Эльфы заржали, но не издевательски, а добродушно. Потом кто-то попросил Джакомо рассказать, как он впервые беседовал с богом Каэссаром. Джакомо заявил, что все расскажет завтра, а сейчас хочет спать, а то, что завтра уже наступило, не колышет его ничуть. Раз богу Каэссару угодно, чтобы этот воинский отряд спал ночью и передвигался днем, как богопротивные орки, то пусть будет так. Потом Джакомо неожиданно спросил Длинного Шеста, чем лошадь отличается от козы, и могут ли лошади ходить по крутым склонам. Длинный Шест объяснил, Джакомо сказал спасибо, постелил плащ на землю, улегся и сразу уснул. Остальные эльфы тоже полегли, никакого караула не выставили, это удивило Длинного Шеста. Допустим, внешних опасностей они не боятся в своих краях, но сам Длинный Шест с бластером в кобуре - тоже потенциальная опасность, от него тоже надо стеречься! Впрочем, по сравнению с богом Каэссаром, сбрасывающим звезды с небес, эта опасность настолько незначительна, что эльфы, наверное, решили ей пренебречь. Дескать, снявши голову, по волосам не плачут.
На следующий день Джакомо рассказал про свою встречу с Каэссаром. Заодно Длинный Шест узнал, почему в этом части степи эльфы устроили такую большую заставу. Оказывается, совсем рядом с тем местом, где Длинный Шест встретился с Джакомо, есть некий призрачный купол, который трудно увидеть, потому что он призрачный. Внутри него стоит Древний Дом, который обычно не показывается, но однажды вдруг показался. Тогда эльфы приблизились к нему и вошли в него, и случилось много разных событий, которые в большинстве своем не имеют прямого отношения к удивительному приключению Джакомо. Джакомо в то время был простым воином, стоял в карауле на пару с неким Педро, и заметил, что к Древнему Дому скрытно пробирается какой-то орк. Они с Педро протропили его след, и след показал, что орк прошел сквозь каменную стену. Джакомо позвал лейтенанта Карло, тот приказал взорвать эту стену кумулятивным зарядом, но богу Каэссару это не пришлось по нраву. Все эльфы, бывшие у той стены, внезапно уснули, и эльф Джакомо тоже уснул, и явился ему во сне феникс, символизирующий бога Каэссара, произнес несколько пророчеств, забрал у Джакомо одежду и поставил на лоб волшебную печать в виде живого феникса. Синьор Карло, когда увидел эту печать, так изумился, что оступился, упал с обрыва и умер. Джакомо доложил о случившемся генералу Умберто, тот его выслушал и велел никому не передавать пророчества бога Каэссара. В тот же день эльфийская армия ушла в благословенные леса. А потом комиссары обсудили случившееся, и порешили организовать у Древнего Дома постоянную заставу, и назначили ее командиром Джакомо.
Когда Джакомо закончил свой рассказ, Длинный Шест поинтересовался, что за пророчества произнес феникс, символизирующий бога Каэссара.
- Я не должен их разглашать, - ответил Джакомо.
- Джакомо станет верховным комиссаром всего Эльфланда, - ответил бог Каэссар.
- Но такой должности нет! - изумился какой-то эльф.
- Значит, будет, - изрек бог Каэссар.
После этого Джакомо долго размышлял о чем-то своем, а затем неуверенно произнес:
- Глубокоуважаемый бог Каэссар, разрешите обратиться?
- Разрешаю, - ответил бог Каэссар.
- То, что мы сейчас идем в благословенные леса, имеет отношение к тому пророчеству? - спросил Джакомо.
- Да, - лаконично ответил бог Каэссар. - Кстати, мы приближаемся к Дырявым Горам. Мне не по нраву магия этого места, поэтому я засну, и буду спать, пока мы не пройдем их насквозь. Не удивляйтесь, что я не стану вам отвечать.
Дырявые Горы, как объяснил Джакомо, не зря называются дырявыми. Внутри они пронизаны сложной сетью пещер и тоннелей, некоторые из которых сотворены богом Гефестом, а другие созданы эльфийским трудом. Единственный проходимый путь из пустошей Оркланда в благословенные леса пролегает через эти пещеры. Точнее, этот путь не один, их двенадцать, но все они проходят через пещеры, перейти Дырявые Горы по поверхности может только горный козел, да и то не всякий.
У входа в тоннель их встречали. Навстречу им вышел важный эльф в ржавой и драной кольчуге и с кухонным тесаком, который он носил на манер меча. Длинный Шест вспомнил, что эльфы утратили искусство обработки железа, и поэтому, очевидно, любое металлическое изделие является для них великой ценностью, подобно тому, как в человеческой части Барнарда великой ценностью является эльфийский пластик. С человеческой или орочей точки зрения эльфийский вождь выглядел комично, но рядовые эльфы принимали его дурацкий облик как должное.
Эльфовождь отозвал Джакомо в сторону и долго беседовал с ним, временами поглядывая на Длинного Шеста, лошадь и бога Каэссара, лежащего брюхом на седле и вцепившегося в него всеми восемью лапами. Потом эльфовождь подошел к Длинному Шесту и обратился к роботу:
- Глубокоуважаемый бог Каэссар!
- Скажи ему, что я сплю, - приказала серьга.
Ее механический голос звучал тише, чем обычно, и не вполне разборчиво.
- Он спит, - сказал Длинный Шест.
- Тебя не спрашивают, животное, - сказал эльфовождь.
- Пошел прочь, дурак, - сказал робот. - Я сплю.
Эльфовождь вытаращил глаза, отступил на два шага, поскользнулся и сел на задницу.
- Пожелание бога следует исполнить, - сказал Джакомо.
Он старался выглядеть невозмутимым, но было очевидно, что он наслаждается происходящим. Интересно, за что он так не любит этого вождя?
Вождь собрался с духом, встал и отряхнулся.
- Бог обращался не ко мне, - заявил он.
- К тебе, к тебе, мудило, - сказал робот. - Пошел прочь, и чтобы я тебя больше не видел!
Эльфы начали тихо посмеиваться.
- Боюсь, вам придется удалиться, мой генерал, - сказал Джакомо.
Генерал обвел присутствующих злобным взглядом и удалился. А через минуту лошадь, несущая бога Каэссара, вступила под свод тоннеля, ведущего в неведомые эльфийские леса.
2
После разговора с Бродячкой Алисе стало еще хуже. Раньше она не вполне понимала, как к ней относятся люди и орки, а теперь поняла. Они думают, что она сумасшедшая. Они думают, ее вера в свою человеческую природу - просто глупая фантазия, бред. Не верят, что Джон Росс - бог. Через шестьдесят дней они поверят, но эти дни надо как-то прожить… Как же трудно…
Джон ее не любит. Он говорит, что любит, и, наверное, думает, что любит, но это не та любовь, какая нужна Алисе. Настоящая любовь требует не только страсти, но и уважения. А Джон ее не уважает. Раньше, когда ему было от нее что-то нужно, тогда он ее уважал. А скорее, делал вид, что уважает. "Не подведи меня, милая, умоляю…" Тьфу! А теперь, когда она сделала все, что он от нее хотел - заговорил по-другому. Синдерелла, видите ли, слишком удачно вышла замуж. Урод! Козел! Нелюдь! Сейчас она ему объяснит, что она о нем думает и о его поганых словах!
Алиса распахнула дверь ударом ноги и ворвалась в спальню. Джон, завернутый в грязный монашеский балахон, сидел за туалетным столиком спиной к ней и что-то делал с ее косметикой. Совсем одурел, скотина, в грязной одежде в спальню! Алиса открыла рот, чтобы начать говорить, и…
Джон обернулся, откинул капюшон, и оказалось, что это не Джон. Страшные пучеглазые буркалы, неподвижные, как у змеи, глядели на нее мертвящим взором, огромные уши-лопухи трепыхались от каждого движения, бледная кожа, тонкие бесцветные губы…
- Мясо! - сказал эльф.
- Ах, - сказала Алиса и провалилась в небытие.
Она очнулась оттого, что кто-то лил ей на морду холодную воду. Нет, не на морду, а на лицо, морда у орков, а она человек. Какой жуткий кошмар только что снился, что-то про эльфов…
Она открыла глаза и поняла, что кошмар не снился. Она лежала на ковре, над ней стоял эльф и поливал ее водой из кувшина. Затем перестал поливать и произнес голосом Джона:
- Прости, милая, не думал, что ты так сильно испугаешься.
Алиса пригляделась к эльфу внимательнее и поняла, что морда пучеглазого чудовища густо замазана белилами, а буркалы нарисованы на очках, не боевых, а таких, в каких иногда купаются, чтобы от грязной воды глаза не чесались. Полоска эльфийской резины, которой очки крепились к голове, тоже была вымазана белилами и сливалась с лицом, вот Алисе и показалось, что это не очки, а глаза. А руки… руки в тонких медицинских перчатках, Алекс Мортимер такие носит.
- Урод, - прошептала Алиса. - Козел. Нелюдь.
Джон поставил кувшин на прикроватный столик и встал на колени рядом с ней.
- Прости, - сказал он. - Мне нужно было проверить маскировку. Вот проверил.
- Ненавижу тебя, - пробормотала Алиса.
- Прости, - повторил Джон. - Извини, целовать не буду - грим сотрется, да и тебя перепачкаю. Вставай, милая, в спине правды нет.
Он встал, нагнулся, протянул руку, она машинально ухватилась, он помог ей встать. Его рука в резиновой перчатке казалась мертвой. Кружилась голова, бешено колотилось сердце, к горлу подкатывала тошнота. Алиса ухватилась за плечо Джона, чтобы не упасть, ее пальцы дрожали.
- Приляг, полежи, - посоветовал Джон.
В поле зрения Алисы попало темное пятно на ковре.
- Ковер испортил, - констатировала она. - Шестьдесят девять долларов.
- Ничуть не испортил! - возразил Джон. - Высохнет и ничего с ним не сделается. Это же вода обычная.
Алиса взглянула на кувшин, из которого Джон ее поливал, и поняла, что это вовсе не кувшин.
- Это ваза с орхидеями, - сказала она. - Куда цветы дел?
- Ты для меня дороже любых цветов, - сказал Джон. - Бросил куда-то.
- Козел, - констатировала Алиса и присела на кровать.
- Ну, прости, - сказал Джон в очередной раз.
Немного помолчал, ожидая реакции, затем решил, что реакции не последует, и сказал:
- У меня к тебе разговор есть. Помнишь, когда ты из "Рэдисона" через подземный ход выбралась, ты на крыльце сидела и меня ждала?
"Синдерелла вспоминает прежнюю жизнь и злится", вспомнила Алиса.
Джон между тем продолжал:
- Ты говорила, там какие-то гопники на горизонте маячили. Тебя увидели, но самку под балахоном не разглядели, решили, что ты из боевого братства, и сразу свалили.
- Женщину, - поправила его Алиса. - Женщину, а не самку. Фильтруй базар, скотина.
- Извини, - повторил Джон в очередной раз. - Я тут одну забавную байку придумал. Вылезла ты, значит, из подземного хода, уселась на крыльце инсулы, стала печалиться. Сидела, плакала, и вдруг слышишь, что-то шуршит, поднимаешь глаза, а перед тобой монах стоит, в балахоне, но без капюшона, откинут у него капюшон. И видишь ты, что этот монах - не человек, а эльф. Нормальный такой, пучеглазый, лопоухий, беловолосый. Стоит и смотрит на тебя с жалостью. Ты как его увидела, сразу ахнула и в обморок повалилась. Потом очнулась через какое-то время, подумала: "Надо же такому померещиться", и пошла домой. Подозрительных следов никаких не видела, да и не искала, не до того было. И вообще, это просто глюк был, откуда живому эльфу в Барнард-Сити взяться? Глупость какая!
- Ты собираешься распустить слух, что в столице появились эльфы, - догадалась Алиса. - А зачем?
- Без конкретной цели, - ответил Джон. - Просто нагнетаю маразм. Подаю бюрократической гидре на вход нелепую информацию, чтобы нарушить процесс обучения. Если простыми словами - чтобы с толку сбить. Пусть Рейнблад думает, что в столице работает эльфийское подполье. Это пригодится на последнем этапе операции, когда будем из тебя человека делать.
- Хорошо, я расскажу эту историю, - кивнула Алиса. - Когда и кому?
- Кому-нибудь при случае. Как зайдет разговор об эльфах или о глюках, так и расскажи. Но только при случае. Не так, что встречаешь ты Германа где-нибудь в коридоре, останавливаешь и говоришь: "Герман! Я тут кое-что вспомнила!"
Алиса нахмурилась и сказала:
- Не держи меня за дуру.
- Да я и не держу, - сказал Джон. - Просто предупреждаю. В таких делах лучше перебдеть, чем недобдеть.
- Поняла, - сказала Алиса. - А ты все-таки сволочь.
- Какой есть, - сказал Джон и улыбнулся.
3
Этой ночью в библиотеке Гуттенберга видели призрака. Это был так называемый Черный Монах, он появлялся здесь регулярно, чаще всего в пятницу вечером. Поскольку сегодня была как раз пятница, орк-сторож по имени Звездный Парус не удивился, заметив призрака. Скользнул по призраку рассеянным взглядом и спокойно произнес:
- Не балуй тута. Здеся гуляй, за порог ни-ни.
Обычно Черный Монах оставлял подобные замечания без внимания либо начинал размахивать руками и жутко гудеть и подвывать. Поначалу Звездный Парус пугался, но потом привык. Но сегодня Черный Монах повел себя необычно. Сунул правую руку под балахон и настороженно замер, будто сам испугался Звездного Паруса.
- Не балуй тута, - повторил Звездный Парус и пошел дальше обходом.
Черный Монах немного постоял на месте, затем пошел в отдаленные залы. Это было странно - раньше он обычно являлся возле казармы, где живут уборщицы и библиотекарши. И обычно от него пахло коноплей, а сейчас - какой-то неведомой гадостью. Будь в Звездном Парусе больше человеческой крови, он бы заподозрил неладное, но он был чистокровным орком и ничего не заподозрил.
Черный Монах направился в один из самых отдаленных библиотечных залов, так называемый энциклопедический. Там книг не было, а был очень ценный артефакт, именуемый компьютерным терминалом. В этот зал посетители допускались не просто так, а только по предъявлении паспорта с пропиской. Потому что одно время среди провинциальных дворян распространилось поверье, что прикосновение к сенсорному экрану приносит счастье, экран стали заляпывать навозными пальцами, уборщица утомилась отмывать эти отпечатки, пожаловалась смотрителю, и смотритель приказал ввести новый порядок доступа. Впрочем, этот порядок реально действовал дней тридцать, потом высокорожденные властители с сеном в волосах перестали приходить в энциклопедический зал, и он снова стал пустовать. Редко-редко какой-нибудь недоразвитый студент или адъюнкт забредал сюда, чтобы вписать в реферат или курсовую работу особые заклинания, так называемые кошерные ссылки. Нормальные же студенты и адъюнкты копировали эти ссылки не из древнего компьютера, а из рефератов своих предшественников. Черный Монах никогда не забредал в этот зал, но любая вещь рано или поздно случается впервые.
Призрак сел за стол, на котором стоял терминал, и откинул капюшон. Оказалось, что это призрак не человека и не орка, а эльфа - огромные глаза, гигантские уши, белые волосы и мертвенно-белая морда с тонкими белыми губами, все эти особенности внешности не позволяли усомниться в расовой принадлежности призрака. Впрочем, толковый эльфовед очень удивился бы, узрев это существо. Эльфоведы знают, что огромные уши эльфов не болтаются по сторонам головы, а торчат стоймя и непрерывно подрагивают, фокусируясь то на одном, то на другом источнике звука. А огромные глаза эльфа не неподвижны, как у змеи, а во всем подобны обычным человеческим глазам, кроме размеров и пропорций. А кожа эльфа бывает мертвенно-бледной лишь на тех местах, которых не касаются солнечные лучи. Но эльфоведов в Барнард-Сити было немного, а этой ночью в библиотеке не было ни одного.
Призрак эльфа сформировал клавиатуру, одновременно нажал три служебные клавиши и ввел длинный пароль. Открыл на терминале несколько системных программ, в том числе и менеджер папок. Удовлетворенно хмыкнул, вытащил из-под балахона артефакт-телефон, положил на край стола. Некоторое время сидел неподвижно, затем пробормотал:
- Я тащусь с этой охраны.
Еще немного посидел, машинально нарисовал пальцем на пыльной поверхности стола нечто похожее на ветку с листьями, затем встал, стал бродить по залу и ругаться себе под нос, вначале негромко, потом в полный голос. Снова сел за стол, задумчиво произнес:
- Вот так и проваливаются хитрые планы.
И стал истерически смеяться. Затем вдруг замер, будто приглядывался к чему-то невидимому, посидел так немного, затем встал и пошел по коридорам в то крыло, где размещалась казарма уборщиц. Подошел к повороту одного коридора и стал ждать.
Ждать пришлось недолго. Давным-давно запертая и опечатанная дверь черного хода беззвучно отворилась (при этом печать осталась целой - некоторые простые фокусы доступны даже оркам), и в здание вошел монах в балахоне и капюшоне. Насвистывая популярную песенку про любовь, он завернул за угол коридора и увидел еще одного монаха. То, что это был призрак эльфа, он не понял - призрак стоял к нему спиной.
- Ты кто? - спросил монах призрака.
Призрак обернулся и выхватил бластер.
- А-а-а!!! - завопил монах и бросился к выходу.
Эльф выстрелил в него, но промахнулся. Мощность выстрела была установлена на третью то ли четвертую отметку, так что пулька, угодившая в стену, излилась в окружающее пространство огненной волной, которая обожгла правую руку монаха и воспламенила балахон. Стена, в которую угодила пулька, не была капитальной, это была деревянная внутренняя перегородка, от выстрела она начала тлеть, появились языки пламени. Эльф немного постоял, затем побежал к энциклопедическому залу, при этом бежал он не очень быстро, но громко топал ногами.
На полпути он попал в поле зрения Звездного Паруса, выбравшегося из своей дежурки, чтобы проверить источник шума.
- Ты чего орешь?! Я тебя… - завопил Звездный Парус, но осекся, потому что разглядел над монашеским балахоном жуткую эльфийскую харю.
Звездный Парус вякнул нечто нечленораздельное и отступил в проход, из которого вышел. И вовремя - в то место, где он только что стоял, ударила бластерная пулька. Звездный Парус стал кататься по полу и визжать. Кое-как сбил пламя с форменной спецовки, встал, огляделся и понял три вещи. Во-первых, он еще жив. Во-вторых, жуткий пучеглазый пришелец куда-то подевался. В-третьих, в здании разгорается пожар.
Несколько следующих секунд чистокровную орочью душу Звездного Паруса раздирали два противоречивых стремления - тушить пожар либо бежать прочь. Чувство долга победило. Звездный Парус был хорошим рабом - исполнительным и преданным.
Обгоревший монах оказался вовсе не монахом, а городским рабом по имени Хорошее Время. Имя этого орка ничуть не соответствовало его сущности, он был плохим рабом, недисциплинированным и склонным к дурным поступкам. Он работал дворником в соседнем квартале, где-то спер монашеский балахон и повадился ходить по ночам в библиотечную казарму к местным телкам. Вначале он использовал балахон только для маскировки - в полумраке ночного дежурного освещения орк в черном балахоне менее заметен, чем орка в обычной одежде. А потом Хорошее Время понял, что местный сторож принимает его за призрака, и вообще потерял страх - перестал прятаться и даже пару раз пытался пугать сторожа, издавая зловещие звуки и делая нелепые жесты. Но сторож не пугался, и Хорошее Время перестал его пугать.
Все вышеизложенное Хорошее Время рассказал патрулю городской стражи, в чьи лапы он угодил, когда бежал по ночному городу, не разбирая дороги и вопя во весь голос. Хорошее Время был так напуган, что совсем не сопротивлялся, и когда он рассказал все, что знал, у патрульных вышел спор - стоит ли избить его дубинкой или достаточно просто доставить в участок. Решили сначала избить, потом доставить.
Что касается ужасного эльфа, он покинул здание через ту же дверь, что и Хорошее Время, но направился в другую сторону, туда, где никаких патрулей в тот момент не было. Чтобы не пугать случайных прохожих богомерзким обликом, эльф накинул капюшон, но ему никто не встретился.