- Я - член коллегии ВЧК, Глеб Бокий, - представился он, - а как мне вас называть?
- Исаак фон Кемпфер, полковник Reichsheer в отставке, - сообщил ему немец.
- Цель приезда в РСФСР? - официальным тоном продолжил допрос Бокий.
- Частный визит, - столь же коротко и официально ответил фон Кемпфер. - К вам же я заглянул, чтобы забрать моего юного друга, которого забрали ваши товарищи.
- Заглянул? - переспросил у него следователь Гайдин. - К нам, знаете ли, редко заглядывают, к нам, обычно, доставляют.
- Я, как видите, сам к вам пришёл, - пожал плечами фон Кемпфер и достал из внутреннего кармана плаща серебряный портсигар, щелчком открыл крышку, предложил чекистам небольшие сигарки. Сам взял одну, прикурил от предложенной Бокием спички.
- Его что, не обыскали? - обратился к подкованному товарищу следователь Гайдин. Он отказался от сигарки, предпочтя ей папиросу.
- Он же сам пришёл, - виновато развёл руками тот, затягиваясь ароматной сигаркой. - Поэтому я не счёл нужным… До ареста, в смысле.
- Дмитренко, ты родился идиотом или тебя саблей махновцы угостили? - поинтересовался у него следователь Гайдин.
- У меня есть при себе оружие, - честно сказал Кемпфер, пряча портсигар и доставая из-под плаща небольшой пистолет "Браунинг", положил его на стол перед Бокием, - но я не собирался использовать его иначе, как для самообороны, и уж точно не стал бы стрелять в чекистов или этих ваших новых полицейских… Забыл, если честно, как они называются. Мне не нужно никаких конфликтов с властями Советской России.
- И при этом вы явились к нам, не удосужившись снять немецкий мундир, - заметил Бокий. - На самоуверенного идиота вы не похожи, тогда ответьте по-человечески, что вас привело к нам?
- И кем вам приходится тот молодой человек, что сидит у нас? - добавил следователь Гайдин.
- Уж точно не любовником, как предполагал ваш младший товарищ в беседе с теми двумя, что меня караулили, - усмехнулся фон Кемпфер, бросив косой взгляд на чекиста Дмитренко. Тот сделал вид, что его ничего не касается, окутавшись клубами ароматного сигарного дыма. - Дитрих - мой коллега по оккультным исследованиям. Мы с Дитрихом работали на берегу Ладожского озера, искали место гибели рыцарей ордена. Согласно некоторым исследованиям нашего общества, там ещё с тринадцатого века копится некротическая сила. Мы пытаемся с ней работать, по возможности извлечь со дна озера.
- И с какой целью Дитрих расспрашивал народ на улицах? - Бокий обернулся к следователю Гайдину. - О чём, кстати, он расспрашивал людей?
- Нам донесли только о факте "подозрительных вопросов", - ответил тот. - На предварительных допросах в суть этих вопросов не вникали, собирались более подробно расспросить уже вместе с вами.
- Понятно, - кивнул Бокий и перевёл взгляд на молчавшего, пока говорил чекист, фон Кемпфера.
- Дитрих по моему приказу под видом поисков родных из Курляндии, - пространно объяснился немец, - искал в Новгороде самые старые здания. Они также интересуют нас с, так сказать, оккультной точки зрения. Разного рода орнаменты на их стенах, элементы внутренней отделки, даже внешний вид домов многое может подсказать знающим людям. Все подобные вещи весьма интересуют членов нашего общества.
- Какого именно? - быстро спросил Бокий.
- Тулле, - ответил фон Кемпфер. - А вы осведомлены о деятельности оккультных обществ?
- Не всех, конечно, - усмехнулся Бокий, - но кое о чём осведомлён. Разного рода коды, шифры, загадки. Меня интересовало ещё со студенческой поры. Я вижу, у нас это общая черта.
- И она позволит вам отпустить Дитриха? - в том же не совсем серьёзном тоне поинтересовался фон Кемпфер, расслаблено откидываясь на спинку неудобного стула.
- Через какое-то время, да, - согласился Бокий, - если не найдётся причин подвергнуть его аресту. Вполне возможно, что кроме выполнения поставленной вами, гражданин фон Кемпфер, задачи, он совершал какие-то действия, направленные против нашего молодого государства рабочих и крестьян. После проведения следствия, если таковые факты не будут обнаружены, мы немедленно отпустим его.
- Я уверен, что никаких "таковых фактов" вы не обнаружите, - усмехнулся фон Кемпфер, - по той простой причине, что их просто нет. Дитрих не сделает лишнего шага без моего приказа. Он ещё слишком юн и слишком хорошо воспитан, чтобы проявлять неуёмною инициативу.
- При желании факты найти можно всегда, - заметил подкованный чекист Дмитренко. - К примеру, в здании пятнадцатого века у нас расположена комендатура. Военный объект. И ваш дружок Дитрих явно интересовался им.
- Вот за это и ценю Дмитренку, - повернувшись к Бокию, сообщил следователь Гайдин. - Если надо кого-то "закопать" или "утопить", лучше человека не найти.
- И от чего же будет зависеть, найдёте вы факты противоправного поведения Дитриха или нет? - уже серьёзней спросил фон Кемпфер.
- Мне нужна всего лишь копия результатов ваших исследований, - наклонился к нему через стол Бокий, - а, кроме того, ни вы, ни Дитрих фон Лоэнгрин, больше ни разу не пересечёте границу Советской России.
- Вполне приемлемые условия, - кивнул фон Кемпфер, - и Дитриха вы мне не вернёте, пока не будут выполнены.
- Практика брать заложников для обеспечения верности нужных людей была распространена у нас не так давно, - высказался начистоту Бокий. - Так что Дитриха вы получите только в обмен на всю собранную информацию о рыцарях, утонувших в Чудском озере.
- Я всегда считал, что у вас государство сугубых материалистов, - произнёс фон Кемпфер, - которому ни к чему оккультные вещи.
- Может, кому и не нужны, - развёл руками Бокий, - а вот мне так очень интересны. Меня давно уже за глаза оккультным чекистом зовут.
- Тогда, может быть, мы наладим некоторые взаимоотношения на, так сказать, оккультной почве, - также перегнулся через стол Кемпфер, максимально приблизив своё лицо к лицу Бокия.
- До войны и Революции это было бы возможно, - откинулся на спинку стула Бокий, - но не теперь. Война всё изменила. Сейчас меня за один этот разговор могут под ревтрибунал отдать, что бы я вам, гражданин фон Кемпфер, не ответил.
- Очень жаль, - протянул немец, поднимаясь на ноги, - что она слишком многое изменила. - Он потянулся за оружием, но следователь Гайдин накрыл небольшой пистолет большой ладонью и отрицательно покачал головой.
- С оружием к нам можно войти, - сказал он, - но выйти, уже нет.
Кемпфер снова усмехнулся, запахнул поплотнее плащ и вышел из кабинета быстрым шагом.
Декабрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.). Токио
Они простояли на улице не меньше минуты, глядя друг другу в глаза. Глеб Иванович, конечно, не знал, какие мысли бродили в голове у молодого немца, сам же он вспоминал март двадцать первого года и щеголеватого чекиста с подковками на каблуках.
- Ты не изменился с тех пор, Дитрих фон Лоэнгрин, - произнёс, наконец, Бокий. - Как был юнцом, так и остался.
- А вас узнать мне стоило определённого труда, - ответил Дитрих. - Вы умеете изменять внешность, товарищ член комиссии ВЧК.
- Здесь, товарищ член общества Тулле, - усмехнулся Бокий, - я более известен, как Ви Мин Цой, корейский эмигрант.
- Насчёт филёров, которые обычно следят за мастерской, можете не беспокоиться, Ви Мин Цой, - произнёс Дитрих. - Им отвели глаза и глядят они куда угодно, только не в нашу с вами сторону.
- Но, всё же, лучше пройтись, - предложил Глеб Иванович, - тем более, мне в театр надо по делам.
- Идёмте, конечно, - кивнул Дитрих. - Можно сесть в моё авто, в вашем возрасте не слишком полезны долгие пешие прогулки, особенно в декабре.
- Здешняя сырость, и правда, скверно сказывается на моих суставах, - сказал Бокий, - Вот только скольким ещё филёрам придётся глаза отводить, когда твой автомобиль к театру подъедет. Для меня это слишком большой риск. И вообще, хотелось бы узнать, как тебе удалось выйти на меня?
- Сначала мы заинтересовались Европейским театром, - легко объяснил Дитрих, - и герр Исаак поручил мне заняться им вплотную. Из всей труппы меня заинтересовал русский эмигрант Руднев, я проследил за ним. И уже в мастерской заметил что-то знакомое в одном из работников. Вы хорошо сумели изменить внешность, но я-то видел вас уже однажды.
- Это было довольно давно, Дитрих, - усомнился в его искренности Бокий, - и в отличие от тебя, я довольно сильно изменился. А видел ты меня дважды, и не больше пары минут. В первый раз, к тому же, через окошко в тюремной двери.
- И всё же, мне удалось узнать вас, Ви Мин, - развёл руками Дитрих, - а как уж мне это удалось, какая разница.
- Да, в общем-то, никакой, - согласился Бокий. - Я так понимаю, что ты всё ещё работаешь с фон Кемпфером. Я хотел поговорить с ним, насчёт одного предложения, что он сделал ещё в Новгороде, в двадцать первом. Он поймёт. Да и оружие ему верну, раз такая оказия выпала.
- Со мной вы разговаривать не желаете? - поинтересовался напоследок явно уязвлённый Дитрих.
- В любом случае, решение будет принимать фон Кемпфер, - развёл руками Бокий, - лучше уж поговорить сразу с ним.
И он ускорил шаг, повернувшись к юноше спиной. Тот понимал, что дальше разговора не будет в любом случае, оставалось только вернуться к Исааку с тем, что есть.
Токио. Посольство Германии.
Риббентроп хоть и не был профессиональным дипломатом, однако главное правило дипломатии знал. И правило это гласило - всегда сохраняй спокойствие, делай лучшую мину при худшей игре. Он старался следовать ему всегда, но иногда - очень редко - бывали ситуации, когда позволял себе забыть о нём. Почти всегда он делал это намерено, преследуя какие-то цели. Но в тот раз, чрезвычайный и полномочный посол Третьего Рейха в Японской империи попросту вышел из себя.
- Что себе позволяют ваши люди, герр фон Кемпфер?! - Риббентроп надсаживал горло, крича прямо в лицо Исааку, как будто они находились не в одной не слишком большой комнате, а на расстоянии метров пятидесяти друг от друга. - Я веду переговоры день и ночь, у меня уже язык заплетается, и уши сворачиваются от японской речи. Вы бы слышали, как они коверкают великий немецкий язык! Слушать противно! И вот пока я вынуждено имею дело с японцами, пытаясь выторговать у них как можно более выгодные условия нашего будущего союза, вы раз за разом устраиваете чёрт знает что! Мало вам было одной провокации у этого чёртова театра, так ваши люди тут же напали на этого русского эмигранта прямо у дверей того же театра. А вы знаете, что у военного министра имеются на него какие-то свои планы. Он даже из Манчжурии вытащил этого русского фашиста Родзаевского. Тот присутствовал при наших переговорах пару раз. Так что русского эмигранта я приказываю вам оставить в покое. И не приближайтесь к чёртову театру ближе чем на километр!
- Герр Риббентроп, - в противоположность послу Исаак говорил тихо и спокойно, - вы не можете мне приказывать. Мы тут практически с частным визитом по делам Аненербе, и к министерству иностранных дел никакого отношения не имеем. Мы просто были попутчиками на борту "Графа Цеппелина", и я терплю ваши крики только из уважения к вашему статусу и партийному стажу.
- Ваша ирония по этому поводу неуместна, герр попутчик, - Риббентроп успокоился и перешёл на ледяной тон. - Ваши люди позволяют себе брать солдат моей охраны, как будто это их игрушки. Не многовато ли берут на себя простые попутчики? К тому же, - посол заговорил ещё тише, придавая своим словам большее значение, - Араки Садао намекал мне на некую диверсию, устроенную вашими людьми, герр Исаак, на каком-то секретном объекте. Это дало японцам несколько дополнительных козырей на переговорах. А перед Нейратом мне отчитываться, а не вам. В общем, герр Исаак, вы должны прекратить вашу бурную деятельность в Токио и оставите в покое моих людей.
- Относительно нападения на какие-то секретные объекты, - тоже понизил голос фон Кемпфер, - никаких доказательств нашей причастности у японцев быть не может. Пусть лучше с собственными инсургентами и прочими самураями разбираются, как следует, а не кивают на мифическую заграничную угрозу. Если она от кого и может исходить, так только от Советов, а уж никак не с нашей стороны.
- Думаете, я не пытался втолковать то же самое Садао и Коки, - сказал Риббентроп, - но доказательства у японцев есть. Неоспоримые доказательства, герр фон Кемпфер. Можете мне, хотя бы, ответить, куда делись двое солдат моей охраны. Их забрали ваши спутники, братья фон Нейманы, точнее взяли половину отряда, пятерых солдат, а в казарму при посольстве вернулись только трое. И, что характерно, произошло это как раз в тот день, когда, по словам Садао, было совершено нападение на этот их секретный объект.
- Я поговорю с фон Нейманами, - ответил фон Кемпфер, - с них станется проявить ненужную инициативу. Однако, работы своей в Токио прекращать не стану. Она, может статься, не менее важна, чем ваши переговоры.
- Я вас больше не задерживаю, - отмахнулся рукой Риббентроп. Кемпфер гвардейски щёлкнул каблуками и вышел из кабинета, не отдав на прощание салюта. Риббентроп поглядел ему вслед, и достал из ящика стола сигареты.
Вызов к загадочному хакусяку, которого никогда не называли по имени-фамилии, пришёл неожиданно. В театр, прямо в разгар репетиций, явился один из кэмпэй. Он предъявил Дороши хризантему на лацкане потёртого пиджака и попросил проводить его к антрепренёру. Дороши проводила, тот, ничего не сказав, отдал Накадзо запечатанный пакет с той же хризантемой и покинул театр.
Накадзо проглядел письмо и тут же лично отправился в зал.
- Простите! - громко произнёс он практически с порога. - Но мне надо забрать с репетиции Руднева-сан и Ютаро-кун.
- Послушайте, Накадзо-сан, - обернулась к нему режиссёр Акамицу. - Даже если ни один, ни второй не играют главные роли, это ещё не означает, что их можно постоянно срывать с репетиций. Вы же человек не чуждый культуры, должны понимать, что постоянно проходить роли с "фантомами" или со мной в роли едва ли не всех второстепенных персонажей, это вредить спектаклю. Ютаро-кун и Руднев-сан - не профессиональные актёры, им постоянно нужно объяснять мизансцены, не так давно мне приходилось их под руку водить по сцене, чтобы добиться хоть какого-то результата. В последнее время, Накадзо-сан, мы выпускаем крайне мало спектаклей, каждый из них должен греметь не только благодаря общей экзотичности и тому, что мы не переиначиваем сюжеты на национальный лад…
- Я вижу, у вас в душе накипело, - улыбнулся Накадзо, мгновенно обезоружив Акамицу, - но меня требуют к себе те, кто дают деньги на наш театр. И им надо увидеть, как минимум, двоих актёров. Я едва сумел уговорить их, чтобы с репетиции не срывали Марину-сан и Асахико-кун. Это кое-чего да стоит, верно, Акамицу-сан? - Очень надеюсь, Накадзо-сан, - не преминула-таки вставить шпильку режиссёр, показывая всё своё недовольство, - что эти люди не задержат Руднева-сан и Ютаро-кун слишком долго.
- А вот этого я обещать не могу, развёл руками Накадзо. - Только если мы поторопимся сейчас, то имеем шансы и вернуться пораньше.
Так мы с Ютаро отправились на новую встречу с хакусяку.
Ехали на театральном авто, за рулём сидел сам Накадзо. Он привёз нас к небольшому дому, выстроенному в традиционном стиле. Он находился ближе к Акихабаре, где подобными никого не удивить. Отличался только более внушительным видом, да тем, что окружал его небольшой заборчик. Мы оставили авто у этого самого забора и прошли в калитку. Во дворе дома оказался разбит приятный садик с укрытыми снегом камнями разного размера. Собственно, расчищена была только дорожка к крыльцу.
Хакусяку сидел на крыльце. Одет он был в тёплое кимоно, не хватало только пары мечей заткнутых за пояс. Внешний вид его сейчас настолько дисгармонировал с его образом "европеизированного японца", в каком он предстал в прошлый раз, что мне стоило известных усилий не замереть прямо у калитки. Ютаро, явно также знакомый с хакусяку, видимо, был, как и я, несколько шокирован. Накадзо даже пришлось подтолкнуть его в спину.
- Присаживайтесь, - усмехнулся хакусяку. - Сегодня, как вы можете видеть, у нас встреча неформальная. Потому и вести себя можно свободнее. - Он даже хлопнул ладонью по крыльцу, приглашая нас.
Оставив обувь на выложенной камнем дорожке, опоясывающей дом, мы забрались на крыльцо, и расселись на холодном дереве. Я откинулся спиной на один из столбиков, поддерживающих крышу дома, обхватил руками колено.
- О том, что фон Кемпфер развёл бурную деятельность сразу по приезду, думаю, Накадзо-сан, вам уже сообщил, - начал хакусяку. - На тот случай, если он не сделал этого, скажу, за атакой на лабораторию стоит именно он. Скорее всего, там побывали ваши, Руднев-сан, знакомцы, которых вы с Мариной-кун выкинули из театра на днях.
- Это вы про того лысого верзилу в боа и его невежливого братца? - припомнил я.
- Именно, - кивнул хакусяку. - За пять минут до этого они схватились с токко, оставив от них только трупы, причём часть отряда полицейских превратилась в осколки кристаллов и дурно пахнущие лужи. Примерно такие остались на месте нападения в Синагаве. Ну, это в довесок ко всем маркировкам на гильзах и прочим уликам, которым сейчас Хирота-сан тычет в лицо Риббентропу, пытаясь выторговать побольше на переговорах.
- Хотелось бы узнать, всё же, для чего вы вызвали нас, хакусяку? - поинтересовался Накадзо. - А то наша режиссёр рвёт и мечет. До премьеры осталось не так много времени, а я срываю двух практически ведущих актёров с репетиции.
- Так сильно торопитесь, что рискуете показаться невежливым, - заметил хакусяку. - Но дела театра - святые дела, да и злить режиссёра Акамицу, действительно, не стоит. Руднева-сан и Ютаро-кун я хотел видеть как раз в связи с активизацией фон Кемпфера и его людей. Я уже наслышан о нападении странных здоровяков в майках с рунами "зиг". Кэмпэй сообщили мне, что впятером не смогли справиться с двумя. Это очень странно. К театру приставлены кэмпэй, отлично владеющие боевыми искусствами, в обычных условиях они бы скрутили этих здоровяков в бараний рог. Те дрались крайне непрофессионально, зато удар держали крепко. Как выразился командир той группы, будто по камню кулаками бил. Вы же, Руднев-сан, в одиночку противостояли одному из них, и весьма успешно, если судить по словам командира кэмпэй.
- А вот доктора мне сказали, - усмехнулся я, - что у меня многочисленные ушибы внутренних органов и треснули три ребра. Дышать было больно ещё не один день.
- И тем не менее, - вежливо, но настойчиво напомнил мне хакусяку.
- Меня учили дзюдо, - пожал плечами я. - Наш сенсей, Сан Саныч, сам учился у легендарного Василия Ощепкова в его кружке во Владивостоке на Корабельной набережной. Сенсей говорил, что у меня неплохо получается, а для него это - самая высшая степень похвалы, которой мог удостоиться ученик.