Светлое пятно в сосуде дернулось в ее сторону; к стеклу прижалось белесое лицо без малейшей искры разума в глазах, руками существо уперлось перед собой, словно бы пытаясь столкнуть сосуд, разбить, добраться до нее… И тут Джилл впервые взглянула на тварь прямо, она заставила себя смотреть, не отворачиваясь и не убегая, чувствуя, что страх захлестывает ее, но зная, что стоит побежать – и страх станет абсолютным. Она смотрела и… не могла оторвать взгляда от рук существа. Его ладони были абсолютно чисты, гладкая кожа, никаких линий жизни, судьбы… ни морщинки. Сзади послышался стук шагов, рядом оказался Адам, он обнял Джилл и зашептал успокаивающе на ухо, что все будет хорошо. Но Джилл вывернулась из его объятий. Он умоляюще протянул к ней руки… и она увидела у Адама те же, абсолютно пустые, гладкие ладони.
Джилл проснулась резко, словно кто-то вырвал ее из сна. Она задыхалась, но паники не было. С трудом пошевелив затекшей шеей, девушка огляделась – солнце светило прямо в окно, значит, сейчас около полудня. Джилл провела рукой по лицу, всмотрелась в руку… и вспомнила.
– Но как? – Прошептала она. – Как такое может быть?
Мысли сумбурно мешались в голове. Каким образом Адам может быть связан с существом из подвала? Да и связан ли? Прикусив губу, Джилл напрягла память – не во сне, а в реальности она видела ладони Адама, должна была, он ведь редко носил перчатки… Девушка постаралась, теперь уже без страха, вспомнить каждый свой шаг в доме Шварца. И охнула от неожиданности, когда поняла, что сон является лишь отражением того, что она видела на самом деле. Вернее, смотрела, но не видела, заставляя себя забыть странность – мельком увиденную ладонь, гладкую, кроме тех мест, где сгибались пальцы.
– Существо… – пробормотала Джилл. – Что-то было такое, существо в пробирке… Голем? Нет, иначе. Голум… Гомул…
Она бросилась к дядиной книжной полке, куда он перенес внушительную часть домашней библиотеки. Вынула пыльную, толстую "Энциклопедию мифов" и принялась лихорадочно листать страницы.
– Гомункулус! – Воскликнула она победно. И вслух зачитала: – Существо… алхимики… вырастает из капли крови… подчиняется хозяину, может творить чудеса, крошечные человечки…
В той мешанине чувств и мыслей, в которой сейчас находился ее разум, Джилл вцепилась в главную, самую главную мысль:
"Он не сам… он подчинялся. Он не мог ему отказать! И одновременно он взбунтовал, когда полюбил! И не мог мне сказать…"
Джилл захлопнула книгу и посмотрела на часы. Начало первого… вряд ли мистер Клюев пять часов торчал на набережной, для этого слишком прохладно. Значит, он, как и сказал, на фабрике. Джилл поспешно поднялась, выскочила из редакции и, спустившись вниз, оседлала велосипед, И помчалась в русский квартал, быстро крутя педали.
Фабрика и впрямь была пуста. Догадавшись, что к кабинетам начальства, скорее всего, ведет широкая и чистая лестница, Джилл, стуча каблучками, практически взлетела наверх. Вот и дверь, на ней табличка с именем и должностью. Девушка постучала пару раз и тут же, не дожидаясь приглашения, зашла.
Клюев в верхней одежде сидел за столом, уставившись на конверт, лежащий перед ним.
– Мистер Клюев! Мне нужно ваше приглашение, я передумала! – Выпалила Джилл.
– Почему? – Скованно, будто пробуждаясь ото сна, фабрикант указал ей на стул напротив. Джилл замотала головой.
– Некогда, извините. Мне срочно надо попасть на открытие!
– Зачем? – Непонимающе нахмурился русский.
Джилл раздраженно охнула.
– Извините, но мне очень нужно… Я поняла… поняла… я не могу сказать, вы мне не поверите, – затараторила она, подходя ближе и надеясь, что успеет быстро схватить конверт. В этот момент она не думала о том, что кража – это недостойно. – Я должна остановить Шварца, иначе он отправит Адама в этой машине, понимаете? И я больше его никогда не увижу, а он…
Клюев накрыл конверт широкой ладонью и твердо сказал:
– Расскажите мне все, и тогда получите приглашение. Обещаю.
Джилл вздохнула и, сбиваясь от нетерпения и волнения, рассказала фабриканту все, что узнала – и о подозрениях Томпсона, и о странном поведении Адама, и о подвале, и даже о своем сне, который указал ей на странности, которые она не замечала, даже глядя на них в упор.
– Гомункулус, я понимаю, это звучит дико, но…
– Гомункулус… – Забормотал Клюев, уставившись в одну точку. – Петруша был прав… Человек-Без-Души… так огненный демон – тоже правда?
– Я не понимаю, о чем вы говорите, – взмолилась Джилл, – но прошу, отдайте приглашение, последний паром отходит в два часа, если я опоздаю…
– Если МЫ опоздаем, – поправил ее Клюев, и встал решительно с кресла, – но этого не случится. Мы идем вместе. Вы, надеюсь, не отпускали кэб, на котором приехали сюда?
– Кэб? – Джилл засмеялась нервно. – Вы шутите, на улицах никого, я приехала на велосипеде, и так же собираюсь добраться до парома.
Фабрикант, чьи усы грозно встопорщились, сунул конверт в один карман пальто, затем достал что-то из ящика стола и спрятал в другом.
– Хорошо, – сказал он. – Идем.
Карл Поликарпович нахлобучил шляпу, и они вместе сбежали вниз. У входа в небольшой цех Клюев отцепил от столба старый, но крепкий велосипед, принадлежавший, видимо, кому-то из служащих. Взгромоздившись на него, он буркнул:
– Один раз научившись, никогда не забудешь… да. – И крикнул зычно, словно полководец, призывающий войска: – Едем!
Джилл беспокоилась за своего неожиданного попутчика – он ехал криво и спицы колес жалобно скрипели. Но потом Клюев слегка выправился и даже развил немалую скорость; но все равно ехал слишком медленно по сравнению с журналисткой. Джилл то и дело оборачивалась, проверяя, не отстал ли Клюев, ведь конверт остался у него. К тому же, она догадалась, что у русского свои счеты к Шварцу, а поддержка ей не помешает.
Они проехали несколько кварталов, как вдруг Клюев закричал что-то и свернул вбок. Джилл застонала от отчаяния, но делать было нечего – повернула за ним. "Может, он знает короткую дорогу", – подумалось ей. Теперь она была вынуждена плестись в хвосте, то и дело сбавляя ход, и стараясь не налететь на фабриканта. Но вот Клюев притормозил у странного здания – белого, со стрельчатыми окнами и башенками, увенчанными синими луковичками. Увидев кресты на шпилях, Джилл догадалась, что это православная церковь. Только вот что тут делать Клюеву? Помолиться перед дорожкой?
– У нас нет на это времени! – Безнадежно попыталась Джилл вразумить мистера Клюева, но тот, проигнорировав ее слова, вбежал в здание. Однако вернулся он скоро – под пальто у него что-то топорщилось на уровне груди, и в вырез воротника видно было что-то блестящее.
– Поехали! – Махнул ей Клюев.
И они помчались вперед. Дыхание у Джилл сбилось давно, горло словно обжигало при каждом вздохе; она даже предположить боялась, насколько плохо сейчас фабриканту, который явно не привык к долгим велосипедным поездкам, да и весом обладал немалым.
Проехав почти через весь город, Джилл и ее новоявленный союзник одним махом выскочили на деревянный настил Восточной набережной. Девушка, увидев все еще стоящий у причала паром, крикнула:
– Быстрее!
Оглянувшись, она испугалась, как бы Клюева не хватил удар – лицо у него было багровое, лоб весь в капельках пота. Доехав, она соскочила с велосипеда, уронив его на землю, и побежала по трапу, размахивая руками.
– Подождите! Подождите!
Паром был забит почти до отказа. Пассажиры, заслышав крики, с любопытством подходили к перилам; дамы смотрели вниз сквозь лорнеты, дети показывали пальцами на странную леди. Пожилой матрос на палубе уже взялся за витой шнур, собираясь перекрыть проход. Он усмехнулся, глядя на растрепанную дамочку; а вот при виде высокого и толстого господина, что ковылял, скособочившись, к парому, держа руку прижатой к груди, сочувственно покачал головой.
– Самую малость еще бы, и… – Матрос присвистнул и пояснил для Джилл. – Эм, как там по-вашему… Ю лаки вери матч. Инвайт?
– Вот "инвайт", – дыша с хрипом, господин в слишком теплом, но отчего-то наглухо застегнутом пальто сунул матросу в руки конверт. Тот вскрыл его, достал карточку с золотым тиснением.
– Мистер и миссис Клюевы. – Он критически оглядел мрачного мужчину преклонных лет и совсем еще юную девушку, но пожал плечами и вернул конверт с приглашением. – Прошу на борт. Вам водички холодненькой принести?
– Нет, спасибо, – господин похлопал себя по карману. – С собой есть кое-что.
Паром, носящий гордое имя "Генриетта", отчалил; Джилл и Клюев чуть прошли вдоль борта и остановились у поручней, ближе к выходу, чтобы выйти одними из первых и не застрять в толпе. Пока паром тащился за маленьким, но усердным буксиром, Джилл со своим спутником не разговаривала – слишком много людей было поблизости. Лишь в самом начале он предложил ей выпить из фляги, которую достал, покопавшись в кармане пальто; она, почувствовав сильный дух алкоголя, отказалась.
Джилл заметила среди пассажиров нескольких припозднившихся журналистов: один из них держал треногу с фотоаппаратом, приподняв его над головами соседей, будто штандарт. "А что если то, о чем говорил Томпсон – правда? – подумала Джилл. – Тогда все эти люди находятся в большой опасности. Мало ли что взбредет в голову этому сумасшедшему Шварцу, а у него под рукой подчиняющийся ему во всем Адам…". Девушка крепче вцепилась в поручень. Ей стало кристально ясно, что необходимо остановить Шварца любой ценой. Она, возможно, спасет множество людей, и еще… вернет себе Адама. Или, по крайней мере, не даст ему стать убийцей.
Внезапно вокруг зашумели: пассажиры что-то возбужденно обсуждали. Джилл отвела взгляд от горизонта и, заметив, что окружающие повернули головы куда-то вбок, посмотрела в том же направлении: паром как раз обогнул высокий холм и взору прибывающих во всей красе предстал "Бриарей".
Гигантских размеров человеческая фигура – не менее ста пятидесяти футов, на глаз определила Джилл, – возвышалась на другой стороне острова. Металлический блеск его брони навевал мысли о рыцарях, ноги и бок его покрывали строительные леса В центре груди его что-то темнело, глаза отражали солнечный свет так, будто сделаны были из хрусталя. Плотный шлем, массивные "доспехи" и высота – все это создавало впечатление пугающее, первобытное. Джилл вспомнила детские сказки – в них говорилось о великанах. Таких вот, головами подпирающими небо.
Дамы вокруг восхищенно щебетали, а Джилл делалась все мрачнее.
Наконец, паром причалил; она подхватила русского фабриканта под руку, чтобы не потерять в толчее и тихо сказала:
– Я найду Томпсона, я о нем вам рассказывала – он поможет. Постарайтесь остановить открытие, или хотя бы придумайте, как задержать их. Я читала план мероприятия – первым будет выступать сэр Картрайт, вы сможете поговорить с ним?
– Попытаюсь, – коротко ответил Клюев.
Последние зрители, высадившись, двинулись к трибунам, расположенным ярдах в трехстах от причала. Неподалеку от рассаживающихся на скамьях дам и джентльменов сновали лоточники, предлагая чай, кофе и лимонад; бегали между установленных полукругом флагштоков дети, споря между собой, кто из них великан. У сцены группа людей была особенно многочисленной и плотной: там собрались журналисты со всего света. Щелкали вспышки, слышались обсуждения на десятке языков. Джилл быстрым шагом, насколько позволяла толпа, приблизилась к местам, отведенным для прессы, и принялась выискивать взглядом Томпсона; фабрикант отошел в сторону раньше, еще когда они взобрались на пригорок.
Карл Поликарпович затруднился бы сказать, сколько именно народу собралось на торжественное открытие "Бриарея". Может, пять сотен, может и вдвое больше. Ему было не до подсчетов – все мысли занимала махина впереди. Металлический гигант стоял чуть в отдалении от сцены: чтобы добраться до него, Клюеву пришлось бы пробираться сквозь толпу. Он огляделся – ученым, богатым промышленникам, аристократам достался первый ряд сидений, даже не просто скамей со спинками, для них выставили кресла, обитые красным бархатом. Здесь можно было бы пройти, не рискуя толкнуть кого-то или отдавить ногу, но уж слишком много знакомых лиц, как бы кто в неподходящий момент не отвлек его болтовней. У самой сцены небольшой кучкой толпились члены Совета – как колокольня среди избушек, возвышался над ними необычайно напыщенный Картрайт. Подобраться к подножию механического гиганта было почти невозможно – чтобы предотвратить хулиганские выходки, вокруг установили ограду; а Карл Поликарпович был неподходящего как возраста, так и комплекции для лазания через заборы. Однако выход все же нашелся – за сценой, между нею и этим самым забором, обнаружился проход.
Объясняться с Картрайтом у Клюева не было ни малейшего желания, что бы там ни думала себе эта журналистка; он надвинул шляпу поглубже и, пройдя вдоль сцены, бочком двинулся по узкому проходу.
Сэр Картрайт, председатель Совета Острова, в очередной раз отмахнулся от ученых собратьев и, держа листок с речью перед собой, торжественно поднялся на сцену. Толпа быстро утихла, в постепенно разливающейся тишине раздалась лишь пара хлопков – сработали вспышки. Картрайт с опаской на лице придвинулся к громкоговорителю, кивнул помощнику и тот склонился над динамиками, затем что-то подкрутил у стойки микрофона. Помощник, молодой человек с длинным носом, был бледен и взволнован, председатель же терпеливо, бесстрастный, как сфинкс, ждал, когда можно будет начать речь. Покопавшись еще, помощник забубнил в микрофон:
– Прошу прощения. Для начала хочу отметить, что сие изобретение, а именно устройство, с помощью которого я говорю, также принадлежит гению многоуважаемого мистера Шварца. И, так как не все присутствующие знакомы с сэром Картрайтом… то есть, – перехватив полный неодобрения взгляд председателя, юноша поправился: – Выступает Председатель Совета Острова, сэр Картрайт!
Он отскочил и его место занял глава Совета.
– Гости Острова Науки! – разнесся над головами зрителей сильный, лишь немного искаженный динамиками голос председателя. – Леди и джентльмены. Сегодня – великий день в истории науки! – Он прокашлялся, забыв отойти от микрофона, и присутствующие поморщились. Картрайта сей факт не смутил, он спокойно продолжил: – Я счастлив и горд представить вашему вниманию плод совместных трудов множества ученых из нескольких стран, широко представленных на нашем Острове…
Джилл разглядывала группу журналистов, жалея, что не может подняться в полный рост – встать сейчас означало привлечь излишнее внимание. Она нашла пустующие места в третьем ряду: видимо, именно они предназначались для "мистера и миссис Клюевых", и теперь пыталась найти знакомое лицо Томпсона… вернее, знакомую фигуру, поскольку репортеры и фотографы сгрудились у сцены спиной к зрителям. Ей показалось, что она заметила американца; он стоял с краю, не отрывая глаз от выступающего, а карандаш его плясал над блокнотом. Теперь надо было придумать, как отвести его незаметно в сторону.
– … уникальность изобретения не только в том, что при его создании использовались новейшие разработки в области физики, химии, механики, но и в самой своей сути, в концепции. – Вещал тем временем Картрайт. – Это – некий рыцарь на страже мира и спокойствия, доказательство доброй воли правительств многих стран, и их же гарантия, что никто первым не начнет неправомочных действий по отношению к другой стране. Но самая большая ценность данного изобретения состоит в том, что для его управления не требуется человек.
"Ха!", – чуть было не выкрикнула Джилл, но сдержалась. И бросила взгляд на "Бриарея", что возвышался над людьми, собравшимися вокруг; он в сравнении с ними был как обычный человек рядом с муравьями, кишащими у ног. И где же Адам? Наверняка уже внутри, Шварц мог привезти его на остров загодя, ночью, и спрятать в чреве этого механического монстра.
Джилл с трудом оторвала взгляд от гиганта. Извиняясь перед теми, кого побеспокоила, покинула свое место и вышла на свободный пятачок; приблизившись к прессе, насколько это было возможно, она тихонько шикнула, стараясь привлечь внимание Томпсона.
– Об основных принципах работы искусственного разума вам расскажет его создатель, русский ученый, мистер Шварц! – Объявил Картрайт и отступил на шаг. К нему подбежал все тот же взволнованный помощник и что-то горячо зашептал на ухо. Председатель снова приблизился к микрофону; Джилл показалось, что он уже не так уверен в себе, как раньше. – Прошу прощения, мне только что стало известно, что мистер Шварц заканчивает последние приготовления для демонстрации "Бриарея", поэтому, думаю, дабы не прерывать наше мероприятие, я выступлю вместо него. Итак, искусственный разум. Многие из вас считают его небылицей, некоторые вообще не знают, что он из себя представляет, даже теоретически. Позволю себе несколько углубиться в детали, однако же, не настолько, чтобы утомить слушателей ненужными техническими подробностями…
Джилл, потеряв всякое терпение, нагнулась и, подобрав с земли камушек, швырнула его в спину Томпсона. Тот вздрогнул, обернулся. Завидев ее, приподнял брови – девушка выглядела чересчур растрепанной для такого важного мероприятия. Джилл сделала страшное лицо и поманила журналиста к себе.
Карл Поликарпович приблизился к "Бриарею" почти вплотную: обогнул его левую пятку и осторожно пошел дальше, озираясь по сторонам. И, как выяснилось, не зря – у края сборочных лесов, как раз около лестницы, стояла пара охранников из местной полиции. Клюев стал перебирать варианты, коих у него было немного: показать свое приглашение и надеяться, что фамилия "Клюев" им хоть немного знакома, либо же применить силу. Впрочем, можно было начать с простой просьбы, а потом уж…
– Добрый день, – вежливо поздоровался с полисменами Карл Поликарпович на английском. Они посмотрели на господина, пробирающегося к ним через перекрестные балки лесов, без особой опаски, и синхронно закивали.
– Я – помощник мистера Шварца. – Клюев протянул приглашение. – Срочное дело.
Полисмены переглянулись, один из них поднес руку к виску в вежливом салюте. Затем он медленно, тщательно выговаривая слова, объяснил, что по приглашению – это мистеру надо к трибунам, там, где зрители.
Карл Поликарпович вздохнул тяжело, порылся в кармане пальто и, достав револьвер "Бульдогъ", "бельгiйской работы, съ особымъ предохранителемъ отъ нечаяннаго выстрела", наставил его на стражей порядка.
– Срочное дело, – повторил он. – Уходите.
Полисмены, поставленные сюда отгонять детей и особо любопытных журналистов, растерялись; затем, решив что начальству виднее, скрылись за высоким штабелем из труб, прикрытых брезентом. Клюев опустил револьвер в карман и стал подниматься по лестнице.
План его особенной хитростью не блистал. Добраться до головы гиганта, пока Яков будет выступать, проникнуть внутрь – если мисс Кромби права, а скорее всего, так и есть, должен быть вход, через который Адам туда попал, – и затем под дулом того же "Бульдога" заставить секретаря выйти. Ну и разбить что-нибудь, выглядящее, как важная деталь – для спокойствия. Или же разнести там внутри все к чертовой матери – Карл еще не решил.