* * *
Старый рыцарь остановил коня, всматриваясь вперед.
Где должны были быть видны обожженные развалины, густо росли цветы. Под ветром колыхались бледно-лиловые, как разведенные водой чернила, бледно-пурпурные, как разведенное водой вино, волны. В воздухе плыла медовая сладость.
Chamaenerion, он же кипрей, копорка, хорошо растет по вырубкам и гарям.
Алексей Гридин
РУБЕЖ
К вечеру небо заволокло тучами. С востока, там, где проплывающие облака царапались о горы, похожие на шипастый драконий хребет, взрыкнул гром - раз, другой, третий. Лиловый отсвет молнии блеснул в окне.
В доме Доннерветтеров заканчивали ужинать.
- А вот интересно, - как бы просто так, ни к кому не обращаясь, спросила Клара, - что они сейчас делают?
Клара не пояснила, какие такие "они" имелись в виду, однако в этом доме принято было понимать друг друга с полуслова.
- Ага, мать, правильно ты говоришь - интересно, - поддакнул дед Авессалом, который, несмотря на свою глухоту, расслышал, что сказала его жена. - Сынок, ты бы глянул в шар…
- Да что в него глядеть? - беспечно отозвался Элджернон, гоняя вилкой по тарелке маринованный опенок. Зубцы вилки тщетно скрипели о фарфор, скользкий гриб не сдавался, суетливо мечась туда-сюда. - Что глядеть-то? - повторил Элджернон. - Я и так вам скажу: маршируют.
- Почему ты так думаешь, братец? - спросила Мария-Роза.
- Да потому что у них там империя, - пояснил Элджернон, одновременно наконец одерживая победу над опенком. С маслянистым чмоканьем добыча была насажена на вилку и отправлена в рот. - Маршировать - это то, что в империях умеют делать лучше всего.
Словно бы в подтверждение его слов, гром ненадолго смолк, и вместо него ветер принес с востока рокот барабанов. В нем пульсировала скрытая угроза. "Берррегись, - выводили барабаны, - берррегись. Мы до вас доберрррремся. Мы с вами разберрррремся".
- Вот научатся ходить строем ровнее, правильно тянуть ногу и орать строевую песню - и пойдут к нам, - продолжил Элджернон, отставил пустую тарелку и положил поперек нее вилку, с помощью которой минуту назад нанес поражение грибам - их так замечательно мариновала Клара Доннерветтер в свободное от спасения мира время. - А опята у тебя, мам, - объеденье. Пальчики оближешь. Мммм.
- А почему песню орут? - поинтересовалась Мария-Роза. - Песни ведь обычно поют, разве нет?
- Строевые песни орут, - пояснил дед Авессалом. - Даже не орут, дорогуша моя, нет, - он назидательно покачал старческим узловатым пальцем, заворочался в кресле-качалке, едва не уронив прикрывавший колени клетчатый плед, и добавил: - Строевую песню выкрикивают во всю глотку. Готовятся. Скоро придут, наверное.
- А все равно не страшно, - вздохнула Клара. - Не они первые. И, к сожалению, последними эти тоже не будут.
Отбросив со лба прядку седых волос и добродушно усмехнувшись, отчего неровные морщинки вокруг хитроватых зеленых глаз на мгновенье обратились задорными лучиками, Клара окликнула дочь:
- Милочка, как там наша гостья? Спит еще?
Мария-Роза, разливавшая по высоким хрустальным бокалам подогретое вино, не поворачивая головы, ответила:
- Спит. Да она, мам, до завтра проспит. Умаялась, бедняжка.
- Ты это называешь "умаялась"? - усмехнулся Элджернон. - Девочка несколько дней кружила по пустыне, чтобы обойти имперские посты. Выбралась к нам голодная, полуголая, с солнечным ударом. Как еще дошла - не знаю. Могла там и остаться.
- Да, - протянула Клара, беря бокал и любуясь игрой искорок в рубиновой жидкости, исходящей ароматным парком. - Видели бы вы, какая она была в тот день, когда мы с ней встретились у Рубежа.
Лес наслаждался июлем. Замшелые дубы со скрипом ворочались приземистыми узловатыми телами, честно стараясь и себе добыть еще толику солнечного света, и не обидеть излишне скромный подлесок, который мог застесняться и не найти слов, чтобы попросить стариков подвинуться. Где-то там, где теплый ветер неторопливо перебирал листья в кронах, распевал вовсю хор малиновок. Клара Доннерветтер споро шагала по тропинке, с сожалением во взоре оставляя позади то одну, то другую изумрудно-зеленую полянку, испещренную красными точками земляники.
- Стара я стала, ох, стара, - пробормотала Клара, остановившись, и оперлась рукой о ближайший дуб. - Вот помру - кто им ягод-то соберет? Грибы еще кой-как подобрать успеваю, а на ягоду-то и времени не хватает. Ох, не хватает, ребята, на ягоды-то времени.
Бормоча под нос что-то еще в таком роде и непрестанно жалуясь непонятно кому на боли в пояснице, Клара, седенькая благообразная старушка в аккуратном синем с белым платье, довольно бодро зашагала дальше, торопясь успеть к одной ей ведомым потаенным грибным местам, но снова замерла, расслышав чутким слухом обитательницы Рубежа конский топот.
- Ага, - сказала она себе, делая шаг с тропы в сторону густого малинника, где ее кожаные башмачки с бронзовыми пряжками утонули в траве. - Ага. Вот как, значит. Еще один. А может быть, и одна. Ох, как нехорошо это.
Сокрушенно покачав головой, Клара принялась ждать всадника.
Вскоре он настиг Клару. Вернее, не всадник, а всадница. Молодая еще девчонка, поджарая, подтянутая, похожая чем-то на породистую лошадку, точь-в-точь такую, чьи бока сжимали ее стройные ноги. Цепкий взгляд Клары мгновенно скользнул по всаднице, оценивая. Так, костюм для верховой езды - бархатный, черный. Берет - бархатный, черный. Из-под берета струится волна волос - наверняка не бархатные, но тоже черные. Скрипучее кожаное седло - черное как ночь, без единого украшения, даже шляпки крошечных гвоздиков окрашены в тон. И только глаза - зеленые. И только тонкое кольцо на правом указательном пальце - золотое.
- Уйди с дороги, - выпалила девчонка, придерживая лошадь. - Ты меня не остановишь. Ты… Ты… Ты права не имеешь!
- Бог с тобой, девонька. - Клара, стоявшая стороне от тропы и совершенно не мешавшая никому, кто хотел бы проехать, удивленно сморгнула. - Я тебя не держу. Хочешь - дальше езжай, хочешь - разговоры со мной веди.
- Знаю я вас, - нервно выкрикнула наездница, удерживая нетерпеливо пританцовывающую на месте лошадь. - Вы, ну, те, которые на Рубеже, - вы все делаете, чтобы не пустить нас туда.
- А зачем тебе, девонька, туда? - мягко поинтересовалась Клара.
- Там, - мечтательно прикрыв глаза, проговорила девчонка, - свобода. Там нет жестоких стискивающих рамок общества, угнетающего истинно вольных людей. Там всякий является тем, кто он есть на самом деле, а не тем, кого выпестовали из него родители, друзья и просто знакомые. Только там ты можешь делать то, что хочешь, а не то, что нужно. Там тебе не говорят "нельзя".
- Ты так складно говоришь, ох, как складно. - Клара улыбнулась доброй, светлой старушечьей улыбкой. - Я аж заслушалась.
- Да, - девчонка гордо выпрямилась в седле. - Меня ждет Темная Империя. Я еду в страну, где царит Тьма, потому что только во Тьме - настоящая свобода и настоящее творчество.
- А скажи мне вот еще что, девонька. - Клара все еще улыбалась, но было что-то в ее голосе, что заставило девчонку напрячься. - Ты вот, к примеру, рисовать умеешь?
- Ну, умею, - опасливо буркнула всадница.
- Так вот, как-нибудь ночью, когда вокруг эта самая твоя тьма, возьми листок бумаги да карандаш. А потом погаси свечу, закрой глаза - и рисуй. Во тьме. И утром подумай, что у тебя с твоей Тьмой выйдет: творчество или мазня да каракули, ох, получше подумай.
- Да ты… - задохнулась от гнева девчонка.
- Езжай, - сказала Клара, уже не улыбаясь. - Я не держала тебя и не держу. Ты выбрала путь - так езжай или выбрось из головы всю эту дурь про Тьму и свободу и возвращайся домой, к папе и маме.
Девчонка ничего не ответила, лишь пришпорила лошадь, обрадовавшуюся, что ее больше не сдерживают, и помчалась по тропе, уводящей на восток.
Утром следующего дня, когда семейство Доннерветтеров в полном сборе сидело вокруг древнего массивного стола с резными ножками, изображавшими львиные лапы, и за неспешной беседой пило полуденный чай с непременными сушками, их посетил гость. Сначала раздался вежливый стук в дверь, а затем, когда дед Авессалом, несмотря на свою глухоту, расслышавший стук дверного молотка, крикнул: "Входите, не заперто!", дверь открылась, и через порог с легким поклоном переступил нежданный визитер.
Это был высокий темноволосый молодой человек лет двадцати, в ярко-вишневом камзоле, из-под которого пенными волнами стекали ослепительно белые кружева изящной рубашки. Вишневость камзола перечеркивалась, словно небо молнией, темно-синей, усыпанной золочеными бляшками перевязью, на которой висела шпага в скромных (на удивление) ножнах. Возможно, что поклонился он, проходя в дверь, потому что боялся задеть притолоку пышным плюмажем из страусиных перьев, венчавшим шляпу.
- Рад приветствовать вас, господа. - Гость еще раз поклонился, отточенным движением сдернул шляпу с головы и, зажав ее в руке, небрежно взболтнул шляпой воздух. Страусиные перья метнулись по безупречно чистому полу, с утра вымытому Марией-Розой. - Я - Леобальд Таммер, возможно, вы слышали обо мне.
Леобальд Таммер выжидательно замолчал, словно ожидая, что хозяева ахнут: "Да что вы говорите! Сам Леобальд Таммер! Не может быть!" Однако встретил он лишь внимательную тишину. Дед Авессалом, Клара, Элджернон и Мария-Роза доброжелательно глядели на гостя.
- Ну, впрочем, - Леобальд улыбнулся несколько натянутой улыбкой из-под черных щегольских стрелочек усов, - слава о моих подвигах еще не достигла вашего участка Рубежа. А еще вы можете знать меня под одним из моих прозвищ: Спаситель, Победитель, Сокрушитель, Десница Света - их много, видите ли.
- Проходите, проходите, - неожиданно засуетилась Клара. - Что ж вы, дорогой Леобальд, у порога-то стоите? Ох, что ж мы сразу-то не сообразили. Вы к столу присаживайтесь. Мы сейчас чаю… Мария-Роза, милочка, чашку подай.
Но Мария-Роза и сама уже поняла, что нужно сделать. Она выскользнула из кресла и поставила на стол чашку из почти просвечивающего легчайшего фарфора, расписанную маленькими росчерками чаек, летящих над пенящимися волнами. Элджернон тем временем придвинул к столу еще одно кресло.
- Да, спасибо, - вновь поклонился гость и сел за стол. - Чай? Да, конечно, горячий и без сахара. Сушки? Несомненно, и варенье тоже. Благодарю вас.
Леобальд Таммер изящной серебряной ложечкой положил варенья в крохотную хрустальную розетку, отхлебнул горячего ароматного чая и откинулся на спинку кресла.
- Чай… Чайки… - мечтательно произнес он, осторожно, двумя пальцами держа тонкую чашку. - Хорошо тут у вас, на Рубеже. Идиллия.
Последнее слово он произнес с отчетливой иронией.
Хозяева продолжали выжидательно молчать.
- Ну да, - едва уловимой улыбкой сверкнул из-под усов Леобальд. - Конечно, я не чай пришел пить. Я хочу поговорить о делах.
- О делах? - переспросил дед Авессалом, приставляя ладонь к уху. - О каких таких делах, молодой человек? Вы чаек-то пейте, пейте, сушки кушайте. О делах не говорят за едой.
- И то верно, - поддержала деда Клара. - Варенье вкусное, сама варила. Мои-то едят и нахваливают, ох, нахваливают.
Клара даже заулыбалась, гордясь своим вареньем.
- Верю-верю, - торопливо произнес гость. - Но, полагаю, останавливаете вы нашествие Темного Властелина отнюдь не вареньем, не так ли?
- Конечно, нет, - согласился с ним Элджернон. - Там все по-другому, уж поверьте нам. Но варенье играет в этом не самую последнюю роль.
- Ну что вы мне про варенье! - неожиданно взорвался Леобальд. - Ну как, как варенье может помочь отразить нашествие Темной Империи? Что вы мне какую-то ерунду скормить пытаетесь?!
- Мы вам, дорогой гость, - резко ответила Клара, - скормить пытаемся не ерунду, а сушки и мое фирменное варенье. Но если о варенье вы говорить не хотите, что ж - извольте о делах, сударь наш… Десница Света.
В последние два слова Клара вложила все, что когда-либо в жизни думала о хлыщеватых молодых людях с претенциозными прозвищами.
- Хорошо, - успокаиваясь, сказал Леобальд. - Я пришел поговорить с вами о том, как уничтожить Темную Империю.
- Уничтожить? - удивленно переспросил Элджернон. - Зачем?
- Как зачем? Как зачем?! - гость вскипел как чайник. - Не будет Империи - никто не будет нападать на Рубеж, разве не понятно?
Дед Авессалом задумчиво покачал головой и шумно отхлебнул чаю.
- Так-то оно так, - протянула Клара.
- Только… - добавила Мария-Роза, но дальше не произнесла ни слова.
- Как у вас все просто получается, - сказал Элджернон. - Уничтожьте Империю, и настанет тишь да гладь.
- Конечно, - заявил Леобальд. - Ведь это очевидно: не будет Империи - не будет войн. Не будет войн - будет счастье, мир и покой.
- Позвольте напомнить вам, сударь, - сухо проговорила Клара, - откуда берется население той самой Темной Империи.
- Как откуда? - перебил Клару гость. - Как и все прочие люди, их мамы рожают.
- Не совсем так, ох, не совсем. Вы забыли, дорогой гость, что Рубеж изначально был задуман не только как защита от нашествий с той стороны. Рубеж - это, если хотите, фильтр. Он пропускает людей беспрепятственно, но только в одну сторону. Тебе не нравится, как складывается жизнь, тебя кто-то обидел, ты считаешь, что люди вокруг живут не так, как надо, тебе не хватает свободы - и тебя никто не держит. Так ведь, сударь наш Леобальд?
Тот кивнул, соглашаясь.
- Любой, ох, любой человек может сесть в седло и уехать на восток, туда, - Клара махнула рукой в сторону окна, за которым таяли в туманной дымке далекие горные отроги. - Человек свободен, и если он хочет чего-то другого, не того, чего желают остальные, он всегда волен уйти и строить жизнь так, как нравится ему и только ему. Чем они занимаются там, на востоке, это уже не наше дело.
- Как это не наше! - снова перебил старушку Леобальд. - Да они же…
- Помолчите, сударь, - прервала его Клара.
Она вскочила на ноги, уперла маленькие пухлые ручки в бока, но совершенно не выглядела смешной или несерьезной.
- Вы пришли говорить с нами - так извольте и нас слушать, не перебивая. Так вот, у людей, там, в Империи, есть свое право на свободу, и они могут быть свободными сколько угодно. Там, у себя, за пустыней, за горами. И мы не будем им мешать. Но когда они снова соберут войска, решив, что хотят принести свою свободу нам и тем, кто живет за Рубежом, - вот тогда мы, как всегда, остановим их. Любой ценой. Мы не будем уговаривать их и упрашивать остановиться. Если они придут с мечом, то от меча и погибнут. Так будет всегда, сударь Леобальд, но никогда, слышите, ох, никогда Рубеж не двинется на Империю.
- Но почему? - удивленно спросил Леобальд. - Я все равно не понимаю - почему? Хотите, могу по слогам сказать это слово - по-че-му?
- Потому что у них действительно есть право быть свободными, - пояснила Клара. - Пусть их представление о свободе не такое, как наше, пусть на самом деле - и мы с вами это прекрасно знаем, ох, слишком даже прекрасно - их свобода оборачивается мундирами и маршами, так вот, пока их свобода не задевает нас, пусть играют в нее, сколько хотят. Пусть носятся со своей Тьмой, пусть доказывают нам и друг другу, что не бывает Света без Тьмы, что только во Тьме настоящая романтика, что одна лишь Тьма делает человека действительно свободным. Тот, кто поверит, - уйдет, и мы никого не будем держать. Но обратно вернется лишь тот, кто придет один и без оружия.
- А еще мама не сказала, - добавил Элджернон, - что если уничтожить Империю, то никуда не исчезнут все те люди, которые каждый год уезжают на восток. Не будет Империи - они останутся среди нас. С теми же мыслями и с теми же идеями. А многие станут совершать те же поступки.
- Да, - добавила Мария-Роза, стараясь не встречаться глазами с пылающим взглядом Леобальда. - Давайте будем честными: если уничтожить Империю, она, на самом деле, никуда не исчезнет. Империя просто поселится здесь, и та Тьма; с которой вы призываете бороться именно такими методами, будет жить рядом. По соседству. Будет ходить к нам в гости, звать нас на чашку чая, жениться на наших детях. И постепенно мы сами станем Темной Империей.
Все замолчали.
- Ну знаете ли, - потрясенно пробормотал Леобальд по прозвищу Десница Света. - Это очень необычный взгляд на вещи. Очень, знаете ли, необычный. Но как вы можете рассуждать так? Вы же светлые, вы должны бороться с Тьмой…
- Как-как ты нас назвал? - переспросил глуховатый дед Авессалом. - Светлыми? Мы, сударь Леобальд, не светлые. Мы - добрые. То-то же.
И в это время скрипнула дверь.
В гостиную едва слышно скользнула девушка, темноволосая, зеленоглазая. Простое коричневое платье явно было подобрано для нее наспех. Девушка смотрела настороженно, словно каждое мгновенье ожидала какого-то подвоха.
- Можно… - тихо начала она.
- Конечно, девонька, - засуетилась Клара. - Проснулась наконец-то, бедняжка? Элджернон, бездельник, быстро кресло. Мария-Роза, тарелку. Дед, передай сюда вон ту кастрюльку, да-да, именно эту, с красной каемочкой. И сковороду прихвати тоже. А ты, милая, заходи, садись и ничего не бойся. Ох, ничего, я это тебе серьезно говорю. Лучше тебе? Голодная небось?
На слове "ничего" Клара сделала ударение.
Девушка опасливо кивнула, приближаясь к столу. Леобальд глядел на нее во все глаза.
- Она - оттуда? - прошептал он так громко, что услышали все.
Девушка остановилась. Всех обитателей дома Доннерветтеров она уже видела вчера, когда пришла в лес Рубежа после побега из Темной Империи и недельного блуждания по пустыне, но этот человек был ей незнаком, и она смотрела на него с подозрением.
- Не стой, садись, - снова заворковала Клара. - Садись, девонька, не обращай внимания на этого молодого человека.
- Да-да, - проворчал дед Авессалом, - не слушай его, девонька. А вы, сударь Леобальд, ее не смущайте. Оттуда, отсюда - какая разница. Главное, теперь она с нами.
- И вы ей верите?! - гневно взвился Леобальд Таммер. - Да она же… Да вы… Она вас при первой возможности отравит или горло во сне перережет, одному за другим. Это же наверняка какой-то умысел! Они в Темной Империи все такие. Властелин прикажет - они выполнят.
Девушка все же подошла к столу, одной рукой оперлась на резную спинку кресла, накрыла узкой ладонью круглый, выглаженный мастерством резчика и течением времени набалдашник. Полуприкрыв глаза, нырнула другой рукой в вырез платья и рывком сдернула с шеи тонкую цепочку, на которой висел небольшой плоский медальон. Бросила блеснувший медальон на стол, он глухо стукнулся об отполированную столешницу.
- Что это? - удивленно спросил Элджернон.
- Яд, - без всякого выражения, как механическая кукла, ответила девушка. - Внутри медальона - яд. Чтобы вас отравить. Мне так приказал Темный Властелин. Правда. Но я не буду. Не хочу. Можно, я теперь пойду?
- Куда? - удивленно спросила Клара, даже не глядя на медальон.
- Обратно. В Империю. Я на самом деле бежала оттуда не сама, мне приказали.
- А… - недоуменно проговорила Мария-Роза, - как же насчет того, чтобы покушать? И чай? Варенье - пальчики оближешь. И сушки тоже…