и навесы у лавок, то ли согревать всех солнцем.
После визита Шварца в Лондон события словно понеслись вскачь. Лениво дремавшие в своих кабинетах чиновники воспряли, порозовели и принялись стучать печатями с удвоенной скоростью, резолюции подписывались ежеминутно, и, самое главное – закипела работа на острове Св. Мартина, где находился гигантский ангар, принадлежавший Совету. Его отписали для нужд русского ученого, вывезли хлам, приставили охрану – суровых неразговорчивых немцев. Впрочем, вопросами безопасности и секретности ведали попеременно все члены Совета. Караул менялся каждый день – французы, англичане, русские… Яков тактично, но довольно настойчиво попросил сэра Картрайта поставить у входа швейцарцев. Во-первых, они зарекомендовали себя как хорошие наемники, и репутация эта тянулась сквозь века, во-вторых, Швейцария была известна своим нейтралитетом во всех конфликтах, раздиравших Европу – отчасти потому, что поставляла военные отряды то одной стороне, то другой. Председатель внял просьбе.
Шварц с Жаком почти не бывали дома – все свободное от сна время они проводили на острове Св. Мартина, готовя запуск проекта "Бриарей". Им отгородили в ангаре комнату, назвали ее "штабом" и наводнили его толпами чиновников. Яков и тут проявил твердость – табличку сменили на "Бюро разработки", бумагомаратели испарились, и на их место пришли ученые. Наконец, дело сдвинулось с места.
Большая часть производств и фабрик Острова работали, сами того не зная, на Шварца. Многочисленные детали доставляли на паромах, по нововозведенному мосту, даже везли с континента. Химики, физики, инженеры – все они подчинялись Якову. Он, вроде бы, ничего особого не делал, чтобы заслужить их признание – ни с кем не панибраствовал, не заводил друзей, не рассыпал комплименты, и, однако, спустя всего неделю, ученые не мыслили себе проект "Бриарей" без Шварца, советовались с ним по всем важным вопросам, уважали и восхищались. Жак при нем был вроде, как он говорил, "тени отца Гамлета" – слушал, помогал, подсказывал, брал на себя неприятные Якову функции общения с чиновниками. Окончательно от них избавиться, естественно, не вышло – но изобретатель на это и не рассчитывал.
К Рождеству ангар оказался окружен высоким забором, в Бюро стоял гул голосов, обсуждавших двигатели, покрытие металла, поршневые системы; в самом ангаре рабочие собирали детали вместе, сооружая нечто на большой площадке посередине – и, Жак был уверен, никто их них и понятия не имел, что конкретно строится. Распространение информации о проекте всячески пресекалось, на выходе всех проверяли – не выносят ли чертежи, записи, – и слухи ходили самые противоречивые. Подводная лодка, эсминец, боевой дирижабль, даже – космический корабль для полета на Луну, или же – для путешествия в глубь Земли. Яков смеялся, поминая добрым словом Жюля Верна.
С Клюевым Яков почти не общался. Пара телефонных разговоров, случайная встреча у дома – Жак подозревал, что фабрикант подкараулил их специально, – вот и все. Времени на дружеские посиделки не хватало, хотя пару раз Шварц признался помощнику, что скучает по Клюеву.
– Он простой, спокойный и… человек как есть, без двойного дна. Иногда очень не хватает его прямых суждений. – Сказал Яков.
Они стояли в нижнем цеху, где работали станки – грохот стоял несусветный.
– Что!!? – Закричал Жак, вынимая затычки из ушей.
– Ничего, – махнул рукой Шварц.
Уже после католического Рождества, в канун Нового года, нагрянула инспекция в лице Председателя Совета и нескольких представителей. Ради них работу ненадолго приостановили, иначе разговаривать было бы невозможно.
Сэр Картрайт, с идеальной выправкой – словно генерал перед армией, – прохаживался между рядами станков, хмыкая в аккуратные усики. По выражению его лица понять было трудно, то ли он одобряет, то ли порицает то, что предстало его взору. Он задал несколько вопросов, в основном, организационного свойства, Шварц ответил. Закончив осмотр цехов, сэр Картрайт прошел в Бюро. Жак, задержавшись у хлипкой двери с табличкой, дал отмашку рабочим – можно расслабиться, выйти покурить.
Председатель сел на единственный свободный от бумаг и рулонов с чертежами стул, сложил руки в перчатках на набалдашнике трости, выполненном в виде фламинго.
– Ну что же, мистер Шварц, – сказал он, не смотря на Якова, а разглядывая развешанные всюду инструкции, заметки и схемы. – Вы оправдываете то впечатление, что у меня о вас сложилось, и, безусловно, достойны доверия наших общих друзей.
Шварц поклонился молча.
– Каковы ваши прогнозы насчет проекта? Когда мы будем готовы представить его в удовлетворительном виде?
– Не раньше марта, – твердо сказал Яков. – И то, при благоприятной погоде, без перебоев в поставках оборудования и при полной самоотверженности работающих здесь людей… впрочем, насчет последнего у меня нет ни малейшего сомнения. Все они люди увлеченные, талантливые и верные.
Вот насчет последнего Жак мог бы возразить, но не стал. Помимо того, что он служил для Якова неким буфером, когда изобретателя осаждали газетчики, пытающие прорваться через стену секретности, или служащие всеразличных министерств и ведомств, он тщательно следил, чтобы все ученые, принимавшие участие в проекте, были преданны только Шварцу и его делу, и ничему больше. Проще говоря, он выслеживал шпионов. И как раз буквально этим утром подозрение, зародившееся у него, оформилось в почти полную уверенность. Скользкий малый, мистер Финней – американец, инженер. Он присутствовал на этой встрече с Советом, стоял в углу, скромно потупившись. Но Жак таких, как этот Финней, на завтрак ел, и нюх его никогда еще не подводил.
– Март, значит. – Хмыкнул Картрайт. В тоне его слышалось сомнение и некий прозрачный посыл, означающий "февраль был бы предпочтительней".
– Март. – Не моргнув глазом, подтвердил Яков.
– Хорошо. – Председатель поднялся, кивнул "свите". – Отчет я жду, как всегда, в конце недели, мистер Шварц.
Спровадив инспекцию, вся проверочная деятельность которой, как выяснилось, состояла в проходе туда-сюда с важным видом, Жак подал сигнал Якову – мол, есть разговор. Доведя гостей до выхода, он раскланялся и, закрыв за ними дверь, махнул рукой бригадиру – можно начинать работать. Затем поднялся на несколько пролетов вверх, прошел по решетчатому полу третьего этажа – под ним снова заработали станки, забурлила работа, застучали молоты и зашипели сварочные дуги, создавая ощущение, будто внизу разверзся ад – и вышел через небольшую дверцу на крышу ангара. Ветер тут же вцепился в горло, глаза заслезились. Жак запахнул пальто и осторожно двинулся вдоль узкого балкона, который привел его на площадку – неустойчивую, казавшуюся хрупкой по сравнению с громадой здания. Перил у нее не было, так что Жак прислонился спиной к закругляющейся крыше ангара, холодной и твердой, и стал ждать Якова. Тот появился нескоро.
– Отчего задержался? – Спросил Жак.
– Отвечал на вопросы.
– Вроде "Что это за усатый старикан, и зачем он приходил"?
Яков пожал плечами, то ли показывая свое равнодушие, то ли от холода:
– Обычная процедура. Прийти, сделать суровое лицо, и уйти. Все равно информацию он получает напрямую от меня, в отчетах, каждую неделю. Это так, показательный визит – напомнить, кто тут хозяин.
Повисла пауза, потом Жак не сдержался, захохотал. Смеялся он долго. Яков сначала смотрел на него с осуждением, но очень скоро выяснилось, что оно напускное – он тоже прыснул.
Сверху открывался впечатляющий вид на море – оно блестело на солнце, как рыбья чешуя, а пологие холмы, спускавшиеся к берегу, радовали глаз изумрудно-зеленой травой. Смех постепенно смолк и некоторое время мужчины стояли молча, просто любуясь зрелищем.
– Ги Бразил… – Пробормотал, уставившись вдаль, Жак. – Авалон… Я обнаружил у нас шпиона, – добавил он, резко переходя к делу.
– Финней? Я знаю. – Отозвался Яков, поднимая воротник пальто. – И все жду, когда он залезет в мои бумаги, или начнет вести разговоры с другими учеными, но он осторожен…
– Или труслив. Хочешь, я сыграю перед ним дурачка? Все знают, что я – твоя правая рука. Если я продемонстрирую свою слабость, он не преминет предложить мне деньги или власть. Или и то, и другое.
– Сыграй, только не переусердствуй. – Яков сделал пару шагов вперед, наклонился, глядя вниз. Ветер трепал пряди его волос, и казалось, что это языки пламени пляшут вокруг головы. Казалось, он нисколько не напуган высотой, наоборот, его завораживает чувство, которое возникает, когда стоишь на самом краю. Яков поднял взгляд зеленых глаз на Жака. – А когда узнаешь, что именно он уже успел разнюхать, избавься от него.
Жак рассчитывал, что ему придется долго "обхаживать" Финнея, подкидывать намеки, вздыхать, демонстрировать пустой кошелек, маячить перед глазами с брошюрой "Как обмануть своего босса, украсть его секреты и выйти сухим из воды", но все оказалось проще. Видимо, совпали те самые мелкие детали, моменты жизни, линии, о которых так любил рассуждать Яков. Буквально через пару дней после разговора с патроном Жак задержался в ангаре допоздна. Рабочие ушли, только в Бюро засиделись ученые, исписывая грифельную доску непонятными закорючками, но вскоре и они удалились. Жак и не думал в этот день "ловить рыбку", ему действительно надо было перебрать кучу бумаг – предстояла тяжелая работа: хоть Яков и употреблял словосочетание "мой еженедельный отчет", занимался-то им Жак.
Француз выключил свет везде, кроме лампы на своем рабочем месте, и засел за кипы схем и бухгалтерских ведомостей. Хорошо еще, что основные финансовые дела вел Адам, которому раз в день отправляли картонную коробку с документами по адресу Шварца. Но вот общую смету и, в особенности самые секретные расчеты производил Жак. Председатель был категорически против, чтобы столь важные документы покидали ангар, а Яков так же непреклонно заявил помощнику, что Адама на проекте не должна видеть ни одна живая душа. Вот и мучился Жак каждую субботу, то швыряя карандаши в стену, когда цифры начинали двоиться в глазах и путаться, то бегая по Бюро и пиная мусорные корзины.
Дверь в Бюро чуть скрипнула. Жак поднял голову от бумаг. Никого… Он снова склонился над листами, но тут дверь скрипнула второй раз. В проеме стоял Финней, длинный, нескладный, в мятой шляпе.
– Сеньор Мозетти, вот так неожиданность… а я забыл зонт.
"На улице нет дождя, шпион недоделанный", – чуть было не буркнул Жак, но вежливо улыбнулся.
Американец забрал зонт и, уже вроде бы собравшись уходить, остановился у стола француза.
– Отчет пишете?
"Почему бы и нет?", – подумал Жак.
– Да… – он тяжело вздохнул. – Так всегда, гнут спину простые клерки, вроде нас с вами, а вся слава достается начальству. У меня уже ум за разум заходит от этих цифр. И вчера я не спал, и сегодня до постели не доберусь, похоже.
Изобразив на лице мировую скорбь, Жак застыл в ожидании – клюнет?
– Да уж. И получаем мы за это сущие гроши… а между тем, без нас они бы и шагу сделать не могли, – ответил Финней, подтащил стул и сел рядом с коллегой.
"Мне бы в актеры, – сокрушенно кивая, подумал Жак, – синематографа… хотя нет, пусть сначала звук к нему приделают, а то львиная доля моего очарования пропадет". Американец тем временем продолжил:
– Вы давно служите у мистера Шварца?
"Как сказать… возможно, всю мою жизнь…"
– Два года, – произнес Жак вслух. – А что?
– И что вам о нем известно? Просто… не поймите меня неправильно, я всякое слышал.
"Вот так вот, с места в карьер – где их только учат?"
– Например? – Изобразив живейший интерес заядлого сплетника, француз подался вперед. И, чтобы его порыв не выглядел фальшиво, чуть нахмурился и добавил: – Мне он мало что рассказывает о себе.
– А в Америке он довольно известен, вы знали? – Почувствовав себя хозяином положения, Финней откинулся на спинку стула, достал портсигар. Жак снял с соседнего стола пепельницу и поставил перед американцем. Длинное лицо его собеседника чуть вытянулось в подобии благодарной гримасы. – Если быть точным, то известен был не он, а его прежний наниматель. Николай Данилович Матич, – с трудом выговорив иностранную фамилию, Финней взглянул на Жака. Тот изобразил муки памяти:
– Да-да, это имя проскальзывало в наших разговорах. А кто это?
– Удивлен, что вы ничего не слышали о Матиче. Великий ученый, родом из Австро-Венгрии, знаток электричества и магнетизма, физик, инженер. Уникальная личность… Неужто не слышали? "Война токов"? Лаборатория на Лонг-Айленде?
Жак покивал снова. Он не удивлялся тому, что американец в курсе прошлого Якова. Куда важнее, какие выводы он сделает из своей информации. Впрочем, до правды все равно не докопается. Никто на это не способен.
– И…? – подтолкнул Жак собеседника. – Ну, был он помощником Матича, и что? Очень часто ученые обучают новую смену…
– Не знаю, могу ли я вам доверять, – медленно, не сводя с него проникновенного взгляда, начал Финней, – но сами посудите… вас мистер Шварц чему-нибудь обучает?
– Я мало соображаю в науке…
– А кого-либо другого?
– Хм. – Жак нахмурился. – Вы правы. Но все равно не пойму, к чему вы ведете…
– А вот к чему. Мистер Шварц объявился в помощниках Матича довольно неожиданно. До этого он был всего лишь секретарем и бухгалтером проекта "Мировой системы". Если вы забыли, что это, позвольте освежить вашу память. В 1904 году Матич издал брошюру, с тем же названием, в которой писал, что возможно создание некоего мощного оружия, управляемого на расстоянии, с помощью которого можно будет установить мир повсеместно, вразумить тех, кто толкает страны к войне и насилию. Как средство, равно угрожающее и тем, против кого оно будет использовано, и тем, кто его использует. Понимаете, к чему я клоню?
Жак покосился на стопки схем, лежащих на столе. Довольный его сообразительностью, Финней ухмыльнулся и закурил снова.
– "Мировая система" – так называлась огромная башня, которую возвели на Лонг-Айленде на деньги нашего, американского магната Моргана. Проект этот держался в строгом секрете… ничего не напоминает? Хотя Матич, надо отдать ему должное, всегда был против тайн, окружающих науку… И возможно, повторяю, только возможно – но очень уж похоже на правду, – что его помощник, мистер Шварц, и был тем человеком, который настаивал на сокрытии правды.
– А что стало с Матичем?
– Мистер Шварц не говорил? Впрочем, это не кажется мне странным… Матич погиб в своей лаборатории во время проведения эксперимента – при очень, надо сказать, странных обстоятельствах. А мистер Шварц спешно покинул Штаты, причем все записи его работодателя исчезли.
– И Шварц продолжает его дело здесь…
– Не продолжает, сеньор Мозетти. Мы думаем, он украл записи Матича и пользуется ими, чтобы создать себе дутую репутацию. Посудите сами – Шварц появился неизвестно откуда, всего пару лет пробыл в помощниках Матича, причем даже не в качестве лаборанта, а как простой секретарь, и вдруг объявляется на Острове, словно какой-то гений-самородок? На мой взгляд, тут все ясно, как день.
Жак мысленно отметил это "мы" в речи Финнея, но решил пока не заострять на этом внимание. Посмотрев на американца хмуро, он достал из ящика стола маленькую фляжку с коньяком, поднес ко рту… потом, словно спохватившись, протянул Финнею. Тот отказываться не стал, отхлебнул, утер губы.
– Вот, значит, как… – Пробормотал Жак. – Я, конечно, слышал от Шварца, что он учился у одного из величайших ученых, который не так давно умер, но и предположить не мог… Но чего он, в таком случае, добивается?
Американец вздохнул тяжело, словно бы испытывая сомнения в том, можно ли доверять собеседнику. Потом цокнул языком, мол, была не была. Жак восхитился игрой Финнея, впрочем, своей он был доволен в большей степени. Ведь, в конце концов, американец не был тем, кто мог бы потягаться с ним на равных.
– Добивается? – Финней хмыкнул. – Власти. Денег. В проект "Бриарей" вложены огромные средства, и еще больше появится их вскоре, дайте срок… Но, бьюсь об заклад, через какое-то время начнутся "сложности", задержки, проволочки…
– А почему бы Шварцу не довести проект до конца?
– Он не сможет. – С уверенностью, с какой обычно утверждают, что Земля вращается вокруг Солнца, а хлеб всегда падает маслом вниз, сказал Финней. – У него нет той части записей, в которых говорится о завершающей стадии работ над "Мировой системой". Она находится у законных хозяев, которых я имею честь представлять.
Жак пораженно приоткрыл рот. Нет, определенно, он мог бы сделать карьеру, скажем, в театре… если бы не предпочитал играть в самой жизни, а не изображать ее.
– Вы – человек Моргана… – высказал он "неожиданную" догадку.
– Да, я представляю компанию "Дженерал Электрик". Компанию, которой принадлежат права на изобретение Матича. И, по сути, мистер Шварц украл его у нас, и сейчас пытается извлечь из обрывочных данных, доставшихся ему нечестным путем, свою личную выгоду. Подумайте, сеньор Мозетти… – американец наклонился к Жаку, дыхнув тому в лицо сигаретным дымом. – Вы точно хотите работать на вора и обманщика?
– О Боже, нет… – Жак встал, в волнении зашагал туда-сюда перед Финнеем, который старался скрыть торжествующую улыбку. – Но… что… что мы можем сделать?
– … и тогда он тоже встал и таким таинственным шепотом сказал: "У вас есть ключ от сейфа Шварца. Мы заберем документы и уедем в Штаты. Без своих подсказок он лишится финансирования уже через неделю, так как не сможет представить результаты комиссии, и с позором будет изгнан с Острова. А потом вскроются его махинации и с электрическим двигателем, и с остальными изобретениями, которые тоже принадлежат Матичу, а по его завещанию – "Дженерал Электрик". Восстановить патенты можно будет позже".
– И что потом? – Расслабленно спросил Яков, болтая ложечкой в кофе.
Они с Жаком сидели в малой гостиной дома на Николаевской – той, в которую посетителей обычно не проводили. Не потому, что там находилось что-то секретное – просто мало кто смог бы расположиться с удобством среди нагромождения аппаратов непонятного назначения, книг и торчащих в самых неожиданных местах трубок и штырей. Посреди гостиной располагались два кресла, между ними – маленький столик. Из освещения – только канделябр на четыре свечи, да потрескивающий синеватыми разрядами шар в стеклянном колпаке. Вернувшись домой, Жак нашел патрона именно здесь – он читал томик "Жизнеописание Вольтера".
– Потом… – Жак поскреб подбородок. – Я, понятное дело, изобразил энтузиазм и повел его к твоему столу. Но до сейфа он не дошел.
– Как так?
Француз достал из кармана небольшую стальную фляжку и поболтал ею в воздухе. Раздалось бульканье. Яков усмехнулся.
– Понятно… И где теперь мистер Финней?