- Это невозможно! - вспылил Садао. - Это нанесёт непоправимый ущерб репутации нашей страны!
- Речь идёт о выживании нашей страны, Араки-тайсё, - напомнил ему Такэо Хори, - о престиже после позаботимся, когда враг будет повержен. Я уже поставил вопрос перед кабинетом министров и лично особой божественного микадо о временном выводе войск из наших провинций в Китае и сосредоточении их на территории Кореи. Ближе к экспериментальному полигону.
- Я поддержал прошение Такэо-тёсё, - сообщил Корэкиё, который, как я узнал немного позже, был министром финансов. И мне отчего-то сразу показалось, что решение о выводе войск из Китая можно решать принятым, как кабинетом министров, так и божественной особой.
Араки, видимо, думал в том же ключе, потому что больше не поднимал тему национального престижа Японии. Беседа, наконец, перетекла в сугубо деловое русло.
- Сколько мы тут не совещаемся, - вздохнул повергший военного министра Такэо, - а мы никак не можем выработать стратегии борьбы с врагом. Мы боремся с последствиями, никак не затрагивая причин войны, а они мне, если уж быть полностью честным с вами, хакусяку-доно, - короткий кивок в сторону нашего куратора, - не слишком понятны. Устаревшие мехи, какие-то твари, бойня первого кугацу двенадцатого года Тайсё. Некий Юримару, который был героем, но стал нашим врагом, а если верить вам, так врагом всего мира, или что-то близкое к этому. Вы ничего толком не объясняете нам, хакусяку-доно, но как нам в таком случае бороться с этим Юримару, кем бы он ни был.
- Его личность не имеет никакого отношения к этой войне, - отрезал хакусяку. - Юримару давно уже перешагнул границы человечности. Он действует, исходя совсем из других категорий, понять которые нам, наверное, не под силу.
- В таком случае, - мрачно заметил Араки, пребывавший в печали после того, как его практически идиотом выставили перед столь высоким собранием, - нам проще сразу оружие сложить, оставив родину этому вашему Юримару. Кем бы он ни был.
- Бороться с последствиями мы больше не имеем сил, - поддержал его Корэкиё. - Если всё продолжится прежним порядком, то экономику нашей родины ждёт полный крах. Мы и так стоим на грани финансовой пропасти, и ещё неизвестно чего нам будет стоить выбраться из неё. Если вы не покончите с Юримару, какими бы категориями он не оперировал, в ближайший месяц, от экономики нашей страны ничего не останется. Надеяться на внешние вливания, как это было во время войны с Россией, не приходится. Но я уже говорил об этом.
- Нас и без экономики не хватит больше чем на месяц, - буркнул Такэо. - Больше мы не выдержим, даже при условии полного оставления Китая во власти повстанцев. Надо готовить решающий удар по врагу. Для этого перебросить войска из колоний на Хонсю - и обрушить удар на врага. Вот только, скажите же мне, наконец, хакусяку-доно, куда этот удар наносить. Мы можем выковать самый лучший меч, но он лишь рассечёт пустоту!
- Войска лучше оставить на границе с китайскими провинциями и охране экспериментального полигона, - вступил, неожиданно для всех, в разговор Ютаро. - Мы ещё не знаем, как воевать против Юримару, как победить его, как покончить с ним раз и навсегда. Найти способ ударить по нему не столь сложно. Хакусяку-доно не совсем прав относительно личности Юримару. Он вполне человек, со многими человеческими недостатками, главный из которых гордыня. К примеру, Юримару отправил Накадзо-тайса вызов на поединок по всем правилам и традициям.
- И окончился этот поединок гибелью Накадзо-тайса, - заметил хакусяку. Я был очень благодарен ему, что он не добавил, что схватку пережил я. - Быть может, нам бы и удалось сыграть на гордыне Юримару, но мы не знаем, как убить его. В схватке с Накадзо-тайса, он был практически расчленён, что не уничтожило его. Наверное, только с помощью доспехов духа мы сможем одолеть Юримару.
- Вот потому я предлагаю перебросить как можно больше доспехов с Корейского полигона, - настаивал Такэо, - и нанести ему удар. Раз Ютаро-тюи говорит нам, что Юримару можно выманить или спровоцировать, сыграв на его гордыне, то это надо использовать!
- Осуществить столь масштабную переброску войск с Корейского полигона на Хонсю в течение месяца невозможно, - внёс долю разумного пессимизма Корэкиё. - К тому же, денег на это также нет. Для выполнения вашего грандиозного плана, Такэо-тёсё, потребуется вывести один из наших флотов, включая гидроавиатранспорты, на которых базируются доспехи, обороняющие сами эскадры и наши ключевые порты, где базируются суда. Это проделает серьёзную брешь в нашей обороне, что понимаю даже я, человек от войны далёкий. А выход в море даже одной эскадры - проест такую дыру в бюджете, какую заделывать просто нечем. Финансовых резервов у нас нет.
- Равно как всех остальных, - отрезал Араки. - Пока мы болтаем тут - гибнут наши солдаты!
- Демагогия, - бросил ему Мадзаки. - Словами, даже самыми правильными, солдатам не помочь. Мы собираемся здесь не в первый раз, чтобы выработать стратегию борьбы с Юримару. И за всё это время, нам это не удалось. Молодой человек, Ютаро-тюи, кажется, хотел нам что-то сказать, но мы заболтали его и позабыли о том, с чего он начал. Давайте же дадим ему слово. Не зря же он в этот раз пришёл с двумя спутниками.
- Ютаро-кун, - кивнул нашему командиру хакусяку, - говори всё, что хотел сказать. Гарантирую, наше высокое собрание не помешает тебе больше. Верно, господа? - усмехнулся он.
И я снова задумался над тем, кто же такой этот наш загадочный куратор, раз может едва ли не рот затыкать всем этим генералам и министрам?
- Юримару весьма расчётливо наносит удары по нашим коммуникациям, - начал юноша, - я считаю, что мы должны поступить так же.
- Спуститься в нижний мир, и отрезать от Юримару потоки тьмы, - усмехнулся не чуждый, наверное, мистики Араки.
- Нет, - спокойно ответил Ютаро. - Все атаки мехами Юримару наносил лишь в Токио и ближних пригородах. Это может значить, что он прячет их где-то в столице. Надо отыскать места, где он прячет их, и уничтожить. Я считаю, что это серьёзно подорвёт силы Юримару. Кроме того, нанеся ему несколько ощутимых ударов, мы сможем спровоцировать Юримару на менее обдуманные ответные действия.
- Но это шаг ставит под угрозу нашу основную силу, - заметил Такэо, - ваш отряд, я имею в виду.
- Если всё пойдёт теми же темпами, Такэо-тёсё, - мрачно сказал ему Ютаро, - то от нашего отряда ничего не останется. Уже сейчас мы не можем выставить его в полном составе, а пройдёт неделя, и, боюсь, мы уже не каждый день сможем выставлять даже один из доспехов отряда. Они изношены, бронелисты залатаны кое-как, нет боя, чтобы не заклинивали суставы… Да нет смысла перечислять всё. Важно одно, надолго нас не хватит.
- Ютаро-тюи, - неожиданно произнёс Такэо, - а ведь вы ничего не сказали о ваших людях. Вы привели с собой двоих товарищей по оружию, но они пока молчат, и причина, по которой вы их привели, не слишком понятно, по крайней мере, мне.
- Наверное, - вновь, не без ехидства заметил Араки, - хотел продемонстрировать, что его люди крепче машин. Вот только оба они гаидзины, а это просто оскорбление нашей армии.
- Не знаю, где вы углядели оскорбление, - нарочито равнодушно пожал плечами Такэо. - Сейчас нам важен каждый солдат, и если уроженцы чужых берегов хотят помочь нам, то я только рад этому. Никто лишним не будет. Высадись здесь Чан Кайши со своими бойцами, я с радостью приму и его помощь. Но мы снова отвлеклись и преступно тратим время. Объясните же, Ютаро-тюи, для чего вы привели с собой своих товарищей.
- Они сами лучше объяснят это, - кивнул в нашу с Мариной сторону Ютаро.
Я сделал Марине приглашающий жест, давая ей право первого слова.
- Высказанное Ютаро-тюи предложение исходило от нас с Рудневым-сан, - высказалась она, - а потому наш командир взял нас с тобой для того, чтобы мы сами аргументировали свои позиции.
- Так отстаивайте их, - усмехнулся Араки.
- Нечего отстаивать, - отрезал Такэо, - потому что мы не возражали против предложения Ютаро-тюи. Оно вполне резонно, за исключением одного. Скажите, хакусяку-доно, вы занимались поиском складов, пакгаузов или иных хранилищ, откуда поступают мехи Юримару?
- Это практически невозможно, - развёл руками наш куратор. - Мехи появляются вместе с каии из прорывов, и остаются на поле боя в разобранном виде. Так что проследить их путь до складов и обратно никак не получается. Мои агенты работают над этим, но дело это крайне сложное, особенно в данных условиях. Мы постоянно теряем людей, и неизвестно - нащупали они нужный след или же просто попали на зуб случайному каии. Их ведь немало бродит ночами по всей столице, да и днём тоже.
- Вот, - указал куда-то в пространство пальцем Араки. - Вот с этого и надо было начинать! Мы слепы. Воюем просто с завязанными глазами, в то время, как враг наш вполне зряч и отлично осведомлён обо всём.
- Снова демагогия, Садао-тайсё, - сообщил ему Мадзаки. - От перечисления наших проблем, которые и так все отлично знают, они не решатся сам собой. Надо искать решения.
- Именно этим мы тут и занимаемся, Мадзаки-тайсё, - не преминул ответить Араки. - Только я не понимаю, как искать эти решения, ибо мы подобны слепцам в темноте.
- В этом и кроется ответ, - раздался спокойный и тихий голос, к которому, впрочем, прислушались все, ибо говорил знакомый мне древний монах, повергший в своё время Юримару в тонком мире. - Слепцу нечего боятся темноты, он живёт с ней, он знает её. Примите тьму и слепоту, тогда вы сделаете первый шаг к победе над Юримару.
- И как нам это понимать? - обратился сразу ко всем Араки. Спрашивать разъяснения у самого старика или его сопровождающего было бесполезно. Такие люди, как наш древний монах, способны говорить, наверное, только загадками.
- Знаете, как мы поступали в таких случаях, - сказал я, - во время подавления Тамбовского мятежа, в двадцать первом. Я имею ввиду тысяча девятьсот двадцать первый, - добавил я, чтобы не возникло путаницы в летоисчислении.
- Ты и там успел отметиться? - удивилась Марина, на мгновение позабыв о высоком собрании генералов и чиновников.
- Почти сразу после Кронштадского мятежа, - больше для всех, чем лично Марине, начал рассказ я, - Тухачевского-гэнсуй отправили командовать войсками против мятежников Тамбовской губернии. Гэнсуй хотел снова доказать преимущество новейшей техники, а именно БМА. Поэтому потащил и наш отряд за собой. Ведь, по сути, мы были единственными более-менее опытными пилотами БМА во всей Советской России.
Май 1921 года, Тамбовская губерния
Те дни я запомнил слишком хорошо. Даже чересчур хорошо для человека, который, как говорится, не просыхал все несколько месяцев кряду. Пилотам БМА, не смотря на суровую дисциплину, которую начали насаждать в Красной Армии после Польской войны, прощали всё. Наверное, как и артиллеристам. Ибо и нам, и им приходилось видеть настолько кошмарные вещи, что кровь стыла в жилах. И это ничуть не преувеличение. Гаубицы зашвыривали леса, деревни и хутора химическими снарядами. А потом приходили мы.
Во взводах были преимущественно БМА "Пламя Революции" и "Могильщики капитала" - это странное название получила огнемётная модификация немецких БМА "Кампфпанцер". Но это было ещё не так страшно, ведь в лагерях восставших крестьян, их деревнях и на хуторах, ещё затянутых противным дымком от газовых снарядов, мы находили только трупы. А если попадались живые, то он имели такой кошмарный вид, что сжечь их струёй пламени было простым милосердием.
Хуже было, когда приходили в деревни, которые не "обрабатывала" наша артиллерия. И таких было всё больше с каждым днём.
Война - это более-менее упорядоченный бардак. И чем дольше она длится, тем больше бардака - и меньше порядка. Но самым вопиющим был случай с безымянной деревенькой. Почти в самом конце той кампании против озверевших повстанцев.
- Как хоть зовётся эта дыра, товарищи средний комсостав? - поинтересовался Макаров.
- Сто раз она мне сдалась, товарищ Макаров, - ответил Костиков.
Воевали мы прежней тройкой, той же, что штурмовала не так давно мятежный Кронштадт. Правда, Макаров и я сменили БМА. Я теперь сражался на новеньком "Могильщике капитала", бывшем немецком "Кампфпанцере", со спаренными пулемётами на руках; а получивший новое звание помкомроты Макаров пересел на новую модификацию "Кавалера". Откуда КБ получил эти модели для обкатки, я слабо себе представлял, если честно. Да и думать сейчас об этом не стоило. И лишь Костиков дрался на том же самого "Пламени Революции".
- Верно, - поддержал я Костикова, - тем более, что скоро от неё ничего не останется. За что, кстати, мы её палим, товарищ помкомбат? - обратился я к нему.
- Чоновцев местные вырезали, - ответил тот. - Зашёл отряд в четверть сотни штыков в эту дыру, а поутру никто не вышел. Значит, товарищи краскомы, не должно остаться этой дыры. Товарищ Руднев, колокольня!
Я поднял правую руку меха, навёл спаренные пулемёты на колокольню. Даже не знал, есть ли там кто, и поднимет ли он тревогу при нашем появлении. Я просто нажал на гашетку. Спаренные пулемёты выплюнули длинную очередь, почти на четверть ленты. Мы находились далековато, и более короткой у меня было мало шансов уничтожить засевшего на колокольне врага. Верх колокольни окутался серо-коричневым облаком. Пули ударили в колокол - тот зазвенел как-то протяжно и тоскливо, как будто пропевая последнюю песню обречённой деревеньке. Завершилась последняя песня его протяжным громом, когда он упал на землю вместе с перебитыми балками и телом часового.
А следом раздался знакомый до боли зубовной свист. На деревню и её окрестности падали снаряды.
- Назад! - закричал Костиков. - Назад! Надеть маски!
В специальном креплении у каждого из нас в кабине БМА находился противогаз. Ведь мы часто входили в деревни, над которыми ещё не рассеялись облака ядовитого дыма, а герметичными наши БМА, конечно же, не были. В отличие от созданных на основе водолазных скафандров американских "Биг папасов". А уж попадать под обстрел химическими снарядами было и вовсе смерти подобно.
Я рванул рычаги меха, перекидывая передачи на задний ход, и начал быстро, как на учениях, вытаскивать из сумки противогаз. Начни я суетиться и рвать его судорожными движениями, задохнулся бы в кабине в считанные мгновения. Сбросив шлемофон, надел противогаз, сверху не без труда натянул шлемофон обратно, застегнул под горлом. Всё в норме.
Снаряды впереди нас падали, в основном, химические, лишь изредка гремели взрывы, разворачивающие землю или подбрасывающие к небу брёвна. Тяжёлые газы стелились по-над землёй, их щупальца потянулись к нам. И мы повели БМА от них. Несмотря на противогазы, попадать под снаряды не хотелось никому.
Артобстрел был коротким, но удивительно интенсивным. Похоже, в штабе что-то напутали и позабыли о том, что отправляли ещё и наш отряд на зачистку территории. Фронтовая артиллерия закидала деревеньку снарядами, буквально, сровняв с землёй.
Мы вошли в неё только спустя четверть часа после окончания артобстрела. Над землёй ещё клубился тошнотворный дымок. Мы были почти слепы, через стёкла противогазов и визиры БМА да ещё в жёлто-зелёной дымке почти не видели. Шагали, то и дело натыкаясь на остатки домов и просто кучи брёвен.
Нужды в наших с Макаровым БМА особенной не было. Не по кому было стрелять в этой деревне. Никто даже не шевелился в руинах. А вот для Костикова работы хоть отбавляй. Его БМА раз за разом выплёвывал длинные струи пламени, заливая им всю округу. Дерево разбитых изб и успевшие раздуться от газов тела крестьян вспыхивали факелами. Вокруг нас запылали десятки костров, то сливающиеся в в один большой, то распадающиеся на меньшие.
Мы поспешили покинуть мёртвую деревню. По дороге мой БМА зацепил что-то ногой. Это был пробитый пулями и помятый колокол.
Январь 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио.
- Смысл вашего рассказа несколько ускользнул от нас, - заметил Такэо. - Поясните его в менее аллегорической форме.
- Видимо, долгое общение с монахами наложило на вас отпечаток, Руднев-сан, - не преминул съехидничать Садао.
- Деревянные дома всегда можно выжечь дотла, - жёстко ответил я, - сровнять с землёй усилиями всего нескольких отделений мехов.
- Сровнять с землёй Акихабару? - тихо спросил Мадзаки. - Ведь именно там больше всего тех самых складов и пакгаузов.
- И порт, - добавил Корэкиё. - Тем более, у нас была масштабная программа реконструкции… - Он тут же оборвал себя, понимая, что сказал явную глупость.
- Там же полно народу, - сказал кто-то из чиновников, придерживающий увесистый кожаный портфель.
- Известим всех, - жёстко отрезал Такэо, - а кто останется и не скроется в пригородах - сам виноват. Глупцы пускай сетуют на судьбу.
- Готовьте доспехи к этой операции, - поддержал его прямым приказом военный министр.
Глава 3
Январь 10 года эпохи Сёва (1936 г.), Токио.
Офицер полиции осмотрел небольшое внутреннее помещение домика, откуда только что выставил женщину и троих её детей. Несмотря на неоднократные предупреждения об очистке Акихабары и кварталов, непосредственно примыкающих к портовым складам, городская беднота и докеры с семьями не спешили покидать свои жилища. Им просто некуда было податься. Но это уже никого не интересовало. Приказ очистить был - его надо выполнить. Тем более, что в ходе очистки вскрылись крайне неприятные факты. В подвалах домов скрывались небольшие прорывы, порождающие - медленно, но верно - тварей тьмы. Выбирающиеся из них каии не спешили, как будто ждали чего-то. Как бы то ни было, часть планов Юримару удалось сорвать, пусть и неумышленно.
Выйдя из помещения, полицейский офицер вынул из планшета листок с надписью "Осмотрено" и быстро приколотил его к стене дома. Оборванная женщина и её почти голые дети дрожали на пронизывающем январском ветру. Офицер покосился на них и снял тёплый мундир, закутав в него всех детишек разом. В конце концов, его дежурство заканчивалось, а списать мундир не так уж сложно, особенно в столь непростое время.
- И не вздумайте возвращаться, - строго сказал офицер женщине, - скоро сюда придут воины духа и сожгут ваш дом. И вас, если вы в нём будете.
- Так мы хотя бы согреемся, - резко ответила ему та. - Лучше, чем умирать на морозе.
Офицер вздохнул. Женщина даже не поблагодарила его за мундир, который, быть может, спасёт хотя бы её детей. Он махнул трём полицейским, сопровождавшим его, и направился к следующему дому. Собственно, именно этот наряд занимался тем, что выставлял людей из их домов, ведь многие сопротивлялись, не желая расставаться посреди зимы с единственным жильём. И далеко не всегда обитателями домов были женщины и дети, а мужчины готовы были защищать своё жильё с кулаками. Их усмиряли дубинками, но не особенно усердствовали, понимая, в каком положении находятся выселяемые бедняки и докеры.