"Мы отомстим за вас, чего бы это нам ни стоило. И тот, кто приказал вас убить и сами убийцы, умрут жестоко. Очень жестоко. И семьи их, и дети, и отцы, и матери. Всем смерть!"
- Есть! - вскрикнул Курбат. - Есть живой!
- Кто!? - Звенислав и я одновременно бросились к горбуну.
- Лука, воспитатель, - Курбат понял, что выживший не из наших, и сник.
Луку вытащили на свет, под самое крыльцо воспитательского барака. Но бесполезно, воспитатель еле дышал, и в сознание не приходил. Если он что и расскажет, то не в ближайшие дни, да и то, если выживет.
- Тянем его в домик, - скомандовал я и, с трудом взвалив массивное тело Луки, мы затянули его внутрь и положили на кровать. После чего наскоро и грубо перебинтовали его кусками холстины, оторванной от покрывала, да так и оставили.
Вслед за нами, с горящим факелом в руках, вошел Курбат и с надрывом сказал:
- По всему двору следы боя и мертвые наемники валяются, воспитатели дрались. Они за наших дрались, понимаете?
- Успокойся! - прикрикнул я. - Думаешь, нам не тошно? Надо осмотреться и определиться, кто это был и почему так произошло. Найти их надо, Курбат. Найти и отомстить.
- Пошли, - буркнул он, и направился во двор.
Из кладовки мы взяли свежие факела, подпалили их и разбрелись по территории. Стали обходить двор и помещения, пытаясь разобраться, что же здесь произошло. И кое–что смогли понять.
Воспитатели, действительно, дрались, мы насчитали двенадцать мертвых наемников. Причем трое были добиты своими подельниками, следы от мечей точно такие же, как и на телах сирот.
Сплошные вопросы и ни одного ответа. Кто эти наемники? Почему приют? Кем на самом деле были наши воспитатели? Почему тела убитых сброшены в кучу, как будто их пересчитывали? Что происходит в Штангорде? Где городская стража?
- Идите сюда! - раздался крик Звенислава.
Подбежали к нему, но ничего не увидели.
- Что? - спросил его Курбат.
- Смотрите, свежий след в грязи видите? - Звенислав указал на застывший комок земли под ногами.
Присмотревшись, я заметил четкий отпечаток изящного каблучка. Что–то знакомое, но вспомнить сразу не смог.
- Сапожок мадам Эры, - заявил Звенислав. - Точно говорю. У меня такой же отпечаток пониже поясницы полгода висел, никак не заживал. Сапожки из Норгенгорда, по заказу. Во всем Штангорде таких три пары, мадам Эра сама говорила.
- Убью, тварь! - выдохнул Курбат.
- Не сразу - одернул я горбуна. - Сначала все узнаем, а потом расправу учиним.
Мы покинули приют. На прощание остановились в разбитых воротах и оглянулись, а затем, повинуясь какому–то общему неосознанному порыву, поклонились в пояс. Что это такое с нами было, разбираться недосуг. Наверное, таким образом мы простились с нашим прошлым, с нашими мальчишками и девчонками, с нашей семьей и с детством. Да и с воспитателями, которые до последнего боролись не только за свою жизнь, но и за чужих детей. Они погибли, не устояли, но умерли, как подобает настоящим людям.
По пути к дому мадам Эры, никто не проронил ни слова. И только раз, оглянувшись в сторону Белого Города, Звенислав заметил:
- Пожаров больше стало.
Мы с Курбатом промолчали, ибо в этот момент все слова казались лишними. Все пустое и меркнет рядом со смертью. Есть порядок вещей, при котором люди рождаются и, прожив жизнь, умирают в свой черед - все смертны. Но когда смерть приходит неожиданно, по чьей–то злой воле, в ответ она порождает в душе бурю, перед которой все остальное малозаметно и незначительно.
Когда мы подошли к дому мадам Эры, то поняли, что снова опоздали. Собаки, злые волкодавы, молчали, а фонарь над домом не горел. И только холодный сырой ветер от моря шатал распахнутую настежь широкую калитку. Однако расслабляться нельзя и, выставив перед собой арбалеты, мы вошли внутрь. А потом где–то в глубине немаленького дома мадам что–то грохнуло, упав на пол. И несколько грубых мужских голосов, на каком–то странном, но очень знакомом наречении, о чем–то заспорили. Потом разберемся, кто это такие. Нужно действовать, и я шепнул друзьям:
- Становимся за крыльцом, бьем всех в спины, и одного надо живьем взять.
Звенислав и Курбат согласно кивнули, сомнений нет. И сколько бы внутри дома ни было врагов, мы одолеем их и все равно узнаем, кто они такие.
Тем временем голоса, продолжающие о чем–то спорить, приближались. И спустя несколько секунд на крыльцо вышел первый наемник, за ним второй, третий, а затем показался четвертый.
"Всего четверо, справимся спокойно", - решил я, и первым нажал на спуск.
- Ча–ча–нг! - в полной тишине резкий звук стальной тетивы, давшей подачу болту, был слышен очень четко.
Следом ударили арбалеты Курбата и Звенислава. Расстояние небольшое, били в упор и никто не смазал. Поэтому каждая стрела нашла свою жертву. После чего, не сговариваясь, все отработано уже не один раз во дворе таверны, вытащив ножи, мы бросились вперед. А единственный оставшийся в живых наемник, прыжком развернулся на месте, и мы оказались с ним лицом к лицу.
Одним слитным, отточенным долгими тренировками движением, наемник быстро выхватил меч, и клинок блеснул перед моими глазами. Не достал он меня совсем немного, и я, рухнув на сырую землю, тут же подкатился ему под ноги. Все получилось. Он пошатнулся, попробовал устоять и рубануть мечом вниз, но на него налетели Курбат и Звенислав. И чуть оттолкнув тело нашего врага от себя, я смог приподняться и окованной головкой рукоятки ножа с силой ударил его в лоб. Парни от меня не отставали, и били его ногами, куда придется.
Вскоре наемник затих и, поднявшись, я прикрикнул на Курбата, который никак не мог остановиться:
- Стоп! Он с нами еще поговорить должен!
Немного успокоившись, мы посовещались, как лучше поступить, и решили, что до рассвета есть еще три часа. Значит, можно не тянуть наемника далеко, и проще провести допрос в доме.
С трудом, тяжело дыша и отфыркиваясь, мы втянули пленника внутрь. Здесь сразу же связали его, прикрутили к массивному креслу и распалили жаровню. А потом подвесили светильник и, пока наемник не пришел в себя, осмотрелись.
Дом у мадама Эры просторный и богатый, и если бы мы пришли на пару дней пораньше, многим могли бы разжиться. Но сейчас нас это не волновало. И пройдясь по комнатам, я обнаружил хозяйку дома, нашу мучительницу и тварь, которую ненавидел всей своей душой.
Мадам Эра, совершенно голая, была привязана к кровати проволокой, и у нее во лбу находился вколоченный почти по самую шляпку длинный металлический гвоздь. Да уж, позабавились здесь не слабо, и от души кто–то на ней отыгрался. После чего в душе появилось двойственное чувство. По–человечески ее жаль. А с другой стороны подпирало сожаление, что это не я вколотил мадам в голову этот гвоздь. Да, что там гвоздь. Кары и пытки, которым мы мечтали ее подвергнуть, были более изобретательны, чем все, что с ней сотворили перед смертью. И сплюнув на заляпанное кровью лицо мадам Эрмины Хайлер, я вернулся обратно к пленнику.
На полу был расстелен плащ, и мои друзья что–то увлеченно перебирали. Посмотрел, там было оружие наемников, четыре меча и четыре ножа, точно такие же дромские клинки, как и мой, один в один.
- Видал? - Курбат кивнул на оружие.
- Угу, - кивнул я головой.
- Нож, как у тебя, - подметил горбун.
- Теперь и у вас такие же будут, - ответил я и подошел к пленнику, среднего роста русоволосому парню, который делал вид, что до сих пор не очнулся. - Что–то долго он в себя не приходит. Звенислав, подтяни поближе жаровню.
Наемник тут же открыл глаза. Видимо, он понимал местное наречие, сволочь, и прошипел как змея:
- Обманула, значит, тварь потасканная. Не всех ублюдков гвардейских кончили. Не всех. Ну, ничего. До вас еще доберутся. Тархан Менахем–бен–Нисси по слову мелеха Каима пришлет к вам смерть и будет она мучительной. Вы не волки, вы ублюдство природное. И семя ваше мы выжигали, выжигаем и выжигать будем.
Последние слова наемник выдыхал с какой–то особенной злобой, можно сказать, с неистовством. А мы молчали, слушали его, и как на это реагировать не знали.
"А–а–а, пропади оно все пропадом", - я взял железный вертел и сунул его в самую середину углей на жаровне.
Пленник покосился на меня и стал кричать:
- Меня не сломить пытками! Моя душа там, в Великой Степи, со своими родными! И пусть я сам дром по крови, но я искупаю это несовершенство, служа Ятгве! Слушайте меня! У вас еще есть шанс выжить! Так придите в Ориссу и, встав на колени перед дворцом благословенного мелеха Каима, покайтесь и отдайтесь в его руки! Скорей всего, вас приговорят к смерти на жертвенном алтаре! Но души ваши будут спасены! Покайтесь!
Он прервался, и я спросил:
- Кто ты?
- Вам не надо знать моего имени, - он плюнул в меня, но промазал.
- Тогда выбирай, - я кивнул на жаровню, - или ты отвечаешь на наши вопросы, или пытка.
- Не боюсь я ваших пыток, ибо попаду в рай, а вы сгорите в геенне огненной!
- Как знаешь. Звенислав, Курбат, стаскивайте с него штаны.
- Что вы делаете? - прокричал он в полной панике, когда парни начали ножами срезать с него одежду, а я взял в руки раскаленный докрасна вертел.
- Знаешь, куда я его тебе сейчас засуну? Догадываешься?
- Нет! - в истерике заорал дурным голосом наемник. - Только не это!
- Говорить будешь?
- Все скажу, - он торопливо закивал головой.
- Смотри, - вертел вернулся обратно в жаровню, - если только заподозрим, что юлишь, не пощадим.
- Все скажу, ничего не утаю.
- Кто ты?
- Десятник особого отряда тархана Менахема–бен–Нисси.
- Какова ваша задача?
- Поступили сведения, что старый герцог Штангордский имел предсмертное видение, где ему было сказано, что держава рахов может пасть, если дети дромских гвардейцев, выжившие после бойни в Ориссе, нападут на нее. Нам было приказано под прикрытием мятежа дворян уничтожить приют, и проследить за тем, чтобы никто не выжил. Прибыли сегодня утром двумя отрядами. Должны были работать через три дня, но мятеж по какой–то причине начался раньше.
- Мадам Эра, которую вы убили, - я махнул в сторону спальни, - чем занималась?
- Тархан Менахем знал ее адрес и, когда мы атаковали приют, ее привлекли для подсчета трупов.
- Что она сказала?
- Сказала, что в куче не разберет, но вроде как все.
- Почему ей гвоздь в голову забили?
- Это опознавательный знак нашего отряда. Мы бы и в приюте так сделали, но Менахем–бен–Нисси запретил.
- Как тебя зовут?
Десятник замялся и уточнил:
- По дромски или по рахски?
- Как тебя родители называли, сволочь!? - выкрикнул я.
- Вукомир Горыня, - потупился он.
- А у рахов как?
- Мендэл Тупица.
- Как ты стал служить рахам?
- Голодно, бескормица, и надо своих родных кормить. Сборщик налогов забрал все, а тут набор объявили, восстание в верховьях Атиля давить. Вот и пошел. А там кровью повязали, когда деревни и лесные схроны жгли, и дороги назад не стало, - он взвился, попытался подскочить, но веревки мы вязали хорошо, добротно, и он упал. - Да, что вы знаете!? Видел я мельком, как вы в приюте жили, и чем вас кормили! Вы здесь под защитой чужеземцев жируете, а мы там, подыхаем! Иной год вся степь в почерневших трупах! Раньше нас много было, а теперь все - кончились дромы! Одни холопы рахские и рабы остались!
Курбат закатил ему для успокоения пощечину и наемник, мотнув головой, примолк. После чего я продолжил задавать вопросы:
- Где сейчас ваш отряд?
- Уже за городом, в степь возвращается. Вам их не догнать.
- Второй отряд где?
- Там только три десятка бойцов, они должны мятежникам помогать. Наш отряд сам по себе, работу сделали, теперь с заводными лошадьми к границе скачут.
- А вы почему задержались?
- В доме у этой потаскухи бумаги на всех воспитанников были, обыск производили. А потом побаловаться захотелось.
- Бумаги нашли?
- Нашли, они у Ицхака Идиота в свертке. Вместе с золотом, что у этой дуры в тайниках лежало.
- Есть какой–то сверток, - подтвердил Звенислав.
- Расскажи, как сейчас живут в бывшем Дромском каганате.
Наемник некоторое время помолчал и начал говорить:
- Наверху, мелех Каим, основатель новой династии. Он власть. Рядом с ним Совет Старейшин, во главе с премудрым Лебой. У Каима армия наемников, из горцев–гарля и бывших дромов. А у Совета Старейшин амулет Блеклой Луны, который поят силой кровавых жертв. Они все решают совместно, и разногласий между ними нет. Потом идут чистокровные и самые знатные рахи в звании бека, они что–то вроде министров. За ними следуют тудуны - наместники городов, начальники или надзиратели за степными территориями. Под ними тарханы, аристократы. Но там уже не только рахи, но и знатные дромы попадаются, которые Каиму клятву верности дали. Есть еще этельберы - иноземные правители из покоренных или подвластных племен, они равны тарханам. Рангом ниже тутуки - управленцы районов. Еще ниже воины–наемники на службе Каима и вольный работный люд. В самом низу все остальные, рабы, за счет которых живут вышестоящие.
- Про амулет Блеклая Луна, что сказать можешь?
- Ничего, - наемник отрицательно покачал головой. - Слышал только, что на врагов он насылает сильную слабость, а на рахов не действует. Поэтому в битве они подходят вплотную к противнику и убивают его. Говорят, что именно так Орисса пала. Там единственные, кто против амулета выстоял, дочери кагана Бравлина и ведуньи Родославы. Они отход каравана с детьми гвардейцев почти сутки прикрывали, пока силы не иссякли.
- Армия у рахов какая?
- Наемные отряды, постоянной численности нет. Но при нужде до трехсот тысяч воинов собрать могут. Горцы–гарля в основном пехотинцы. Дромы и борасы конница. А есть еще гвардейцы, десять тысяч тяжелой кавалерии из пустынных бордзу. Флот они не держат, при необходимости пиратов нанимают. Их армия - золото, и его у них много.
- Кто враги рахов?
- Все, - десятник невесело ухмыльнулся. - Куда взор не кинь, кругом враги. Только выступить против них, мало кто решается. Есть по ту сторону степи, у хребтов горных, несколько сильных племен, схожих с дромами языком и богами. Так они с ними уже десять лет воюют. Потом на севере Орден Мореходов, мечники великие, никак покориться не желают. Местный герцог враждовал с рахами, границу перекрыл. Но раз мы здесь оказались, значит, золото опять сильней, чем честь.
- Пламен, - окликнул меня Звенислав, - светает, пора уходить.
- Идем, - я схватил один из узлов, который собрали наемники. - Курбат, ты замыкающий.
- Понял, - откликнулся горбун и позади себя я услышал хрип умирающего Мэндэла Тупицы, которого родная мать, некогда называла Вукомиром.
Мы возвращались в Старую Гавань и пока не совсем точно знали, что будем делать дальше и как жить. Однако цель в жизни появилась. Есть враг. Есть мы, трое мальчишек. Следовательно, нам надо стать сильными и перегрызть проклятым рахам, лишившим нас всего, глотки.
- Будьте вы прокляты, твари… - шептал я сам себе. - Пусть весь мир сгорит в огне. Но мы вас достанем везде, где бы вы ни спрятались.
Глава 16
Штенгель.
По Белому Городу, самому престижному району города, раскинувшегося вокруг средоточия власти - замка, шли бои. Наемников было много, гораздо больше, чем городских стражников, и доблестные блюстители закона после первых же потерь забаррикадировались в казармах и сели в осаду. Впрочем, их только блокировали. Ведь не они были основной целью мятежников. После чего замыслившие измену дворяне и наемники хлынули в замок герцога, а поддельные офицеры Тайной стражи сразу же захватили ворота и перебили стражу.
В замке, в связи с отбытием лучших столичных полков в Карим, сил было относительно немного. Неполная охранная рота "Гранит", полсотни гвардейцев герцога, с десяток дворян, слуги, чиновники и верховный жрец Хайнтли Дортрас. А против них тысяча мятежников, которые понимали, что если они не прибьют герцога до вечера, максимум, до полуночи, именно к этому времени при самом неблагоприятном раскладе подоспеют два полка латников расквартированных за городом, то завтра они будут болтаться на виселицах. Поэтому все решалось здесь и сейчас.
Сборный отряд капитана Штенгеля, то есть они с Корном, пять городских стражников, присоединившихся по дороге, и жрецы, прорвался в замок вовремя. Поскольку на тот момент единственным местом, которое еще удерживали сторонники Конрада Четвертого, был тронный зал и подступы к нему. Мятежникам оставалось дожать обороняющихся и победа была бы за ними. Но не сложилось, ибо судьба проявила к герцогу Конраду благосклонность и дала Штангорду очередную поблажку.
Жрецы Белгора из отряда Штенгеля, которых было два десятка, почувствовали что–то неладное еще на подходе к воротам замка, и кто–то громко выкрикнул:
- Рядом жрецы иного бога!
- Братья, вперед! С нами Белгор! - закричал бравый жрец–охранник из храма. И надо было видеть его счастливое и одухотворенное лицо. Человек шел на подвиг, во имя своего бога, и сбылась его мечта, к которой он шел всю жизнь.
Жрецы дружно запели гимн в честь Белгора–прародителя. Высшая сила поделилась с ними своей энергетикой, и они моментально создали перед собой огненную пелену, которую направили вперед. А затем, дружно печатая шаг, словно настоящие гвардейцы на параде, они двинулись к замку. А Штенгелю, Корну и стражникам оставалось идти позади и наблюдать.
Огненная волна гнала мятежников, скопившихся подле стен, в замок. Они толпились, отпихивали друг друга в сторону и торопились. Но проскочить в ворота успели не все и полсотни обугленных обрубков остались лежать на обгоревшей земле. А далее, уже в воротах, огненная стена резко сжалась, на миг уплотнилась и смерчем пронеслась по огромному замковому двору. Беспощадное пламя не щадило никого и появилась еще сотня трупов. После чего жрецы, как будто не видя этого, все так же размеренно шагая под монотонный гимн, вступили в замок.
Опаленные трупы мятежников отвратительно пованивали. Однако вызванный жрецами Белгора огненный смерч уничтожил не всех. Поскольку в центре двора, держась за руки, стояли пять мужчин в черных просторных хламидах.
Штангордские жрецы не только почуяли, но и увидели воочию врагов, посмевших появиться на их территории. И по команде жреца–хранителя они рассредоточились по пятеркам и окружили сторонников чужого бога широким полукольцом.
- Как думаешь, кто победит? - спросил Штенгель филера.
- Наши, конечно, - уверенно ответил Корн.
- А почему?
- Жрецов Белгора больше, и они у себя дома.
- Логично, - заметил капитан, который не торопился подходить к жрецам, которые вели свою битву, и огляделся.
На территории замка бой прекратился, и когда Штенгель, поднял взгляд, то увидел, как в одном окне торчали сразу две головы, гвардейца и наемника. Не мечи, стрелы и копья, с момента прибытия на поле битвы жрецов, решали, сидеть ли молодому герцогу Конраду Четвертому на троне, а магия. Рядовые бойцы это понимали, и наступило временное перемирие.