Глава 24
Пламен.
Все начиналось хорошо. К паромной переправе в верховьях Атиля, которая должна была стать местом для засады на караван с золотом, вышли удачно, не привлекая к себе внимания. После чего нашли укромную балку, в которой можно спрятаться, расположились вдоль дороги на Ориссу и выставили наблюдателей.
Лето и тепло. Пока мы в безопасности и нам было хорошо. Поэтому почти весь день мы валялись на солнышке в глубокой балке, видимо, бывшей руслом давно пересохшей речушки, и ожидали вожделенную добычу. А ночами наша тройка ходила в степь, слушать себя и природу.
День за днем, неделя прочь, а за ней вторая. Каравана как не было, так и нет. Скучно и только двигавшиеся по дороге обозы с солью, тканями и продуктами из отдаленных аилов, куреней, сел и городков, говорили о том, что степь не вымерла. А еще время от времени вдали мелькали конные охранные полусотни.
Единственное, что скрашивало наше безделье, занятия с Лукой и Джоко. По три–четыре часа в день мы на это выделяли. Сами учились и бойцов своих учили. А вот разбойнички и наемники нервничали. Пока наш отряд не заметили, но рано или поздно кто–то натолкнется на убежище или расставленных вокруг караульщиков приметят. Вот тогда держись. Что–что, а охранные структуры в рахском каганате работали лучше дромских, как говорил купец Бойко Путимир. И мы ему верили, ибо человек опытный, хоть и не воин. Поэтому, на всякий случай, в своем десятке мы всегда держали на взводе три–четыре арбалета, мало ли что. У всех нервишки пошаливают, и пару раз чуть до поножовщины не доходило. Хорошо еще, что каждый раз Кривой Руг поблизости оказывался. День ото дня напряжение среди бойцов росло, и вот, когда мы уже определили для себя последний день ожидания каравана, он появился.
Как наблюдатели его определили? Просто и понятно. Только такие караваны, то есть перевозившие ценные государственные грузы, имели право на серое знамя с изображением дракона. Это обозначение для всех разбойников - только попробуй, тронь. И в самом деле, купец Бойко как–то рассказал, что бывает с теми, кто покусится на караван под драконом.
Как–то одна удачливая разбойная шайка ограбила этельбера Дарутуки из племени чокос, везущего дань от своего народа кагану Каиму. Сумма была плевая, и сотни фергонских империалов не набегало за весь год. Но рахи решили наказать наглецов и сделать это показательно.
На поиск банды в два десятка сабель были брошены три тумена, а это тридцать тысяч воинов. И разбойников нашли, конечно, а смерть их была ужасна. Однако под это дело и несколько небольших степных племен, включая самих чокосов, были полностью истреблены. Как говорится, чтобы помнили. И надо сказать, все разбойники, если таковые в каганате уцелели, обходили подобные караваны стороной, и мы были первыми за шесть лет, кто решился рискнуть.
Свой наблюдательный пост мы оборудовали неподалеку от переправы, и там постоянно находилось три человека. Поэтому, как только в балку, в которой мы прятались, прибежал караульный, с известием, что на другом берегу реки появились повозки и всадники под серым знаменем, мы с Кривым Ругом помчались к дороге.
Это был он, тот самый караван, который мы ожидали - два десятка повозок, возницы и полсотни всадников из племени бордзу. Ну и серое знамя с драконом тут как тут. В три рейса обозники переправились на наш берег и, не торопясь, соразмеряя свою скорость с повозками, двинулись по дороге на Ориссу.
- Все по плану? - спросил я провожающего караван пристальным взглядом Кривого Руга.
- Да, Пламен, - ответил он. - Хотя думаю, что тяжко нам придется и потери будут.
- Доверься нам, Кривой. Сработаем так, что никаких потерь. Веришь мне?
- Верю, - ответил криминальный авторитет, - а иначе бы и не пошел на это дело.
На ночь караван остановился на яме, так назывались почтовые станции через каждые двадцать пять километров. А мы уже тут как тут, неподалеку.
Ночка случилась темная, и только факел перед воротами яма, рядом с которыми стояли два наемника, обозначал место, где заночевал караван. Что плохо, на дворе почтовой станции были собаки, но мы знали, как должны поступить.
Время от времени, особенно в лунные ночи, нас накрывало нечто необъяснимое, и сначала Курбат, за ним Звенислав, а следом и я стали уходить в степь. Как это назвать, я не знал. Может быть, память крови или зов предков, не в названии дело, а в сути. Мы садились на высокий курган над рекой, вслушивались в себя, и это было что–то непонятное. Ты слышишь все живое вокруг, понимаешь весь мир и его устройство, получаешь ответы на любые вопросы и среди них на основной - кто ты есть в этой жизни. В общем, за эти недели мы освоили немало, ведь каждый выход прибавлял знаний и умений, а теперь пришла пора применить часть наших новых навыков в деле.
Отряд зашел к яму с подветренной стороны. А наша троица, наоборот, с наветренной, чтобы собачки чуяли. Не доходя совсем немного до ворот, мы остановились, и каждый постарался отсечь себя от мира. Я сосредоточился на себе, и как будто открыл замок с чего–то, что всегда присутствовало во мне. А затем выпустил на волю часть звериной сути, которая есть в каждом бури.
Выгнувшись вперед, я закрыл глаза, всего на миг, а когда открыл их вновь, то ночи для меня уже не существовало. А запахи. Не передать словами, насколько они были тонкими и одуряющими. Зверь - я был им. Пусть на какой–то незначительный отрезок времени, час, два или три, но был. Древний навык работал, и вроде бы я остался человеком. Но движения, реакции и мысли поменялись и стали иными.
- Собаки, - не сказал, а скорее прорычал Курбат, втягивая ноздрями воздух.
- Пошли, - ответил ему я, и мой голос преобразился в рык.
Нож в руку и ступая тихо, не ногами, обутыми в мягкие кожаные сапожки, а лапами хищника, вдоль забора мы двинулись к свету. Туда, где ходили ночные сторожа бордзу. А вот и они. Всего три метра. Они не видели нас, а собаки почуяли. Одна, было, тявкнула, пытаясь предупредить хозяев и постояльцев. Однако, поняв, кто пришел в эту ночь в гости, обиженно заскулила и спряталась в конуру. Так и надо, так и должно быть.
Сделав длинный прыжок вперед, я замер, а рядом Курбат. После чего одновременно мы ударили клинками врагов в шею, перебивая гортань, и не давая подать сигнал тревоги. А Звенислав в это время заскочил в ворота и мы почуяли, что на крыльце, в полной темноте, еще один охранник, который наблюдал за двумя возле ворот. Однако он забота нашего друга и брата.
Два тела стали падать, а мы с Курбатом их осторожно придержали, дабы шума лишнего не было, и я оглянулся. Звенислав своего противника уже свалил, чистая работа.
Тела легли наземь. Кругом настороженная тишина. И это хорошо. Продолжаем.
Курбат снял с держателя факел и махнул им в ту сторону, где затаился наш отряд. Затем закрепил его обратно, и мы вошли во двор почтовой станции. Собаки только тихонько поскуливали, и мне вспомнились слова, пришедшие откуда–то из глубины души: "Мы волки, и нас по сравнению с вами собаками, всегда будет мало. Но мы злы и сильны, ибо являемся частью природы. А потому ненавидьте нас - это ваше право, но бойтесь и подчиняйтесь".
"Да, так и есть, все правильно, - промелькнула мысль и сразу следующая: - Боги, как же хорошо! Нет сомнений, все четко и ясно. Живи ради племени своего и убивай за него, если ты воин. Ты волк и у тебя есть цель!
Повозки, девятнадцать штук, задернутые пологами, стояли во дворе. В них сундуки с золотом, а под ними возницы. Я видел их четко и ясно, они спали на войлоке, который был брошен на утрамбованную землю. А чуть в стороне, на чистой и не загаженной траве, расположились охранники, раскидавшие вдоль невысокого забора подстилки и мирно сопящие во сне. Но здесь не все. Видимо, начальник каравана, и приближенные к нему люди спали в помещении.
- Спите, - прошептал я, поводя раскинутыми руками над охранниками и насылая на них морок, - спите. Еще немного и ваш сон станет вечным. Пришла ваша пора.
Тем временем к воротам подошли разбойники и наемники. Они старались передвигаться бесшумно, но мне их шаги были слышны издалека. Поэтому в мыслях недовольство:
"Словно стадо быков идет. А еще их сопение, их пот и страх - все это чувствуется".
Я вышел навстречу воинам. Впереди Кривой Руг, который узнал меня и наклонился к уху.
- Что? - шепчет он
- Вдоль забора охрана, три десятка бойцов, спят крепко, - ответил я, стараясь, говорить членораздельно, - повозки во дворе, а под ними возницы, пусть живут. Хозяин почтовой станции с семьей внутри, в дальней угловой комнате, их тоже не трогайте. А в большом зале еще полтора десятка охранников и главный в караване. Его не убивайте - он наш. Да и вообще внутрь не входите, золотом занимайтесь.
- Собаки?
- Будут молчать, только близко не подходите.
Кривой Руг вышел в круг света от факела, дал отмашку своим бойцам, и они ворвались в почтовую станцию. Началась бойня, которая нас не касалась, и мы втроем стояли в стороне. Наш черед придет, когда главного над караваном брать будем. При нужде, могли бы и сами зачистить всех охранников во дворе, силы теперь есть. Но нам работа еще найдется и распыляться не стоит, а разбойников и наемников проверить надо. Вот такие наши резоны.
Один бордзу все же перебарывает свой сон, чует беду, а может быть слышит предсмертный хрип своего товарища. Он попытался подняться, но не тут–то было. На него навалился здоровенный наемник, прижал к земле и зарезал противника, словно барана. Пять минут прошло, а то и меньше. Во дворе остались только наши бойцы и обозники, некоторые из которых уже проснулись, но не шумят, видно опытные дядьки и жить хотят.
- В помещениях сами все сделаете? - уточнил Кривой Руг, подходя к нам и обтирая свой меч.
- Сами, - утвердительно кивнул ему я, и мы направились к крыльцу, вокруг которого, с оружием наголо, стоял наш десяток.
Открыв дверь, которую, давно не смазывали, я поморщился. Потому что она противно заскрипела. Дальше большой зал и в нем враги. Кто–то ворочается на полу, и я уверенно сделал шаг вперед, а остальные последовали за мной. В углу топчан, на нем спал рах, тварь ненавистная. Именно этот гад командовал караваном, и он еще какое–то время поживет, в отличие от своих охранников.
Наклонившись к одному из тех, кто спал на полу, резким взмахом боевого ножа я вскрыл ему гортань. Он хрипит, дергается. Но мой сапог уперся ему в грудь и не дал пошевелиться.
Курбат и Звенислав встали рядом и тоже ударили. Еще два трупа. После чего наши парни, бывшие штангордские оборвыши, взялись за кровавый труд. Опять мелькнула мысль о волках, которые точно так же приучают свой молодняк к охоте, извечный метод обучения - делай как я. И как же все–таки люди похожи на серых хищников.
Вот и сделано, что задумано. Все враги мертвы. Остались мы и рах. Пол залит кровью, запах спертый, дрянной. И наши "гвардейцы", все же опробовали себя в деле. Позже, возможно, кому–то из них станет плохо и муторно. Но это вряд ли и, скорее всего, они отнесутся к этому событию, словно к работе. В конце концов, не домашние мальчики из Белого Города, а босяки из Старой Гавани, где выживают самые сильные, крепкие, хитрые и злые.
Наши бойцы зажгли в комнате свет. Курбат и Звенислав связали проснувшегося раха. А я подошел к комнате, в которой проживал почтовый смотритель.
Остановился и, даже не прикасаясь к двери, я узнал, что она заперта изнутри.
Прислушался, хозяин не спит, и остальные, кто с ним рядом, тоже проснулись и боятся. Почему, ведь нас они услышать не могли, комната угловая, глухая, без окон и форточек? Не знаю. Но, скорей всего, они ожидали какой–то пакости от своих постояльцев. Потому реагировали на каждый шорох. Ну–ну, сидите мыши тихо, такова ваша жизненная юдоль.
- Хозяин, - окликнул я тех, кто заперся в комнате.
- Что–о–о? - раздался изнутри испуганный голос.
- Меня зовут Пламен сын Огнеяра. Мы захватили караван с золотом и к утру уйдем. А ты остаешься жить, так же как и возницы повозок. Чуешь, что говорю?
- Да–а–а, понимаю.
- Появятся рахи, передай им, что бури вернулись.
- Все сделаю, - ответил дрожащий голосок. - Только не убивайте.
- Кому ты нужен, подстилка рахская, - пробурчал я сам себе, возвращаясь в общий зал, где было светло почти как днем, а наши парни шустро оттаскивали тела охранников в угол.
Рах, толстяк с серым землянистым лицом, отвисшими губами и мокрыми ночными штанами, сидел привязанный к высокому стулу. Мы чуяли его животный ужас, а еще запах, еле уловимый запах чего–то настолько противного, что нас чуть на изнанку не выворачивало. Что это такое? Мы не понимали, но зверь, сидящий в глубине каждого из нас, чуял запах своего старого исконного врага. Ничего, пока перетерпим. А потом разберемся, что это такое.
- Вы напали на отряд под знаменем серого дракона! - выкрикнул рах. - Меня зовут…
Курбат ударил его по толстым губам тыльной стороной ладони, разбил их в лепешку, и сказал:
- Нам все равно, как тебя зовут.
- Это точно, - добавил Звенислав. - Мы просто хотим тебя пытать.
- Ну, - я пожал плечами, - не любим мы ваше поганое племя.
Караван–мастер, так называлась должность раха в официальных бумагах, сглотнул набравшуюся в рот кровь и прошамкал:
- Хто вы?
- Бури, - Курбат посмотрел ему прямо в глаза, - слышал про таких?
- Их же не осталось, всех извели, - страх отразился в заплывших жирком глазенках–пуговках раха.
- А вот и не всех, - горбун продолжал всматриваться в глаза караван–мастера. - Мы пришли мстить, и ты первый, кто нам попался. Представляешь, что мы с тобой сделаем?
- А–хх–рр, - неожиданно захрипел наш пленник и резко дернулся всем телом с такой силой, что сломал крепкий дубовый стул, к которому был привязан. После чего упал и неожиданно помер.
- Чего это с ним? - спросил я Курбата.
- Вот, гадина, - горбун привстал и пнул мертвеца в живот, - подох. У него вроде, как сердце остановилось. От страха.
- А–а–а, ладно, - усмехнулся Звенислав, - не очень–то он нам и нужен. Айда во двор, добычу смотреть.
Мы вывалились толпой во двор яма, и обомлели. Никогда не видел столько золотых слитков. Да мы их и не видели никогда до этого момента, если быть совсем точным.
Наемники Кривого Руга вскрывали опечатанные ящики и вываливали все добытое в центр двора. Куча росла, и здесь было явно больше, чем полтонны. Хотя могли бы и раньше об этом подумать. Девятнадцать повозок, на каждой по двести килограммовых слитков, в окованных железом ящиках. Итого: почти четыре тонны драгоценного металла. Откуда? Ответа нет, бумаг и накладных нет, охрану уничтожили, караван–мастер помер. Ой-е, и чего теперь делать? Вот ведь как случается. Мало добычи - плохо. А много - опять ничего хорошего.
- Что делать будем, Кривой? - спросил я пахана, который тоже ошалел от того, что увидел.
- Не знаю, - он, как обычно, почесал затылок. - Заберем сколько можно, и бежать, пока при памяти и след чистый.
- И сколько сможем забрать?
- На каждую вьючную лошадь предлагаю по пятьдесят килограмм кинуть. Сорок лошадей, больше с собой тянуть глупо, не уследим за всеми и мобильность потеряем. Так что две тонны возьмем.
- Остальное бросать тоже нельзя, - заметил я.
- Нельзя, - согласился пахан.
- Давай в реке утопим, в ближайшем затоне, - предложение не ахти, но ничего другого в голову не лезло.
- Так и сделаем, - согласился он и, обернувшись на почтовую станцию, спросил: - Вы закончили?
- Полностью.
Кривой Руг оглядел двор и задал следующий вопрос, которого я ждал:
- Возниц оставлять в живых не надо. Может быть, порубать их всех, с бордзу до кучи?
- Нет, - сразу ответил я. - Пусть живут, они нам нужны.
- А смысл в этом, какой?
- Видишь, - я мотнул головой в сторону тына, возле которого стояли кучкой возницы, а Курбат и Звенислав им что–то говорили. - Парни сейчас людишкам такого наговорят, что слух, будто бури вернулись, разнесется по округе как пожар. И при этом каждый из них будет знать, что мы пойдем не в Штангорд или Эльмайнор, а на восток, к Архейским горам на соединение с независимыми племенами дромов, которые в горных теснинах закрепились.
- Хитро, - согласно кивнул головой Кривой Руг.
- Не очень, но на некоторое время погоню со следа собьет.
Прерывая разговор, из почтовой станции нам под ноги вылетел молодой парень лет девятнадцати. Вслед за ним выбежали двое, мужчина и женщина весьма затрапезного вида. Наверное, станционный смотритель со своей женой.
- Стой! - выкрикнул мужичок и, увидев нас, в нерешительности замер у крыльца.
- Гордей, - вторила ему женщина, а затем, как и муж, замерла на месте.
Воины из нашего десятка ловко сбили парня на землю и заломили руки за спину.
"Молодцы, - подметил я про своих, - хватка есть, раньше бы потерялись и команды ждали".
- Кто такой? - спросил я парня, который вырваться не пытался, а как мне показалось, высматривал кого–то.
- Гордей Родан, - сказал он, - сын местного смотрителя. Хочу в отряд к бури попроситься. Где они?
- Я бури, - усмехнулся я.
- Ты!? - он удивился. - Не может того быть!? Бури, они знаешь какие!?
- Представляю, за два метра ростом, меч двуручник на плече и конь богатырский под седлом. Так?
- Ну, в общем–то, да.
- Отпустите его, - приказал я воинам, а парню сказал: - Иди к отцу и матери, переживают они за тебя.
Парень встал, окинул родной двор задумчивым взглядом, и ответил:
- Все одно, я с вами пойду. Нет больше мочи терпеть житье рабское. Возьмете?
- Возьмем, - согласился я, - но по уму.
- Как?
- Потом узнаешь, а пока иди с родителями попрощайся, через час выдвигаемся.
- Действительно, хочешь паренька взять? - Кривой Руг покосился на Гордея, который вернулся к родителям.
- Свой все же, дром. Таких парней если в кулак собрать, многое можно сделать, а с кого–то начинать надо. Деньги теперь будут, и если к Штангорду благополучно прорвемся, начну свой отряд собирать.
- Да–а–а… - протянул пахан, в очередной оглядывая здоровенную кучу слитков. - Две тонны золота, считай, что сто тысяч фергонских империалов, а ваша доля четверть, немало.
Через час, нагрузив лошадей, что своих вьючных, что верховых, оставшихся от охраны каравана, двинулись в путь. А перед этим разыграли маленькое представление. Парня местного, Гордея Родана, вроде как силой скрутили и увезли, словно заложника, чтобы все возницы это видели. Курбат со Звениславом разговор с ними провели, и пока еще вызванное состояние волчьей натуры не ушло и не рассеялось, прочуяли - семеро возниц из девятнадцати отнеслись к нам очень недоброжелательно. Следовательно, сразу к рахам побегут, и все что видели, расскажут. Сволочи!
Утром добрались до Атиля, отряд двинулся дальше, вдоль реки вверх по течению. А мы трое и Кривой Руг с двумя верными подручниками, в одном из затонов, где ночью ловили рыбу на прокорм, скинули половину груза. Жаль, конечно. Жаба, было, придавила, и расставаться с добычей не хотелось. Однако жизнь одна, а золотишко, если боги помогут, никто не найдет. Пусть лежит себе спокойно, до лучших времен, пригодится еще. Повода лошадей, сбросивших тяжесть, накинули на луку седла и, догнав отряд, продолжили путь.