Ирина весело улыбнулась и сама взяла меня за руку, увлекая к центру площади. А там уже слышались громкие выкрики, переговоры публики и музыкантов иногда на абсолютно бытовые темы. В котлован подул теплый ветерок, и волосы Ирины всколыхнулись слегка. Стоп! Хватит! Ты обещал!
У кого-то горели наплечные фонарики, цепляющиеся на плечо неким ошейником, кто-то принес и расставил факелы. Подтянулись и туристы. Йорген продолжал соревнования.
Наконец раздался первый гитарный аккорд, искаженный гитарным процессором в металлическое завывание.
Ирина вздрогнула и поморщилась.
- Вообще я такую музыку не очень, - сказала она, глядя на меня.
- Да я тоже по настроению, - ответил я, улыбнувшись, - но люди для нас стараются, хоть немножко послушаем.
- Хорошо, - согласилась Ирина и тоже улыбнулась.
Свет бросал на ее тонкие черты причудливые тени… Так, Странный, еще раз я это услышу!..
Заиграла музыка. Я, не отпуская руки Ирины, чуть заметно придвинулся к ней. Она не шелохнулась, а даже немного облокотилась мне на грудь, отчего сердце мое учащенно заколотилось, и мне было неловко, что Ирина может почувствовать этот бешеный пульс и… Отставить романтическую фигню! Все под контролем!
Краем глаза, обернувшись, я приметил за банкетным залом каменные ступеньки, грубо врезанные в породу. Они уходили куда-то вверх. Я повернулся к стоящему рядом рыжебородому лысому здоровяку и спросил, кивнув в ту сторону:
- А что за лестница?
- Это лестница в небо, - хитро улыбнулся харлеевец, чуть покосившись туда, куда кивнул я, - можно смотреть, как солнце идет наверх.
- А можно будет туда залезть? - вновь поинтересовался я.
- Да, - просто ответил тот.
Песня была на староамериканском и повествовала о прекрасной девушке, которая, проснувшись рано утром, стала приставать с расспросами то к солнцу, то к ветру, то к морю о том, насколько она прекрасна. Все предлагали спросить у кого-нибудь еще, пока наконец дерево, озадаченное тем же вопросом, не предложило ей разбудить и спросить об этом юношу, спящего в сени ветвей. Дальше было что-то непонятное, я не разобрал слов, а дальше рефреном повторялась одна фраза: "Девушка, уходящая вдаль". Музыка была простенькой, но душевной и эмоциональной. Не мешало даже то, что гитарист иногда попадал не совсем по тем струнам, а ударник слегка свинговал. Был еще сильно разукрашенный и обвешанный различными девайсами парень, который извлекал разные звуки из компьютера, на мой взгляд, совершенно лишние в данном исполнении, но во всем этом был некий колорит… что-то индивидуальное…
Шелест и рокот плавно перетекли в хлопки и бурные выкрики одобрения собравшихся слушателей.
Глаза Ирины сверкали от восторга, и она тоже хлопала, а я хлопать не мог, потому что Ирина облокотилась на меня. Мне пришлось ее обнять правой рукой, чтобы дотянуться одной ладонью до другой, а то вдруг подумают, что мне не понравилась музыка?
Я почувствовал живое тепло и пульс ее тела, ее запах, и… меня ощутимо тряхнуло электрическим разрядом вольт в тысячу! Вспомнились какие-то полустертые образы жизни иной, той, что когда-то была на Земле, какие-то концерты, друзья, девушки… Я с моей бывшей, тогда еще будущей, женой так же, полуобнявшись, стоим и смотрим, как наши друзья выступают на сцене… Как это далеко и непонятно… зачем это было? Нет, совсем не так мы полуобнимались: сейчас мои чувства - словно оголенные провода. А тогда это был другой Дэн, черно-белый какой-то, на поцарапанном целлулоиде, с какими-то идиотскими убыстренными движениями, как кукла. Мы учились в университете, я рисовал и мечтал создать необычный шедевр… Не верится… Может, потому что это было давно и на другой планете? Будто вспомнил какой-то виденный мельком фильм? А ведь он про меня, и хроникальный… да… Как можно верить тому, что с тобой происходит, если это оставляет такие эфемерные следы? И как легко сейчас представить, что происходящее вокруг - тоже съемки такого же фильма. Прекрасная девушка, которая мне нравится все больше и больше, какие-то дикие и добрые папуасы со своими танцами, какие-то разведки, убийство, тайны… Разве это не абсурд? Все, что сейчас происходит со мной? Опять какое-то кино, только дешевое и голливудское… Но актеры здесь работают без дублей и в режиме реалити-шоу. Настоящая лишь она, Ирина. И я благодарен ей за это…
- Мне нравится такая музыка, - вдруг сказала Ирина, повернув голову. - Напоминает что-то такое… из воспоминаний про Землю.
Я вздрогнул: она чувствует мои мысли! И это уже не в первый раз, когда я замечаю с ее стороны подобное.
- Удивительно, - ответил я, - но только что думал о том же.
- Значит, мы с вами похоже думаем, - сказала она, глядя мне в глаза.
- А может, просто у вас такое же свойство, как и у меня? - спросил я. - Сверхэмпатия?
- Я не знаю, - ответила она, - не задумывалась о каких-то необычных своих способностях.
Музыка продолжалась: играли уже что-то собственного сочинения, потому что даже сленг и акцент рифмовались в тексте.
Кое-кто из наших отдыхающих слушал концерт (то есть Аюми, Крис и Лайла), кое-кто (то есть Аурелиано) бродил по поселку, а кто-то вовсю болтал с местными (это Дронова и Азиз). Мне было уже не до них: что я им, папа, что ли? Вроде бы, несмотря на "бухло", все вели себя "в рамках". Ирина тоже, казалось, забыла о своих подопечных и смотрела, как изгибаются и размахивают руками марсианские аборигены на сцене. Потом люди стали танцевать. И туристы тоже втянулись.
Ко мне подошел слегка нетрезвый Йорген и хлопнул меня по плечу. Ирина вздрогнула.
- Прикинь, Странный, - заорал он, перекрывая музыку, - я их почти всех положил!
- Молодец, Йорген, - ответил я, - но постарайся не борзеть особенно: мы же в гостях все-таки.
- Да ну их в задницу, этих чучмеков, - весело орал Йорген, и мне показалось, что на нас оборачиваются. И я слегка пнул Йоргена ногой.
- А музон у них вообще приличный, вокалист только слегка лажает, а так прикольно, - примирительно добавил он.
Ирина немного поморщилась и кинула короткий взгляд на него.
И тут начался типичный хардовый медляк. А сзади показалась спасительная фигура Сибиллы, которой я отчаянно замахал рукой и сделал "страшные" глаза.
- Вы танцуете? - спросил я Ирину, в мыслях надеясь, что она откажется: я не был уверен, что смогу покорить ее сейчас своими пластическими навыками.
- Да, - ответила она, - я люблю танцевать.
- Только из меня танцор не очень. - Я поморщился. - Попробуете?
- А вы приглашаете?
- Конечно! - Я улыбнулся.
- Тогда рискну. - Ирина тоже улыбнулась как-то по-детски, и от этого мне стало хорошо внутри: я видел, что она счастлива, и ради этого мог сделать, казалось, что угодно.
Я аккуратно положил ей руки на талию, а она опустила свои ладони мне на плечи, и мы сделали первый шаг и едва не натолкнулись друг на друга.
- Ой, простите, Ирина, я такой неуклюжий… - Мне стало неловко, но она рассмеялась.
- Ничего страшного, - сказала она, махнув рукой, - я тоже редко танцую.
- Странный, - услышал я голос Йоргена сзади, - ты там не подведи, с дамой-то. А?
Я показал ему кулак с вытянутым средним пальцем, а тот заржал, как дромадер.
Я не обратил на это внимания, так как купался в эйфории танца с очаровательной и загадочной, чувствительной и смелой девушкой. Я смотрел ей в глаза, и она в ответ тоже, и у меня было впечатление проскакивающих между нами искорок энергии. Опять появилось ощущение, что мы с Ириной продолжаем общение на каком-то закодированном канале. Я хотел что-то сказать, но потом почувствовал, что можно и помолчать.
Когда музыка закончилась, объявили последнюю песню, а Ирина сказала, что пойдет проверит туристов. А я огорчился слегка и сказал ей, чтобы потом подходила к каменной лестнице. Она согласилась. В это время грянула оглушающая музыка, а вдобавок к этому на мотоцикл, стоящий на камне, взобрался какой-то парень в кожаной жилетке, который завел его, включил фары и начал газовать, оглашая весь котлован ревом двигателя. Музыканты не обращали на это внимания, а вот некоторым зрителям этот элемент шоу не понравился: очевидно, они с большим почтением относились к старинной технике. Они стали подбираться к камню, чтобы снять нахала с седла. Но в толпе нашлись и сторонники этого шоумена. Они стали оборонять подступы к камню. Началась свалка, и я пошел искать Ирину, чтобы с ней не случилось чего-нибудь. Некоторые равнодушные к потасовкам парочки прямо в толпе гуляющих занимались сексом в разных позах, почти не заголяясь.
Это выглядело вполне для них естественно, мало кто обращал на них внимание - у каждого были свои развлечения.
В столовой были уже почти все туристы. Но мне сказали, что Ирина недавно вышла. Дронова напилась и громко возмущалась, почему ее пытаются затолкать в спальный мешок. Полковник урезонивал ее тем, что она уже устала, а Аюми говорила, что сейчас будет читать вслух сказку. Дронова согласилась. Несмотря на любопытство по поводу сказки, я продолжил искать гида.
И нашел Ирину уже возле лестницы. Возня у камня сменилась пьяными песнями, мотоцикл заглушили. Гуляния продолжались, и на нас уже не обращали особенного внимания. Мы с Ириной поднимались по ступенькам вверх. Они были широкие, но вместо перил имели вбитые в скалу железные штыри. Поднимались мы медленно и долго, пока наконец не увидели почти целиковой панорамы поселка. Я придерживал Ирину за талию, честно опасаясь, что у нее закружится голова.
На самом верху мы увидели небольшую каменистую площадку с четырьмя грубо сколоченными парниками и двумя стойками видеокамер, направленных куда-то на плоскогорье. А небо на востоке было нереально лилового оттенка, какой бывает иногда в грозу: это занималась заря. Плоскогорье выглядело фантастической инсталляцией из ноздреватых выветренных булыжников причудливых форм, которые по краям светились от первых холодных лучей восходящей звезды - далекого, но самого главного ядерного реактора нашей системы.
Мы с Ириной были без шлемов, что являлось грубым нарушением инструкции. Мы знали это, и нам было плевать. За пыльными стеклами парников пестрела какая-то зелень с длинными стеблями и острыми вытянутыми листьями, а мы смотрели, как небо становится ярче, выкрашиваясь в разные неожиданные цвета и создавая на облаках причудливые узоры света.
- Спасибо за чудесный вечер! - сказала Ирина, прижимаясь ко мне от зябкого горного ветра, поднимавшегося среди камней от нагрева светом.
- Не за что, - улыбнулся я, - это харлеевцы постарались…
- Нет, вы. - Ирина улыбнулась. - С вами спокойно и радостно.
И вдруг она взяла меня ладонями за щеки, притянула к себе и поцеловала - страстно, нежно, благодарно и искренне…
Я совершенно не заметил, как моя рука обняла Ирину сзади за талию, а другая, погрузившись пальцами в ароматные волосы, стала поглаживать, одновременно притягивая Ирину к моим губам. Я чувствовал губами ее ресницы, нос, локоны, щеки… Я понял, что если остановлюсь сейчас, то никогда не прощу себе такого… Затем наши ладони сцепились, и я, почувствовав ее холодные, но цепкие пальцы, стал целовать ее лицо, медленно спускаясь к шее, после чего услышал звук расстегиваемой Ириной молнии ее комбеза… Я медленно и страстно погружался в тепло ее тела, продолжая изучать ее на ощупь, чувствуя глубокое и горячее дыхание…
Вот так… так мы и стояли на фоне восходящего солнца, и было плевать, порхают ли сверху гарпии или глюки, а на упавших на землю поясах наших комбезов отчаянно стрекотали датчики радиации…
Сатана смотрел на меня исподлобья, хмуря густые и черные как смоль щеточки бровей.
- Это ты интересовался, что будет дальше? - спросил он низким бархатным баритоном, убирая с орехового бюро гарпунное ружье с мотком троса и пряча его в ящик.
На бюро стоял большой телескоп, таращащийся в окно, и рядом с разогретым паяльником валялись какие-то картонные коробочки с неразборчивыми надписями.
- Ну, я просто спросил - а действительно то, что происходит, происходит в действительности? - Я использовал вопрос-петлю и заметил, что Сатане это понравилось.
- Да, мне про тебя рассказывали: ты смышленый малый. - Он улыбнулся. - Но вот лезть вперед - это признак дурного вкуса!
- Кто рассказывал? - спросил я.
- А как ты думаешь? Твой папа! - Он хохотнул моему удивленному лицу. - Он предупреждал, что ты ко мне явишься и начнешь задавать ненужные вопросы…
- Но я ведь только… - начал я оправдываться.
- Знаю, знаю, - махнул он рукой с серо-пепельной кожей, под которой проглядывали тонкие бордовые жилки.
Внезапно он щелкнул пальцем, и над бюро засияла в воздухе вавилонская клинопись. Буквы словно были отлиты из пылающего голубым огнем стекла.
- Далеким путем он ходил, но устал и вернулся, и записал на камне весь свой труд , - произнес Сатана с каким-то странным напевным акцентом.
- Это что? - спросил я.
- Это "Сказание о Гильгамеше". - Сатана закурил гаванскую сигару и выпустил дым в потолок.
Буквы погасли, и загорелась надпись: "Пристегните ремни! Не курите".
Сатана продолжал курить.
- Это намек? - спросил я.
- Конечно, мой мальчик. - Сатана улыбнулся своими чувственными тонкими губами с синеватым оттенком. - А как ты думал? Не считаешь же ты, что дяденька Сатана тебе все так и выложит вкратце?
Из стен стали выходить фигуры: Ирина, туристы, один за другим, Йорген, Сибилла. Отдельно вышел Джованни и сел в углу, на табуретке, а рядом с ним встал по стойке "смирно" человек в мундире космического десанта с какими-то странными нашивками в виде змеи, кусающей себя за хвост, с серебряными крыльями. По погонам он был майор. Я почему-то его сразу узнал, хоть и ни разу не видел: это был муж Ирины. Я хотел ему что-то сказать, но передумал: мне было неловко, что мне нравится его жена, да и имени я его не знал. Все фигуры - и мертвые, и живые - были какими-то полупрозрачными, нереальными и смотрели в одну точку пространства, что делало их жутковатыми манекенами. Наконец вышел я и встал за спиной у Ирины, положив ей руку на плечо.
- Чтобы понять что-то одно, надо сперва понять общую схему процесса, понимаешь, амиго?
Сатана достал откуда-то снизу видеопроектор и, ловко подключив его к сети и к своему ноутбуку, запустил его. Сбоку от меня зажегся экран, и я повернул голову.
- Слушай и смотри внимательно, - произнес Сатана со значением. - Чтобы понять действия человека, надо посмотреть на них с космических позиций бытия, понять, в каком он пребывает состоянии или состоит в пребывании. Пребывания благостные ведут человека естественно и плавно между неблагими пребываниями других существ, ему подобных.
- Но ведь можно стабилизировать эти факторы в психике человека посредством воли и мотиваций? Это выведет из "неблагого" состояния пациента? - спросил я с любопытством. На экране в это время быстро мелькали какие-то символы, цифры и геометрические фигуры.
- Другие пребывания - неблагие, ибо в них находятся не по своему желанию.
- Почему "другие"? - удивился я.
- Дурные формы существования. Живые существа ввергаются в них вопреки своим желаниям ракшасами Ямы, то есть собственными действиями, и находятся там не по своей воле. Вот так оные и находятся в аду, будучи еще на материальном энергетическом уровне, - проще говоря, распадаются. В одних сутрах говорится о семи устойчивых состояниях, в других о четырех.
Сатана зачем-то плавно вращал ручку, торчащую сбоку проектора, будто внутри был какой-то механизм.
- Каковы же эти четыре состояния? - Я достал световую ручку и электронный планшет, приготовившись записывать.
- Первое, - погладил он свою окладистую эспаньолку совсем как заправский университетский профессор, - состояние сознания, устремленное к материи, иначе - состояние камня. Второе - состояние, устремленное к ощущениям, или же состояние воды. Записали?
Сатана вопросительно обернулся, и я машинально обернулся вслед за ним. Оказалось, что записывают все присутствующие в комнате.
- Третье, - продолжал Сатана, вынув из кармана лазерную указку и тыкнув лучом куда-то на экран, где застыло изображение ветряных генераторов на длинных мачтах, - состояние, устремленное к понятиям и представлениям, либо состояние воздуха, и четвертое - состояние, устремленное к формирующим факторам, то же, что и состояние огня. Вопросы есть?
Я обратил внимание, что почти все тянут руки, кроме Лайлы, Криса, Азиза и меня.
- Какова их внутренняя сущность? - Это говорила Ирина, но почему-то моим голосом.
- В соответствующей последовательности это четыре группы дхарм с притоком аффективности. Они, в свою очередь, функционируют только на собственной ступени сознания, но не на иной ступени, поскольку частоты колебаний, или пульсаций, если угодно, на разных ступенях не совпадают.
- Но это противоречит корпускулярно-волновой теории! - выкрикнул со своего места Джованни, явно обиженный, что спросили Ирину, а не его. Голос его, правда, тоже чем-то напоминал мой.
- Ничего подобного, - улыбнулся снисходительно Сатана, - элементарная логика. Пример: в "темной энергии" Вселенной тоже обнаружены "замороженные" и "раскаленные" частицы. Чтобы противоположности работали, их надо разбить по частотам, как мы наблюдаем это в спектре. Пространство вариантов…
Тут зазвенел звонок, и все стали собираться. Сатана выключил проектор и зажег свет.
- К следующему разу, - громко сказал он, - подготовить рефераты на тему: "Устройство Вселенной, многомерная модель". Оценка пойдет за спецкурс по Истинным Знаниям. А вы, Дэн, задержитесь на минуточку.
Я кивнул.
- Я буду в столовой, - сказала Ирина и, чмокнув меня в щеку, вышла из аудитории.
Муж Ирины тяжело протопал мимо коваными сапогами и кинул на меня тяжелый взгляд, но потом улыбнулся и тоже вышел.
Я подошел к столу: Сатана заполнял ведомость.
- Да, - оторвавшись от своего занятия, сказал он наконец, - успехи у тебя определенные есть, и это меня радует, несмотря на то что я твой дядя. Как отец?
- Все хорошо, работает, - ответил я.
- Он тебе говорил, где его надо искать? - Сатана поправил очки.
- Он сказал, что то, что мы ищем, иногда совсем не там, где мы ищем.
- Правильно он сказал, - кивнул Сатана. - Но можно и так: наши цели и знания на пути их достижения часто оказываются ложными, но мы обязаны их приобрести, чтобы понять, что истина находится с другой стороны, являясь зачастую антагонизмом достигнутой нами цели. Тогда мы все переиначиваем, переходим в другую крайность - и так и будем метаться с одной стороны в другую, пока не поймем, что посреди стоит зеркало… Мы видим в нем себя, но со стороны. По эту сторону стоим мы и ощущаем себя, и это тоже неполно. Нужна некая совокупность качеств, чтобы ходить сквозь него и обратно. Есть такая притча у древней народности Ши, которая заканчивается примерно так: если сильного, но глупого подвести к зеркалу - он испугается отражения и, почувствовав от него такую же угрозу, что и сам несет в себе, он разобьет зеркало.