Глава 14
Штенгель.
Покинув Старую Гавань, Штенгель неспешно шел по улицам Штангорда и разглядывал дома. И если бы за ним следом увязался хвост, то шпион подумал бы, что вор–домушник присматривает себе работенку на ночь. Однако это было не так. Поскольку Лысый шел на встречу с Корном, которая была назначена в харчевне неподалеку от Белого Города. И, двигаясь определенным маршрутом, он знал, что сейчас за ним пристально наблюдают два человека из Тайной стражи, которые проверяют, нет ли за ним слежки.
Харчевня, в которую вошел Штенгель, была самым обычным и ничем не примечательным гильдейским заведением. Каждый вечер здесь собирались ткачи, и все кто имел какое–то отношение к этому делу. На стенах были развешаны гобелены, а в углу стояли бюсты прежних герцогов, которые даровали Гильдии Ткачей некоторые привилегии. В остальном же все было, как и везде: столы, лавки, запахи еды и пива. В этот час, обычно, здесь было немноголюдно и хозяина особо не волновало, кто сидит за столами.
Штенгель прошел в закуток, который не просматривался от входа, заказал копченого мяса и кружку пива. После чего к нему подсел Корн, который заказал то же самое, что и капитан.
Заказ принесли быстро и филер, оставшийся в группе за старшего, сказал:
- Все чисто, капитан, за вами никто не шел.
Штенгель удовлетворенно кивнул и спросил:
- Что нового?
- Мальчишки ночами по городу бродят. Бывает, что беспризорников за собой таскают. Как вы и велели, постоянно за ними не ходим, но издалека посматриваем. Сами понимаете, господин капитан, видим мы не все. Но в основном они крутятся вокруг дома госпожи Эрмины Хайлер.
- Это бывшая директрисса сиротского приюта?
- Так точно, господин капитан. Что–то они против нее злоумышляют. Может быть, предупредить женщину об опасности, пусть уедет?
- Нет, Корн. Это редкостная тварь, справки про нее я наводил. Так что пусть все будет, как суждено. От Фриге Нойма новости были?
- Известно только, что он прибыл в Эльмайнор. Больше ничего.
- А что наше начальство говорит?
- Ничего нового: усилить работу, убыстрить, предоставить четкий план, дать определенные результаты. В целом, они довольны, и граф Таран, и Хайнтли Дортрас. Только вот… - филер замялся.
- Говори уже, раз начал, - подстегнул его Штенгель.
- Конечно, мне не по чину обсуждать начальство. Но складывается впечатление, что в городе готовится измена, а Тайная стража не в курсе.
- Как измена? - удивился капитан. - Давай подробней.
- Через месяц свадьба молодого герцога и в город начинают прибывать дворяне из провинции. А мы с напарниками там свою службу тянули. Поэтому знаем провинциалов как облупленных и заметили некоторые странности.
- Например?
Прибыл барон Финнер, дружина у него три калеки отставных. А теперь при нем три десятка справных солдат. Спрашивается - откуда? Вчера видели графа Больтронга. Так он только называется графом, голь перекатная. А сейчас с ним сорок наемников. Таких дворян мы уже с десяток насчитали, мимоходом, пока по Штангорду ходили. И все это совпадает с тем, что на Каримских железоделательных рудниках вспыхнуло восстание рабочих, и некоторые столичные полки были отосланы из города.
- Думаешь, что это неспроста?
- Уверен, - голос филера был тих. - В Кариме народ спокойный и обстоятельный, там бунтовать не будут.
- Графу Тарану докладывал?
- Сегодня утром на прием ходил и на месте его не застал. Только секретарю докладную записку оставил, надменный такой, щенок.
- Зря ты так поступил, Корн.
- Сам понимаю, что надо было личный доклад сделать. Да чего уж теперь…
На улице раздался шум, звон стали, крики, и в харчевню влетел оставленный наблюдать за входом сыщик, который зажимал окровавленный бок.
- Бегите! - выкрикнул он. - Измена!
Это были его последние слова, поскольку позади филера возникла голова человека в шлеме, а из тела показалось острие меча.
Оттолкнувший уже мертвого сыщика с дороги воин, первым влетевший в харчевню, видимо, по привычке, выдохнул, выдергивая меч из тела:
- Во славу Ятгве! Смерть неверным и необрезанным!
- Наемники! - выдохнул Корн.
- На крышу, - сказал Штенгель.
- Я прикрою, - Корн выхватил короткий меч.
- За мной, оторвемся, - потянул его за собой капитан.
Двоем они рванулись по лестнице на крышу, и не зря Штенгель излазил все окрестности, ибо не первый год использовал это место для тайных встреч. Поэтому они оторвались. С крыши харчевни они перешли на другую, потом еще, и еще. Миновали квартал и только после этого спустились вниз.
Капитан выглянул из тесного переулка. Никого постороннего не видно, только патруль Городской стражи, наверняка, извещенный о беспорядках, топая сапогами, пробежал в сторону харчевни.
- Надо доложить, - сказал Корн, пряча свой меч обратно под плащ.
- Подожди, - придержал его Штенгель. - А вдруг это Таран главный изменник?
- Не может быть, - Корн был категоричен.
- Может или не может. Не нам с тобой судить. Но наемники за тобой приходили. А докладную записку ты ему оставлял. Вывод очевиден и напрашивается сам собой, секретарь или граф.
- Да, секретарь это. Я уверен.
- А секретаря, кто на это место сажал?
Корн задумался и спросил:
- Что делать?
- К Хайнтли Дортрасу пойдем. Тем более к городскому храму ближе, чем к замку.
- Давай, - согласился филер.
Они быстрым шагом направились к храму Белгора, величественному зданию на площади Первого Откровения.
В воздухе застыло напряжение и ожидание чего–то нехорошего. Прохожих было на удивление мало. Патрули стражников на своих постах отсутствовали и уже на подходе, выйдя на храмовую площадь, Штенгель и Корн снова столкнулись с преследователями. Два десятка наемником под предводительством двух лейтенантов Тайной стражи с ясно видимыми серебряными бляхами поверх форменных мундиров, шли по параллельной улице и выдвинулись на площадь одновременно с ними.
- Бегом! - выкрикнул капитан и длинными прыжками помчался к храму.
- Догнать их! - выкрикнул один из лейтенантов Тайной стражи.
- Не дайте им уйти! - вторил ему второй, и наемники, словно стая хищников, загоняющих травоядного зверя, рванулись за ними вслед.
Однако спасительную для себя гонку капитан и сыщик выиграли. И в вечной борьбе за жизнь одержали еще одну маленькую, но чрезвычайно важную, победу. Они вбежали в распахнутые настежь двери храма, проскочили мимо жрецов, несущих в этом месте постоянную стражу, и припали к статуе Белгора, общегосударственной святыне. Как бы ни повернулось дело, но каждый, кто коснулся статуи бога, получал защиту и неприкосновенность. Другое дело, что порой жрецы карали за совершенное деяние более строго, чем официальная власть. Наемники вломились следом, но были остановлены суровым голосом представительного жреца–охранника, который раскатился по огромному залу и отразился от свода:
- Стойте, нечестивцы! Как посмели вы, с оружием в руках, ворваться в храм божий?
- Пошел в сторону, святоша! - откликнулся передовой наемник, с уверенным видом, обнажив меч, приближаясь к статуе.
- Всем оставаться на своих местах! Работает Тайная стража! - выкрикнул лейтенант, вошедший вслед за наемниками.
- Вам что, - пророкотал голос жреца, - законы не писаны!? Вон из храма!
- Эти двое преступники, - заявил лейтенант, - и мы заберем их в любом случае.
Жрец не на шутку обозлился на нахальных гостей. После чего быстро пробормотал что–то под нос, положил левую ладонь на амулет, который висел на груди, и сказал:
- Да простится мне, что за веру нашу, силу твою, отец–прародитель, использую не по предназначению.
Из руки жреца вылетело полупрозрачное почти невидимое человеческим глазом облако. В воздухе оно моментально развернулось в густую паутину и накрыло наемников вместе с лейтенантами Тайной стражи. Те застыли, как если бы впали в сон, а затем рухнули на выложенный цветной плиткой пол храмового зала. С виду они вроде остались живы, по крайней мере, кто был ближе к Штенгелю, дышали. А жрец отряхнул ладони, будто сбивая пыль, развернулся к Штенгелю и спросил:
- Кто таковы будете?
- Капитан Штенгель, Тайная стража, выполняю личное задание Верховного Жреца Хайнтли Дортраса и герцога Конрада Четвертого, - ответил капитан, отпуская прохладный мрамор статуи.
- Старший сыщик–наблюдатель Корн, Тайная стража, - вслед за капитаном представился филер.
- Вона как, - пробасил жрец. - А чего это вы со своими не поделили? Впрочем, не мое это дело, и мирские хлопоты не должны занимать истинного служителя веры.
- Нам срочно нужен верховный жрец, - сказал Штенгель.
- А нет его, в замке он, - жрец ответил и пошел обратно на свой пост у входа, где два его сменщика с невозмутимым видом продолжали нести свою службу.
- Постой, жрец.
- Чего тебе, капитан? Зачем тревожишь меня своими мирскими делами?
- Это дело напрямую касается жрецов. В городе начинается мятеж и направлен он не только против герцога, но и против нашей веры.
- Есть доказательства? - жрец нахмурился и даже невозмутимые стражники на входе повернули головы, вслушиваясь в слова Штенгеля.
- Вот эти, - капитан кивнул на лежащих наемников. - Выкрикивали славу богу Ятгве, а еще кляли нас как еретиков и язычников.
- Что–то еще?
Штенгель подошел к одному из лейтенантов и, сдернув с него серебряную бляху, внимательно осмотрел ее и заключил:
- Подделка. Это липовые офицеры Тайной стражи. Напомню, каждая такая бляха, освящена в храме Белгора. Следовательно, подделка такого опознавательного знака есть преступление и перед богом.
- И что ты хочешь от нас, капитан? - жрец принял из рук Штенгеля бляху, поводил над ней рукой и брезгливо отшвырнул в сторону.
- Надо пробиться в замок, помочь герцогу и верховному жрецу.
- Верховный жрец силен, на то он и верховный, - отозвался жрец. - Однако если здесь замешана чужая вера и речь зашла о еретиках, надо ему помочь.
Жрец повернулся к охранникам:
- Братья, вызывайте всех, кто нынче в храме святом. Постоим за веру нашу.
- Благодарю, достопочтенный, - Штенгель склонился в поклоне перед служителем Белгора.
- Не торопись благодарить, капитан, - жрец поднял вверх правую руку. - Если ты ошибся, то понесешь за свою ложь суровое наказание. Неважно, случайно ты солгал или преднамеренно.
- Я готов. Только поторопитесь.
Глава 15
Пламен.
- Тренировки окончены! - я попытался скопировать командный голос сержантов Городской стражи, но пока получалось не очень хорошо. - Квирин Игла и Длинный Лога, ко мне!
Бывшие беспризорники, а ныне рядовые члены полубандитской группировки Кривого Руга под моим командованием, направились через ворота на выход. А "десятники", которым я велел остаться, подскочили ко мне.
- Парни, мы сегодня в город по делам выйдем. Поэтому все на вас. Что делать знаете, не расслабляйтесь и на ночь выставляйте усиленный караул.
- Это фишку, что ли? - переспросил Квирин Игла, который еще не совсем привык к новым порядкам.
- Да, фишка, то же самое, что и караул, - подтвердил я. - Так вот, выставьте караул и будьте внимательней. Что–то не то вокруг творится, неспокойно как–то. Продукты получите, как обычно, в таверне у Марты, и называйте ее тетушка, а не толстуха, как в прошлый раз. А то снова от Гонзо по шее получите. Все понятно?
- Понятно, - сделал смешную стойку Квирин.
- Сами пойдете? - спросил Длинный Лога.
- Сами, там дело личное.
- А может, пяток парней прихватите?
- Нет. Нас трое, отобьемся, если что. Да и не с пустыми руками пойдем.
Лога и Квирин, в сопровождении трех парней покрепче, отправились на кухню добывать пропитание, и мы остались втроем.
- Лысый как в город ушел, так и с концами, - сказал Курбат. - Без него пойдем?
- Придется, - ответил я и добавил: - Говорю сразу, если шанс представится, то работаем сегодня.
- Правильно, - поддержал меня Звенислав, - а то эта гадина уже отжила свое. Хватит!
- Я не против, - голос Курбата был глух. - Однако чуйка шепчет, что в городе не все ладно. А вы что–то чувствуете?
- То же самое, - я утвердительно кивнул. - Есть беспокойство. А еще в воздухе запах гари. Ее нет, пока в нашем районе ничто не горит, а запах имеется.
- И у меня так же, только думал, что это от переживаний, - Звенислав, как всегда, улыбался.
- Ладно, сходим и посмотрим, - мое решение было принято еще утром. - Если вдруг шухер какой, тихо и без шума вернемся назад.
Начинало темнеть и резко похолодало. Все же конец осени. Поэтому мы переоделись. На головы шапки шерстяные вязаные, какие морячки и портовые грузчики носили, а поверх утепленные плащи. После чего вооружились. Нам теперь без этого никак. Когда босяцких вожаков гасили, дел таких натворили, что будь здоров и вспоминать нас будут долго. Причем недобрыми словами. Так что врагов у нас теперь хватает. У моих друзей по два ножа, и у меня так же, один из тех, что Одноглазый подарил, а второй дромский, что раньше у Рыбаря был.
Но и это не все, поскольку под плащи на петли пристегнули арбалеты, не те коряги, с которыми шакалов гратрийских отбивали, а настоящие произведения искусства, маленькие, удобные и аккуратные. Пусть нет в них той пробивной силы, которая в больших арбалетах имеется. Но зато они незаметные и легкие. Для наших ночных прогулок именно такие и нужны. До сих пор с парнями вспоминаем, как они нам достались.
Раньше в Старой Гавани таких арбалетов числилось пять штук. А владельцем был убийца Шрам. Затем, после его смерти, арбалеты перешли к Папаше Бро. Однако использовать их он не успел. А потом, когда его потайные гнездовья вскрывали, эти арбалеты нашлись. По одному себе забрали Дори Краб и Кривой Руг, а по три нам, но не просто так. Все честь по чести. Мы подошли с просьбой к Гонзо, мол, давай арбалеты. А он выжига уперся, жалко ему стало. И спорили мы с ним долго. До тех пор пока не появилась толстуха Марта, маманя этого скопидома. Да как даст ему по спине сковородой, он и сдался. Мы ведь сироты, а заодно ее спасители. Поэтому, как я уже отмечал, мы у кухарок на особом счету. Такой вот случай из развеселой бандитской жизни, хочешь или не хочешь, а маму слушать надо.
В город вышли уже в полной темноте, окраина есть окраина, фонарей здесь нет. И только возле какой–нибудь харчевни для небогатого народа стоит факел или металлическая жаровня, в которой рдеют угли. Вроде бы спокойно и одновременно с этим что–то было не так. Даже те места скопления горожан, которые и в самые лютые морозы собирали вокруг себя людей, были пусты. А где–то дальше, в престижном Белом Городе, что–то горело. Однако такое и раньше случалось. Так что можно не обращать внимания. Вот только одна мелкая странность накладывалась на другую и беспокойство усиливалось. А неподалеку от площади Умельцев наткнулись на двоих стражников, лежащих в лужах собственной крови, и это было уже по–настоящему серьезно.
- Гляди, парни, - Курбат указал на одного стражника. - Вроде живой еще.
Действительно, недобитый стражник пытался двигаться. Я перевернул его с живота на спину, и стало понятно - не жилец. Все кишки наружу, посечены сильно, и вонь. С такими ранениями можно какое–то время промучиться, но выжить нет, и стражник будет умирать в муках.
- Что происходит? - я наклонился к стражнику, седоусому справному дядьке. - Кто вас так?
- Наем–ни–ки, часа два назад, - выдохнул он. - Дво–ря–не, падлы, мятеж подняли. За–аа–мок штурмуют. Помогите, больно мне, горю весь.
- Куда наемники двинулись?
- В ппри–ют сиротский, что на Кра–сильщи–ков. Де–тей хотят уу–бить.
- Зачем им дети? - от таких известий в сердце, словно иглу вогнали.
- Н-не знаю, глу–по… Помогите мне…
Я вытащил нож, подарок пирата. Мгновение помешкал, примериваясь, а потом ударил старого стражника в висок, где кость самая тонкая, и он, только раз резко дернув ногами, мгновенно умер. Не надо ему страдать. Пусть человек легко уходит, если его здесь уже не удержать.
- Слышали? - спросил я друзей, вытирая нож о форменную куртку стражника.
- Да, - ответил Звенислав.
- Да, - эхом отозвался Курбат.
- Сейчас бегом к приюту. В ближнем проулке, через который обычно уходили, останавливаемся и осматриваемся. Побежали!
Мы бежали по темным улицам и закоулкам так, как никогда до этого. Ведь где–то впереди неизвестные наемники, по неизвестной нам причине, хотят убить тех, кого мы знали всю нашу жизнь. Выбора у нас не было, хоть как–то, но мы обязаны помочь тем, кто остался в приюте. И, сплевывая застывшую слюну, мы остановились только в ближайшем к сиротскому интернату узком переулке.
Выглянули из своего укрытия. Тишина и вокруг никого. Приготовили арбалеты, и подошли ближе. Ни шума, ни гама, и только вдали тоскливый собачий вой. Конечно, время уже ночное. Но до отбоя время еще есть, хоть кто–то, а должен по двору ходить.
Мы сунулись к забору, где доски подгнившие, и хотели их подорвать. Однако нет, не получилось. Видимо после нашего побега воспитатели устроили ремонт ограды. Пришлось обходить территорию вдоль забора и к воротам выходить.
Ворот не было, разбитые створки валялись на земле. И когда мы вошли во двор, то застыли в ступоре, когда увидели, что находилось внутри.
В свете трех прогоравших факелов и одной масляной лампады, подвешенной над домиком воспитателей, было ясно видно, что живых не осталось. Только груда тел - все кого мы знали, помнили и любили, лежали вповалку в одной огромной неровной куче.
Сколько мы стояли, не помню. Может быть, час, два или три, а может быть всего пять минут и все это время я мысленно обращался к небожителям:
"Боги скажите, за что такая несправедливость? Почему те, кто не сделал никому и ничего плохого, погибли? Они ведь и не видели в этой жизни ничего, не успели просто. А тут раз, нож в тело и сироты вычеркнуты из книги живых".
Первым в себя пришел Курбат. Медленно, еле переставляя ноги, он подошел к куче тел и начал ее ворошить. Скорее всего, искал выживших.
Не знаю почему, мы подошли к нему и стали помогать растаскивать тела, которых было много. Факела прогорели, а лампа света почти не давала. Однако мы не прекращали свой труд, в каком–то исступлении переворачивая и откатывая в сторону окровавленные окоченевшие тела.
Мертвецы лежали без разбору, сироты и воспитатели - смерть всех уравняла. Порой, по смутному отблеску, изредка выглядывающей из–за туч луны, можно было кого–то опознать. Вот Года, только у него такие резкие черты лица. А рядом Бранисава, у нее самая длинная коса в приюте. А под ней самая красивая из всех девчонок нашего приюта, Сияна.
"Простите, нас не было рядом, когда вас пришли убивать, - подумал я. - Мы не смогли, словно былинные герои прискакать на белых конях и спасти вас. Простите".
Я вытащил Углешу, он самый маленький, кажется, ему свернули шею, походя, словно надоедливому зверьку. Под ним Данута, худышка, ей вспороли живот. А рядом с пробитым черепом Малогост, песенник.