- Правильные слова, отец Арсений. Мы до конца станем бороться с колдунами и ведунами, которые на Дону закрепились, и хотя время упущено, ситуацию еще можно переломить в свою пользу. Пока, церковь ограничивалась полумерами, посылкой проповедников на Сечь и к донским казакам, а надо направить против них воинов. Вскоре, по проекту, утвержденному еще прежним императором, будет создан Приказ Протоинквизиторских Дел. Эту организацию возглавлю я, и первым моим требованием к Синоду будет подчинение всех епархиальных провинциал-инквизиторов новому Приказу. И когда это случится, мы уничтожим колдунов и изведем остатки Старой Крови.
- Ха-ха-ха, - еле слышно засмеялся в бороду Арсений и, повернувшись к Пафнутию, пояснил: - Вы молоды и горячи, архимандрит. Вы думаете, что у вас все получится, и я буду молить Бога о том, чтобы он помог вам. Однако, настоящих инквизиторов очень мало. У вас в Даниловом монастыре из тридцати монахов только десять человек являются Воинами Господа. По бумагам, по всей Руси нас около полутора сотен, а на деле, вместе с вашими людьми, и двух десятков не наберется.
- Все настолько плохо?
- Да.
- В таком случае нам придется брать в помощь местных священников.
- Опомнитесь, Пафнутий. На Дону и раньше-то, настоящих служителей церкви было очень мало и к ним никогда особо не прислушивались. И теперь, после того как булавинцы ограбили храмы, а всех, кто против них выступал, убили и в тюрьмы кинули, кроме Черкасска и Азова с Таганрогом, наших людей больше нигде не осталось.
- Но я слышал, что донские казаки открывают новые церкви...
- Все верно, и там служат свои поганские ритуалы раскольничьи ересиархи, для которых мы с вами непримиримые враги.
- А если к правительству обратиться? Говорят, что новый император Алексей Второй очень набожный человек и прислушивается к голосу церкви.
- Император не станет нам помогать. Завтра он отправится на мирные переговоры с казаками. Ему не нужна война и он уже рассматривает южные земли как отрезанный ломоть.
- Неужели, он примет условия бунтовщиков?
- Примет. Государство разорено войной и восстаниями, народ устал, и по этой причине, пока Алексей не укрепится на троне и не решит внутренние проблемы России, на границах будет мир.
- И что в таком случае делать нам?
- Действовать старым проверенным способом, то есть исподволь. Терпение, вот одна из добродетелей христианства и пришел наш черед вспомнить об этом. Церковь станет посылать на Дон и в низовья Волги миссионеров, которые будут улыбаться атаманам и создавать свою разведывательную сеть на территории войска Донского. И пока все это происходит, мы тоже не должны оставаться в стороне. Нам предстоит набрать молодых монахов, которые готовы пожертвовать своей жизнью ради торжества истинной веры, и в обход решений Синода отправить их в логово Врага. Время будет работать на нас, и когда настанет удобный для удара по язычникам и еретикам момент, мы нанесем его, и колебаться не будем.
- Я понимаю вас, отец Арсений, и признаю, что для победы над нашими исконными противниками, мы должны подготовиться получше.
Пафнутий встал. Арсений последовал его примеру. Архиепископ и архимандрит вновь неспешно пошли по садовым дорожкам, и в тот день успели обсудить еще очень многое. А на следующее утро, вслед за большим южным посольством императора Всероссийского Алексея Второго, устремились шесть монахов-инквизиторов Свято-Даниловского монастыря. Все они были крепкими и ловкими мужчинами до тридцати лет, и перед ними стояла одна и та же задача. Эти священнослужители русской православной церкви, ее элита, должны были достичь пределов Дона и, под видом беженцев, поселиться на его берегах. Именно им предстояло стать основой разведывательной сети, которая должна была поставлять будущему главе Приказа Протоинквизиторских Дел самую достоверную информацию о событиях в пределах казачьих земель и готовить их к возвращению в состав России.
Войско Донское. Черкасск. 29.05.1709.
Домой я добрался без особых проблем и происшествий. С обозом приказчика Мефодия до Тулы, а там, украл лошадь и, чигирями, по распутице, рванул в расположение казачьих войск. Почти сутки мчался по бездорожью, ехал настолько быстро, насколько лошадь могла выдержать и, наконец, столкнулся с передовыми дозорами армии атамана Беловода. Казаки меня узнали, все же я в этом войске половину прошлого года провел, и личность моя достаточно известная, разведчик Донской Тайной Канцелярии и сын войскового атамана Кондратия Булавина. Поэтому, проверок мне никаких не устраивали, и сразу отправили в Козлов, где находился штаб Третьей армии, а уже оттуда, меняя коней, в сопровождении парней из моего отряда, до Черкасска за четверо суток домчал.
И вот, вхожу я, весь такой, собой довольный и счастливый, в войсковую избу, и первым меня встречает мой учитель и наставник полковник Лоскут, начальник разведки и контрразведки Войска Донского. И сразу же вопрос в лоб. Какого, спрашивается лешего, меня понесло в Преображенский дворец и зачем при устранении Петра Первого я использовал яд? Видимо, агентура полковника все-таки присматривала за мной, и он уже получил информацию из Москвы о смерти императора и последовавших после этого событиях в столице России. Затем, старый бунтарь и подпольщик сложил два плюс два, в итоге, как и положено, получил четыре, и решил, что именно я исполнил великого реформатора земли Русской. Пришлось изложить полковнику свою версию, и она была принята как истинная, что-что, а неправду Лоскут почуял бы сразу.
В общем, я подробно отчитался о своем путешествии в Москву и разговоре с царевичем Алексеем. Меня похвалили и отпустили на заслуженный отдых, который продлился целых три дня. И после этого, до жаркой летней поры жизнь покатила по своей привычной колее.
Император Алексей известил Черкасск о своем намерении заключить мирное соглашение с Доном, Украиной, Запорожской Сечью, Астраханью, Тереком и Яиком. Царские армии остановились на линии Орел - Тула - Пенза - Петровск - Саратов, а наши войска замерли напротив. Воевать никто не хотел, и с той и с другой стороны фронта были одни и те же славянские лица, так что люди ждали долгожданного мира, и если их не станут толкать в спину воинственными приказами, то все должно сложиться хорошо. Главное, в этом деле, чтобы политики договорились, а они были настроены решить все проблемы дипломатическим путем.
Россия приходит в себя после правления прежнего государя, и ей сейчас не до войны, а Дон наращивает мускулы, разрабатывает природные ресурсы, строит новые поселения и распахивает целинные степные земли, так что тоже желает покоя. Идеальный расклад для казаков и беглых, приток которых, кстати сказать, сократился до полусотни человек в месяц. И здесь основная причина не в том, что солдаты и драгуны надежно перекрыли все дороги и тропы. Просто Алексей объявил всеобщую амнистию для скрывающихся в лесах беглецов, на которых не было крови. Люди ему поверили, на Руси принято верить в "доброго царя", национальная особенность такая, и стали возвращаться в свои деревни или выходить в большие города. Не все конечно, многие еще выжидали, но дело ладилось, и резоны крестьян были ясны, Дон и воля далеко, а облегчение и заступничество государя они рядом.
Ну, это то, что касается всех, а меня и моих ватажников-дружинников, в это время заботили совершенно иные вопросы, так как наш небольшой вольный отряд из шести человек вместе со мной, оставили в составе боевых подразделений Тайной Канцелярии. А что это значит? Правильно. Ранний утренний подъем и вперед по полям вокруг Черкасска круги нарезать, тяжелыми учебными саблями махать и заниматься рукопашным боем. Лоскут, в доме которого мы все жили, решил сделать из нас настоящих спецназовцев и, надо сказать, у его боевиков это получалось. Наш профессиональный уровень рос на глазах, и в то время, когда большинство наших сверстников, пока еще валяли дурака и пугливо озираясь на завалинках девок за титьки щупали, мы уже были бывалыми воинами. Хотя, на интенсивности тренировок, наш боевой опыт не сказывался. Для Василя Чермного и запорожских пластунов мы оставались сопляками, и гоняли нас как новобранцев. И это хорошо, так и должно было быть, спуску нам не давали и оттого воинскую науку мы постигали очень быстро.
Тренировки продолжалось весь апрель и почти весь май без выходных до сегодняшнего дня. Рано утром нас никто не будил и не гнал седлать лошадей. Мы проснулись сами, уже выработалась стойкая привычка, и узнали, что завтра, совместно с атаманским конвоем, нам предстоит сопроводить наших лидеров в Козлов. Грядут переговоры с русским императором, уже назначена дата, поэтому день у нас свободен, Чермный приказал привести в порядок нашу лучшую одежду и почистить оружие, а если останется свободное время, то и отдохнуть.
Никто из нас против этого не возражал, но так сложилось, что я со своими делами управился быстрее всех и отправился бродить по Черкасску. Думал с отцом или Лоскутом переговорить, но оба, по понятным причинам, были очень заняты. Навестил дом, а там мачеха Ульяна, как всегда ворчит и чем-то недовольна, а Галина пропадает у подруг. Андрей Мечетин позвал сестру замуж, и она согласилась, так что готовится к будущей свадьбе, которая должна состояться сразу после подписания мирного договора, то есть скоро. Попытался вернуться к своим записям с воспоминаниями о будущем, но все время чувствовал какое-то беспокойство, и никак не мог сосредоточиться. В итоге, оседлал своего жеребца Будина и отправился в степь, до вечера гонял вдали от людей, и часам к пяти вечера, сделал остановку у небольшой речушки, на берегу которой росло несколько раскидистых одиночных деревьев.
Поводьями, я привязал Будина к дереву и, чувствуя непонятную слабость, сел на землю и прислонился к стволу, после чего очень быстро заснул, и мне приснился очередной необычный сон, навеянный памятью крови. Снова я видел далекое прошлое своих предков. Однако раньше я наблюдал за всем происходящим со стороны и рваными кусочками, которые порой, никак не были связаны между собой, а в этот раз, увидел полноценный сюжет с пониманием действий сразу нескольких людей. Это вроде как кинофильм смотришь, но все происходило живей, точнее и реалистичней, и я знал, что это событие не бред, а то, что на самом деле происходило в степях Кыпшактар, более тысячи лет назад, в 603-м году от Рождества Христова.
* * *
Вечерняя летняя степь, сотни костров, кибиток и юрт. Женщины и ребятня, в большинстве своем русоволосые и голубоглазые, готовят еду, занимаются хозяйственными делами и ухаживают за скотиной. Обычный вечер в кочевой ставке хана Кара-Чурина Тюрка, прозванного византийцами Тарду, персами Биягу, проклятыми исконными врагами китайцами Ашина Дяньцзюе, а своими подданными Боке-хан, что значит Могучий хан. Неполных четыре года Кара-Чурин пробыл великим степным каганом, и так сложилось, что он не смог удержать великое государство от развала. Построенная его предками, и оставшаяся ему в наследство от отца, славного Истеми-хана, держава, рушилась и разваливалась на части. Все было плохо, и времена славных побед ушли в прошлое. Война на просторах степи бушевала каждый год, и остановки в ней не предвиделось. Слишком много было вокруг врагов, и слишком они были сильны. На западе Византия, на юге Персия, на востоке Китай, и ладно бы так, враги внешние, но и внутри самого каганата было неспокойно.
"Плохой год, ай, плохой", - такие мысли вертелись в голове кагана, престарелого и седого, но все еще крепкого кряжистого мужчины.
В раздумьях, поджав под себя ноги, он сидел на белой войлочной кошме в центре своей юрты, пил кумыс, и искал выход из сложившейся ситуации, но не находил его. Еще можно было на какое-то время оттянуть агонию всего государства, но победить, нет.
Он вспомнил свою юность, когда совсем еще мальчишкой, пошел в свой первый поход на эфталитов. Сколько же времени с той поры утекло? Пятьдесят лет без малого. Потом была война против абаров в Джунгарии, которых он разбил, и с разрешения отца, великого Истеми, правил ими. Затем большой поход к реке Итиль, которую многие называют Волга. Эх, славные годы были, и великие подвиги совершались воинами-бури во имя своих богов под знаменем золотой волчьей головы. Тогда он был молод, силен, крепок и яростен в битвах, где уподоблялся предку-волку, но неразумен. Все минуло, ушло, и теперь его слава тает как дым над степными кострами.
Прошли годы, умер каган Истеми, и он, став ханом, возглавил всю западную часть каганата тюрок. Годы мира после смерти отца длились недолго и, почувствовав свою силу, враги перешли в наступление. Первыми ударили византийцы, и он схватился с ними, но тут же нанесли свой удар китайцы и, пришлось, бросив все, отправляться на восток. Враги внешние никогда не страшили его, как и любого истинного воина из рода Волка. Но нашлись предатели среди своих, которые растаскивали каганат на куски, рвали его как шелудивые шакалы на части, ослабляли его, и вот с ними-то, пришлось повозиться. Десять лет он потратил на то, чтобы задавить всех других ханов, шел на поклон к Суйскому императору, унижался, лгал, убивал тех, кто близок ему по крови, и все же победил.
Кара-Чурин стал каганом и, окинув оком свое государство, понял, что, победив, он проиграл. Воины, на которых он мог положиться в битвах, погибли. Молодняк еще не подрос, а без верной и грозной силы воинов-бури ему не выстоять. Так оно и случилось. В этом году вспыхнуло восстание давно покоренного племени телесцев, и они наголову разгромили верного ему Нили-хана. К ним присоединяются другие народы, и среди них главные, татабы. Границы открыты, иноземцы посылают восставшим помощь деньгами и бойцами, и всех кто принадлежит к славному царскому роду Ашина, убивают. И даже если каганат выстоит, то никогда уже не станет прежним, а значит, он, Кара-Чурин Тюрк потерпел поражение, и ничего не изменить, так как смерть близка, и ее осторожные шаги уже слышны ему.
- Кхм
За кошмой, закрывающей вход, прерывая размышления хана, раздался предупредительный звук, и хан, перестав пить кумыс, спросил:
- Кто там?
- Это я, повелитель. - В юрту просунулась светловолосая и голубоглазая голова, с лицом испещренным шрамами, принадлежащая командиру гвардейцев джабгу Шету Ирбису. - Прибыл гонец от горы Актаг.
Священная гора Актаг, ставка кагана всех тюрок, место, где решались наиболее важные вопросы в жизни каганата, и до недавнего времени, постоянное местопребывание Кара-Чурина. Бывший каган взмахнул рукой, и устало произнес:
- Зови гонца.
В юрту вошел запыленный дальней дорогой гонец, средних лет скуластый бритоголовый мужчина, в обычной степной одежде, стеганом халате с кожаным ремнем-опояской. Позади него встали два гвардейца, как на подбор, стройные и высокорослые, братья Иннай и Шибир, дальние родичи хана по клану. Гонец рухнул на войлок и, стоя на коленях, начал:
- Великий хан Кара-Чурин Тюрк, я всего лишь голос курултая, и говорю не свои слова. Не вели меня казнить.
- Говори, - хан милостиво опустил голову. - Мы блюдем старые обычаи, которые наши предки некогда принесли в эти дикие степи.
- На горе Актаг прошел курултай, на котором было решено, что ты не настоящий каган. Тебе отказано во власти всеми присутствующими на курултае князьями, тарханами, вождями, ханами, шадами и этельберами. Новым каганом выбран Жангар, вернувшийся из изгнания с сильным китайским войском. Для того чтобы покинуть владения каганата сроку тебе неделя, а иначе, смерть. Однако ты можешь остаться на месте, если отдашь на общее хранение представителей всех племен свои родовые реликвии и признаешь власть твоего родича Жангара, который будет править степью под покровительством великого китайского императора.
Гонец приник к войлоку и, не поднимая взгляда, ожидал своей участи и ответа. Как говорится, обычай обычаем, но за дурные вести, не смотря на обещание, Кара-Чурин мог запросто приказать своим гвардейцам переломить гонцу позвоночник. Однако хан только громко рассмеялся.
- Ты можешь идти, гонец, - успокоившись, произнес хан. - И передай предателю своего народа Жангару, что он не получит ничего. И, еще скажи, что он недолго будет править, и смерть его будет страшна. Я знаю это, ибо вижу его судьбу.
Гонца увели, гвардейцы вышли, а хан, снова задумался, принял какое-то непростое для себя решение, поморщился и выкрикнул:
- Шету!
- Да, мой хан.
В юрту вновь проникла голова командира бури.
- Позови шамана Кубрата, моего сына Колюг-Сибира и сам приходи. Я оглашу мою волю.
- Повелитель, - Шету прижал ладонь правой руки к сердцу и поклонился. - Твой сын Колюг-Сибир покинул ставку.
- Давно?
- В полдень.
- Куда он направился?
- На Алтай, к племенам дулу, родственникам его матери. Он желает собрать армию и разгромить Жангара.
- Дурак. Предателя разбить можно, а на троне усидеть, пожалуй, что и нет. Зови шамана.
Через некоторое время, мудрый шаман Кубрат, совершенно седой сгорбленный человек, про которого говорили, что ему более трехсот лет, появился на зов своего хана и, ни слова не говоря, сел напротив него. Рядом примостился Шету Ирбис. Больше никого не ждали, и старый хан изрек:
- Я принял решение о том, что мне пора умереть.
- Кхе-кхе, - закашлялся шаман.
- Как же так!? - вскочил гвардеец. - Неужели хан говорит о самоубийстве?
- Молчать! - прикрикнул Кара-Чурин. - Самоубийства не будет. Я хочу, чтобы Кубрат провел обряд, после которого моя душа вселится в созданный им амулет. И так я обрету великую ведовскую силу, смогу жить вечно и помогать своим детям и внукам даже после смерти. Ведь ты сможешь провести такой обряд, Кубрат?
Хан посмотрел на шамана, а тот, полуприкрыв веки глаз, подумал, и сказал:
- Да, повелитель. Это возможно, но это займет какое-то времени, а враги уже через неделю будут здесь. И даже когда амулет будет готов, то ты сможешь вернуться в мир живых только через несколько десятков лет, и единственное, что тебя сможет разбудить ото сна, это кровь твоего потомка.
- Шаман, что значит тридцать или сорок лет, по сравнению с вечностью? Это мгновение, а потомков у меня много, около сорока душ от семнадцати жен, и половина из них это сыновья. Надеюсь, всегда найдется кто-то из внуков и правнуков, кто не пожалеет своей крови для деда.
- Что же, если твое решение, хан, окончательное, то я готов. Только...
- Говори, что тебе нужно. Может быть золото, драгоценности, женщины или что-то иное?
- Родовые реликвии вашего рода, мой хан. Это сильные артефакты, с которых я возьму по крупинке металла. Затем, кузнецы отольют из этого амулет, а уже я перенесу в него вашу душу и разум.
- Это возможно. Начинай, Кубрат.
Старый шаман покинул юрту, и в ней остались только хан и джабгу Шету Ирбис. Они оба молчали и первым, тишину нарушил гвардеец:
- Зачем ты это делаешь, повелитель?
Хан отхлебнул кумыса и ответил:
- Мне осталось жить всего несколько месяцев. Ты знаешь, Шету, что я ведун. Сила предков живет во мне, в тебе и в других наших сородичах, и я знаю час своей смерти. Однако многое в жизни осталось не сделанным, а среди всех моих многочисленных детей, я не вижу достойного преемника, которому могу передать все свои знания и немалую силу.
Гвардеец мотнул головой, принял слова хана как данность, и спросил: