- Да какая разница, - почти презрительно отмахнулся Араки, - поверят вам или нет. Все зависит от таланта журналистов, что напишут про вас.
- И всё же, - зашёл я с другой стороны, - последнее слово, в любом случае, остаётся за мной, верно?
- Конечно, - кивнул Араки. - Какая же пресс-конференция без вас?
- Тогда она не состоится, - отрезал я. - Ибо у меня нет желания нести околесицу, нужную вам, товарищ Араки, и товарищу Родзаевскому. Ваши эфемерные цели борьбы против коммунизма, товарищ Араки, мне совершенно непонятны. А уж поднимать популярность партии харбинских белоэмигрантов, да ещё и фашистского толка, я не собираюсь.
- А чем вас не устраивает наша партия? - поглядел на меня Родзаевский.
- Тем, товарищ Родзаевский, - ответил я, - что я слишком хорошо помню ваших молодчиков под стенами нашего посольства. Они кидали ваши салюты и выкрикивали лозунги, которые я не стану тут повторять. И не хуже помню, что они орали, когда мы выкидывали их из посольства. После этого у меня нет никаких симпатий к вашей партии.
- Тогда мне не о чем с вами разговаривать! - воскликнул Родзаевский, поднимаясь резким движением.
- Я так считал с самого начала, - криво улыбнулся я.
Родзаевский коротко кивнул Араки и бросил:
- С вашего позволения.
После чего вышел из комнаты. Я проводил его холодным взглядом, едва удержавшись от мальчишества - очень хотелось сделать ему непристойный жест в спину.
- Для чего вы так жёстко обошлись с ним? - поинтересовался Мадзаки. - Человек проделал достаточно далёкий путь ради этой встречи.
- И мне стоило известных усилий добиться для него разрешения на въезд, - добавил Араки, осуждающе глядя на меня.
- Я терпеть не могу его и ему подобных, - честно ответил я. - Считают себя спасителями России, сидя за границей и всё, что могут, это болтать языками без толку. Да ещё устраивать шествия с тупыми лозунгами под стенами советских посольств. Я не собираюсь поднимать им популярность, как уже сказал.
- Можно обойтись и без Родзаевского, - согласился, поразительно легко, Араки, - если это ваша принципиальная позиция, Руднев-сан. Хотя мы и очень рассчитываем на ВПФ в Харбине.
Я и не заметил, что с уходом Родзаевского, мы снова перешли на японский. При этом первым на родном языке Араки и Мадзаки заговорил именно я.
- Любоы мои слова вы сможете повернуть таким образом, - усмехнулся я, - чтобы они лили воду на мельницу Родзаевскому. К тому же, Араки-тайсё, я всего лишь простой эмигрант, который работает шефом декораторов в театре. И эта роль меня устраивает как нельзя лучше. Я бы не хотел сильно выпячивать себя.
- Вы могли бы аргументировать эту позицию, - вполне серьёзно попросил меня Араки.
- Дело в том, - охотно объяснил я, - что пока сижу тут, в Токио, тише воды ниже травы, до меня нет никому дела. Но стоит дать интервью, как мной заинтересуются. Мне совершенно не нужны визиты странных людей, намекающих на русскую разведку. И гадай, очередная ли это провокация вашей контрразведки или же, действительно, люди из Разведупра. Хотя, в любом случае, я бы послал такого товарища куда подальше. Но моей выдачи вполне может потребовать советское правительство на официальном уровне. Я ведь военный преступник, как бы то ни было. А ведь вы меня, вряд ли, станете защищать в таком случае.
- Стану, - хлопнул ладонью по столу Араки. - И пока я военный министр, смогу защитить вас.
- Не столь ты и всесилен, Сада-кун, - покачал головой Мадзаки, становясь на мою сторону, - и я могу привести тебе некоторое количество примеров, начиная с себя. Сколько раз ты говорил, что будь твоя воля, я бы никогда не оказался в отставке. А каков итог, видишь сам.
- Когда ты перестанешь напоминать мне об этом, Дзин-кун, - как-то прямо-таки сдулся Араки.
- Так я тогда уже был тайсё, Сада-кун, - добил его Мадзаки, - а Руднев-сан очень верно оценивает себя. Он отставкой не отделается, Сада-кун, его просто съедят, и костей не останется. Да каких костей, памяти и той не будет, ровно и не жил в этом мире Руднев-сан, а у легендарного Руднева-сёсё было только двое сыновей.
- Думаю, скорее, состряпают легенду о красном коннике, - усмехнулся я, - сгинувшем в Польской войне или на Кронштадском льду.
- Я понимаю ваши резоны, Руднев-сан, - окончательно сдался Араки. Военного министра, видимо, подкосил тот факт, что его друг встал на мою сторону, да ещё и привёл столь убедительные доводы. - Возразить мне вам уже нечего. - Он поднялся из-за стола и мы с Мадзаки последовали его примеру, понимая, что разговор окончен. - Ты не уходи, Дзин-кун, - остановил отставного генерала военный министр. - Я хотел поговорить с тобой ещё немного, а вы, Руднев-сан, оставьте нас.
Я попрощался с обоими и поспешил покинуть дом.
Самым неприятным оказалось, что доставлять меня в театр с той же помпой, как забирали, никто не собирался. Пришлось выбираться самостоятельно. На нескольких трамваях. Так что я едва успел к тренировкам.
Журнал, лежащий перед Бокием был фотокопией с оригинала. Глеб Иванович понимал, что это, скорее всего, какая-то проверка со стороны фон Кемпфера. Хотя какие тут ещё проверки, он и без того почти полностью в его власти. Ведь даже для декораторов мастера Тонга он уже мёртв, а значит, надеяться уже не на что. Однако, Исаак имел на Бокия свои виды, ещё не очень понятные самому Глебу Ивановичу. Пока же он просто усадил разведчика за перевод увесистого тома - лабораторного журнала, по всей видимости.
Работал Бокий над ней несколько часов, быстро отсеяв повторяющиеся записи о том, как прошли испытания чего-то, малопонятного Глебу Ивановичу, ибо обозначалось оно некими терминами, перевести которые он просто не мог. Правда, интересовали Исаака только кристаллы духа, и потому Глеб Иванович сосредоточился на местах в журнале, где упоминались именно они. Прошерстив журнал на этот предмет, Бокий занялся детальным изучением, выискивая наиболее интересные места. И самым интересным оказалась короткая запись, относящаяся к октябрю этого года. Переведя её, Бокий тут же постучал в дверь комнаты, где запер его фон Кемпфер практически сразу по приезду в небольшую гостиницу. Дверь открыл здоровенный эсэсовец, дежуривший по ту сторону, как иногда казалось Глебу Ивановичу, неотлучно. Именно он приносил Бокию еду и провожал в уборную. При этом здоровила ни разу даже слова не произнёс.
- Позови фон Кемпфера, - сказал ему Бокий. - Это срочно.
Эсэсовец закрыл дверь перед носом Бокия, оставив того гадать, придёт Исаак или нет. Однако тот явился спустя не более чем четверть часа. Дверь открылась, и молчаливый эсэсовец впустил в комнату Бокия фон Кемпфера.
- И что вы хотели мне сообщить, Глеб Иванович? - вместо приветствия поинтересовался он.
- Вот, смотрите, - указал Бокий на сделанный им перевод самой интересной записи в журнале.
- Атака на комплекс… - начал читать по диагонали фон Кемпфер. - Каии… "Биг папасы" - название мехов было написано по-английски, верно? - уточнил он и Бокий кивнул. - Так… так… так… А вот это уже интересно. Отряд "Труппа"… доспехи духа… Вы считаете, Глеб Иванович, что название отряда точно указывает на театр?
- Есть ещё несколько косвенных признаков, - заметил Бокий. - Вот тут. - Он указал на место в переводе. - Оперативный псевдоним одного из допущенных лиц - Антрепренёр. Далее, к комплексу проложена ветка метро, и обратная станция с юмором названа Театральной. Ну и более мелкие, - пожал плечами Глеб Иванович, - но их уже можно трактовать как угодно.
- Ну что же, - как будто самому себе кивнул фон Кемпфер, - наш переводчик был менее дотошен, но что с него взять, он же просто работник из посольства, а не разведчик. Не умеет он правильно работать с документами.
- И что вы теперь намерены предпринять, герр фон Кемпфер? - поинтересовался Бокий.
- Теперь, товарищ Бокий, - усмехнулся тот, - вы вернётесь в театр. Надеюсь, сумеете всех запутать…
- Прекратите, Кемпфер, - сжал кулаки Бокий. - Вы же сами знаете, что мне, вашими усилиями, обратно в театр хода нет.
- И всё же вы вернётесь, Глеб Иванович, - жёстко произнёс фон Кемпфер. - Для внесения дестабилизации. Болтайте что угодно, всё равно, не пройдёт и часа, как в театре начнётся такое, что ваше чудесное возвращение с того света уже мало кого взволнует.
- Ловко вы меня подставляете, - усмехнулся Глеб Иванович. - Теперь более-менее понятно для чего я вам понадобился.
- Главное, Глеб Иванович, - усмехнулся в ответ фон Кемпфер, - у вас будет шанс получить пару кристаллов духа.
Исаак постучал в дверь и махнул рукой Бокию, мол, идём со мной. Бокий пожал плечами и последовал за ним мимо молчаливого эсэсовца, закрывшего за ними дверь и так и оставшегося дежурить у неё, хотя стеречь было уже нечего. Разве только фотокопию журнала.
Юримару ждал одну из своих марионеток в ближайшем к мастерской Тонга переулке. Он вызвал оживлённого его тёмным искусством человека, точнее, злобное потустороннее существо, подселённое им в мёртвое тело. И умерший декоратор пришёл на его зов. Он стоял перед Юримару, пустыми глазами глядя на него. Это был тот самый, кому изменил внешность фон Кемпфер. Седовласый самурай снова вгляделся в его черты, стараясь понять, для чего немец приложил усилия. Так и не разгадав тайну, Юримару пожал плечами и вынул из рукава простой металлический колокольчик. Мертвец с лицом Глеба Бокия взял его и положил в карман потёртого жилета.
Глава 10
Декабрь 9 года эпохи Сёва (1935 г.) Токио
В день премьеры нас всех снова трясло. Особенно меня с Ютаро, ведь роли у нас теперь были намного больше и важней тех, что нам пришлось играть в "Ромео и Джульетте". Примерно также чувствовала себя и наша дебютантка. Алиса места не могла себе найти и на все попытки успокоить её, казалось, была готова расплакаться. Наконец, Сатоми удалось усадить её за стол и накормить принесённым мной мороженым. Только после этого Алиса хоть немного успокоилась и перестала твердить всем, что не готова к спектаклю и не может выйти на сцену.
Режиссёр Акамицу ходила злая, как оса, при всяком удобном случае нападая на Накадзо. Она постоянно припоминала ему наши с Ютаро отлучки, недобрым словом поминала "подпольные дела", из-за которого мы вечно не высыпались и по утрам, как она говорила, "от нас ничего толкового не добиться" и мы "просыпались только к обеду". Не смотря ни на что, генеральная репетиция прошла по её же словам "достаточно сносно", а лучшей похвалы нам от неё никогда добиться не удавалось.
- Вы ещё не в костюме, Руднев-сан, - схватилась она за голову, увидев меня в коридоре. - Да вы что, с ума сошли? До спектакля считанные часы остались, а вы разгуливаете в таком виде.
- Простите, Акамицу-сан, - ответил ей я, - но у меня ещё остались декораторские дела. Я не хотел испортить костюм в день премьеры.
- Сколько вам говорить, Руднев-сан, - всплеснула руками Акамицу, - что вы шеф декораторов - оставьте всю работу им и только наблюдайте за ней.
- Но наблюдать-то приходится много где, - усмехнулся я. - Не думаю, что пятно от бензина или пыльный рукав так уж украсят мой костюм. Мне ведь надо надзирать за разгрузкой последних декораций и их установкой. А также монтажом на поворотном круге оставшихся деталей "Ласточки". Я ведь перемажусь до премьеры, как поросёнок.
- Хорошо-хорошо, - махнула на меня рукой Акамицу, - ступайте, раз у вас столько дел. Только чтобы за час до спектакля были готовы.
- Обязательно, - усмехнулся я и поспешил по делам.
Я слышал о неприятной истории, что произошла несколько дней назад у декораторов, в результате которой пропал без следа один из них. Бокий предпочитал отмалчиваться, говорил всё больше какими-то туманными намёками. Он, вообще, сильно изменился после неё, я его практически узнавать перестал.
Сейчас Глеб Иванович вместе с парой крупных работников нёс стол, кажется, предназначавшийся для дома Огудаловой, а может салона на "Ласточке", или, скорее всего, для обеих сцен. Он, конечно, больше руководил процессом, следя за тем, пройдёт ли стол в дверные проёмы, по каким коридорам лучше его нести и всё в том же духе. Похоже, Тонг окончательно приблизил его к себе, задвинув неуправляемого Ксинга подальше.
Я решил, что и одного руководителя в виде Бокия декораторам вполне хватит, он неплохо справлялся с этим делом, и отправился к сцене. Там уже сам Тонг с остальными рабочими проверяли механизм поворота, который уже несколько месяцев не работал. Это дело было намного важнее стола. Ведь растягивать паузы между явлениями - смерти подобно, как не раз объясняла нам Акамицу. И именно от работы механизма поворота это во многом зависело.
Вот по дороге туда я и встретил второго Бокия. Он уверено шагал мне навстречу и даже рукой махнул.
- Мастер Тонг говорит, - сообщил мне второй Глеб Иванович, - что механизм поворота вполне исправен. Сейчас закончат смазку, провернут пару раз туда-обратно, чтобы разошлась по всем деталям, и будет как новенький.
- Ви Мин, - спросил я у него, - а как же стол? Уже отнесли? - Глупее вопроса придумать было нельзя, но ничего другого в голову не пришло.
- Стол, - протянул Бокий. - Ах, стол! - хлопнул он себя по лбу, становясь совершенно непохожим на того человека, с кем я общался эти несколько дней. - Тот самый стол. - Глаза его под окулярами очков забегали, на лбу выступил пот, таким я не видал его ещё ни разу. - Стол, говорите, - снова повторил он, как заклинание…
И тут грянула музыка!
- И что это за молодое дарование нам сосватали дирижёром? - поинтересовалась Акамицу, глядя на юношу в чёрном фраке и партитурой под мышкой.
Он выбрался из чёрного авто и важно проследовал через фойе театра, даже не обернувшись на режиссёра.
- Накадзо-сан говорил о нём, - ответила режиссёру Дороши. - В зале отведена отдельная ложа для военного министра Араки-тайсё и посла Риббентропа. Именно из-за немецкого посла Накадзо и рекомендовали этого юношу. Сообщили, что он очень одарённый молодой человек, который будет гастролировать у нас с немецким оркестром. Его взяли с собой, чтобы предъявить как козырь на переговорах и возможных гастролях, ну, так мне Накадзо-сан объяснял. В общем, сплошная политика. Я в этом ничего не понимаю.
- Надеюсь, - пробурчала себе под нос Акамицу, - что это дарование из Германии не испортит нам спектакль.
Дороши только плечами пожала. Поделать ничего с этим она просто не могла.
Молодой человек со столь же важным видом прошёл к оркестровой яме, уложил партитуру на пюпитр, взял дирижёрскую палочку и строго постучал ею, призывая музыкантов к порядку. Обучавшиеся за границей музыканты оркестра прекратили шуметь, все взгляды устремились на палочку в руках молодого человека. Тот взмахнул ей…
И грянула музыка!
Она, казалось, прокатилась по всему театру. Одновременно грянули ударные, струнные, духовые инструменты, вразрез со всеми законами и правилами музыкального искусства. Зазвенели стёкла в оконных рамах. Все, кто был в театре, за исключением нескольких декораторов, несших тяжёлый стол, пригнуло к земле. Один из них отпустил свой угол стола и сунул руку в карман жилета.
Сидящая в столовой Алиса закричала, из глаз её хлынули слёзы. Сатоми, сидевшая напротив неё, хотела вскочить на ноги, броситься к девочке, но музыка накрыла и её. На плечи как будто тяжкий груз взвалили, выпрямиться оказалось просто невозможно, заплаканное личико Алисы расплывалось, как будто ревела и сама Сатоми. Собравшись с силами, Сатоми упёрлась руками в стол и сделала пару шагов, что разделяла её и Алису. Но всё, что могла сделать, это обнять её за плечи и вместе с девочкой рухнула на пол.
Даже за пределами театра почувствовалась музыка. Сидящие в чёрном авто неподалёку от театра фон Нейманы и Исаак с Гудерианом ощутили только отголосок музыки, творимой Дитрихом. Большую часть гасила защита театра. Все они хорошо видели чёрный купол, скрывающий здание, по его поверхности шла заметная рябь, вызываемая музыкой, рвущейся изнутри.
- Дитриху не удаётся прорвать защиту, - заметил Мельхиор. - Она оказалась куда крепче, чем вы думали.
- На большее трюк с музыкой просто не рассчитан, - бросил через плечо Исаак. - Часть энергии идёт на то, чтобы не давать людям внутри театра головы поднять, иначе до Дитриха давно уже добралась бы охрана.
- А как же появление ожившего Бокия? - поинтересовался Бальтазар. - Он не сыграл свою роль?
- Вполне возможно, что и сыграл, - отмахнулся фон Кемпфер. - Попадём внутрь - узнаем.
- А разве это не он? - поинтересовался Мельхиор, поправив очки. - Вон там, со столом. Или я его с кем-то путаю?
- Кажется он, - протянул Исаак, открывая окно автомобиля и вглядываясь в фигуры декораторов, возящихся со столом. - Не могу разобрать из-за защиты.
- Это не люди, - сообщил все Гудериан, чьё зрение было самым лучшим из всех. - Это те, кого я убил во время нашей прогулки в город. Сейчас внутри них сидят демоны.
Тот, кто показался Мельхиору похожим на виденного однажды - да и то мельком - Глеба Бокия, вынул из кармана небольшой предмет и встряхнул ладонью. К музыке добавился мелодичный звон. От него у всех немцев тут же заныли зубы, рот наполнился кровью. По куполу защиты, накрывавшему театр, прошла новая дрожь, а от того места, где стояли мёртвые рабочие, потянулась ледяная корка. Музыку начал перекрывать треск. Она грянула громче, как будто соревнуясь с новым звуком, стремясь поглотить её, сделать частью общей композиции.
- Они входят в резонанс, - констатировал Мельхиор, снимая очки, металлическая дужка которых начала покрываться ледяной коркой. - Сейчас защита театра не выдержит.
Мертвец с лицом Глеба Бокия во второй раз встряхнул рукой. Звон ударил уже не только по ушам, он впился в самые кости немцев, холодным языком проходясь по ним. До хруста сжав шатающиеся зубы Кемпфер начал творить защитное заклинание. Ему давно не требовалось для этого говорить что-либо или сотрясаться в шаманском танце камлания. Из мостовой полезли щупальца тьмы, быстро сливающиеся в кокон, скрывающий автомобиль с немцами. Точно такой же, только больших размеров, накрыл грузовик, в котором сидели эсэсовцы из охраны Риббентропа.
Практически следом взорвалась защита театра. И это ударило уже по всем, кто находился в тот момент примерно в квартале оттуда. У людей начинались эпилептические припадки, у других не выдерживало сердце, пожилые просто падали замертво. Череда подобных маленьких трагедий уносила жизни людей или лишала их здоровья, и ни один врач не мог дать им сколько-нибудь вразумительного объяснения. Истину же знали единицы и сейчас они начинали действовать.
Черные коконы, накрывающие грузовик и авто немцев, рассыпались, как только иссякла взрывная волна, разошедшаяся во все стороны от театра. Эсэсовцы, как по команде, принялись выпрыгивать из него с автоматами наперевес. Они уверенно ринулись к театру, вскидывая на бегу оружие.
- Стоять! - едва успел крикнуть им в спину выбравшийся из автомобиля Мельхиор. На время операции всеми марионетками управлял он.