Снова туннель… снова море… снова туннель… Мимо проплыли белые каменоломни Инкермана. Потом опять туннель - самый длинный. Из него поезд вылетел на обманчиво хрупкий металлический мостик. Внизу, по четырехрядному шоссе бежали крошечные, словно игрушечные машины. Гулкое эхо, царившее в туннеле, вдруг исчезло, словно вагон и вправду мчался по воздуху. Потом поезд опять нырнул в темноту, и грохот колес обрушился на меня с новой силой.
Странно, но меня в такие минуты всегда подмывает высунуться в окошко… Ветер хлещет по глазам, желтый свет ламп на миг почти ослепляет и тут же гаснет. В темно-серых стенах, словно проточенных в каменном монолите, иногда можно заметить какие-то таинственные дверцы, черные проходы. В детстве я почему-то был уверен, что там прячут сокровища.
Последний туннель. Когда поезд замедлил ход, я вернулся в купе.
То ли сказалась выучка, то ли скудость моего багажа, но в тамбуре я оказался первым, когда поезд еще только подкатывал к платформе.
Не дожидаясь, пока хмурая проводница опустит лестницу, я спрыгнул на низкий перрон, похожий на сильно загаженную ковровую дорожку. Серую, как пасмурное небо.
Старое здание вокзала, не так давно отремонтированное, выглядело на его фоне противоестественно чистым, словно картинка, выправленная в фотошопе. Жовто-блакитный стяг над фронтоном рядом с высокой башенкой, увенчанной шпилем, выглядел как-то скромно. Но разглядывать вокзал мне было некогда: я искал тех, кого послали меня встречать.
Встречающих было двое. Я сразу понял, что это мои - даже без плакатика, на котором зеленым фломастером было неровно нацарапано:
АРТЕМ ВИШНЕВСКИЙ
Парочка выглядела колоритно. Оба похожи друг на друга, как братья - не родные, но двоюродные. Одинаковый рост, цвет волос, форма лица… и еще что-то такое неуловимое, чего двумя словами не опишешь. Заговори они одинаковыми голосами в унисон, я бы не удивился.
Потом тот, что был в коричневом плаще с плакатом, улыбнулся - вернее, попытался улыбнуться, - и сходство исчезло. Зато сразу стало ясно, кто тут за главного.
Его спутник сделал хорошо рассчитанной величины шаг вперед и протянул руку. Ах, ну да. Мы же теперь незалежная иностранная держава.
- Артем Викторович?
Я кивнул.
- Рад приветствовать. Сергеев послал вас встретить… Пройдемте.
Второй офицер подхватил мой "саквояж". Я не сопротивлялся. Только казенное "пройдемте" слегка резануло по ушам. Нельзя, что ли, выражаться… по-человечески?
На перроне было людно, и мы скоро затерялись, несмотря на колоритную внешность моих сопровождающих. На "кружке", на стоянке такси, к нам сунулись было двое местных водил, но главный бросил сквозь зубы "не нужно", и решительно повел меня туда, где стояла блестящая "Волга" тридцать первой модели, роскошного баклажанного цвета. Не черная, слава богу. Иначе ситуация слишком напоминала бы второсортный детектив.
Нет, что и говорить, молодцы ребята. Взять след Минера мы сумели, но толку? Вообще мне порой начинало казаться, что никакого Минера не существует, что его придумали сами чеченцы, чтобы мы полезли в политику, вместо того, чтобы решать насущные проблемы. Ловить собственных, доморощенных бандитов.
Выходит, есть все-таки Минер. Сергеев со товарищи нашли его логово. Почти нашли.
Я заполз на заднее сиденье. Один из офицеров сел рядом, второй занял "штурманское кресло" подле водителя.
- Куда едем? - поинтересовался я.
- В гостиницу, - отозвался тот, что сидел впереди. - Бывали в нашем городе? Можно сделать кружок через центр. Покажем памятник Екатерине, пока его не взорвали. А заодно и в гостиницу - благо она напротив Матросского клуба. Время позволяет…
Я заметил, что тон у него стал куда более дружелюбным.
- А Сергеев сейчас где?
- На объекте.
- То есть?
- Мы сняли квартиру напротив дома подозреваемого, на "пятом километре". Ведем круглосуточное наблюдение. Полковник оттуда сутками не выходит.
Даже так? Недурственно, очень недурственно.
- Тогда поехали прямо туда.
- Сначала в гостиницу… - попытался возразить офицер.
Я хмыкнул и похлопал по своему "саквояжу".
- Как хотите, - равнодушно отозвался "штурман".
Натужно подвывая, "Волга" карабкалась вверх по узким улочкам, засыпанным первыми желтыми листьями, а потом весело катилась вниз, подпрыгивая на ухабах. Кое-где за низкими заборчиками пестрела поздняя мальва. Мирная картина…
Кстати, почему Сергеев решил, что это Минер? Я хотел расспросить "братцев", но уж больно отчужденно они держались. Похоже, не хотели болтать при водителе. И мне ничего не оставалось, кроме как любоваться видом из окна.
Какого черта меня отправили в эту командировку? Почему не поехал тот же Павловский? Человек вольный, не семейный. После того, как он поднял дело Костыгина, на нем остался только висяк с кражей на Гаванской. Тем более он сам напрашивался - надоело на "земле" сидеть. Но шеф попросил меня. А когда шеф просит, ты пишешь в приказе "Ознакомлен" и стараешься, чтобы мысли о прелестях предстоящей поездки не отражались у тебя на физиономии.
Со Светой случилась истерика. Давно бы пора привыкнуть - не ей, мне. Сначала крик, потом слезы, потом она запирается на лоджии и сидит там, пока не успокоится. Иногда забирает с собой ноутбук и смотрит американские мультики "Луни Тюнс". Как я понимаю, в ее душе в это время происходит некий таинственный процесс, для которого "Луни Тюнс" служит катализатором. Вмешаешься раньше времени - и весь процесс пойдет насмарку.
На самом деле, Светка - героическая женщина. Какая баба выдержит, когда муж ночует дома через день и раз в неделю является домой навеселе?
Я смотрел на нее в окно. Багз Банни в очередной раз повторил свою коронную фразу "В чем дело, док?" - на сей раз обращенную к здоровенному мохнатому торо с мимикой кота Тома. Светка поводила пальцем по тач-паду, убрала прядку, упавшую на глаза. Нет, еще рано: я вижу это по светкиной усмешке. Усмешка то становится чуть шире, то почти исчезает под устало-безразличной миной. Я иду на кухню и со спокойным сердцем завариваю чай. Когда я возвращаюсь, неугомонный кролик уже отбивается от коротышки с рыжими хохляцкими усами, которому приспичило увидеть прыжок с вышки в лохань с водой. На Светкином лице что-то меняется. Это даже не видишь - чувствуешь…
Так было и в тот раз, когда я рассказал ей про свою командировку. Помню, я просмотрел эту дурацкую буффонаду до самого конца. А потом Светка встала, обняла меня и ткнулась носом в плечо.
Началась новая серия, но нам было плевать. Мы сидели и мечтали, как я вернусь домой весь израненный и меня наградят. И не какой-нибудь памятной медалью, а чем-то вроде медали "За отвагу". Или даже дадут "Героя".
Мечты, мечты, где ваша сладость…
Небо, наконец, прохудилось, и начал накрапывать унылый осенний дождик. Дорога тянулась вдоль подножья холма, огибая его, и слева выросла бесцветная неровная стена. Толстый слой грунтовки растрескался, местами обвалился, и местные граффити украсили ее немногочисленными надписями. Справа теснились аккуратные домики - могу поспорить, что среди них не было двух одинаковых. По улицам с озабоченным видом спешили тетечки с зонтиками и бесформенными сумками из пестрой плащовки. На бульваре я заметил группу местных морских офицеров в песочной форме с черной окантовкой.
- Под НАТО косят, - заметил я, чтобы поддержать разговор.
Тот, что сидел рядом со мной, лишь равнодушно пожал плечами.
- Само собой. Независимость - хорошо, но сам знаешь: горе одному, один не воин. Вот и думают, куда приткнуться… - Он повернулся ко мне и продолжал, понизив голос: - Назад в Союз они хотят. Даже законы так затачиваются, чтобы с Россией меньше было трений. Но… как это говорится… рад бы в рай, да грехи не пускают.
Вообще-то пословица про возможность дважды войти в одну реку была бы более уместной, но я промолчал. Офицер, сочтя молчание за знак согласия, продолжал:
- А насчет грехов… Ну, разделили мы флот. И что? На поезде мимо бухты проезжал? Видел, сколько там всего стоит, ржавеет? Случай был: с подлодки украли аккумуляторы. Начинка-то серебряная! Новые купить - бюджет не тянет. Сделали из подлодки музей, будет желание - сходишь. Кстати, они теперь на всех лодках букву "U" пишут. Подводная лодка "U-такая-то".
- Как у немцев во время войны?
- Вот именно. В общем, развал - он развал и есть. То воду перекрывают, то бензин не завезут…
Я сочувственно кивнул.
- А Минер тут что забыл? Аккумуляторы с подлодки?
Мой сосед передернул плечами и посмотрел на меня, как на идиота.
- А ты как думаешь? То же, что и все остальные. Тут же флотская база. Если что рванет…
Ну да. Опять политика. В позапрошлом году в Северодвинске рванул противолодочник. Шуму было, конечно, много, но кто сейчас про это вспомнит? А если тот же противолодочник рванет здесь, Украина немедленно объявит, что российское командование не в состоянии осуществлять руководство и надзор за этой военной базой. И понеслось…
Какой из этого вывод? Неутешительный. Если мы не поймаем Минера - или кто там вместо него, - про звезду Героя можно забыть. А заодно, подозреваю, и про мои "звездочки" на погонах.
За невеселыми раздумьями я почти не заметил, как мы приехали на "пятый километр". Проехали рынок рядом с троллейбусным кольцом. Дальше потянулись многочисленные дворики с высокими заборами, за которыми виднелись домики - двухэтажные, покрытые шероховатой белой штукатуркой, или деревянные, совершенно селянского вида. Вдалеке виднелась плотная группа пятиэтажек.
У одной из пятиэтажек машина и затормозила. Я отогнал печальные мысли и вылез наружу вслед за провожатыми. Мы находились в заросшем дворе, который с трех сторон обступили дома. Пыльные платаны с голыми, точно окоренными стволами только-только начали желтеть, словно лето еще не кончилось. А у нас, в Питере, деревья облетают, и Светка успела обновить запылившуюся за год коллекцию кленовых листьев на стенах…
Тут капля дождя скатилась мне за шиворот, и я поежился.
"Волга" зашуршала и, точно призрак, укатила со двора. Один из моих спутников спокойно, деловито подошел к ближайшей парадной, нажал кнопку на домофоне и что-то негромко произнес в микрофон. Дверь издала переливчатую трель, распахнулась, и из полумрака пахнуло затхлым духом плесени. Можно не сомневаться: в подвале этого дома завелся плесневый грибок. Версию подтверждала вздувшаяся пузырями краска на стенах и неряшливые серые пятна на штукатурке.
- Ну просто пять звезд, - прокомментировал я, поднимаясь следом за офицером по грязной лестнице.
Плечи под кителем неопределенно дернулись.
- Города не выбирают, в них живут и умирают.
- Окуджава?
- Так точно.
Временный штаб морской контрразведки расположился в квартирке на третьем этаже. В приоткрытой двери ждал невысокий крепкий офицер лет сорока. Офицер… Не обижайтесь, господа штатские, но чтобы так носить костюм, нужно не просто заработать определенное количество определенного калибра звездочек. Нужно, чтобы эти звездочки оставались у вас на плечах, даже когда вы идете в душ. Ну и кое-что внутри.
Поэтому в интерьере нашей тайной квартирки он выглядел, как белый офицер на тайной явке революционеров.
Интерьер впечатлял. Драные обои в золотой инопланетный цветочек, когда-то салатовые - сейчас об этом можно было только догадываться, - поклеили еще в те времена, когда я под стол пешком ходил. Теперь этот шедевр совкового дизайна имел еще более жалкий вид, чем тогда. Кое-где полотна отклеились, позволяя всем желающим почитать избранные отрывки из газет "Правда" и "Известия". Некоторые требовали знания украинского языка. В углу сиротливо притулилась колченогая тумбочка, на которой чудом сохранилась старинная резьба.
Зато на полу, на газетах расположилась самая крутая мобильная лаборатория по отслеживанию чего угодно, какую мне доводилось видеть. Жидкокристаллические мониторы самого разного размера и толщиной с журнал - их при нужде можно было скатывать в трубочку. На большинство было выведено изображение с камер, установленных вокруг небольшого частного дома, каменного с деревянной верандой. Еще один показывал вид того же домика со спутника, с разрешением, заставляющим рыдать от восторга и зависти. Рядом, на складных стульчиках, расположились двое хлопцев в наушниках. Время от времени то один, то другой опускал руки на клавиатуру. Они напоминали виртуозов, исполняющих опус очень продвинутого композитора - дуэт для двух фортепиано, в котором пауз больше, чем нот.
Но тут дверь соседней комнаты распахнулась, и на сцену поднялся главный герой, полковник Сергеев - без пиджака, подтяжки как пулеметные ленты, два ствола в наплечных кобурах… Гроза и смерть террористов всех времен и народов. Выражение лица, зачесанные назад светло-русые волосы с едва заметной проседью и плотно сжатые тонкие губы навевали воспоминания о мужественных анимэшных персонажах среднего и пожилого возраста. Сходство усиливало полное отсутствие растительности там, где в этом возрасте у простых смертных мужеского пола отмечаются хотя бы следы или предвестники появления щетины.
Герой шагнул ко мне, широко улыбнулся (все той же героико-анимэшной улыбкой - глаза изображаются двумя перевернутыми скобками), и мы крепко обнялись.
- Рад видеть, Артем. Ну, молодцы питерцы, честное слово. Порадовали…
- Ладно вам, Николай Иванович. У вас тут хлопцы тоже ничего, - я кивнул в сторону "братцев", которые с непроницаемыми лицами стояли у дверей.
Сергеев неопределенно хмыкнул.
- Тьфу, совсем забыл… Чего встали? Не видите, человек с дороги! Саша, марш на кухню, чаю сообрази. Костик, на рынок! - Он полез в карман, вытащил пачку мятых купюр и сунул тому, что ехал "штурманом". - Купишь, что положено. Одна нога здесь, другая там. Да, заодно прогуляешься у нашего друга под окнами.
- Камеры - дело хорошее, - добавил Сергеев, - обращаясь уже ко мне, - но лучше живого глаза еще никто ничего не придумал…
- Николай Иванович, - перебил один из техников, снимая наушники, - тут у нас… гора прыйдэ до Магомеду.
На внешних камерах наблюдения ничего видно не было, но на инфракрасном экране абсолютно ясно можно было разглядеть четыре четких силуэта, суетящихся возле "фольксвагена-транспортера" грязно-зеленого цвета.
- Судя по всему, поедут не пустые, - продолжал наблюдатель.
- Все поедут.
Наблюдатель на мгновение замолчал, словно прикидывая.
- Скорее всего, все. Уж очень много вещей кроме оружия загрузили. Не стали бы они столько брать, на дело отправляясь.
- Думаешь пиф-паф, в дамки и за бугор? - внимательно глядя на оператора из-под густых бровей, спросил Сергеев.
- Они… - начал было я, но осекся, увидев хищный оскал Сергеева. За годы службы я хорошо запомнил его. Оскал не предвещал ничего хорошего.
- Что ж, - пробормотал Сергеев, почти не шевеля губами. - Чай отменяется. Будем брать тепленькими на выезде… - И в полный голос: - "Беркутов" - на крыло! Все равно три часа пройдет, пока они прочешутся, но… Тимошенко и Тарасюк, готовьте "ежа"! Да, и не забудьте предупредить этих малохольных на крыше. Они там вечно невесть чем заняты. Только ворон пугают. Пшли!.. Что ж, Артем Батькович, ты у нас, как всегда, вовремя. Стрелять не разучился?
Я только хмыкнул.
- Вот и славно.
Сергеев пулей вылетел в прихожую, на бегу набросил на плечи широкий плащ… Я едва за ним поспевал.
Мы пробежали до угла пятиэтажки, и, обойдя ее, вылетели на оперативный простор. Перед нами открылась улица, которую я только что видел на мониторах. Вот забор, вот ворота, перед которыми кто-то из наших предусмотрительно растянул "ежа".
В такие минуты зрение, слух и прочие органы чувств у человека начинают работать как-то по-особому. Почему так происходит - не знаю. Но в одну-единственную бесконечно долгую секунду между одним шагом и другим щель между створками ворот вдруг стала широкой, словно я припал к ней лицом, и я увидел двор, засыпанный мелкой щебенкой, и медленно выезжающий мне навстречу "фолькс". Но при этом боковым зрением я столь же отчетливо видел Сергеева, отступающего вправо. Вот он припадает на колено, вскидывает руку с пистолетом…
А потом…
Ворота распахнулись, но я уже метнулся в сторону. Послышался хлопок, точно невдалеке взорвалась петарда. "Фольксик" чуть развернуло, он по инерции поехал на ободах…
В таких ситуациях выигрывает тот, кто быстрее соображает.
Колобком выкатившись под колеса, я вскочил и оказался нос к носу с шофером, который собирался выйти из машины. Я ему помог. Не слишком деликатно, зато эффективно: рывок дверцы на себя с одновременным захватом за кисть. Придал немного энергии его поступательному движению… Прежде чем товарищ пропахал носом асфальт, щедро посыпанный мелкой каменной крошкой, я вырвал у него пистолет, который тот непредусмотрительно сунул за ремень. А когда оружие оказывается в руках, руки уже сами знают, что делать. Сбив предохранитель большим пальцем и продолжая разворот, выстрелил в водителя. Остаток обоймы я разрядил в тех, кто сидел в салоне. Брызнули стекла. Вот жмоты, хоть бы триплекс на боковушки поставили! Кто-то коротко взвыл дурным басом.
А я рыбкой нырнул за капот.
Вовремя, блин.
В багажной части был еще один. То ли я его не засек, то ли он успел пригнуться. Я услышал только, как щелкнула задняя дверца - и…
Бах! Бах! Бах!
Сергеев. Или кто-то из "хлопцев". А я, как в замедленной съемке, увидел за колесом чьи-то ноги в кроссовках "Найк". Потом моя пуля медленно вошла в понтажный черный нос с лаковыми накладками, и кроссовка раздулась и плюнула во все стороны густой вишневой кровью.
Он еще падал, этот чернявый носатый парень лет двадцати пяти, еще не коснулся асфальта, когда я выстрелил. Тело дернулось, как лосось на остроге, отлетело на полметра и замерло.
Я успел только сунуть за пояс ставший ненужным ствол с пустой обоймой и выхватить табельный "ПМ". В дверях парадной возник человек. Система "свой-чужой" у меня в таких ситуациях работает четко. Дальше все было, как в тире: выстрел в голову и еще три в корпус. А я распластался по теплому железному боку "народного автомобиля", не сводя глаз с парадной.
Но ждать оказалось некого. Зато из ворот выскользнул наш "хлопец" и нырнул в распахнутую дверцу "фолькса". Фургончик слегка качнулся. Бывают такие вещи, в которых, сколько ни старайся, не заметишь ничего угрожающего - таким было это мягкое покачивание. Через минуту "хлопец" выскочил наружу, показал непонятно кому оттопыренный большой палец и тем же скользяще-перекатывающимся ходом переместился к парадной.
Тогда из ворот вышел Николай Иванович. И выражение его лица не обещало ничего хорошего.
- Ну, славно, - он бросил косой взгляд на водителя. - Четыре трупа возле танка дополнят утренний пейзаж. Что ты за человек, Артем? Опять поперек батьки в пекло… Хоть бы в одного промазал, снайпер херов! А это у тебя откель?
- Водила подарил, - буркнул я. Не сомневаюсь, вопрос был чисто риторический: Николай Иванович все прекрасно видел.
- Подарочек - от свечи огарочек… "Вальтер"?
Я поднял руку, показав трофей, а потом демонстративно положил его на асфальт. Это действительно оказался "Вальтер-99", моя любимая модель.