Наши солдаты уже были на ногах и смотрели на противоположный берег недоумевающими глазами: в честь чего в лагере врагов такая суматоха. Я отдал ряд команд и пока одевался, услышал приказы лейтенанта швейцарцев, выстраивающего в боевой порядок своих солдат. Затем, подозвав Уильяма Кеннета, отдал ему приказ: готовиться к бою. Дождавшись лучника с палкой, на которой висела белая тряпка, я вышел на берег в его сопровождении. Ждать мне пришлось недолго: спустя несколько минут на противоположный берег вышли офицеры противника в полном составе.
- Ваш командующий у нас в гостях!! - закричал я. - Так что ждите, пока закончатся переговоры!!
У половины офицеров от подобного заявления отвисли челюсти, и только один из них догадался спросить:
- Командующий не ранен?!!
- Он в полном здравии, чего и вам желает!! Сейчас он беседует с графом Анжело ди Фаретти!!
- Мы хотим его видеть!! - закричал итальянский офицер в изукрашенном золотом и серебром панцире.
- Как только закончатся переговоры, вы его сразу увидите!! Подождите еще немного!!
Я специально сбивал их с толка, вкладывая в их головы мысль, что командующий чуть ли ни сам явился на переговоры. Для меня было главным, чтобы никому из них не пришла мысль, что самый лучший способ вернуть их предводителя - атаковать нас. Оставив офицеров Буанаротти в полном недоумении на берегу, я отправился обратно к шалашу графа. Оба командующих, тем временем, взяли себя в руки и спокойно разговаривали. Да и вино, которое нашлось у графа, сыграло свою роль. Когда я подошел, они прервали свою беседу и выжидающе уставились на меня.
- Извините меня, что прерываю вашу беседу, но офицеры господина командующего, - я сделал почтительный кивок в сторону Буанаротти, - хотели бы его видеть, причем как можно быстрее.
Командующий вражеской армии повернул ко мне голову. Только сейчас у разведенного костра я его смог толком разглядеть. Мощное тело, чуть заплывшее жиром. Правильные черты лица. Густая черная борода, ложившаяся ему на грудь, вместе с копной таких же густых волос напоминала гриву льва, а глаза внимательные и холодные, только подтверждали его хищную натуру.
- Мы слышали, что ты там кричал, поэтому зря повторяешься, - его голос был холоден и сух. - Скажи им, чтобы прислали солдата с моей одеждой! И вина. Пусть пришлют вина!
- Сейчас я отдам приказ, - коротко поклонившись, я вышел.
Я снова подошел к шалашу, когда Буанаротти переоделся, и теперь они вместе с графом обсуждали создавшееся положение. Оба были недовольны сложившейся ситуацией, и это явно чувствовалось в раздраженном тоне, что у одного, что у другого.
- Ваши офицеры собрались на берегу, господин командующий.
Но тот даже не посмотрел в мою сторону.
- Анжело, я еще раз говорю: я не согласен на твои условия!
- Хорошо Джакопо! Я чувствую свою вину за случившееся, и поэтому иду на уступки. Ты возвращаешь нам пленных без выкупа, отдаешь часть обоза с продовольствием, а затем даешь спокойно уйти.
- Хм! Ладно! Договорились! Теперь пусть твой шпион проводит меня до брода. Я отдам распоряжения своим офицерам, после чего мы вернемся к нашему разговору и вину.
Не успели мы отойти от шалаша полтора десятка шагов, как Буанаротти спросил меня:
- Граф, сказал, что ты англичанин?
- Англичанин.
- И дворянин?
- Дворянин.
- Как же ты, человек чести, решился на подлое дело?
- На войне все средства хороши. Слышали?
Джакопо Буанаротти даже остановился.
- Как ты сказал? Все средства хороши? Даже так. Гм! Я запомню их. И запомню тебя. Если ты когда-нибудь попадешься мне в руки, то не обессудь. Свой сегодняшний позор я вымещу на тебе сполна!
Хотя он говорил тихо и вроде как спокойно, но было нетрудно услышать прорывающиеся нотки тщательно скрываемой злобы. Я ничего не стал отвечать, чтобы лишний раз не раздражать его, поэтому оставшийся путь мы проделали молча. При подходе к броду он заметил два десятка лучников, приготовившихся стрелять, и решил снова поддеть меня:
- Меряешь всех на свой подлый манер? Боишься, что сбегу?
Я сначала посмотрел на противоположную сторону реки, где выстроились его офицеры, и только затем повернулся к нему.
- Нет. Не боюсь. Мои парни не для этого здесь стоят.
- А для чего? - Буанаротти уже с интересом посмотрел на меня.
- Отсюда до противоположного берега,... ярдов сорок пять - пятьдесят, а боевые луки бьют до двухсот ярдов. Так же хочу заметить, что стрелы, которые сейчас воткнуты, перед ними, в землю, имеют наконечник, похожий на иглу или шило. Он длинный, узкий и тяжелый. Легко пробивает кольчугу, а при удачном попадании под прямым углом - стальные латы. Посмотрите! Все ваши офицеры сейчас в кольчугах. И еще. Все мои парни - опытные лучники, способные не только выпустить шестнадцать стрел в минуту, но и направить их туда, куда они захотят. На этом расстоянии они загонят стрелу в любую точку тела ваших офицеров, особенно когда они так хорошо подсвечены факелами. Вот я и думаю: может попробовать наше поражение превратить в победу. Как вы думаете, господин командующий, что будет с вашей армией, если она останется совсем без офицеров?
Мои слова стали своеобразной местью на его неприкрытую угрозу. Сейчас я не без удовольствия смотрел, как изменилось выражение лица Буанаротти, искаженное растерянностью и страхом.
"Впрочем, я бы тоже, возможно, испугался, скажи мне подобное!".
- К чему эти слова?!
- Просто предупреждение.
- Предупреждение? - Он еще раз обежал взглядом лучников, готовых к стрельбе. - Не понимаю. В чем его смысл?
- Если ваши капитаны задумают нечто плохое и мне станет об этом известно, я снова вас выведу на переговоры, а затем подам знак.
- Вы опасны, как ядовитая змея, капитан! И так же непредсказуемы, а значит, вдвойне опасны.
- Благодарю вас за теплые слова, господин главнокомандующий, а теперь дайте соответствующие указания своим офицерам.
После этого неудачного похода, я участвовал еще в двух военных компаниях. Если одна из них принесла мне только тяжелое ранение, после которого я провалялся на кровати около месяца, то в другой отличился и помимо раны, получил личную благодарность от маркиза д"Эсте, вместе с сотней золотых монет и мечом в богатом исполнении.
Я командовал отрядом, шедшим на соединение с основными силами. Он должен был усилить основные силы нашей армии, но благодаря тактической ошибке, прибыв на место назначенной встречи, я оказался в непосредственной близости от противника. У меня было под началом две сотни легкой конницы, сотня моих латников, двести стрелков и обоз. У меня была возможность уйти, бросив лучников и обоз, но я не собирался бросать людей на произвол судьбы. Быстро прикинул позицию. Невдалеке протекала речка Каче. Я не знал, есть ли поблизости брод, зато знал, что это быстрая и глубокая река. Если бы я даже рискнул через нее переправиться, то это требовало намного больше времени, чем врагу нас настигнуть. Единственное, что вселяло какую-то надежду, то это была пара холмов плавно переходящих в утес, стоящий на самом берегу. Не раздумывая, я повернул своих людей в сторону утеса.
Мне еще крупно повезло, что вражеская армия в этот момент стояла лагерем, поэтому, когда проревели трубы, собирающие солдат, мы были уже на полпути к утесу. Я отдал приказ уходить своим латникам и итальянскому капитану, командующему двумя сотнями кавалеристов, а сам вместе с лучниками форсированным маршем продолжил движение к утесу. Правда, я оставил себе два десятка латников. Во-первых, мне были нужны кони, чтобы втащить хотя бы несколько телег на холмы, а во-вторых, была нужна хорошо вооруженная пехота. Совместными усилиями лошадей и людей мы сумели затащить восемь опорожненных возов на середину утеса, устроив, таким образом, импровизированную крепость. Утес был достаточно крутой, и к тому же он зарос деревьями.
"Вражеским арбалетчикам придется потрудиться, чтобы попасть в нас, - сделал я вывод, оглядев наскоро нашу позицию. - Еще бы пехоты, хотя бы человек сто. А так.... Ладно! На нет - и суда нет!".
Конный отряд противника, посланный за нами в погоню, сгоряча ринулся в атаку, но, попав под смертоносный ливень английских стрел, растерял охотничий азарт и убрался на безопасное расстояние. Только спустя час к холму подошла пехота и арбалетчики. Сначала нам предложили сдаться, после того как мы отказались, офицеры устроили совещание. Я прикинул на глаз, кто мне противостоит. Порядка четырех сотен легкой кавалерии, триста копейщиков и около полутора сотен арбалетчиков.
"Если с этими силами они решат меня атаковать, то их можно смело назвать дебилами. Стремительной конной атакой не возьмешь, для лошадей уж больно крутой подъем, а пехоту, при меткости моих стрелков, можно положить здесь всех до одного человека. Но если они нас решат заблокировать здесь, то через трое суток нам придется сдаться. Однозначно. Воды хватит на сутки - двое, а провизии, что успели втащить,... тоже... двое суток. При хорошей экономии. Зато стрел - на три хороших штурма хватит. С другой стороны им невыгодно сидеть под скалой, так как это свяжет часть войск и привяжет армию к этой местности. Единственный выход - нагнать сюда солдат и взять нас штурмом".
Совещание затянулось. Судя по тому, что был отправлен гонец в сторону лагеря, они так ничего и не решили. Прошло еще полтора часа, как прискакало подкрепление. Каков был получен ответ, я понял, когда приискавшая сотня тяжелой конницы, начала спешиваться. Помимо отряда латников, вместе с ними прискакало два десятка рыцарей, закованных в доспехи, в сопровождении телохранителей. Сверкающие латы, разноцветные плюмажи, шелковые плащи с гербами владельцев, падающие с плеч. Не успели рыцари слезть с коней, как каждого из них окружили телохранители.
"Блин! Тяжелую технику решили вход пустить! Одна радость, что они легкую кавалерию пока решили к делу не пристегивать".
Настроение при виде готовящегося к штурму отряда у меня резко упало. Бой предстоял тяжелый. Если рыцари доберутся до возов и закрепятся, то арбалетчикам ничего не будет стоить нас перестрелять. Мы не можем отступить и не можем пойти в атаку, даже если отбросим врага.
Командиры лучников тем временем распределили своих парней по местам. В это дело я никогда не вмешивался, а вот латников разделил на равные части.
- Игнацио, возьмешь десять латников и станешь на левом фланге! Я возьму правый!
- Слушаю, мой господин!
Телохранитель, взяв людей, пошел к своему краю возов. Я с остальными латниками стал на правом фланге. Расставив солдат, стал за возом и стал наблюдать, как железная колонна медленно и неуклонно стала подниматься наверх, к нам. Впереди шли рыцари, за ними - телохранители и латники. Сразу вслед за ними арбалетчики, а чуть погодя - копейщики. От вида, идущего на нас врага, у меня по спине пробежал легкий холодок. Правая рука инстинктивно нащупала рукоять меча, готовая выхватить его в любой миг, другая рука тем временем закрыло забрало шлема. Теперь я был готов встретить врага во всеоружии.
Прошло около пяти минут напряженного ожидания и в воздухе зажужжали арбалетные болты, с громким стуком впиваясь в борта возов и щиты. Среди лучников раздались крики боли и стоны. Слыша их, я невольно подумал: - А сколько из нас доживет до заката? И буду ли я в их числе? Дьявол!".
В моих мыслях не было сожаления, ни упрека самому себе. Я сделал то, что должен был сделать. Или как бы сказал наемник: еще раз сел играть со смертью в кости. Мне столько приходилось видеть вокруг себя проявлений смерти, порою ужасных и диких, да и профессия солдата, настолько с ней тесно связана, насколько это вообще возможно, что к старухе с косой стал относиться к ней относительно спокойно, без особого поклонения.
К тому же я в достаточной степени врос в это время, чтобы воспринимать жизнь как она есть, а значит, сражаться, пока хватит сил, и если надо будет умереть - умрет. Мой фатализм не был наигрышем, он был для меня таким же естественным, как зелень травы, под ногами, как шум и плеск речного потока, как обжигающие лучи солнца.
Загудели тетивы, и воздух наполнился свистом летящих стрел. Упал латник, за ним другой. Телохранитель словно споткнувшись, полетел боком на землю, дико крича. У него из колена торчала стрела. Еще один латник резко остановился, словно наткнувшись на невидимую стену, затем упал навзничь на траву, со стрелой, торчащей из глазницы. Тетивы луков пели теперь, не переставая. Несмотря на то, что копейщики и арбалетчики шли сзади, им досталось не меньше. Я насчитал не меньше двух десятков трупов и тех и других, которые усеяли склоны холма.
Первую потерю понесли рыцари. Я не видел, как это произошло, но радостный вопль одного из лучников заставил меня пробежать глазами шеренгу наступающих из конца в конец. Только тогда я увидел в пятидесяти ярдах от меня лежащего на спине рыцаря, из забрала которого торчала стрела с опереньем из белоснежных гусиных перьев. Рядом с ним лежали два телохранителя и несколько латников. Даже смерть, полностью закованного в железо, воина не только не заставили врага заколебаться, наоборот, они еще больше разъярили его.
- Святая матерь Божья!! - взревел рыцарь, на щите, которого красовался единорог, и ускорил шаг. - Руби псов поганых!!
- Без пощады!! - подхватил другой рыцарь с желто-красным плюмажем на шлеме. Их выкрики подхватили идущие сзади солдаты, хотя голоса звучали глухо и хрипло, но в них явственно чувствовалась хлещущая через край ярость.
Снова полетели арбалетные болты. И в наших рядах раздались крики и стоны. До нас врагам оставалось не более двадцати ярдов. Я выхватил меч и уже был готов броситься в бой, как шедший на меня рыцарь рухнул со стрелой, пробившей забрало. Почти одновременно рядом с ним на землю рухнуло тело одного из телохранителей со стрелой в горле.
"Все! Вперед! - скомандовал я сам себе и бросился на врага.
Уйдя от замаха двуручного меча, рубанул по латным перчаткам рыцаря. Крик боли и меч, выпавший из его рук, сказали мне, что удар достиг цели. Рыцарь взревел, но теперь в его крике была не боль, а ярость дикого зверя. В слепом неистовстве он попытался броситься на меня с кулаками, но удар щита сбил его с ног, причем так удачно, что он рухнул прямо под ноги набегавшим на меня вражеским латникам. Один из троих солдат не удержался, потерял равновесие и упал на распростертого рыцаря, двое других замешкались, тем самым, дав мне возможность их атаковать. Первого из них я просто рубанул наотмашь и как только почувствовал под клинком хруст разрубаемого металла и треск кости, тут же развернувшись и отведя руку, сделал прямой и резкий выпад в сторону второго своего противника, уже замахнувшегося на меня мечом. Острие клинка, пробив кольчугу, на четверть вошла в его внутренности. Солдат захрипел, попытался отшатнуться, но, не удержавшись на ногах, с протяжным стоном упал боком на траву. Не только мы убивали, но и несли потери. Латник, сражавшийся рядом со мной бок обок, пораженный мечом в шею, захрипел и рухнул ничком на траву. Еще двое моих солдат лежали среди тех, кого они успели сразить перед своей смертью, но это было то, что я мог видеть перед собой и понимал, что это только малая часть наших потерь.
В какой-то момент круговерть боя перемешала нас всех. Стрельба тут же прекратилась из-за боязни попасть в своих. Теперь в воздухе был только слышен лязг доспехов, звон клинков, крики и стоны раненых и умирающих. Они словно злобные псы, спущенные с поводка, рвались к нашим глоткам. Не будь цепочки возов, они бы нас давно уже опрокинули. Так продолжалось до момента, когда я инстинктивно понял, что еще немного и нас сомнут. Ранив наседающего на меня латника, я отскочил назад и закричал изо всех сил:
- Святой Георгий!!
Сотня лучников, до этого ожидавших моего крика, с мечами и топорами в руках, хлынула, словно волна на врага, прямо через возы. Они прыгали на вражеских солдат сверху, валили их на землю и резали как скот.
Не знаю, сколько времени прошло, но в какой-то миг противник дрогнул и побежал. В этот миг я рубился с рыцарем, на щите которого красовался красный грифон. Уловив удобный момент, я обрушил свой меч на шлем рыцаря. Лезвие срубило яркий плюмаж и смяло шлем на его голове. Он пошатнулся, хрипло закричал, но мне было не до него. Ударом щита я отбросил его в сторону и ринулся вперед. Латник, кинувшийся мне наперерез, в какой-то момент споткнулся и рухнул на залитую кровью траву со стрелой, застрявшей в глазнице. Копейщики и арбалетчики уже бежали вниз по склону, латники медленно отступали, пытаясь сдержать наш натиск. В этот самый момент полтора десятка лучников вскочили на возы и начали стрелять поверх наших голов. Отступление сразу переросло в паническое бегство. Мы бежали за ними следом и разили врага в спину. Зарубив латника, я остановился и осмотрелся. Опасность была налицо: часть лучников слишком уж увлеклись погоней. Еще немного....
- Назад!! Быстро назад, безмозглые идиоты!!
Подножие утеса было усеяно трупами врага, но и нам досталось. Стеганые и кожаные куртки стрелков плохая защита от тяжелого меча. Тридцать семь лучников и двенадцать латников были убиты или умирали. Погиб и Сэм Уилкинс. Раненых было почти в два раза больше, правда, в большинстве своем ранения были легкие. Досталось и мне. Щит был расколот, доспехи в нескольких местах рассечены, забрало сорвано.
Пока лучники собирали стрелы и перевязывали раны, я разбирался с двумя пленными рыцарями, которых захватили лучники. Оба, несмотря на свое положение, были напыщенны и высокомерны, выпячивая свою древность рода, многочисленные поколения предков и гербы, полученные чуть ли не от Александра Македонского. После десяти минут подобной беседы у меня появилось желание вздернуть их обоих на крепком суку, но ограничился только тем, что приказал их связать.
Затем мы начали готовиться к новому штурму. И он не задержался. Враг, усиленный двумя сотнями алебардщиков, пошел на штурм. Сейчас мы не стали цепляться за возы, и как только первая волна солдат достигла нашей импровизированной крепости, я отдал приказ отходить на вершину утеса. Второй рукопашной схватки мы бы просто не выдержали. На утесе росло два десятка деревьев, среди которых мы заняли оборону.
В первой линии обороны стоял я с Игнатом и шестью оставшимися в живых латниками.
За нами выстроились редкой цепочкой в четыре шеренги лучники, что давало им возможность свободно поворачиваться и пускать стрелы. Склон был достаточно крутой, что позволяло им стрелять поверх наших голов. К тому же мы были защищены с флангов крутыми склонами. На этом наши плюсы кончались и шли сплошные минусы. После двух отбитых атак, у нас закончились стрелы, а раненых и убитых было столько, сколько осталось способных держать в руках оружие. Я был ранен во время второй атаки. Меня спас и утащил за спины лучников Уильям Кеннет, а Игнацио прикрывал его отход.