Малхадиил посмотрел на меня, но в его взгляде не было теплоты. Он не хотел разрушать воздвигнутую стену.
- Мал, - начал я.
- Остальные правы, - оборвал он. - Сотис сглупил, отправившись за тобой. Ему следовало дать тебе умереть, - Малхадиил указал на мои разбитые доспехи. - Этой ночью ты мог погибнуть бессчетное множество раз. На каждом задании ты снова и снова рвешься впереди всех. Теперь нам пришлось заплатить за твою беспечность. Доверие, которое я к тебе испытывал, умерло вместе с моим братом. Помни это, когда в следующий раз сочтешь, что сможешь победить в одиночку.
Мне оставалось только бессильно кивнуть.
- Я услышал вас, - произнес я, - услышал и подчиняюсь.
Наконец разум Малхадиила слился с моим. Брата терзала такая боль, что я едва не истек кровью вместе с ним. Она пульсировала в нем гулким стуком, такая горячая, что не поддавалась никакому описанию. Глубже, нежели боль - это была скорбь. Он оплакивал своего брата. Я никогда не чувствовал ничего подобного раньше, ни в своем разуме, ни в разумах собратьев.
Я отправил ему ответное чувство - мягкую мысль, изваянную из сожаления и стыда. Сначала он отпрянул, и я уже было подумал, что он опять оградится от меня. Мгновение спустя он все же принял пропульсированную эмоцию. Он слабо, очень слабо кивнул в ответ. Причиненная рана этим не исцелилась, но начало было положено.
- Я могу прозвонить в Колокол за Сотиса? - спросил я.
Думенидон тихо выдохнул и посмотрел на Галео. Юстикар в свою очередь бросил взгляд на Малхадиила. Мал застыл в нерешительности. Я заметил, как он тяжело сглотнул.
+ По обычаю лишь юстикар может звонить в Колокол, + произнес Галео, + но в данном случае это кажется уместным. +
- Я бы хотел… - Малхадиил замолчал. - Да. Я не возражаю.
- Спасибо, Мал, - сказал я и беззвучно добавил лишь ему: + Они услышат Колокол по всему Тронному миру. Обещаю тебе. +
Он еще раз едва заметно кивнул.
Когда мои братья направились к выходу, Галео на секунду встретился со мной взглядом.
+ Больше никаких ошибок, брат. +
Я отдал честь, сотворив знамение аквилы.
В комнате осталась только Анника. Они прислонилась к стене, скрестив руки на груди.
- Черный день, но прекрасная победа.
- Можно считать и так, - согласился я.
Она улыбнулась.
- Если тебе интересно, брат Граувр в стабильном состоянии. Если повезет, он даже выживет, - ее кристально-синие глаза сверкнули в отраженном свете. Прежде чем я успел ответить, она грустно усмехнулась. - Прости за то, что случилось с Сотисом. Ты говорил с Кловоном?
- Так это вы отправили его ко мне?
- Не совсем. Василла и Кхатан также хотели поговорить с тобой. Я решила, что если кому-то и позволить, то лишь тому, кто может чему-то научить.
На секунду я призадумался. Василла наверняка захотела бы помолиться вместе и обсудить состояние моей души. Кхатан же начала бы рассказывать несмешные шутки и журить меня за то, что я не смеюсь вместе с ней.
- Спасибо, что не прислали других, - сказал я.
- Значит, следующая остановка - Титан. Мы должны рассказать о случившемся и донести весть об осаде Армагеддона, - она замолчала, словно взвешивая следующие слова. - Я знаю, кем был Сотис, Гиперион. Я знаю, кем были все вы.
Я смотрел на нее пару секунд.
- Не понимаю.
- В смысле до того, как вас забрала Инквизиция. У Ордо Маллеус самые обширные архивы. Я знаю, кем вы были в детстве.
Я не совсем понимал, к чему она ведет.
- Меня мало волнует подобное знание.
- Пусть для тебя оно неважно, но я очень любознательна. Сотис и Малхадиил родились на жалком промышленном мирке под названием Терет. Когда за ними прилетели Черные Корабли, им было одиннадцать стандартных лет, из которых они уже год трудились разнорабочими в мануфакториуме по производству боеприпасов. Им светило всю жизнь клепать патроны для ополчения Терета.
- Зачем вы мне это рассказываете?
- Потому что это важно. Если бы не Инквизиция, Сотис превратился бы в одряхлевшего и спившегося рабочего мануфакториума или, что вероятнее всего, умер бы из-за несчастного случая на производстве. Серые Рыцари сделали из него оружие, и он с честью послужил человечеству. Пусть его служба была короткой, но жизнь он прожил с большим достоинством, чем многие могут себе представить.
Она сложила знак аквилы, ее руки показались совсем белыми на фоне черного бодиглава.
- Запомни это, Гиперион, когда прозвонишь в Колокол Потерянных Душ именем павшего брата.
- Да, инквизитор. Спасибо.
Ее глаза из кристаллического льда снова полыхнули.
- Тебя никогда не интересовало, кем был ты? Кем ты мог быть?
Мне даже не приходилось задумываться о подобном.
- Нет, я знал, что из-за возраста мог не принять Дар Императора. Думаю, я уже был подростком, и мой организм едва не отторг некоторые имплантаты. Иногда у меня бывают сны о том, что было прежде. Картинки. Чувства.
- Например? - она приподняла бровь. - Продолжай.
- Стук дождя по прохудившимся металлическим крышам. Ощущение, будто я смотрю сквозь окна, но ничего не вижу Черный трон. Это я помню лучше всего: черный трон, холодный и темный, - я пожал плечами. - Полной четкости никогда не бывает, но это не важно. Как я уже говорил, для меня это не имеет значения.
Она снова улыбнулась.
- Я не спрашивала, имеет или нет. Я спрашивала, было ли тебе просто любопытно?
- Нет.
- Из тебя получился очень неумелый лжец, Гиперион. Это в тебе мне нравится больше всего.
III
На дорогу домой ушло одиннадцать дней. У обычного корабля она отняла бы несколько месяцев.
"Карабела" мчалась сквозь беспокойную пустоту, защищенная от нечестивого внимания обитателей варпа. Путешествие корабля Серых Рыцарей было не только стремительным, но также духовно потрясающим. Гексаграммное экранирование и освященная броня оберегали наши боевые корабли лучше всего того, что было создано человечеством, но Море Душ ярко пылало, реагируя на наше вторжение. Бесконечные, непрерывные вопли демонов, гибнущих рядом с корпусом, исподволь истощали терпение.
В полете машинный дух "Карабелы" был таким же ярким и живым, как душа любого другого члена команды. В эти часы он обладал сознанием, почти личностью. Его голос был песней перегруженных двигателей, вибрирующих в безбрежной пустоте, а лик озарялся лучистым ореолом, когда вспарывал демонов, попадающих под таранный нос корабля. Я чувствовал его, живую душу, которая пела разноголосым рокотом на всех палубах и в моем разуме. Его песнь была гимном, и слова его были прекрасны.
Временами палуба сильно дергалась, что говорило об очередной смене курса, когда мы сворачивали от Астрономикона. Корабль начал содрогаться еще сильнее, стоило нам углубиться в эфирный океан, срезая целые дни от общего времени путешествия, поскольку навигатор целиком и полностью доверял прочности корабля, направляя нас через еще более темные моря.
Мы нередко изматывали наш корабль подобным образом, хотя знали, что после этого "Карабелу" ждет долгий простой в орбитальном доке. Повреждения, которые получал флот Серых Рыцарей в путешествии, означали, что многие наши корабли проводили в ремонтных доках не меньше времени, чем в самом пути. Учитывая все преимущества, вполне приемлемая плата.
В седьмом часу последнего дня мы выпрыгнули из варпа на границе сегментума Солар. На протяжении всего путешествия я тренировался в одиночестве, ясно дав понять, что не желаю никого видеть. Лишь ощутив встряску от перехода в реальное пространство я, наконец, опустил посох в тренировочном зале.
Я почувствовал, как от перенапряжения свело мышцы на руках и ногах, но смог это перетерпеть. На открытых участках кожи ярко блестел пот.
- Гиперион, - провоксировала инквизитор по встроенным в стены громкоговорителям. - Мы дома.
Глава десятая
ПОСЛЕДНИЕ СЛОВА
I
Потрепанная стремительным плаванием по ядовитым волнам "Карабела" с трудом вошла в систему. Сервиторы и закутанные в мантии прислужники обрабатывали поступающие на мостик данные, когда монастырь начал загружать самые свежие звездные карты в наши когитаторы. Стыковка с Титаном никогда не отличалась простотой. На орбитальных картах отображалось местоположение спутников газового гиганта, степенно вращающихся вокруг невероятно огромной планеты, и каталогизировалась быстро обновляющаяся информация по всем ближним имперским путям судоходства.
Мы подходили с дальних пределов, плывя вдоль Пролива Энцелада. "Карабела" слишком близко подошла к гравитационному колодцу спутника, и оставалось лишь смотреть, как сияющий мир заполняет собой обзорные экраны на командной палубе.
Однажды я побывал на Энцеладе и воочию наблюдал за гейзерными ледяными взрывами через заполненный красными рунами ретинальный дисплей. Даже спустя многие годы я дорожил этим воспоминанием. Хотя разлетающимся шлейфам не доставало величественности криовулканов Титана, они все равно представляли собой захватывающее зрелище, особенно когда кусочки льда взмывали высоко в воздух, сливаясь с самыми далекими и туманными кольцами Сатурна. Кристаллизировавшееся в космосе дыхание спутника превращалось в одно из колец своего мира-владыки… Бесспорно, Галактика ненавидела нас, но все же показывала чудеса тем, кто был достаточно силен, чтобы увидеть их.
Василла облокотилась на поручни возле меня.
- Ты улыбаешься, - сказала она.
- Хорошо оказаться дома, - согласился я. Вид Сатурна и его лун всегда благотворно влиял на меня: огромный, опоясанный кольцами мир, под прогорклыми небесами которого таилась ядовитая бездна. Я был оружием, не человеком, но в подобные моменты вспоминал, что был одушевленным оружием. В этом вся суть.
Постепенно корабль миновал Энцелад. До Титана оставался час полета.
Василла наблюдала за удаляющимся спутником пару минут, а затем снова обернулась ко мне. Она достигала мне лишь до запястья. Всего-то.
- Я никогда не была на Титане, - призналась она. Что-то в ее нежном голосе заставило меня призадуматься. Она никогда прежде не казалась мне столь юной, несмотря на татуировку лилии на щеке. - На этот раз мне бы хотелось сойти на планету.
- Очень редко кто-либо не из моего ордена ступает на сам мир.
Василла кивнула, прежде она всегда оставалась на орбитальной пустотной станции.
- Это может показаться необычайным, но мы ведь живем в необычайный век, сир рыцарь.
- Ты о чем?
Девочка разглядывала звезды. Из темноты на нее взирало серое око Тетиса, приоткрыв свою ночную сторону.
- Мы живем в последнюю эру человека, - тихо ответила Василла. - Еще не миновало и половины тысячелетия, а оно уже стало самым мрачным в истории человечества. Оно будет последним, Гиперион. Последним, после чего опустится кромешная тьма.
Она вдруг показалась мне старше. Я никогда не смогу понять ее. В некотором смысле она походила на одну из лун Сатурна - полусвет, полумрак, холодная посреди бездонного космоса, но теплая в своем сердце.
- Человечество никогда не падет, - возразил я. Слова были инстинктивными, они вырвались у меня сами собой.
Василла склонила голову, копна волос цвета красного дерева удачно подчеркнула любопытство на ее юном личике.
- Откуда пришли эти слова? - спросила она. - Из твоей головы или же сердца?
- Миллион миров обретается в Свете Императора. Бессчетные миллиарды отдают свои жизни ради Трона, пока бесконечные триллионы живут в милости Его, - я взглянул на нее. Темные одеяния Василлы резко контрастировали с моими доспехами. - Человечество никогда не падет, - повторил я.
Она улыбнулась с искренней любовью и коснулась моей руки.
- Ты ведь действительно в это веришь?
Из дальнего конца зала до меня донеслось изумление Галео, мягкая волна веселья от увиденной картины: одного из сынов Императора, воина, обученного сражаться с демонами, поучает дитя.
Прежде чем я успел ответить, к нам присоединился Дарфорд. Он, как обычно, был в форме. По правде говоря, у него оказался неисчерпаемый запас форменной одежды. На этот раз он предстал в темно-красной с золотыми эполетами и галунами. Наглаженные белые брюки были заправлены в черные кожаные сапоги, и внешний вид довершали три медали на груди. Его награды за подвиги, совершенные в армии родного мира, до того, как он оказался на службе у Анники. Я не был знаком с наградной системой мордианских подразделений Имперской Гвардии, но почти не сомневался, что Дарфорд получил их за меткость.
- Кажется таким холодным, - кивнул он на уменьшающуюся сферу Энцелада.
Я знал, что он шутит, но не вполне понимал цель шутки. Его юмор зачастую ставил меня в тупик.
- Он и есть холодный, - произнес я. - Поверхность Энцелада…
- Ясен Трон, только не заводись, - Дарфорд пригладил усы и бородку. - Ты в точности как Малхадиил. Иногда мне кажется, что я разговариваю с когитатором.
Пару секунд я не сводил с него взгляда. Он похлопал по моим доспехам, что я счел за проявление добродушия. Василла слегка покачала головой, зная, что за этим последует.
- Рад оказаться дома? - спросил Дарфорд.
- Я ведь предупреждал тебя насчет прикосновений к моим доспехам, - ответил я.
Он ухмыльнулся.
- Ты - само очарование. Я так посмотрю, одиннадцать дней тренировок в одиночестве не сделали тебя более дружелюбным.
Прилив раздражения был бы не лучшим ответом. Я знал это, поэтому, приложив усилие, унял его.
- Ты пропустил совсем немного, - продолжил он. - Кловон, свинья этакая, опять мухлевал в карты. Наша возлюбленная госпожа бродила по палубам, словно голодный волк, - он приобнял Василлу. - Эта святая кроха постоянно молилась, не доверяя полю Геллера.
Юная Сороритас встретилась со мной взглядом. Человеческое лицо выражало богатую палитру чувств, и самую красочную часть брала на себя улыбка. Мы, принимая Дар Императора, лишались способности выражать свои эмоции подобным образом. Думаю, постигая новоприобретенные силы, мы узнавали так много о себе, что обычное проявление чувств становилось для нас блеклым и неестественным.
Василла редко улыбалась и, возможно, поэтому ее улыбка была выразительнее прочих. Сейчас она говорила, что девушке надоело отношение Дарфорда к ней, как к ребенку, словно она младшая сестренка под опекой брата.
Я не силен в физиогномике, но могу заглянуть в ее мысли. Меня всегда поражало, как воины других орденов Адептус Астартес обходятся без такого психического дара. Мне и так-то непросто давалось понимание людей, а если нет способности читать их разумы…
- Если ты опять коснешься моих доспехов, - сказал я Дарфорду, - я убью тебя.
- Конечно убьешь. Как и все те разы, что ты грозился мне прежде?
- Ты, - указал я на ближайшего сервитора. - Помоги мне.
Аугментированный раб заковылял к нам. От одной его ноги осталась лязгающая конечность из черного железа и кабелей искусственных мышц. Большая часть его черепа была аугментирована, как и левая часть лица, скрытая за отполированной бронзой. Ничего не выражающие глаза уставились на меня, мимо меня, сквозь меня. При касании к его разуму я ощутил лишь тусклый проблеск сознания, которого хватало лишь для самого элементарного общения, никаких чувств.
- Ваш приказ, возлюбленный хозяин? - спросил он механическим голосом. Из уголка его рта текла слюна, за приоткрытыми губами я заметил почерневшие зубы. Лоботомия являлась своеобразным проявлением милосердия: благодаря выхолащиванию разума он знать не знал о боли в своих гниющих зубах.
Я повернулся к Дарфорду. Тот смотрел на сервитора, чуть скривив губы. Истекающий слюной сервитор продолжал молча таращиться.
- Неужто ты нашел себе друга, Гиперион? - пробормотал Дарфорд.
Я покачал головой.
- Нет. Это последний человек, который хлопал меня по доспехам. Его модифицировали, чтобы он служил человечеству менее раздражающим способом.
Дарфорд дважды мигнул и опустил голос до заговорщического шепота.
- Кровь Императора, ты только что пошутил? Неужели под всем этим серебром таится живой, дышащий человек с чувством юмора?
Он снова коснулся моих доспехов, на этот раз постучав по ним, словно проверяя, не пустые ли они.
Мне потребовалась лишь мимолетная сосредоточенность, чтобы проникнуть в его разум. Пережать кровеносный сосуд здесь, чуть помассировать ткань там…
Дарфорд моргнул и схватился за переносицу.
- Чертова головная боль, - пробормотал он. Из ноздри на губу закапала кровь. Он слабо фыркнул, затем потянулся к платку, не желая видеть пятен на безупречно чистой форме.
- Я знаю, что это ты, - сказал он, держась за нос.
Василла отвернулась, чтобы скрыть улыбку.
- Понятия не имею, о чем ты, - ответил я.
- Ребячество, - не унимался Дарфорд. - Правда, это очень по-детски. Но неплохо.