- Шкуру и клыки – так же. А на кой мне месячной давности троллья желчь? Что ж ты так припозднился, Ян Орлов? Вещь ценная, я бы тебе за неё пятьсот золотых отвалил. А теперь… Ну куда она мне – месячная? И где это, скажи на милость, ты месяц шлялся-то, с тех пор как тролля завалил?
- Шлялся… - дернув ртом, не проговорил, а прошипел, Наката.
- Шлялся… – эхом откликнулся Ян, только в другой интонации, – Да как тебе сказать, Вульф?… По бабам гулял. По орочьим… Вот орки озлились на нас да и насели сразу в две ватаги! До сих пор не понимаю, как уйти свезло… Ты, Вульф, за золотишком не тянись, не нужно оно мне. На эти деньги ты мне чек дай.
- Как всегда у Рыжей отоваришься? – буркнул Вульф недовольно. – Забыл уж, поди, когда последний раз у меня в магазине появлялся. А то смотри, Ян, я тебе, как постоянному клиенту, скидку дам! Немалую – десятую часть скину!
Предложение было заманчиво, и, по тому, как шевельнулся за спиной Наката, Ян угадал – тот бы согласился. Сам же он только головой покачал:
- Нет, Вульф. Ты же знаешь…
- Да знаю, знаю! – поморщившись, сказал Вульф. – Так ты смотри, если что…
- Только к тебе! – заверил его Ян со всей возможной сердечностью.
Вульф, не чинясь, выписал ему чек ещё до оценки остального груза. Всего вышло полторы тысячи. Бывало лучше, бывало хуже – им не слишком везло в последние походы. Да и в истории Трампа редко кому из трапперов удавалось заполучить троллит ценой больше тысячи золотых. Однако, жили – не жаловались. На пиво с мамуком хватало, прам содержался в исправности, и в пороховницах всегда был порох.
У Яна и Строри даже собственные фактории были – на дальних выселках. Остальные держали долю в праме и каноэ, от того имели доход, называемый малым. Вот и сейчас – почти всё заработанное уйдёт на покупку снаряжения.
Потому и вздыхает Наката, безоговорочно признающий за вожаком право самому выбирать поставщика. Как бы там ни было, Рыжая берёт подороже Вульфа. Да и скидки она не предлагает, несмотря на всё своё особое к Яну отношение.
- Прямо сейчас и пойдёшь? – спросил он недовольно, спускаясь по лестнице, как всегда – в полушаге сзади и чуть сбоку.
- А чего тянуть? – повёл плечом Ян. – Всё равно раньше, чем к утру, она спать не ляжет. А если уж прознала, что я вернулся…
- Да, тогда лучше поспешить! – согласился Наката. – Рыжая, она такая.
4.
Рыжая, она же Оксана Рыженко, жила в самом престижном районе Трампа… если, конечно, сей город можно разделить на районы, а улицы его назвать улицами. Вся хитрость в том, что строили его на болотистой почве, на воде, оттого улицы и дома были подняты на сваях на несколько саженей. На сваях же стояли крепостные стены, форт, наблюдательные башни – всё здесь было на сваях.
В хитросплетениях его мостиков, переходов, подвесных канатных дорожек и беспорядочном, хаотичном расположении домов запутался не один новичок. Впрочем, Яну Трамп был домом родным, а уж заплутать по дороге из "Лысого скальпа" до фактории Оксаны было и вовсе мудрено. Он бы и с закрытыми глазами – на спор или просто так – пересёк восемь "улиц", четырнадцать мостов и мостиков. И, под конец, пройдя по Горбатому мосту, вышел бы к крепко отстроенной, укреплённой почище иного форта, фактории Оксаны.
Оная досталась молодой женщине в наследство от мужа-траппера, погибшего, когда было ей всего шестнадцать. Сейчас, вроде бы, исполнилось двадцать восемь, но никто не уточнял – ни к чему. Это была красивая, крепкая, а, главное, невероятно умная женщина. А по хитрости и деловой хватке сравняться с ней из всех торговцев Трампа мог только Вульф. Ну, уж в этом-то он Оксану даже превосходил, отчего она вовсе не страдала – жила весело и привольно. А ежели кого привечала, то уж от всей души.
Яна, кстати, она сама в постель и затащила, да так, за пять с лишним лет, и не выпустила.
Были ли у неё другие мужчины? Наверное, были. Ян точно не был монахом, хотя в открытую старался подруге не изменять. Про Рыжую, как в глаза и за глаза звали Оксану, говаривали всякое, однако грязи – никто. И Ян со своим, вовсе не сахарным характером не давал такой возможности, да и повода не было.
Сегодня Оксана его не ждала, потому и решил он сделать любимой маленький сюрприз. Ян ведь не всё рассказал Вульфу. В том числе причину, по которой орки так взъярились на него. За пазухой его обреталось сокровище, которому и жить-то всего неделю осталось, - но даже сейчас очень многие, не задумываясь, выложили бы за него целое состояние.
Нет, решено! Оно пойдёт Оксане! Пусть наслаждается!
Что трапперу стена в два этажа? Тьфу, семечки. Ян преодолел её прежде, чем собаки за стеной сообразили – кто-то лезет, и зашлись лаем. Дальше – по крыше склада, бегом до стены дома, возвышавшегося ещё на этаж, и две сажени до окна Оксаны.
Раму, правда, вышиб неудачно – целиком обрушил в комнату. Сам ввалился, весёлый и собой очень довольный…
Свет ударил в глаза, глухо щёлкнул взведённый замок пистолета. И тут же дрожащий от изумления, ярости, восторга голос:
- Ян!!!
Ян всё ещё был ослеплён и почти ничего не видел. Мгновением спустя тяжёлое тело ударилось в него, едва не сшибив с ног. И сейчас же он ощутил тепло ее мягкой, полной груди, прижавшейся к нему. Оксана была почти одного с ним роста, и Яну всегда особенно нравилось, что ей не требовалось вставать на цыпочки, чтобы обнять его и поцеловать. И сейчас не потребовалось.
- Вернулся! Ты вернулся! – прошептала Оксана.
Время снова привычно замедлило свой бег, и Ян вспомнил про подарок, который с таким риском, с таким трудом тащил более двухсот вёрст. Вспомнил, вмиг покрылся холодным потом, сунул руку за пазуху…
И выругался обречённо.
Бесценный цветок симарийского болотного лотоса был смят и изломан. Только что в порошок не растерт. Его ещё недавно необыкновенно тонкий, нежный аромат загустел, стал терпким и резким. Очень скоро он и вовсе будет невыносимым. Пришлось бежать к окну и спешно выбрасывать его прочь. Через час лотос сгниёт, от него останется лишь небольшая лужица светло-коричневой грязи.
Подарка же не будет. И ему не удастся порадовать Оксану…
Впрочем, не похоже, чтобы это волновало сейчас молодую женщину. То всхлипывая, то смеясь почти истерично, она прижималась к нему. Отталкивала. И вновь ластилась кошкой. Конечно, так не могло продолжаться бесконечно долго – оба слишком долго были друг без друга. Ян притянул её раньше, чем девушка успела дойти до того, чтобы первой начать срывать с него одежду – несмываемый позор для молодого, полного сил мужчины.
Они едва успели дойти до её ложа…
Оксана лежала у него на плече, сильной, но необыкновенной нежной ручкой игралась волосами на его груди и молчала. Зная её, Ян не ждал от этого молчания ничего доброго…
Ну вот, дождался! Именно того, о чём думал, чего боялся.
- Ты ведь не задержишься здесь долго? – тихо и вроде бы спокойно спросила она. – Когда твой прам снова выйдет в поход?
- Две недели я отдыхаю! – решительно сказал Ян. – Две недели я тебе обещаю твердо!
- Две недели… - горько сказала Оксана. – Две недели! Иные и по два месяца сидят – не бедствуют. Ты и так опоздал более чем на месяц! Ты же не нищий, Ян. Почему не можешь позволить себе отдых?
Ян смолчал, надеясь ещё, что удастся как-то уйти от этого неприятного разговора. Увы…
- Ты мне обещал, что остепенишься, наконец! – слегка повысив голос, со слезой выдохнула Оксана. – Ян, тебе ведь не семнадцать уже! Ну, сколько тебе ещё выходить на тропу? Подумай, прошу тебя! В конце концов, если ты и сейчас между мной и тропой выберешь тропу, так я точно не желаю быть вдовой второй раз. К тому же – соломенной вдовой. Если ты ещё раз уйдёшь в поход… если…
Ян ласково, палец прижав, закрыл ей рот.
- Не стоит, милая, - попросил тихо, – Ты ведь знаешь, никогда не стоит говорить, что ни попадя. Потом не расплатишься сполна… Нет, я не могу сейчас уйти с тропы. Прости… И, если ты сейчас скажешь "уходи", я уйду. И потом позовёшь – приду…, наверное. Но ты, Рыжая, лучше не проверяй!
- Уходи, – холодно, с едва сдерживаемой яростью велела Оксана, – Уходи, тебе говорю! Прочь поди!
Чего-то подобного Ян ждал, потому сумел сохранить голову холодной. Впрочем, на ногах он оказался всего пару мгновений спустя, а оделся, как по тревоге. Опоясался поясом с дагами и кобурой огромного кварт-пистоля, перекинул через плечо перевязь с мечом…
Оксана была женщина характерная. Она дождалась, пока он окажется на пороге, и лишь тогда бросилась следом:
- Подожди!
Что ж, примирение оказалось ничуть не хуже, чем встреча…
5.
Лишь ближе к утру, когда предрассветная хмарь затянула окна серым, любовь их насытилась и притихла сама собой. Довольная и умиротворенная Оксана посапывала у него на плече. Ян расслабился и тоже позволил себе немного вздремнуть.
Сказалась ли тяжёлая последняя неделя, когда все десять дней их преследовали неотступно орочьи каноэ, или бессонная ночь с любимой, давшаяся впрочем, ничуть не легче, но гораздо приятней, проснулся он лишь когда сумеречный полумрак обычного для этого сезона дня с трудом пробился сквозь плотно затворённые шторы. С трудом продрав глаза, Ян сел и огляделся.
Оксаны, конечно же, не было. Она в такое время уже вовсю трудится в фактории, где позарез нужны ее острый глаз и твёрдая рука – надзор за приказчиками и продавцами. Но и гость вовсе не был забыт – огромный поднос, уставленный яствами, был тому несомненным подтверждением. И было здесь всё любимое: и нежнейшая, свежайшая розовая ветчина, и дорогущий яблочный сок (ну не росли яблони на болотах Порубежья, за тысячи миль везли сюда эти обычные, давным-давно приевшиеся кое-где плоды!), и блинчики со сметанно-вареньевой макухой.
Дом, сладкий дом. Как хорошо было бы в нём остаться...
Ян точно знал – никогда не войдёт он в этот дом мужем. Он любил Оксану. Крепко любил! И не мог позволить, чтобы любовь их была разрушена чужим сомнением и шепотками: уж не приживалом ли решил заделаться прежний лихой траппер?
Ну, уж нет, дудки! Никогда! Ни за какие коврижки!
Только вот мысли его должны были как можно дольше оставаться тайной для молодой хозяйки. Она-то планов своих вовсе не скрывала: заполучить на безымянный пальчик правой руки золотой ободок, зримое доказательство того, что отныне она мужняя жена.
Когда-то предстоит ей испытать жестокое разочарование…
Наскоро подкрепившись и по достоинству оценив тот немаловажный факт, что вся еда оказалась нужной температуры – ветчина холодной, а блинчики наоборот – обжигающе горячими, будто только-только со сковороды, Ян споро оделся и спустился по крутой винтовой лестнице вниз.
Прямо под жилым этажом, где обитала хозяйка, находился главный лабаз её торговой фактории. Здесь трудились, если Яна не подводила память, двадцать продавцов и пять приказчиков.
Огромный магазин в этот час был почти пуст. Лишь в дальнем углу низенький и худощавый чухонец Эрик "окучивал" сонного гнома, пытаясь всучить ему два мешка муки вместо одного потребного. Обещая при этом непомерно огромные скидки…
Гном равнодушно отбрехивался, Эрик всё больше распалялся…
И как-то само собой выходило, что это гном "окучивает" продавца. У противоположной стены, по-бабьи навалившись локтями и грудью на конторку, Оксана с интересом наблюдала за происходящим. Вмешаться, впрочем, не пыталась.
К ней Ян и направился.
- Развлекаешься?..
- Что?.. – Оксана резко обернулась. Увидев его, просветлела лицом. – А, встал, наконец! С добрым утром, милый. Завтрак понравился?
- Спрашиваешь! – губы Яна сам собой растянулись в довольной улыбке.
Вообще-то Оксана очень не любила, когда её целовали при всём честном народе. Но сейчас и случай был особый.
Губы её были мягки и нежны, но поцелуй всё равно вышел несколько скомканным и отстранённым. Через плечо Яна – немногим такое дано – она по-прежнему наблюдала за Эриком.
- Что это он там творит? – удивлённо спросил Ян, отодвигаясь. – Ведь он так протратится!
- Ну что ты! – Оксана с трудом сдержала себя, чтобы не рассмеяться. Но сдержалась всё же. Она была умной женщиной. Знала, когда можно смеяться над любимым, а когда, как сейчас, например, не сто́ит. Украдкой вздохнув, - ох, уж эти мужчины! – она пустилась в объяснения…
Ян не слишком много понял из ее рассказа. Ну не силён он в торговле, что поделаешь? Тем более, что в школе им этого не давали, а торговых училищ в Северном порту и вовсе не было. Понятно только стало, что Эрик и гном вели отчаянную торговлю. Причем для этого пояснений и вовсе не требовалось – все и так было видно. Первый намеревался продать, а второй купить партию в десять мешков муки высшего качества. Смысл сакральных чисел "один" и "два", то и дело мелькающих в споре, был понятен, наверное, только самим спорящим. Да еще Оксане, которую все происходящее явно забавляло. Не иначе, то самое хваленое мастерство торговли, тудыть его растудыть!
Тут как раз и развязка подоспела. Гном вдруг взвыл, да так страшно, что все, кто слышал, подпрыгнули и обернулись на шумного покупателя, шарахнул секирой о бочку – хорошо ещё тупым концом, но бочка всё же треснула – и оглушительно громко объявил:
- Десять мешков давать! Я – полуторную цену платить!
Видать, допек его Эрик…
Тут и приспел, казалось, черёд продавца ломать комедию. Тот, однако, не зря ходил у Оксаны в лучших – вздыхал, чесал затылок и поясницу, мялся. На лице его застыло страдальческое выражение, а в глазах плескалась бездна печали и сомнений.
- Гм-м-м… - промямлил он, наконец, – Десять мешков, говоришь… Не, я ж не вор какой! Набросишь сверху не половину – четверть, бери десять мешков. Мне как раз хватит неустойку Гуннару выплатить… Я тебе его мешки продам, раз уж ты такую хорошую цену даёшь!
Ян только головой покачал, поворачиваясь вновь к Оксане.
- А ты какую цену заплатишь за товар? – лукаво улыбнувшись, спросила та.
Вместо ответа, Ян выложил на конторку пергаментный свиток чека. На полторы тысячи золотых. Часа через два от них мало что останется…
Собирающемуся на тропу прайду много чего надо. Прам каждый старается загрузить так, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно оставленное место.
Два – а то и три, и пять, - пятипудовых бочонка с порохом – лучше с гномьим. Три-четыре ящика ручных гранат, пару ящиков гранат к гномьим мортиркам. А ещё – бомбы для мортир, свинец и уже отлитые пули, наконечники для болтов, а лучше – сами болты. Треть груза на праме – если не больше! – боеприпас. Вернее было бы сказать, боеприпас и оружие. И стоит оно, оружие, в Порубежье крайне дорого.
А если на припасе сэкономить, то не поможет и мощный, гномьей там работы, или эльфьей, ствол. Хороший штуцер, чтобы ударить убойно и метко, нуждается в добром порохе. Желательно не очень дымном. И в надёжной пуле, которая не застрянет посреди ствола. Да так, что выбивай её потом пробойником, не выбивай…
У Оксаны, что бы там ни бурчал Наката, порох был добрый. Хороший порох. Пусть и не гномий, но выделанный с поистине гномьим старанием. И свинец хороший. И мука без червей. В общем, хоть и подороже чуток, того стоит.
Хотя и Вульф ей ничем не уступал, а скидку давал добрую. Другой бы бегом к Вульфу полетел. Но Ян ещё потому воздерживался от поспешных решений, что был по натуре своей консервативен. Раз, выбрав поставщика, ему старался не изменять. Причин же делать это сейчас и не было вовсе.
Так что с Оксаной они сторговались быстро и к обоюдному удовлетворению. Пообещав ей скоренько вернуться, Ян ушёл следом за нанятыми карлами. Проследить, чтобы они погрузили всё именно на его прам, не перепутали чего по скудости умишка да по недомыслию.
Карлы были отдельным от гномов племенем. И, хотя различались они крайне мало, любой гном свернул бы шею тому, кто посмел утверждать такое. Давно уже была известна причина: гномы, почитай, создали карлов, как собственных рабов. Безмолвных слуг.
До сих пор редкий карл может объясниться иначе, как улыбкой и бессмысленным для неискушенного уха мычанием. Зато они легки в обращении, дружелюбны и способны без затей выполнять любую, самую гнусную работу. В Трампе их обитало никак не меньше десяти тысяч, но всегда казалось – намного больше. Маленькие стайки оживлённо мычащих о чём-то своём существ ростом в два фута можно было встретить на каждом шагу – днём и ночью. Спешащие – а по-другому они не умели – по делу или болтающиеся бездельно.
Чаще всего, сильные как быки, карлы подряжались переносить грузы. Только не полениться проследить тщательно: тогда ничего тебе не перепутают, доставят всё куда надо, и сложат там, где указано, - всё в целости и сохранности. Другое дело, если зазеваешься. Бывало, весь груз сваливался на чужое судно и благополучно уплывал в безвестность. Еще, случалось, карлов отвлекали от работы кошки, которых они ненавидели лютейше.
Карлы, что достались ему, оказались вышколены на совесть, и на праме Ян очутился ещё до исхода первого часа пополуночи. Совсем неплохо, если учесть все вышесказанное: улицы Трампа были на редкость запутаны, к тому же узки, и заторы на них случались изо дня в день, из ночи в ночь. В этот раз ему повезло.
Когда в крюйт-камере прама последний карл бережно, почти нежно, угнездил бочонок с порохом в специальном держателе, когда Ян с ними расплатился, когда еще раз все самолично пересчитал тщательно, он окончательно уверился в том, что едва начавшийся день пройдёт неплохо.
Он ошибался.
6.
Есть среди несчитанного племени искателей приключений некий класс, который презрительно, хотя и без понятия о действительной силе слова, называют "шпоры". Это аристократы из дальних и вполне благополучных княжеств Тарона, которые изредка наведываются в Трамп и вообще в Порубежье – порастрясти жирок, поразвлечься малость и пострелять с предельного расстояния по оркам. Платят они, впрочем, неплохо. Совсем неплохо.
Многие подряжаются на недельку-другую. Особенно в Сезон дождей, когда серьёзный траппер на тропу не выйдет. А на охоту, да ещё под поденную или почасовую плату, – завсегда пожалуйста.
Юноша, что сидел сейчас перед Яном, несомненно принадлежал к "шпорам". Одетый в исключительно модный костюм a la Trapper, каковой местные остряки, не мудрствуя лукаво, тут же переименовали в "ля триппер", он выглядел вызывающе мужественно. Таким, должно быть, выглядит настоящий траппер в глазах экзальтированных девиц где-нибудь в далёких столицах непонятно кому нужных государств и в Вольных городах.