Я все же склонялся к мысли, что в деле землетрясение. Не уверен, конечно, сам-то никогда землетрясений не переживал. Так что напирать со своей версией не стоило. Да и как было проверить? Как уже сказано, послать кого-то с зондом в верхний ярус джунглей, когда деревья только по странной прихоти природы не полопались и не рухнули скопом, было невозможно. Если бы тряхнуло в момент восхождения, то разведчики размазались бы в кисель: люди – не кошачьи, они похрупче будут.
В общем, явление следовало уверенно занесли в список необъяснимых. А куда было деваться. Данная категория списка пополнялась ныне чуть ли не ежедневно.
79. Доктор Дар Гаал. Приписываемые дневники.
Мы перли через этот колдовской – как еще назвать? – лес, и тупели, тупели. Жара, влажная слизь на немытом теле, тяжелая работа по перестановке ног – ать-два! ать-два! И груз на мокрой спине – шир-шир! шир-шир! Болят все мышцы, тело чешется в разных местах – там, где до него добралось что-нибудь кровососущее. Летающее или же ползающее – без разницы. Кобур с "меньхертом" сдвигается на середину и колотит в промежность. Надо бы протянуть его по ремню куда-нибудь за спину, но тогда уж точно не успеешь достать, если что. В смысле, нападение чего-то плотоядного. Конечно, я мало надеюсь на свой короткий десятимиллиметровый ствол, за все время я только и прихлопнул, что одного паучару и одну змею. В плане обороны я, конечно, более всего полагаюсь на ребятишек гвардейцев. Вот где наша сила. Однако если что-то свалится с верхних веток или с лианы непосредственно на меня – они могут не успеть. Правда, имеются сомнения, что я сам выйду из коллапса своей ходилки "ать-два", умудрюсь расчехлить кобур, извлечь "меньхерт", снять с предохранителя, взвести, направить куда надо, и наконец выстрелить. При этом попасть: причем не в себя и не в бредущего соседа впереди, а в цель. А почему существует опасность разрядить "меньхерт" в себя? Да потому что, то кошачье, или, там, паучачье, змеевидное, древо-крокодиловидное, и далее по списку, кое сиганет сверху, окажется висящим на мне уже через полсекунды.
Есть смысл нести пистолет в руке, взведенным и с досланным патроном, а палец уже на курке. Ну, тогда, как говорится: "У вас в походе несчастные случаи были? – Будут", ибо спотыкаться о корни приходится часто. Бывает и падаешь. Со взведенным многозарядником такое будет особо приятственно. Выбросить магазинную машинку на фик? Ага-ага! Между прочим, в нашем отряде туземцы-людоеды… В смысле, последнее не исключено и в порядке вещей. А еще носильщики-рабы. И чего этому рабу терять собственно? В общем, поскольку я, все-таки, член клуба рабовладельцев, ибо оные рабы в нашем коллективном пользовании, то мне положено быть при огнестрельной сбруе. Смутно верится, что если вспыхнет бунт, о возможности которого на каждом инструктаже напоминает Мартит Йо, то статус врачевателя изменит что-либо в моей судьбе.
Вообще-то картинки всей этой вероятной жути в мозгу давно не возникают. Мы слишком выдохлись и слишком отупели. Хотя, почему я собственно обобщаю? Вполне вероятно, что это только я выдохся, и я отупел. Это я из слишком мягкого теста. Оказывается, участие во Всеобщей Атомной нисколько меня не закалило, и не покрыло спасительной, хрустящей корочкой. Но в мире имеются люди другого покроя. И кто бы мог подумать, что не какие-нибудь аборигены марайя, которым здесь дом родной?
Дам Залата – вполне себе, так, шпак-интеллигент. Радио-инженер, все-таки. Однако он не только волочит на себе неподъемные аккумуляторы, кои по весу и "удобству" далеко превосходят мои скромные медицинские пожитки. Он еще умудряется не падать на привале замертво, а разом с напарником монтировать свою чудо-рацию, подсоединять эти самые аккумуляторы, и даже, в целях экономии, иногда крутить динамо-машинку. А главное, внимательно и с живым интересом прощупывать эфир. Оба штатных радиста – наши глаза и уши. То есть, они бы стали ушами, если б вся площадь Топожвари-Мэш не застряла в палеозойских временах, когда о радио-эфире никто слыхом не слыхивал. Впрочем, как и о человеке тоже.
Однако ныне, что-то в этой мезозойско-архейской шкале заклинило. Сдвинулось не туда.
– Командир! – Риши Элеме, пожалуй, единственный, кто величает Шоймара так, как тому бы хотелось. – У нас устойчивые сигналы. Причем уже третья засечка.
– Что-то важное? – Шоймар смотрит сонно – приснул на привале.
– Голосовая модуляция. Язык не имперской группы. Общаются кодировано. Но главное, даже не это.
– И?
– Наложение антенных диаграмм само по себе, ну и наше смещение при засечках оно…
– Давай к делу, корнет!
– Этот парень с рацией… он от нас не больше чем в трех километрах.
– Что?! – Жуж Шоймар вскидывается: его проняло.
80. Голован по кличке Гекрс. Собачьи метки там и тут.
Народ людей утверждает, что мир огромен. Моя шерстистая сущность им почти поверила. Особенно, когда прошла часть этого мира насквозь. Но оказывается, мир маленький. Ведь, следуя той же людской логике, только в маленьком мире может быть столь немного людей и голованов, чтобы отдельные особи сошлись друг с другом не единожды. Причем, на только Мягкой Лапе из Пещеры известной дали, относительно первого пересечения.
Но моя сущность слишком долго жила с народом людей, в слишком малом возрасте попала в их мир. Она даже разучилась сливаться с Мягкой Лапой по-настоящему. Потому не обратила внимания, отмахнулась как от мухи, когда какое-то озарение кольнуло впервые.
Конечно, картинки от стаи разведчиков передавались нечетко. Удаление – раз. Но главное, другие мешающие картины со всей округе. Не хочется верить, и даже советоваться по этому поводу с Отражением Мягкой Пещерной Лапы тоже не хочется, но весьма возможно, что количество особей, в годной к управлению третьим глазом стае, чем-то ограничено. В смысле, Лапа из Пещеры-то может, а вот простой четвероногий щенячий собрат, тот никоим образом. Вероятно, требуется большее количество носителей третьего глаза. Много большее, чем есть сейчас.
Ныне в округе пещер и лесах поблизости собралось уже несколько сотен тысяч собратьев народа. В основном не щенятки, а активные молодые особи. Многие из них сами услышали зов и явились на него. Другие подтянулись по подсказке прозревших. Все они жаждали охотничьих подвигов. Все ждали команды вожака на начало охоты. Почти каждая сущность посылала картинку в Пещеру Мягкой Лапы. А уж моя шерстяная сущность невольно ловила их отражения.
Круглая голова моей сущности попросту не умещала принятое. Как могла она производила… фильтрацию, если попугаить на языке людей? В этой мешанине, картинка от разведчиков если и добиралась, то искаженная донельзя. Только главное – самый подкрашенный эмоциями фон.
По лесу движется очень небольшая стая людей. Стая – осколок какой-то далекой, неизвестной, но мощной стаи. Правда, стая смешанная. Имеются какие-то прибившиеся к ней отдельные особи других стай, в том числе уже знакомых разведчикам. Что сбивает с толку: стая почти не вооружена. По крайней мере, не как обычно. Поэтому цели внедрения в лес неясны совершенно. То есть, это не стая, типа, являющихся раньше и охотящихся на другие стаи. Так же это не стая, типа тех, что нападали когда-то на истинный народ, и ныне уже полностью истреблены. Те самые, что когда-то уносили с собой щенков, для приспособления к своим жутким играм.
Уже этих сведений хватило для того, чтобы принять решение на отмену быстрого истребления. За стаей нового вида стоило понаблюдать. Для накопления опыта.
Но вот уже тогда, при первых донесениях, прочувствовалось что-то еще.
Сразу было неясно. Прозрение от Большой Мягкой Лапы пришло позже, с новыми картинами-отражениями наблюдений. В стае-группе людей, размерами не больше стаи-взвода, наличествовал кое-кто знакомый. Конечно, не среди собак, которые в стае тоже имелись. Среди людей. Прошло много времени, но даже в порой смазанных картинках мысле-донесений разведчиков моя шерстяная сущность его сразу узнал.
Добрый Доктор. Или попугая по-человечьи – Дар Гаал.
81. Доктор Дар Гаал. Приписываемые дневники.
– Массаракш! – произносит Жуж Шоймар. Причем, выражает в этом случае общее мнение. Еще бы. План гвардии-ротмистра Йо рухнул в тартарары. А как еще можно трактовать происходящее?
Несмотря на трели десяти тысяч птичек где-то наверху, несмотря на жужжание миллиарда комаров и стрекоз здесь, внизу, несмотря на визжание и крики чего-то малочисленного, но более крупного, и вероятно все же млекопитающего, в ветвях, мы все едино слышим. Вдали, но в очень небольшом количестве километров от нас, началась интенсивная перестрелка. Явно различимо автоматическое оружие. С такой дистанции, и в плотном древесном насаждении, даже оставшиеся с нами солдаты не определят тип задействованной стрелковой коллекции.
На открытой местности, подняв взгляд вдоль загнутой стены Сферы Мира, мы бы увидели, что и где происходит. Пожалуй, мы бы даже оказались в зоне возможного, на излете, поражения. Но вокруг нас непролазность джунглей. Она нас бережет. Нас, и тайну происходящего.
Впрочем, какая там тайна? Идет бой. И мы знаем, кто и с кем может воевать. Маргит Йо был не прав в своих действиях, но его выводы верны. Как сферичность Сферы Мира.
– Они в любом контексте враги, – констатировал тогда ротмистр. – Мы сейчас южнее стран бывшего Голубого Союза. Любой солдат того Временного Оборонительного Союза прикончит нас – северо-имперцев, пусть даже бывших – не задумываясь. Но у нас преимущество. Мы про них знаем, они про нас нет. По крайней мере, хочется в это верить, – Маргит сделал паузу. – В любом случае, мы, в отличие от данной королевско-ноюйской – или какой там? – банды, не выдаем себя закакиванием радио-эфира. Поскольку, они выдают, то значит, о нас они все же не знают. И значит, у нас фора, и ею надо воспользоваться.
– Э-э, опачки! – вмешался Жуж Шоймар. – Вы хотите на этих ноюйцев напасть? Но мы тут не по делу войсковой операции. Мы здесь не для того, чтобы уничтожать каких-то королевских пехотинцев. У нас… И у вас, ротмистр, между прочим, совсем другие задачи. Надо просто их обойти. Пусть занимаются своим делом, какое бы оно ни было. В общем, идут своей дорогой, или, уж, лесом, если вам угодно.
– Я бы конечно рад с вами согласиться, Жуж, – кивнул Маргит Йо. – Нам бои ни к чему. Но я кое-что повыяснял с нашими радистами. И…
– И? – повторил Шоймар прищурясь.
– Эти ребятки движутся примерно в том же направлении, что и мы. В параллель, так сказать. И как известно всем профессорам в Департаменте Науки, профессор Шоймар, прямые на Сфере Мира, рано или поздно, и с неизбежностью, пересекаются, – наш гвардии-ротмистр цвел как весенняя роза. Черт возьми, да ему, кажется, просто жутко хотелось повоевать. Он попросту соскучился по боям, вот что теперь, ретроспективно, можно констатировать.
– И что же, вы хотите, чтобы мы на них накинулись? – спросил Жуж Шоймар, белея (его москитная сетка была откинута). – Я…
– Ни в коем случае, – махнул головой Шоймар. – Ни в коем разе нельзя планировать атаку на противника, о котором ничего не знаешь. Ни состав сил, да и ничего вообще. Так что, я просто предлагаю разведку.
– А если вы… – "попадетесь", хотел дополнить начальник экспедиции, но ротмистр опередил его с ответом.
– Всё может быть, господин Шоймар, но мы будем предельно осторожны. А уж когда разведаем состав сил, тогда и будем решать.
И Шоймар сдался.
Теперь, прислушиваясь к автоматно-пулеметным трелям вдали, он горько сожалеет о своей мягкотелости. Я его понимаю. С Маргитом отправились двое гвардейцев. Если они попались, то наши боевые силы ослабли значительно. А они явно попались. Маргит Йо, конечно, вояка еще тот, но все же вряд ли он решил напасть на этих неизвестных сходу.
Хотя, черт из разберёт, этих боевых гвардии-ротмистров.
82. Голован по кличке Гекрс. Собачьи метки там и тут.
Моей звериной сущности есть, чем хвастать. Дважды полинял мех моей сущности, покуда добралась она до родных пещер. И эти многие-многие смены дней и ночей моя сущность была одна посреди страны народа людей. Даже не одного народа людей, нескольких народов. У каждого из этих народов были свои боги Железа и Пламени. Каждый из них мог стереть козявку моей четырехлапой сущности так же просто, как я давлю сомкнувшимся зубом настырную блоху. Но видимо, эта блоха им пока не слишком досаждала, а если бы кто сказал, что у данной блошки могут когда-то зародиться амбициозные планы, они бы долго-долго смеялись.
Однако моя мохнатая сущность умудрилась пройти насквозь даже территории опустошенные богом Пламени. Ох, и лют он был, когда это делал, ох, и лют. Бесчисленные поселения народа людей выпотрошил тогда этот людской бог Пламени, а уж сколько человеческих сущностей он обратил пеплом или заставил умереть от страшнейших ожогов, то никогда не сосчитать. Знаю только, что на всей Большой Суше нет стольких представителей истинного народа, сколько истребил бог Пламени. И даже, наверное, если снова дать тела всем впихнутым в мою круглую голову предкам, то и тогда, огромное число оживших поколений не сравнится с цифрой лишенных сущности людей. Причем, лишенной ее менее чем за год. Жутко страшны и бог Пламени, и подыгрывающий ему бог Железа. Так страшны, что только великим напряжением воли моя мягкая сущность удержала в себе преданность далекой Мягкой Лапе, которая после увиденного (да простится моей сущности святотатство!) уже не казалась мне такой уж большой.
Но моя сущность прошла эти мертвые территории. Прошла, предусмотрительно огибая далекой тропой. Ибо бог Пламени, до того как угомониться, засеял все убитые города еще и законсервированной смертью. Нет, она не сидит в банке, но сейчас моя сущность использует сравнения, пришедшие из общения с людьми. Для сохранности, они умеют помещать тушеное мясо или вареную рыбу в надежно закупоренную банку. Туда нет хода маленьким существам – присным бога Болезней и Мора. Вот и здесь человеческий бог Пламени как бы заколдовал и закупорил смерть. Она просыпается исключительно тогда, когда кто-нибудь живой заходит на меченую территорию. И не важно кто. Человек, собака, или даже насекомое. И потому моя четверолапая сущность терпела жажду и голод, но не сворачивала в наблюдаемые в высокой дали города.
Еще моя шерстистость прошла те территории, где люди стали еще хуже, чем были, и где они теперь дошли до стадии питания друг другом, потому что больше ничего не осталось. Там было сложно, потому что моя сущность была хоть и истощенной собакой – ведь на их взгляд именно так, верно? – однако все-таки большой и явно съедобной. Мою сущность пытались приманивать: "Ух ты! Ну-ка, иди-ка сюда, собачечка! Иди! Что тебе сейчас дам, ой, что дам!". Мою непромокаемую сущность собирались просто ловить. И просто убить. Но она миновала все ловушки, и даже более того. Тогда впервые, и за неимением альтернатив, шерстистая сущность попробовала человеческое мясцо. Нет, невкусно. К тому же, еще добывая "рваные языки", моя сущность иногда невольно познала вкус.
Потом моя шерстяная сущность прошла горы. Это было очень тяжело. И благо моя мягкая сущность снова прихватила с собой "консервы", в виде четырех диких собак, ведь трех когда-то в новой пустыне едва-едва хватило. Питалась ими по очереди, начиная с самой худой. Правда, последнюю схавкать не удалось: дурная псина кувыркнулась с обрыва на одном из отрогов, а спуститься за ее искромсанным мясом не имелось никакой возможности. Выходит, четвертая псина выявилась все-таки лишней, как ни крути.
Наконец были родные джунгли, но после всего пройденного, прочапать их насквозь стало лишь делом времени. Моя сущность укрепилась изнутри. К тому же, чем ближе к пещерам, тем все больше и больше моей четырехлапости помогала Большая Добрая Лапа. Она дала моей сущности испытания, а теперь дожидалась обратно. Лапа знала, что моя шерстистость никогда ее не подводила. И теперь моя звериная сущность заслужила ее ласки.
83. Доктор Дар Гаал. Приписываемые дневники.
Маргит Йо цел, невредим, и на него любо-дорого смотреть. Просто счастье, что мы его не лишились – нашей главной боевой мощи. Удар, слава Мировому Свету, пришелся не по нашим.
– Их было человек двадцать – двадцать пять, – не торопясь, докладывает он Шоймару. – Точно установить, думаю, уже не выйдет. Экипированы, в оружейном плане, получше нас. Если, конечно, не считать "качалки". Но, о ее проблемах мы с вами знаем, шеф. Те самые, о чем я говорил еще в той конструкторской шарашке. Чрезмерный расход боеприпасов. За этой "качалкой" потребно волочь баржу с патронами. Только тогда все будет на мази.
– Ладно! – прерывает его начальник экспедиции.
В самом деле, не стоит нагонять страсти – народ и без того весь на нервах. Уверенность хотя бы в нашем боевом потенциале, это все, что у нас осталось. Но Маргит Йо, видимо, и сам соображает, что зарулил не туда – выпрямляет крен.
– Бой длился семь минут. Видит Мировой Свет, но если б я был рядом, то может, не удержался, подсобил бы этим парням. Они, наверняка, отстреливались до последнего патрона. Но они не находились в нашей прямой видимости, потому мы понятия не имели, кто на них набросился.
– Думаю, если б вы оказались ближе, то вам бы тоже досталось, – комментирует Шоймар.
– Наверняка так, – кивает Маргит Йо. – В общем, мы подкрались через час, когда весь шум там угомонился. Шум – это, в смысле, и чавканье тоже, как мы теперь понимаем.
Жуж Шоймар смотрит на ротмистра очень внимательно.
– Это опять были круглоголовые псины, шеф. Парочку мы разглядели ненароком вблизи. Песики накушались и беспечно виляли хвостиками. Эти места гиблые, профессор. Я осматривал место, и без понятия, сколько четвероногих положили эти самые ноюйцы (мы ж вроде, договорились их считать ноюйцами, так?). Что этот спецназ собирался тут делать, ума не приложу. Может, у них тут счеты с каким-нибудь племенем марайя, или еще с кем? Хотя, я скорее предполагаю, что цели более сложные. У них там имелось какое-то оборудование.
– Да? – сказал Шоймар. – Так, может, принесете?
– Я бы лучше уносил отсюда ноги, профессор. Но вам виднее. И вообще-то эти собачки несколько накушались, как я понимаю. Может, им надолго хватит.