Юноша вошёл в кабинет антрепренёра, Накадзо отметил, что Ютаро сильно возмужал за месяцы, проведённые на своей должности. Лицо стало твёрже, рот сжался в тонкую линию, плечи, правда, слегка ссутулились - тяжесть ответственности всё же велика.
- Садись, Ютаро-кун, - указал ему на кресло Накадзо. - Разговор у нас будет не особенно долгий, зато совершенно секретный.
Ютаро опустился в кресло, с удовольствием вытянув ноги и откинувшись на мягкую спинку кресла. Накадзо отлично понимал, как чувствует себя человек, не один час просидевший в жёстком кресле пилота доспеха духа. Сам сиживал когда-то, хоть и недолго. Именно поэтому он предложил Ютаро мягкое кресло, чтобы молодой человек мог расслабиться во время их разговора.
- Итак, Ютаро-кун, - сказал Накадзо. - Сегодня к нам прибыл преинтереснейший тип из Германии. Исаак Фердинанд фон Кемпфер с небольшим отрядом. Он - оперативник Аненербе, окультист и прочее. Ты, конечно, хочешь задать вопрос, какое отношение он имеет к нам? Вопрос вполне закономерный и ответ у меня на него готов. - Он сложил руки в замок и положил на них подбородок. - Дело в том, что фон Кемпфера и его начальников из Аненербе у нас, в Токио, могут интересовать, наверное, только кристаллы духа. Наша контрразведка сообщила об активизации германской разведки в районе добычи кристаллов и на корейском полигоне. Вполне возможно, что немцам удалось проследить путь лучших образцов, которые поступают нам. По крайней мере, до столицы. Появление тут фон Кемпфера косвенно на это указывает.
- И что нам делать в связи с этим? - поинтересовался Ютаро, не очень понимая, к чему этот разговор.
- Вот фото фон Кемпфера и его отряда, - Накадзо выложил на стол несколько снимков людей в одинаковой чёрной с белой отделкой одежде. - К сожалению, из соображений секретности я могу сообщить это только тебе, а фото и вовсе не имею права показывать никому. Но подписки о неразглашении я с тебя не беру, а потому можешь сообщить эту информацию тому, кому сочтёшь нужным.
Накадзо подтолкнул к Ютаро фотографии. Тот начал внимательно разглядывать их, стараясь запомнить лица и особые приметы каждого члена отряда Исаака фон Кемпфера. На каждой из них была подпись с именем и фамилией, похоже, кроме этого о них ничего известно не было. Вернув фото Накадзо, молодой человек поднялся.
- Теперь мне надо поговорить с отрядом об этих людях, - сказал он. - Скверно только, что фото вы мне дать не можете, чтобы мы могли опознать их. После инцидента с Юримару, который встретил Сатоми-кун улице, а она просто не знала, как он выглядит, и приняла у него тот чёртов колокольчик, прорвавший нашу защиту.
- Верно, - согласился Накадзо, - но я уже и так нарушил условия подписки о неразглашении, которую давал, в отличие от тебя. Усугублять не стоит.
На репетиции Ютаро попросил нас с Мариной отойти с ним и поговорить о неких весьма серьёзных делах. Пока отрабатывали сцены, где мы трое задействованы не были, мы ушли в тёмный угол зрительного зала, где нас из-за отличной акустики помещения слышать в первых рядах не могли.
- Что случилось, Ютаро-кун? - спросила у него Марина, оглядываясь на освещённую сцену, ведь её режиссёр могла вызвать в любой момент. Ведь в отличие от нас с Ютаро у неё была одна из ключевых ролей.
- Сегодня Накадзо-тайса сообщил мне о том, что в Токио прибыл Исаак фон Кемпфер из Аненербе с отрядом из пяти оперативников этого немецкого института, - сообщил он нам то, что я и так знал от Мадзаки-тайсё. - Он считает, что они интересуются кристаллами духа. Я пока сообщаю это только вам, чтобы не будоражить остальных. Ещё думаю, что надо рассказать Наэ-кун, ведь она имеет самое непосредственное отношение к кристаллам. Собственно, Наэ-кун лучше всех нас разбирается в них, если об этом станет известно фон Кемпферу, нам придётся следить за каждым её шагом.
- Только немцев нам не хватало, - вздохнула Марина, - а что это за Аненербе? Что за наследие предков они могут искать в Японии?
- Я немного знаю об этом институте, - пожал плечами Ютаро, - никогда им особенно не интересовался. - Он повернулся ко мне, кинул вопросительный взгляд.
- Доводили до нас, что это за организация, - кивнул я, - правда, в общих чертах. Этот институт, вроде, подводит платформу под то, что Германия должна править всем миром, что немцы - древнейшая раса, потому и ищут по Европе и за её пределами это самое наследие предков. В общем, что-то в этом роде, - пожал я плечами.
- Но насчёт кристаллов яснее не стало, - заметила Марина. - Я ожидала немецких шпионов из Абвера, но никак не сотрудников Аненербе.
- Шпионы Абвера, - усмехнулся Накадзо, - работают на корейском полигоне. И не забывай странной природы кристаллов духа, это не профиль военной разведки.
- А считаю, что и остальным надо сообщить об этом фон Кемпфере, - высказался я, - чтобы каждый знал о возможной опасности.
- Какая, вообще, может быть опасность? - удивилась Марина. - Если это, как ты говоришь, Руднев-сан, всего лишь группа псевдо-учёных.
- Я видел их фото, Марина-сан, - покачал головой Ютаро. - Они не очень похожи на учёных, даже на псевдо-учёных, скорее, уж на бойцов какого-то спецподразделения. Так что опасаться их стоит.
- Но не станут же они в нас стрелять посреди улицы, - как-то натянуто усмехнулась Марина, - или воровать кого-нибудь, или ещё что-то подобное в этом духе.
- Для начала им надо узнать о нас, Марина-кун, - заметил Ютаро, - а вот в то, что они не стесняются в действиях, я больше чем уверен. И тут сверхсекретность нашего подразделения может сыграть против нас.
- Ну уж после атаки Юримару, не сомневаюсь, что театр охраняют как зеницу ока, - сказал я. - И я не сомневаюсь, что за каждым из нас скрытно следят едва ли не каждую минуту, которую мы находимся вне стен театра.
- Следят там или нет, - отрезал Ютаро, - но всем нам надо быть теперь осторожней и ограничить общение с кем бы то ни было.
- Это стоит довести до всех, - заметил я. - Немного толку от того, что только мы с Мариной будем постоянно настороже, а остальные - нет. В конце концов, в прошлый раз на уловку попалась Сатоми-кун, мы с Мариной вряд ли попались бы на этот трюк.
Тем более, что ко мне Юримару бы и подходить не стал - разве только для того, чтобы выпустить кишки наружу своим мечом.
- Нельзя всем рассказывать о фон Кемпфере, - с горечью в голосе возразил мне Ютаро, - нельзя. Накадзо-тайса нарушил подписку о неразглашении, а если я разболтаю эту информацию, и это дойдёт до нашего руководства, боюсь, это может ударить по нему.
- Да уж, - потёрла пальцами лоб Марина, - какой-то замкнутый круг получается. И надо всё рассказать, и нельзя.
- Можно хотя бы предупредить, напомнить об опасности, - предложил я, и Ютаро тут же ухватился за мои слова.
- А ведь можно ещё раз напомнить всем о бдительности, - даже пальцами прищёлкнул он, - но на примере Сатоми-кун и чёртова колокольчика.
- Ютаро-кун, Марина-кун, Руднев-сан! - раздался голос Акамицу. - Где вас носит?!
Мы быстро вернулись к сцене, чтобы предстать пред ясны очи режиссёра. Очи эти, к слову, метали молнии.
Два странных человека шагали по улицам Токио. На них постоянно оглядывались, и не только потому, что европейца не так часто можно встретить на улицах столицы, но скорее из-за впечатляющей внешности одного из них. На фоне двухметрового гиганта с бритой татуированной головой, его спутник - среднего роста приятной наружности юноша с каштановыми волосами совершенно терялся. Привлекали взгляд и одежда этой парочки - чёрные с серебром полувоенного кроя френчи, брюки и туфли, при каждом шаге звонко стучащие о каменную мостовую. А уж манера общение лысого гиганта повергала в шок любого, кто слышал его голос и смотрел на него, даже если он не знал немецкого и не слышал, что тот говорит.
- Братец, дорогуша, - тронул Каспар фон Нейман брата за плечо, - погляди-ка вон туда.
Братья фон Нейманы прогуливались по району Синдзюку, в рамках общего ознакомление с территорией, на которой предстоит работать.
- Ты про купол? - голос Бальтазара фон Неймана резко контрастировал с голосом его брата, в основном, из-за почти полного отсутствия эмоций и интонаций, которые просто кипели в каждом слове Каспара. - Да, весьма интересно.
Оба брата смотрели в ту сторону, где за крышами более высоких зданий скрывался в паре кварталов Токийский Европейский театр. Однако глазам братьев фон Нейманов открывалась совсем иная картина. Они видели громадный купол серо-стального цвета, поднимающийся над самыми высокими домами округи. Даже с того приличного расстояния, что разделяло их и купол, братья чувствовали огромную силу, вложенную в него. Развернувшись в сторону купола, братья быстрым шагом направились к нему, стуча каблуками по мостовой. Они достаточно быстро дошли до окружённого видимым только им двоим куполом здания, остановились на противоположной стороне улицы, изучающе глядя на его фасад.
- Братец, дорогуша, ты кажется умеешь читать иероглифы, - обратился Каспар к Бальтазару. - Что написано на фасаде этого здания?
- Я знаю китайские иероглифы, - покачал головой тот, - да и то не слишком сильно. К тому же, это, по-моему, не иероглифы вовсе, а одна из мудрёных японских азбук.
- Так как же нам узнать, - прошёлся пальцами по бритой голове Каспар, - что это за здание? Быть может, в него нельзя просто так заходить, раз оно так хорошо защищено.
- Это театр, - неожиданно ответил ему седовласый человек, одетый в эклектичный костюм, сочетающий в себе европейские и японские элементы. - Самый модный театр в столице.
- Благодарю вас, дорогуша, - растянул губы в самой очаровательной, по его мнению, улыбке Каспар. - Значит, нам можно будет заглянуть туда?
- Я не великий любитель самурайских традиций, - не слишком понятно осадил его седовласый, однако ледяной тон его был много красноречивее слов. - А насчёт театра, вполне можете зайти. - Он пожал плечами. - Вот только позвольте поинтересоваться, meine Herren, для чего вам это?
- Вы же сами сказали, милый самурай, - продолжал в прежней манере Каспар, не смотря на недвусмысленный тон собеседника, - что это - самый модный театр Токио. Я считаю, что два туриста просто не могут пройти мимо такой достопримечательности вашей столицы.
В ответ седовласый откровенно весело рассмеялся. Он хохотал, уперев руки в бока, хохотал так громко, что прохожие обращали на него внимание. Сдержанные японцы бросали на него осуждающие взгляды - и что этот седой человек так громко смеётся, да ещё и перед двумя иноземцами, позорит всю нацию своим поведением. Но именно из-за сдержанности его никто не одёрнул, ограничиваясь только осуждающими взглядами.
- Вы умеете лгать, meine Herr, - отсмеявшись, произнёс седовласый, - и довольно умело. Вот только европейцы редко интересуются именно этим театром. Для вас намного привлекательней кабуки, но или бунраку, но никак не европейский театр, где ставят западные пьесы.
- Ну отчего же, - театрально пожал плечами Каспар, - было бы интересно поглядеть на японское прочтение западных пьес.
- Вы что же, считаете, что пьесы дают на языке оригинала? - спросил у него седовласый. - Увы, meine Herr, это не так, играют их на японском, а вы нашего языка не знаете.
- Ну почему же? - решил вступить в разговор Бальтазар фон Нейман. - Почему вы считаете, что раз я не читаю по-японски, то и говорить на вашем языке не могу?
- Потому что, - ответил ему седовласый, - вы не только не смогли прочесть название театра, но и не спросили о том, что это за здание ни у кого из прохожих. Пока я не подошёл и не ответил вам.
- Погодите-ка, - щёлкнул пальцами Бальтазар, - на каком языке вы ответили нам… - Он замялся, не зная, как обратиться к седовласому. Ничего, кроме дурацкого "дорогуша", так часто повторяемого его братом, в голову не лезло.
- Называйте меня Юримару, - представился тот, церемонно поклонившись, правда, не слишком глубоко.
- Так на каком языке вы с нами разговариваете, герр Юримару? - спросил Бальтазар. - Я понимаю вас в целом, но отдельные слова звучат совершенно непонятно, кроме meine Herr.
- Вы весьма проницательны, meine Herr, - сказал седовласый японец по имени Юримару. - Можете называть этот язык языком демонов или праязыком, на котором говорили до разделения народов. Они интуитивно понятен каждому человеку, хотя научится говорить на нём весьма непросто.
- Значит, исследования Вюста не полная фикция, как считает кое-кто, - потёр лоб указательным пальцем Бальтазар. - Думаю, нет смысла спрашивать, как вы его выучили, герр Юримару.
- Отчего же, - пожал плечами Юримару, - всё предельно просто, meine Herr. Надо вызвать демона, они все им, понятное, дело, владеют, и попросить, как можно вежливее, научить этому языку. Правда, что демон захочет в обмен на это, я сказать не могу. Они существа крайне хаотичные и желаний их угадать нельзя никак.
- Обязательно посоветуем это нашему шефу, дорогуша, - улыбнулся Каспар фон Нейман. - Правда, он не верит в оккультизм и вряд ли воспримет наш совет всерьёз.
- Но с кем мы имеем честь разговаривать? - поинтересовался Бальтазар.
- Юримару с вас, meine Herren, - усмехнулся седовласый, - будет вполне достаточно.
- Мы ведь можем и перестать быть добрыми и вежливыми, дорогуша, - растянул губы в улыбке Каспар, принимаясь разминать кулаки. - А мы с братом можем быть очень грубыми, хоть это мне и не нравиться. Не люблю я, дорогуша, грубость и насилие, но с некоторыми иначе нельзя. Например, когда грубят нам. А этот седовласый красавчик нам откровенно грубит. Не так ли, братец?
- Верно, братец, - в тон ему ответил Бальтазар, принявшийся тереть ладони друг о друга. - Надо проучить его.
- Только не превращай его в статую, милый брат, - произнёс, вставая в боевую стойку Каспар. - Нам надо поговорить с ним ещё. Очень хотелось бы, по крайней мере.
- Не стоит вам связываться со мной, liebe Herren. - Юримару сложил руки на неизвестно как и когда появившихся на его поясе двух мечах. - Не стоит.
- Мы попробуем, - сделал Каспар полшага вперёд, и щёлкнув пальцами ещё раз.
Бальтазар сорвал с пояса небольшую фляжку, ногтем сковырнул крышку и сделал глоток.
Юримару неожиданно расслабился, убрав руки с оружия. Мечи словно по волшебству исчезли. Братья фон Нейманы, ничего не понимая, начали подступать к нему. Однако за их спинами раздались угрожающие выкрики на японском. Братья повернулись, правда, оставив в поле зрения и Юримару. На них наступали пять человек в синей форме, предводитель которых продолжал кричать им что-то угрожающим тоном.
И тут начались престранные события, отражённые в рапорте немногих выживших в ходе их токко, и подкреплённые свидетельскими показаниями. Конечно, и рапорт, и показания свидетелей были мгновенно засекречены. А большая часть их участников, как полицейских-токко, так и обывателей, отправили подальше от Токио, многих надолго заперли в психиатрических клиниках. Хоть от всего, что произошло, вполне можно было подвинуться рассудком. А произошло вот что.
Обернувшийся к наступающим полицейским в синей форме Каспар фон Нейман вдруг обернулся девушкой лет шестнадцати на вид в розовом платьице с оборочками и бирюзовом боа. Он поднял на полицейских глаза и принялся лепетать что-то по-немецки, испугано глядя на них снизу вверх огромными глазами, часто-часто хлопая длинными ресницами. Опешившие от такой метаморфозы токко замерли, их командир сделал пару шагов к Каспару, протянул руку, наверное, хотел дотронуться до девочки, появившейся на месте двухметрового верзилы с бритой головой. Но тут дорогу ему заступил Бальтазар. Он перехватил руку полицейского, провёл по его запястью мокрой от пота ладонью. От места соприкосновения по телу токко вверх по руке побежали бесцветные кристаллы, вернее, это кристаллизовалось само его тело. Он закричал как сумасшедший, хотя боли и не испытывал. Прошло не больше четверти минуты, как всё тело токко обратилось в кристалл и рассыпалось сотней тусклых искорок.
Наблюдавшие за этим остальные полицейские отступили на шаг от гибнущего товарища, схватились за оружие, но помочь ему не решился никто. Все стояли и с каким-то болезненным любопытством глядели на страшную гибель своего командира. И только после того как он рассыпался сотней мелких кристаллов, остальные токко выхватили пистолеты, нацелив их кто на Каспара в образе девочки, кто на Бальтазара. Последний надул щёки, отчего стал выглядеть крайне комично, набрал в лёгкие воздуха и плюнул в токко, пустив изо рта длинную струю зеленоватой слюны. Ближайший полицейский закрылся рукавом, но это его не спасло. Слюна Бальтазара легко проела рукав форменного кителя и рубашку под ним. Полицейский закричал ещё страшнее первого - слюна разъедала его тело. Рука почернела до самого плеча, плоть стала отставать от неё пластами и омерзительными кусками падать на землю. А чернота ползла дальше, охватывая плечо и грудь несчастного. Он кричал до тех пор, пока она не добралась до горла, разъев гортань. Токко рухнул наземь, кашляя кровью, свернулся в позе эмбриона и затих. Лишь изредка тело его сотрясали мелкие конвульсии.
И снова товарищи как заворожённые глядели на его страдания. И только когда несчастный окончательно перестал подавать признаки жизни, они, словно опомнившись, открыли по братьям фон Нейманам огонь из пистолетов. Бальтазар кувырком ушёл в сторону, вновь поднося ко рту фляжку, которую так и держал в левой руке. А вот Каспара уже и след простыл. Не было уже ни двухметрового верзилы, ни шестнадцатилетней девушки, вот только среди токко, самозабвенно стрелявших по Бальтазару, появился один лишний полицейский. Он шагнул за спину не обратившим на него внимания товарищам. Трижды рявкнул пистолет, вынутый из кобуры командира полицейского патруля, трое токко рухнули ничком с пулями в затылке.
- Браво, - раздался в звенящей тишине голос Юримару, сопровождаемый хлопками ладоней. - Вы великие специалисты по превращению живых людей в мертвецов, думаю, мне стоит познакомить вас с моим талантом делать обратное. Но не сейчас, пожалуй, не сейчас. Как-нибудь позже.
И, продолжая хлопать в ладоши, он растворился в воздухе, словно кот из сказки, даже улыбки не осталось. А братья фон Нейманы, ничтоже сумняшеся, направились к театру. Каспар принял свой обычный облик, а Бальтазар на ходу выплюнул воду, смешанную со слюной, на тело одного из токко. Тот быстро покрылся чёрными язвами, разъедающими его плоть. К тому времени, как братья фон Нейманы, как ни в чём не бывало, вошли в театр, от несчастного полицейского остался только почерневший скелет.
Мельхиор фон Нейман смотрел из окна на вечерний Токио. Он всегда любил именно это время дня, когда красный, кажущийся раскалённым, шар Солнца, опускается за горизонт. Он только что передал Дитриху управление половиной марионеток охраны Риббентропа и теперь чувствовал привычную уже пустоту. Это ощущение было весьма неприятным, но достаточно быстро проходило.
- Твоими марионетками непросто управлять, - сказал Дитрих, сидящий в кресле, как обычно, нога за ногу, - такое впечатление, что они - не совсем люди.
- На тридцать процентов они представляют собой часовой механизм, - ответил ему Мельхиор. Он обернулся к Дитриху, как бы ни не любил Мельхиор фон Лоэнгрина, но невежливым быть не хотел. - Иначе мне не удалось бы управлять ими. В отличие от тебя, Дитрих, я не умею манипулировать живыми людьми.
- Ты не сказал об этом герру Исааку, - улыбнулся Дитрих. - Почему?