Толик вспомнил страх Нимета перед этой, казалось бы, безобидной вещицей.
- Да что в ней такого? Вы правы, преподобный, я не понимаю. Почему полевой стражник, не боящийся вступить в схватку с врагом, смотрящий в лицо смерти, опасается какой-то шапочки.
- Что смерть? Лишь пересадочная станция. Один из пунктов на пути идущего.
- А что шапочка?
- Шапочка - это одиночество. Представь, что ты абсолютно один в этом мире, и, кроме тебя, никого нет.
Толик на минуту задумался:
- Да это было бы невесело. Очень невесело. Пожалуй, через какое-то время человек, оказавшийся в такой ситуации, взвоет от тоски.
Хранитель кивнул:
- Все мы связаны гораздо более тесно, чем можно было бы подумать. Людское сообщество - как один организм. И весь этот организм объединяет ментальное поле. Сэнсы отлично чувствуют его изменения, но это не значит, что ментальное поле недоступно для других людей. Будь так, люди не могли бы на него воздействовать, а ментальная волна не могла бы воздействовать на умы и настроения.
- Может, это было бы лучше? - сказал Толик.
- Ты в самом деле так думаешь? - удивился О'Брилин. - Тысячи, быть может, миллионы неприкаянных людей, чувствующих себя одинокими? Это было бы ужасно.
- Но человек все равно иногда чувствует себя одиноким.
- И как оно?
- Скверно, - признался Толик.
- И это при том, что по-настоящему одиноким человек не бывает никогда. В глубине души он ощущает, что он не один, что он - часть общества. Ощущает даже тогда, когда считает, что одинок.
Ментальное поле не всегда постоянно. Любой отзвук, любое изменение нашего настроения изменяют общее ментальное поле планеты. Да, в весьма незначительных пределах, но меняют. По сути, из этих самых изменений ментальное поле и состоит. Мы сами его создаем.
- Это как коллективный разум? - улыбнулся Толик.
- Скорее, как коллективное настроение. Каждый его формирует, и каждый получает ответную волну. Как правило, ту, на резонанс с которой настроен. Думайте о хорошем, Анатолий. Попасть в резонанс с недоброй волной - очень скверная штука. Особенно скверная тем, что разорвать этот резонанс человеку очень непросто.
- Если не надеть на него шапку каторжника? - спросил Толик.
- Да. Пожалуй, это единственный случай, когда человеку полезно побыть одному. Почувствовать себя одиноким. От него зависит, куда он сделает следующий шаг. Если сможет вернуть себе безмятежность духа, для него будут открыты любые пути. Если не сможет… - О'Брилин вздохнул. - Тогда, по крайней мере, он не будет усиливать недобрую ментальную волну.
- Но перемены настроения свойственны всем, - сказал Толик.
- Анатолий, я был о вас лучшего мнения. - Хранитель смотрел с укоризной. - Уж не считаете ли вы, что мы спешим изолировать от общества каждого, кто ушиб ногу и по этому поводу высказал десяток-другой эмоциональных предложений?
Толик покраснел.
- Я так совершенно не думаю, - поспешил сказать он.
- А мне показалось, что нечто в этом роде вы сейчас и представили.
Толик покраснел еще больше.
- Шапочка - это крайняя мера, - продолжил О'Брилин, - и применима она может быть лишь к людям, совершившим преступление. И то далеко не ко всем. Что до остальных, мы предпочитаем действовать мягче: убеждение, поиск компромиссов. Свободного человека никто не может принудить надеть шапочку каторжника.
- Получается, стрелки надели их по собственной воле? Или они - сбежавшие каторжники?
- Не знаю. Пока не знаю. Но будьте уверены, я это выясню.
- Спасибо, что все рассказали мне, преподобный, - поблагодарил Толик.
- Пустое. Олди Энц тоже рассказал бы вам о шапочках. Да, этот разговор не доставил бы ему удовольствия, но он не стал бы от вас ничего скрывать.
Толик в этом не сомневался, как не сомневался и в том, что никто не объяснил бы ему суть этого явления так доходчиво, как хранитель.
- Дела кипят, и в это время вы меня посылаете с письмом к наставнику Траю?
- У вас есть другие предложения? Нет? Съездите, старику будет приятно. А думать вы можете и по дороге. Если надумаете что-нибудь интересное, дайте знать через сэнсов. В любом отделении префектуры примут ваше сообщение и направят его по назначению.
Других предложений у Толика не было, он и возражал-то в основном для порядка. Думать он действительно может где угодно.
- Могу я испросить пару дней дополнительно к этой поездке?
- Для чего, если не секрет? - Хранитель удивленно поднял бровь.
- Никакого секрета. Хочу навестить одного из своих земляков, раз уж выдалась поездка в том направлении. Крюк будет не так велик, обернусь за пару дней.
- Разумеется, вы можете это сделать. Прошу вас обращаться в любое время, если будут какие-нибудь вопросы.
Хранитель попрощался. Толик некоторое время подумал о том, с чем связано такое странное поручение, но появившийся на пороге Нимет отвлек его от размышлений.
- Мне сказали, что мы уезжаем, - сказал полевой стражник.
- Это так, хранитель отправляет нас с поручением в обитель наставника Трая.
- Тогда я пойду готовить фургон.
- Хорошо. Как только все будет готово к отъезду, дай знать.
Через час полевой стражник появился на пороге. Нимет пришел сказать о готовности фургона и принес новую дорожную одежду:
- Ваш плащ, господин Анатолий.
- Откуда? - удивился Толик.
- Мне дал его ключник префектуры, а откуда он у него и почему именно такой, понятия не имею.
Толик с интересом развернул сверток. Плащ был двухцветным. Вроде бы ничего особенного, но каждый цвет по отдельности был весьма символичным. Плащ был наполовину белым, наполовину - бежевым. Без каких-либо дополнительных знаков. Цвета префектуры и хранителей. По сути, плащ не означал ничего, но намекал на очень многое. Вряд ли кто-нибудь осмелился бы носить такой плащ без специального разрешения. Формально это не было нарушением, но являлось своеобразным вызовом. А кто знает, что хуже. Можно сказать, Толик стал обладателем абсолютно эксклюзивного плаща.
- Припасы для наставника Трая загрузили?
- Да, все готово. И проездные нам выдали, чай, по казенной надобности едем, а не по личному делу. - Нимет достал кошель, в котором звенело несколько серебряных монет.
- Что ж, тогда в путь.
Через десять минут их фургон выехал из ворот префектуры и не спеша покатил по городу в сторону юго-восточных ворот. Еще через полчаса ворота остались позади.
Осень была в разгаре, к городу тянулись крестьянские подводы, груженные фуражным зерном и мукой. Крестьяне предпочитали собираться в небольшие обозы и ехать совместно, переговариваясь, обсуждая последние нехитрые новости. Двигались телеги и в обратном направлении. Большей частью пустые. Некоторые возчики брали с собой ребятишек (прокатиться до города), и те весело галдели. Один из крестьян что-то шептал на ухо молодой супруге, та заливалась веселым смехом. Всем этим людям не было никакого дела до грусти, которая одолевала Толика.
"Какое же здесь единение? - подумал он. - Я грущу, а никому вокруг и дела нет. С другой стороны, если бы все вокруг вдруг погрустнели, было бы печально. Единение единением, но у всех свои дела, свои заботы и радости".
- А что, господин Анатолий, все-таки ловко мы стрелков поймали, - сказал Нимет.
- Не напоминай, опозорились на всю префектуру.
- А вот и нет. Я слышал, как полевые стражники обсуждают нашу засаду. Говорят, хорошо у нас это получилось. Да и префекторы, считай, такого же мнения.
- Думаешь? - с сомнением спросил Толик.
- Уж будьте уверены, так оно и есть.
Ближе к обеду поток подвод уменьшился. Тогда-то на дороге и появился человек в хорошо знакомом Толику пончо. Судя по весьма характерному одеянию, человек принадлежал к пока мало знакомому Толику братству слушающих. Он неторопливо шел вдоль дороги, провожая взглядом проезжающие мимо подводы.
Нет, они вовсе не спешили проскочить мимо путника, каждый возчик считал своим долгом притормозить и предложить слушающему подвезти его, но он лишь махал рукой, давая понять, что намерен продолжить свой путь пешком.
"Вот тот, кому поистине некуда спешить", - подумал Толик.
Нимет тоже придержал лошадей:
- Садитесь, уважаемый путник. Время близится к обеду, а села на горизонте нет. Мы довезем вас до ближайшей харчевни.
Слушающий бросил взгляд вверх, должно быть, определяя таким образом, пришла ли пора обедать, и согласно кивнул:
- И то правда, пора подумать о пропитании. Когда наступает время обеда, Всевершитель милостиво посылает нам возможность добраться до пищи телесной.
Нимет остановил фургон, и слушающий довольно резво для его уже немалого возраста перепрыгнул через борт.
- Может, желаете перекусить уже сейчас? У нас есть кое-что из дорожных запасов, - предложил Толик.
- Суета и спешка в таком серьезном деле не нужна. Подождем же и отведаем пищи в месте, для этого предназначенном.
Немного странный стиль общения братьев слушающих был почти заразителен, Толик поймал себя на мысли, что ему хочется ответить высоким стилем, может быть даже стихом.
"Нет, это уже слишком. Так мы все стихами заговорим", - одернул себя Анатолий.
Впрочем, их спутник был по большей части молчалив и задумчив. До самой харчевни он не проронил больше ни слова. Толик тоже не был расположен к разговору. Один только Нимет весело смотрел по сторонам, но с расспросами к спутникам не приставал.
Придорожная харчевня была полна народу. Заведение было простовато, и знать в нем редко останавливалась. Зажиточные крестьяне, небогатые купцы, путешественники среднего достатка - вот основные посетители. Местная знать предпочитала заведения побогаче. Если, конечно, была такая возможность - голод не тетка, а дорога есть дорога.
Что касается Толика, то он был чужд сословных предрассудков. Если уж сам хранитель держался ровно что с простолюдином, что с землевладетелем первой руки, его личному помощнику это и вовсе сам Всевершитель велел.
Свободный стол все же нашелся, чем путешественники и воспользовались. Слушающий сел за стол вместе с Толиком и полевым стражником, но не прошло и минуты, как к путешественникам подошел какой-то человек, по виду - купец средней руки.
- Брат слушающий, разрешите пригласить вас за свой стол.
Слушающий вздохнул:
- Если речь идет просто об обеде, то я не привередлив и готов удовлетвориться скромной пищей, которую подадут за этот стол.
Должно быть, слушающий имел в виду свою собственную трапезу. Толик с Ниметом пусть и не собирались шиковать, но отобедать хотели плотно. Впрочем, кто не угостит слушающего? Говоря о скромности своего стола, он явно преувеличивал. Если, против обыкновения, хозяин не накормил бы представителя братства за свой счет, всегда нашлись бы желающие его угостить. Тот же Толик не пожалел бы нескольких медных монет.
- Зачем же довольствоваться скромной пищей? - воскликнул купец. - Я закажу лучшее, что здесь есть!
- Не следует потакать телесным пристрастиям, - назидательно сказал слушающий. - Впрочем, и отказываться от угощения не слишком благонравно. У вас есть ко мне разговор, брат мой?
- Да, хотелось бы поговорить, - признался купец.
- Что ж, тогда идемте. - Слушающий вздохнул.
Было видно, что он не слишком охотно направился за купцом, скорее следуя своему долгу, чем искреннему желанию.
Купец и слушающий присели за дальний стол. Купец начал что-то рассказывать, темпераментно жестикулируя руками, слушающий время от времени кивал. Толику было интересно наблюдать за этим. Иногда слушающий вставлял короткую фразу и снова обращался в слух. Купец же говорил почти не переставая.
- Наверное, много у человека накопилось невысказанного, - прокомментировал Нимет.
Подали обед. Толик ел не торопясь, ему было любопытно, чем закончится история со слушающим. Через три четверти часа купец выговорился. Что он получил в ответ? Совет ли? Успокоение ли? По крайней мере, выглядел он довольным.
"Как порой бывает важно, чтобы тебя выслушали", - подумал Толик.
Купец так увлекся, что вспомнил об обещании угостить брата слушающего хорошим обедом только тогда, когда его рассказ был окончен. Но представитель братства заторопился, уверяя, что ему пора, и поднялся из-за стола.
Оглядев зал, слушающий вернулся за стол, занимаемый Толиком и Ниметом. Туда же почти сразу подали обещанный обед.
- Устали? - спросил Толик.
Слушающий вздохнул:
- Все одно и то же. Суета сует.
- Бывает, - с сочувствием сказал Анатолий.
- Что бывает? Что бывает? - вдруг неожиданно взорвался слушающий. - Что я для этого человека? Собеседник? Нет! Ему не нужен собеседник, ему нужен кто-то, на кого можно свалить накопившиеся проблемы. А обо мне кто подумает?
Толик удивленно приподнял бровь:
- Хотите об этом поговорить?
Слушающий рассмеялся. Это был невеселый смех, скорее прорывающееся сквозь печаль удивление.
- Сотни раз я говорил эту фразу, и впервые ее говорят мне.
- Чего на свете не бывает, - грустно улыбнулся Толик.
- Хочу ли я поговорить? Да, я хочу поговорить!
Слушающий смотрел с вызовом, ожидая ответной реакции. Ждал ли он удивления? В таком случае напрасно.
- А я как раз не слишком хочу говорить, - сказал Толик. - Но с удовольствием бы кого-нибудь послушал.
- Вы хотите меня выслушать? - На этот раз удивлен был сам слушающий.
- Почему бы нет?
- Что ж, мне есть о чем рассказать.
- Ешьте, а то ваш обед так и останется нетронутым. Сначала из-за того, что вы слушали, затем - из-за того, что говорили. Это было бы уже слишком.
Слушающий бросил на Толика недоверчивый взгляд, и тот его успокоил:
- Мы с другом никуда не торопимся и готовы вас подождать.
Слушающий постарался отдать должное обеду.
- Вы двигались в попутном с нами направлении, - сказал Толик. - Как вы смотрите на то, чтобы продолжить путешествие в нашем фургоне?
- Это мне подходит, - отозвался представитель братства.
Толик запрыгнул в фургон и развалился на соломе, глядя в потолок. Слушающий устроился в другом углу просторной повозки. Нимет залез на козлы и сосредоточился на управлении лошадьми.
- Вы еще не передумали? - спросил попутчик.
- С чего бы?
- Ну что ж, тогда слушайте.
14
Толик молчал, и представитель братства продолжил:
- Слушайте обвинение и будьте судьей.
- И кого же вы обвиняете?
- Себя.
- Вот как? Забавно. Но не буду вас перебивать, говорите по порядку.
- Мне было четырнадцать, когда я постучался в ворота ордена братства слушающих. Я был молод и полон желания помочь людям, разделить их беды, выслушать их чаяния, - начал рассказ их спутник.
- Намерения самые благородные, - сказал Толик.
- Да, это так, - согласился слушающий. - Так я тогда считал, так продолжаю думать и до сих пор. Меня приняли. В братстве редко отказывают в приеме, если человек искренен в своих намерениях. Впрочем, другие люди туда и не приходят. Несколько лет обучения промелькнули как один день, замечательное было время. Время больших планов и грандиозных надежд. Впрочем, некоторым из них дано было осуществиться. Через несколько лет я вышел в мир полноправным братом слушающим. С ранней весны и до поздней осени я хожу по городам и селам и выслушиваю людей. С той поры минуло три десятка лет, и ни одного года я не пропустил.
- Это заслуживает самых лучших отзывов, - сказал Толик. - Редко найдешь такое постоянство.
Слушающий натянуто улыбнулся:
- Заслуживало, вы хотели сказать?
- Почему же заслуживало?
- Потому что с некоторых пор моя работа не вызывает у меня удовольствия. Огонь, что горел когда-то, едва тлеет, мне приходится прилагать усилия для того, чтобы выслушивать людей.
- Это можно понять, должно быть, вы выслушали сотни историй.
- Сотни? Тысячи! Может быть, десятки тысяч! И большинство из них похожи друг на друга как братья-близнецы.
- Что, неужели так похожи? - удивился Толик.
- Бывают, конечно, исключения, но их немного. Большинство историй вполне стандартны: несчастная любовь, денежные затруднения, отсутствие признания и тому подобное. Десятка два вариантов, которые разнятся лишь незначительными деталями. И знаете, что я вам скажу, большинство затруднений люди себе придумывают сами.
Слушающий выдохнул, как будто сбросил с себя давно носимый груз и с ожиданием посмотрел на Толика.
- Но остается же еще небольшое количество нестандартных историй.
- Остается, - согласился слушающий. - Но что мне делать с остальными?
- А я откуда знаю? - Толик пожал плечами. - Слушать. Или не слушать.
- Как это не слушать? - удивился представитель братства.
- Очень просто. Надеюсь, ваш орден предполагает выход из него.
- Что вы, об этом я не могу даже и подумать! - замахал руками слушающий.
- Неужели это запрещено? - удивился Толик.
- Запрета как такового нет. Просто это… Оставить дело всей своей жизни? Это как…
- Как предательство, вы хотите сказать?
- Да, что-то в этом роде, - выдохнул слушающий.
- Я вижу, долг в вас силен. Но все же что заставляет вас оставаться в братстве? Только долг? Или желание помогать людям не исчезло до конца? Мне кажется, вы запутались, брат слушающий.
- Если бы я был уверен, что помогаю им, - с болью в голосе произнес представитель братства.
- Что же вас смущает?
- Как я уже сказал, все одно и то же. У меня создается впечатление, что все идет по кругу, а усилия мои уходят, как вода в песок.
- А те немногие, проблемы которых нетипичны?
- А остальные? Они приходят ко мне с одними и теми же проблемами.
- Но не одни и те же люди. Люди-то меняются. Кто знает, может, те, кому вы помогли, не наступят больше на те же самые грабли.
- Вы так думаете? - с надеждой спросил слушающий. - Действительно, люди другие.
Он рассуждал, погрузившись в размышления, ведя невидимый внутренний диалог. Раздумья эти ясно отражались на лице слушающего. Толик не мешал этому внутреннему разговору.
- Действительно, люди другие, - повторил он. На этот раз фраза звучала как вывод, как окончательное утверждение.
- И каков же ваш приговор? - спросил Толик.
- Мой? - удивился слушающий.
- Да, именно ваш. В вопросах совести вы сами для себя последняя инстанция.
- Приговор откладывается, - улыбнулся представитель братства. - Вы вернули мне смысл жизни. Вернули веру в то, что я приношу пользу.
- Думаю, вы ее и не теряли, лишь немного запутались.
- Все равно спасибо.
- Рад был вас выслушать. У меня к вам есть один вопрос, - сказал Толик.
- Да, конечно.
- Почему вы не поговорили с кем-нибудь из братства?
По лицу слушающего пробежало сомнение, но он все же ответил:
- Мне было неудобно. Это вроде как… - Он замялся, подыскивая сравнение. - Как больной лекарь.
- Лекари тоже болеют, - улыбнулся Толик. - Иногда им приходится обращаться к другому лекарю, ничего не поделаешь.