Женька, потрясенный, увидел светлые пулевые отметины на ящиках. Следующая очередь прошла выше, ощущались лишь толчки пуль в корпус самолета.
Истребитель, и, наверное, не один. Черт, свои прицепились…
Валша вытворял что-то невообразимое. Транспортник, скрипя всеми своими дюралюминиевыми листами и трубами, свалился в пике, едва не зацепил носом воду, пронесся над темными волнами. Пилот стремился прикрыться кручей берега, и паре Пе-3бис из Особого полка ВВС ЧФ было сложно вновь выйти в хвост транспортнику. Но у пилотов ночных истребителей опыта хватало, да и чувствовали они себя уверенно. Тень громоздкого "юнкерса" отчетливо выделялась на фоне волн, и в помощи бортовых станций "Гнейс-2М" никакой необходимости не было. Ночные "пешки" ушли выше, дожидаясь, когда "немец" проскочит мыс.
Идиотизм, но в самолете чувствуешь себя голым. Залечь негде, ползти некуда, гранату не бросишь…
- К пулемету! - орала Катрин.
- Так свои там…
- Пугнуть, дубина!.. - начальница попыталась протиснуться к пулеметной турели, ударилась о ящики.
Женька попробовал двинуть следом, упал, покатился, ухватился за плащ румынки. Женщина пришла в себя, держалась за подбородок, что-то говорила. Глаза, полные слез, даже в полутьме были колдовски красивы. Женька, цепляясь за брезентовые ремни, встал. С опозданием понял, что никакая она не немка и не румынка. Молится и матерится на родном…
"Пе-3" упали на добычу поочередно. От первого тяжелого истребителя "юнкерс" ушел, опасно довернув к береговому обрыву. Но вторая "пешка" словно этого и ждала. Огненные трассы двух пушек и двух пулеметов перечеркнули левое крыло и гофрированный фюзеляж "юнкерса".
Обе тусклые лампочки в грузовом отсеке погасли. Один из проклятых ящиков двинул Женьку между лопаток, бедро дернуло болью. Кто-то кричал… Женька автоматом отпихивал от себя ящики, что-то нетвердое. А, майор… Вроде шевелится… Черт с ним… Катька где? Что-то мягкое… Комбинезон… Стас… Спина мокрая… вздрагивает… Тон двигателей "юнкерса" изменился. Самолет содрогался.
Кто-то упал рядом. Катька…
- Что? - заорала начальница, хватая за плечо.
- Стасик. Ранен он…
- Горим, Женька. Мотор…
В иллюминатор заглядывало, дрожало оранжевое зарево. Ясно, как днем, виднелась ребристая обшивка крыла.
- Валша посадит… перевязать бы…
Катрин с силой отпихнула:
- Дверь, Женька! Открывай…
"Юнкерс" кренился, и Женька просто всем существом чувствовал, какого труда пилотам стоит удержать машину от падения. Полез-покатился к двери, нащупал рукоятки. В отсеке стало светлее из-за огня, дрожащего на крыле…
Да открывайся же! За спиной кричали. Женька, срывая ногти, отдраивал дверь. Поддалась, проклятая…
Хлестнуло соленым холодным ветром. Неслась, тускло сверкая, вода. Билось мутное отражение двигателя-факела.
- Приказано прыгать! Разобьемся…
- Да он охренел! Куда?! Берег где?
- Рядом. Командир пока машину держит! - кричал, пытаясь перекрыть свист воздуха, скрежет двигателя и дребезжание металла, старлей-радист. - Приказ…
Женька с ужасом смотрел на несущуюся безумно далеко под крылом воду.
- Прыгай, приказ! - хрипло кричал старлей, тряся Катрин за плечи.
- Ах, вашу… - командируй отпихнула радиста. - Женька, пошел!
- Ты что?! Я ж в лепешку! А Стас?
Катрин пнула-подсекла под колено и толкнула в дверь. Женька пытался ухватиться за проем, но был уже в воздухе… Мгновенно развернуло - успел увидеть промелькнувший хвост "юнкерса".
Завопить не успел - это и спасло. Вода оказалась неожиданно близко. Бахнулся боком. Сдавило со всех сторон плотным холодом. Оглушенно замолотил руками и ногами. Вынырнул. Во тьме трепетал тусклый факел уходящего самолета, уносило к звездам длинный шлейф дыма. Женька не успел выплюнуть горько-соленую воду - факел встретился с водой, подскочило над волнами горящее крыло, поднялся фонтан воды. Победно проревели где-то в высоте истребители.
Всё.
Женька попробовал вынырнуть повыше, оглядеться. Однообразные горбы волн. Тихо-то как, только плеск безразличный. На дне еще тише. Главное, не паниковать. Что Катька бы сделала? Определиться, сообразить, куда плыть. Плыть. Ничего иного не остается. Валша уводил самолет от Херсонеса. Берег был слева, значит, шли на восток. Звезды… Звезды на месте. Ориентируемся…
- Евгений, твою… - неразборчиво кричали из темноты.
Женька хлебнул воды, вынырнул и завопил:
- О-го-го! Здесь я!
Белые всплески, смутный шарик головы.
- Чего молчишь? Я ору, ору… - возмущалась Катрин, отплевываясь.
- Не слышал. Один плеск, - прохрипел Женька, всматриваясь - не приглючилось ли?
Нет, она. Взъерошенная, со щекой расцарапанной, но деловитая.
- Поплыли, Земляков. Долговременные морские купания без тренировки крайне вредны для здоровья.
- Кать, а берег-то где?
- Вон он, берег, - сердито прохрипела начальница. - Присмотрись, сам увидишь, если не ослеп. Но сначала нашего радиолюбителя попробуем отыскать. Он где-то недалеко плюхнулся. Как наподдал мне ногой, так и сам следом кувыркнулся…
Старшего лейтенанта отыскали минут через десять. Женька вдоволь накричался и наглотался воды. Радист то ли сломал, то ли вывихнул руку и с трудом держался на воде. Катерина ныряла, стаскивала с него сапоги. Плавала она уверенно, Женька тоже пришел в себя. Буксировали охающего и отплевывающегося старлея. Все было просто и ясно. Берег недалеко, - Женька удивлялся, как сам не разглядел темную гряду, изредка подсвечивающуюся далекими зарницами разрывов. Судя по всему, приводнились довольно далеко от Севастополя. Можно было надеяться, что берег здесь уже свои контролируют, но всякое может быть. "Вальтер" в кармане комбинезона колотил по ляжке, бедро другой ноги на каждое движение отзывалось саднящей болью. Ничего, главное, живы.
Впереди шумел, накатывался на камни прибой.
- Теперь, мальчики, щекотливый момент, - пробулькала Катрин.
Еще дна не успели нащупать, как от камней, омываемых пеной, закричали:
- Стой! Хенде хох! Плыви сюда, или стрелять будем! Фирштейн?
- Выплыву - я те дам "фирштейн", - в голос посулила Катрин. - Полиглоты хреновы.
У начальницы и старлея сохранились не успевшие окончательно размокнуть удостоверения. У Женьки в карманах имелись только немецкие накладные, но чего ждать от лопуха-переводчика? Стрелять и бить морду не стали, - начальницы, естественно, заслуга. Юбку она пожертвовала Нептуну, блузка и "парабеллум" вызывали законные подозрения, но морпехи все равно представляли немецких шпионок как-то иначе. Наверное, сапоги и сатиновые, до боли знакомого пошива спортивные трусы послужили неоспоримым доказательством принадлежности к Красной Армии.
Связь со штабом армии у командира бригады имелась, и через полчаса Женька и начальница сидели, кутаясь в плащ-палатки, и пили чай. Приплелся в блиндаж и старлей-радист, - сустав ему вправили, а сострадательные моряки нацедили кружку спирта.
Очки в кармане комбинезона сохранились. Женька нацепил окуляры и стал рохлей младшим лейтенантом. Такого по плечу похлопывают и тут же забывают. Рядом ведь громоотвод сидит - взъерошенный, очаровательный, под плащ-палаткой голые ноги не очень старательно скрывающий. Ну и чудесненько. Рядовому младшему лейтенанту Землякову очень требовалось время в себя прийти.
* * *
Ночной удар по аэродромам Севастополя наносился пятью полками авиации дальнего действия, поддерживаемых силами 8-й воздушной армии и ВВС ЧФ, - здесь в воздух было поднято все способное летать ночью. Баллоны с горючей смесью, подорванные радиосигналом, сыграли роль негасимого маяка-ориентира, видимого с расстояния в десятки километров. Первыми отбомбились Пе-8 и "митчеллы". Поднять с аэродрома истребители немцы не сумели. Два советских самолета-корректировщика, подошедшие со стороны моря, засекали огонь зенитных орудий. Следующий удар "бостонов" и Пе-2 произвел сокрушающее воздействие. Затем к Херсонесу подошла третья волна бомбардировщиков. Почти бездымное белое сияние горючей смеси на северо-западной оконечности полуострова служило отличным ориентиром. Сбитые "пешки" и "бостоны" падали в море и на аэродром, уцелевшие машины уходили на новый заход.
Несмотря на яростную бомбежку, из шести десятков самолетов, находящихся на аэродроме Херсонеса, была уничтожена едва ли треть: в основном "штуки" и штурмовики. Но взлетная полоса была выведена из строя. Ошеломленные немцы пытались тушить горящую технику и спешили восстановить взлетную полосу - сделать ее хотя бы частично пригодной к приему самолетов. Озеро белого огня все еще сияло, и потушить его было нечем. В небе дребезжали У-2, сыпали мелкие бомбы. Аэродрому в Бельбеке досталось гораздо меньше, но там взлетная полоса уже находилась под постоянным артиллерийским обстрелом, что практически исключало использование аэродрома немцами.
На рассвете Херсонесский аэродром подвергся новому удару. Три полка штурмовиков, за ними Ил-4 и Пе-2. Вторую волну вновь создали штурмовики и бомбардировщики ВМС ЧФ.
В 8.15 была перехвачена и расшифрована радиограмма штаба "Береговой эскадрильи Крым". В ней сообщалось, что аэродром Херсонеса выведен из строя минимум на двое суток. В ответной радиограмме штаб 17-й армии ставили в известность о том, что в 5.30 советская авиация подвергла массированной бомбежке аэродромы юга Румынии. В 5.45 был разбомблен аэропорт в Констанце, там погиб генерал-майор Шумахер, отвечавший за подготовку румынских летчиков. Предположительно для налетов штаб советских ВВС использовал бомбардировщики и истребители двух воздушных армий. От действующего начальника "Береговой эскадрильи Крым" решительно требовали возобновить прием самолетов на Херсонес в течение ближайших суток.
За сутки привести в порядок взлетную полосу было невозможно. Кто мог знать, что тяжелые русские бомбардировщики будут кидать на каменистый мыс тяжелые ФАБ-1000? Штаб "Береговой эскадрильи Крым" собирался сделать все, чтобы следующим утром поднять в воздух хотя бы истребители.
Но суток у немцев не было. В 9.00 войска 2-й гвардейской, 51-й и Отдельной Приморской армий начали общий штурм.
Глава 3
23.04.1944. 1037-й день войны
Погода: солнечно, тепло. Море - волнение 2 балла.
9.00
Части 2-й гвардейской и 51-й армий начинают атаку в направлениях - станция Макензиевы Горы - совхоз имени Перовской.
Части Отдельной Приморской армии атакуют вдоль Золотой балки между Кадыковкой и Новыми Шулями.
9.30. Балаклава
Женька скрипел зубами. Заноза обнаружилась только утром, когда начальница разглядела, что поднадзорный прихрамывает. Теперь Женька сидел без штанов перед двумя девушками и старался не орать.
- Сейчас, сейчас, миленький. Потерпи немножко, - приговаривала санинструктор - миловидная херсонская девчонка.
- Он потерпит, - заверила Катрин, на всякий случай придерживая подопечного за шею.
- Ой-ой-ой! - Женька старался не смотреть, но по ощущениям выходило - прямиком бедренную кость норовят выдернуть.
- Вот какая! - торжественно объявила херсонка Оксана.
Пинцет у нее был здоровенный, но заноза еще крупнее. Огромная такая щепка, с одной стороны побуревшая, с другой сохранившая защитную краску. Ужас! И как ногу насквозь не проткнула?
Женьке стало нехорошо, и он зажмурился.
- Вот и умница, - умильным голосом сказала Катрин и погладила по макушке. - Поскулил чуть-чуть, сопельки пустил и умолк.
- Злая ты, - с чувством пробормотал Женька. - Садистка пиратская.
Оксана засмеялась.
- Что, пираты уже не люди? - обиделась Катрин, одергивая новенькую тельняшку.
Чудом не утопшую опергруппу слегка приодели. Женьке досталась ношеная, но чистая солдатская гимнастерка и бриджи на размер побольше, чем нужно. Обувью не снабдили - немецкие ботинки выглядели прилично, и никто их менять не собирался. Ладно, главное, вымокли, разносились, уже не жмут. Хотя в комплекте с коротковатыми бриджами… Видок не самого крутого коммандос, чего уж там скрывать.
Впрочем, начальница выглядела примерно так же, разве что сапоги поприличней и новенькая тельняшка - подарок свежеиспеченных поклонников из штаба 255-й БрМП.
- Ничего, ваш переводчик парнишка закаленный, - сказала Оксана и заглянула в очки гостя так проникновенно, что Женька забеспокоился. Конечно, Иришка девушка современная и продвинутая, но как-то не хочется ей врать и умалчивать…
- Во дают! - Катрин прислушалась к плотному гулу артиллерии. - Стволов двести на версту работает.
- Да, скоро и мы сдвинемся, - Оксана окинула взглядом узкий блиндаж, украшенный выдранным из журнала пейзажем какого-то немецкого города. - Торбу я собрала, хлопцы мои изготовлены. Вот только ждать невмоготу. Я в Севастополе и не бывала ни разика, а братва так и ждет города. Ой, батюшки, а продезинфицировать?! Що молчите, товарищ молодший лейтенант?
- Не надо меня дезинфицировать, - взмолился Женька.
- Умолкни, мученик, - приказала Катрин.
- Мы зараз комплексную терапию, - заверила Оксана. - Мигом никаких последствий…
Раствор "бриллиантинового зеленого" жег похуже серной кислоты. Оксана ловко бинтовала пострадавшее место. Женька ерзал, дышал сквозь зубы, было и больно, и стыдно, потому, когда протянули кружку, отказываться не стал.
- Давайте, с компотиком, - сказала санинструктор.
- За победу, за то, чтобы руки-ноги и все остальное цело было, - Катрин взболтнула алюминиевый "бокал".
Спирт пошел хорошо. Женька даже удивился, запил сладковатым компотом из сушеных груш, взял сухарик.
- Спасибо, Оксаночка, - сказала Катрин, хрустя сухарем. - Пойдем мы, а то начальство обидится.
- Вы пообережней, "ганс" злится, отстреливается. Брата придерживай, он у тебя рассеянный.
- Этот-то? - начальница кивнула на Женьку.
- А разве не брательник? - улыбаясь, спросила Оксана. - Сходственны. Не по обличью, а так.
- Так он у меня троюродный. Седьмая вода на киселе. Ладно, пойдем, кровинушка…
Пришлось лезть по откосу - штаб бригады располагался рядом с развалинами генуэзской крепости. Морпехи обещали связаться с фронтовым управлением СМЕРШ. Катрин считала, что нужно для очистки совести поинтересоваться, не вернулся ли подполковник Варварин? Операция прошла неудачно, но, возможно, ему детали произошедшего требуются. Хотя, скорее всего, закончилась карьера контрразведчика.
Дозвониться до фронтового управления пока не удалось, хотя начальник связи клятвенно заверял, что вот-вот добьются. Женька сидел в какой-то каменной выемке, - вокруг торчали камни, - то ли остатки древнего Чембало, то ли окопчик, вырытый во время войн поздних времен. Высовываться не рекомендовалось - с горы на западной стороне бухты изредка постреливали немцы. Женька смотрел в другую сторону, - там, за тесно сбившимися крышами городка, открывалась долина. Остатки виноградников, темные точки, - должно быть, сгоревшие домики. "Золотая балка" - когда-то начальница здесь уже бывала. Испохабила война такие вот уникальные места. Красиво ведь, если про дымы разрывов забыть. Вот тот дальний склон и есть Сапун-гора. Ключ к обороне города. Отсюда горой не выглядит - просто широченный склон. Только взойти на него сейчас невозможно…
- Эй, спишь, что ли? - в ямку втиснулась начальница, сунула флягу. - После спирта не сушит? А то начали день совсем уж удачно.
- Что там со связью?
- Стараются. Все забито. И эфир, и провода. Самый пик. Через час и здесь начнется. Так что давай-ка поскачем мы, несолоно хлебавши, в Отдел. Как говорится, из штанов не выпрыгнешь.
- Что из них выпрыгивать? - пробормотал Женька. - С меня портки и так сваливаются. Похудел, видимо.
- Не намекай. Что у ребят из формы имелось, то и выпросила. И что ты вообще за странный человек, Земляков? То на бутылку, то на занозу. Разве так серьезные люди травмируются?
- Я буду исправляться.
- Не нужно, - Катрин, запустив пальцы в ставшие жесткими от соленой воды пряди, смотрела в голубое небо. - Ты, Женька, счастливчик. Будешь жить долго и счастливо. Правда, все время здоровье будешь подправлять. То от фурункулов избавляться, то от кишечных палочек. Главное - простатита берегись.
- Нет, действительно, злая вы, товарищ старший сержант. Я, между прочим, ни при чем. Мы вообще не виноваты. Почти все сделали. Самолет… Ну что здесь поделаешь… техника подводит. Неудачное стечение обстоятельств, - Женька замолчал.
- Убили его, - сказала Катрин. - Еще до того, как мы шлепнулись. Я щупала - минимум три пули в грудь. Даже если дышал, все равно не жилец был. Мы и старлея-то едва к берегу выволокли.
- Я понимаю. Но, может, можно было…