- …мне тогда лет восемь было. Или семь? У нас на ферме, знаешь ли, не принято было годочки отсчитывать. У меня было пятеро братьев и сестер. Сейчас уже и не упомню, как их всех звали. Я была самая резвая, - Эле слабо улыбнулась, взболтала остатки ширитти в кувшине и вылила в чашку. - Да, я была быстроногой соплячкой. Гоняла по прибрежным балкам как коза и больше всего любила ловить раков в озере. Никаких нав, водяных змей и токолошей я тогда не боялась. Бродишь себе по пояс в воде, шаришь под корнями. Главное, пальцем в клешни не попасть. Раки ленивые, что твой Вас-Вас. Мне везло. Братишке две фаланги на левой руке рачище оттяпал. В общем, выкинешь этого пятнистого гада на берег, там сестренки уже костер разводят. Жрать мы всегда хотели. Запекали раков прямо в панцирях. Мать котелок нам никогда брать не позволяла. И вечно крику дома было, когда мы на озеро удирали. Полоть нужно было, жуков с грядок собирать. Ну, не важно. Просто помню, вот идешь в воде, поджидаешь, когда под пальцами шишковатый панцирь окажется. Хватаешь рака двумя руками, от натуги мышцы чуть не лопаются, - лишь бы до берега дошвырнуть. В том раке весу как в каннутском петухе. Нравилось мне такое лихое занятие. Солнце спину печет так, что аж кожа шипит. Дождей не помню. Не было тогда дождей, что ли?
Продали меня почти случайно. Ну, как продали - в обучение отдали. На реке караван остановился. Что-то там у них на одной из барок стряслось. Встали лагерем недалеко от нашей фермы. Родители взяли мешки с кукурузой и орехами, поехали продавать. Продали. Заодно и меня сторговали. Приглянулось купцу, как я шустро отцу помогала мешки на лодку перегружать. Отца подозвал. Заставили меня рубашку поднять. Ну, я тогда худая была, но кожа ничего, гладкая и без изъянов. В рот мне заглянули, зубы проверили. Три "короны". Отец было торговаться начал. Мать всхлипывает, но ему шепчет - мол, отдавай, когда еще такая удача подвернется? К следующему году у дуры Эле точно пальцев не будет хватать, кто ж ее тогда возьмет? Я тогда и удивиться не успела. Столько чужого народу кругом. Барки громадные. Купец улыбается, город обещает показать.
В общем, за свою прыткость и страсть к рачьему белому мясу оказалась я на борту барки. Родителей я не сильно-то виню - по тем временам "короны" полновеснее были, много на них чего купить можно было. Но плакала я на той барке. Отец-то думал, что купец меня для собственной забавы сторговал. Да не угадал отец. Никто меня не мучил, к блудодейству ночному не принуждал. Наоборот, и кормили хорошо, и рубашку поновее дали. Купец мне про город рассказывал, радовался, что я все быстро схватываю. Наверное, с месяц мы по Оне тащились, так что я про дом родной под конец путешествия почти и забыла.
Ну, Каннут мне, соплячке, само собой, чудом показался. Стены, башни, людей просто тьма. Рот разинула, как ворона. Купец меня в Школу Перчаток отвел. Школа тогда у Старой Цитадели стояла. Сейчас ее уже закрыли. Купец, в отличие от мамашки моей, поторговаться умел. Уж не знаю, сколько он за меня выручил, но внакладе точно не остался. Покупать меня не очень-то хотели - тогда на чернявых моды не было. В Каннуте черноволосых и без меня полно. Ну, рассмотрели-то меня там хорошенько, чуть наизнанку не вывернули. Решили, что такую здоровую малолетку еще поискать. В общем, попала я в Школу. Честь по тем временам немалая. Многие из горожан мечтали туда своих девчонок пристроить. Да только в Школе таких, как я, предпочитали - чтобы ни роду ни племени. Без вопросов-запросов, без ответов, без сложностей.
Что такое Перчатка? Прислуга умелая. Нянька, годная и для сопляка, у которого еще молоко на губах не обсохло, и для старикашки, что больше уже с богами, чем с людьми, беседы ведет. Еще Перчатка - шлюха, ни в чем хозяину отказа не дающая. Любовница нежная, догадливая. Собеседница, которая лишнего слова не ляпнет. Еще кукла редкостная, которой перед людьми похвастать можно. И главное - телохранительница, которая жизнь за своего господина отдаст не моргнув.
Честь, позор, блуд, повиновение, роскошь да красота - это для Школы одно слово, одно понятие. Перчатка, она и есть перчатка. Перчатки - те, что на руки натягивают, там, в Школе, опять же, первый предмет необходимости. Нежные ручки нам, девочкам, никак портить было нельзя. Что оружие держишь, что поводья, - пальчики твои холеные потом господину и в постели понадобятся. Уж какие мозоли здесь могут быть?
Жилось там хорошо. Подушку я там первый раз увидела. Еда регулярная, вкусная. Что за чудо такое - массаж и баня, узнала. Подружки появились. Холили нас, лелеяли. В невинные шкурки наши немалые денежки вкладывали. Но и требовали многого. Я по глупости думала, что бегаю быстрее всех на свете. Как же, едва в середине держалась. Кольчугу чистить научилась. Ножи прятать. Улыбаться благородно. Вино без клякс на скатерть в кубки наливать. Язык за зубами держать. Вот это у меня лучше всего получалось. Я и раньше не из болтливых была. Вообще, весело там было. Целоваться я быстро научилась. И еще многому. Ты, Даша-Аша, можешь краснеть, в темноте все равно не видно. Было так было. Не жалею.
Ну, смущать тебя больше не стану. Через четыре года меня первый раз на смотрины выставили. Скромничать нечего - было что предложить. Ростом я тогда уже повыше тебя теперешней была. Взрослого мужика могла в мах с ног сшибить. Только нужды в этом особой не возникало - большинство мужиков сами валились, лишь бы я рядом прилечь согласилась. Нанять меня долго никто не мог - не потому, что желающих не находилось, а потому, что Школа много серебра за меня запрашивала. Большие надежды на нас хозяева возлагали. Трое нас было - Либан, блондинка на год меня старше, Ан, моя ровесница, и я. У Ан была смуглая кожа, я такой смуглявой шкурки больше в жизни не видела. За цену нас троих тогда можно было и половину товаров Пристани сторговать.
Ох и глупые мы были. Ведь не в рабстве жили. Захотели бы - ушли. Школа нас бы и не останавливала насильно. Престиж - там честных телохранительниц готовили. Да и попробовали бы силой остановить - мы втроем и сквозь королевскую гвардию проскочили бы. Так не было ума у девок. Каннут - центр земли, а мы лучшие Перчатки города. Фу, от гордости чуть попки не лопались. Мы ведь тогда свои перчатки только в купальне и спальне снимали. У меня их целый мешок был - и боевых, и для верховой езды, и чтобы за столом посидеть, кубок хозяину наполнить.
Ну и посчастливилось нам - всех троих взял принц Берн. Помню, как мы от восторга визжали, когда узнали, что расставаться не нужно…
Эле замолчала…
Даша сидела, подперев подбородок кулаками. Не слишком-то верилось. Ну какая из Эле амазонка-куртизанка? Вышибить дух хозяйка, конечно, может из кого угодно. Но разве ее в бархате или шелке можно представить? Хотя что-нибудь обтягивающее статной Эле наверняка пошло бы. Только какие здесь стрейч-платья?
Почему-то сидеть в тишине становилось еще печальнее.
- Он был хорошим хозяином, - пробормотала Эле. - Легкомысленным, нерасчетливым, но добрым. Он доверял нам, мы верили ему. Он был щедрым. Иногда я таскала на себе драгоценностей весом больше чем оружие. Я забыла, что простыни бывают не только шелковыми. Шла война. Ха, это больше походило на прогулки, что устраиваете вы с Лохматым. Охота, переговоры, боевые стычки - показательные, словно кукольные представления на ярмарочной площади. Снова переговоры. У Берна появлялись и исчезали настоящие любовницы. Леди, жены купцов, роскошные томные шлюхи. Но мы всегда были рядом с хозяином. Мне ничего не стоило задрать подол какой-нибудь уважаемой супруге лорда и удостовериться, что у нее там все нормально. Нет, ни я, ни девочки не зарывались. Мы всегда помнили, что придет время и нас сменят Перчатки посвежей, понежнее личиками и задницами. Но нам была обещана спокойная отставка. Никто и никогда не смел позориться и вышвырнуть Перчатку на улицу нищей и раздетой. Мы были уверены…
Кувшин был пуст. Даша встала и достала бутыль, оставленную доктором Дуллитлом. Коньяк предназначался для обработки ран, но сейчас Эле очень было нужно напиться.
- Спасибо, - хрипло сказала хозяйка. Хлебнула из горлышка, замотала головой: - Умеет ваш колдун лечить. Понимающий мужик. Да, когда-то мне казалось, что бывают понимающие мужчины. В один прекрасный день все кончилось. Сразу и навсегда, мы и икнуть не успели.
Мы тогда вышли вдоль одного из притоков Оны. Там есть уютная долинка - одни боги знают, сколько лет там наши всадники и воины Калатера выясняли, кто лучше сидит в седле. Там даже специальные площадки для лагеря всегда готовились. Короля с нами не было, старшим над войсками стоял наш принц Берн. Все шло как обычно. Сначала намечались переговоры. Законники постоянно выясняли суть претензий между нашими городами. Видят боги, я ни тогда, ни сейчас не знаю, в чем там, собственно, загвоздка. По-моему, и наш хозяин не знал. Что-то спорили насчет караванных путей и таможенных сборов. Должны же быть какие-то официальные поводы для развлекательного кровопролития? Ждали лорда-регента Дагда. Это сейчас он один из главных в Калатере, а тогда о нем еще мало кто слышал. А пока наш принц решил устроить охоту. Там водятся такие камышовые антилопы, жутко вкусные, когда их поджарят на вертеле.
Принца охраняли мы втроем, четверо гвардейцев и лорд-констебль. Остальная стража ушла с загонщиками. Места были всем знакомые, там вдоволь повоевал еще дед нашего короля. Мы двигались по-боевому. В кольчугах, с боевым оружием, только щиты у нас были легкие. Принц не любил, когда у его Перчаток появлялись потертости на плечах. Он всегда говорил, что от стрел и копий его прикроет гвардейская сотня. Ну а мы трое всегда заслоним его от скуки ночи. Но в тот день до ночи дожили не все.
Это был самый быстрый бой, в котором я участвовала. Не знаю даже, можно ли это назвать засадой. Они прятались у самой реки. Я ничего не почувствовала. Никто из нас ничего не почувствовал. Хотя должны были, нас учили чуять. Нападающих было четверо. И у каждого по два копья. Очень короткое оружие. Граненые иглы наконечников длиною с половину древка. Только что мы ехали, лорд-констебль рассказывал о новом лагере, и вдруг четверо из наших начали валиться из седел. Я быстрая, но я ничего не поняла. Из спины Ан, прямо между лопаток, торчало сияющее острие. Ан начала ложиться на круп лошади, а я все еще ничего не понимала. Те четверо чужаков поднялись из тростника. Они двигались неуловимо - вот тростник, вот они уже рядом. Просто тени, худые, мгновенные. Принц ехал впереди. Одна из теней ударила замершего в седле гвардейца и тут же уколола нашего хозяина. Жеребец принца шарахнулся, но клянусь - копье пронзило и бедро всадника, и бока скакуна, словно это была не плоть, а подтаявший воск. Я из седла прыгнула на одну из теней. Каким-то чудом попала, опрокинула тварь на землю, но она тут же вскочила, скользнула мимо. Этим тварям было наплевать и на меня, и на принца - они хотели убить лорда-констебля. Я только потом поняла: они просто перепутали и приняли его за принца Берна из-за хороших доспехов. Наш хозяин предпочитал охотиться налегке и в своем легком кожаном "джеке" показался им одним из слуг. Лорд-констебль помнил свой долг - схватил рог, чтобы позвать подмогу. Он не успел - один из нападающих ужалил его копьем в голову. Очевидно, отличный барбют все же помог - лорд-констебль только покачнулся в седле. Его конь взвился на дыбы, защищая всадника. Нападающим пришлось отшатнуться. Тут я напала на тварей сзади. Я была молода, быстра, преисполнена ненависти. Я не видела, как упала Либан, но я чувствовала, что обе Перчатки мертвы. Я хотела убивать. Но они просто расступились. Я им была безразлична. Лорд-констебль едва успел протрубить в рог, как они метнули копья, все четверо. На этот раз ни шлем, ни усиленная кольчуга лорду-констеблю не помогли. Конь рванулся в тростник, унося седока, пронзенного насквозь. Я тянулась мечом к этим проклятым худосочным теням. Достала одного… До сих пор не знаю, был ли он в доспехах - я ударила словно по камню, спрятанному под тонкой тряпкой одежды. Только камни не могут так быстро двигаться. Он исчез - не существо - расплывчатая тень. Меня ударили в спину. Ножи их были куда хуже копий - кольчуга спасла, только ребра захрустели. Я развернулась, но я двигалась вдвое медленнее их. Я едва увидела этот проклятый "клюв", успела подставить щит. Уж не знаю, что тогда хрустело - щит или мои кости. Вот дерьмо, до сих пор этот звук в ушах звучит. В общем, и щит, и моя рука разлетелись пополам. Но мне кажется, я еще и боли не ощутила, как нападающие исчезли.
Я добрела до принца. Он лежал, придавленный мертвой лошадью. Выставил оружие, но меч в его руке дрожал. Хозяин жалобно звал Либан. Она всегда была у нас старшей. Но слышать принца могла только я. Лошади убежали, люди были мертвы. Нашей Либан острие копья вошло в рот и вышло из затылка. Думаю, она не успела ничего понять. Счастливая.
Из ноги хозяина хлестала кровь. Будь я проклята, но я ничего не могла сделать. Я не могла высвободить его из-под лошади. Не могла даже перевязать. Рука моя, как сломанный сук, била по коленям, и от каждого движения у меня темнело в глазах. Единственное, что я могла сделать, - это сорвать с шеи Либан платок и прижать к продырявленному бедру принца. Он ругал меня, проклинал и все звал Либан и гвардейцев. Он очень-очень испугался, наш принц Берн…
Даша обняла хозяйку сзади, уткнулась лбом в темноволосый затылок:
- Нужно тебе вспоминать? Все было так давно. Рука у тебя будет как новая. Пора начинать новую жизнь.
- Да, - пробормотала Эле. - Дай мне чего-нибудь попить.
Даша принесла компоту. Глаза хозяйки влажно блестели в темноте.
- Все кончилось плохо. Особенно для меня, - едва слышно продолжила Эле. - Когда подоспели гвардейцы, началась паника. Даже не помню, почему так получилось. Я была не в себе. Даже на лошади сидеть не могла. Мы отступали. Лагерь бросили. Тела погибших бросили. Почему-то все думали, что принц Берн вот-вот испустит последний вздох. На нас вроде бы никто больше так и не напал. Но пока добежали до кораблей, должно быть, четверть войск отстала и пропала в прибрежных зарослях. Это было самое странное поражение армии Каннута за последние сто лет. Четыре тощих твари распугали все воинство. Из оставшихся в живых и видели-то противника только я да сам принц. До корабля меня везли как падаль, перекинув животом через седло. Наверное, я заслужила ту боль. Даша, я рыдала, как маленькая девочка. Как ты. Будь все проклято - меня не бросили только потому, что один из командиров гвардии относился ко мне… Ну, мы с ним бывали близки, до того как… До того как я стала рваной старой Перчаткой, не сумевшей исполнить свой долг.
- По-моему, ты сделала все как нужно, - прошептала Даша, прихлебывая прохладный компот. - Я ничего в боях не понимаю, но, если бы ты не прикрыла лорда-констебля, он бы не вызвал подмогу. Разве ты поступила неправильно?
Эле вздохнула:
- Откуда тебе знать и как тебе понять? Я поступила неправильно. Перчатка не должна участвовать в бою. Я жила как леди, носила серебро и спала на шелке, чтобы в нужный момент умереть прежде хозяина. Защитить своим телом, утешить своей великой преданностью. Как Либан и Ан. Разве должен был принц видеть меня с переломанной лапкой, уродливую и плачущую?
- Глупости. Разве ты виновата? Ты сделала все, что могла.
Эле покосилась на юную подругу:
- Ты судишь о том, в чем совершенно не понимаешь. Я была не солдатом, не охранницей и не наложницей принца. Перчатка - то, что защищает и лелеет хозяйскую плоть и рвется в первую очередь.
- Не согласна. Пусть я ничего не понимаю, но разве твои действия не были целесообразны? К поэзии и куртуазности та засада не располагала. - Даша яростно высморкалась. - Конечно, ты могла опуститься на колени и порадовать своего драгоценного принца ласковым отношением. Вдруг бы он от удовольствия забыл, в какое хреновое положение попал?
Эле хрипло засмеялась:
- Ну и бесстыдной же ты скромницей бываешь. Ты, Даша-Аша, еще той сучкой станешь.
- Может быть. - Девушка поморщилась. - Уж стать воительницей или Перчаткой у меня талантов точно не хватит. А что у вас дальше было?
- Ничего, - Эле передернула плечами. - Доволокли меня в горячке до Каннута. Воинский лекарь моей рукой и ребрами занялся. Ну, на руке уже нагноение случилось. В общем, спасибо, что не отпилил. Что он, собственно, коновал солдатский, умеет? Если бы мной королевский лекарь занялся, тогда, возможно, и с рукой иначе сложилось. Но королевские лекари да маги всей толпой принца выхаживали. Не до меня было. Да и недостойна я была благородной заботы.
Даша фыркнула:
- Свинское отношение. Гнусность и дикость.
- Все было правильно, - вяло возразила Эле. - Я стала никем. Понимаешь, нужно вовремя умирать.
- Странная это вещь - смерть, - неуверенно сказала Даша. - Попробуй ею поуправлять.
Они помолчали, глотая кисловатый компот. Потом девушка спросила:
- А что принц? Выздоровел?
Эле невесело засмеялась:
- А сейчас в замке кто сидит, кто королем готовится стать? Ты, Аша, совсем к жизни равнодушна. Разве можно имя будущего властителя не знать? Женился наш принц два года назад. А иметь Перчаток давно из моды вышло. После нас, неудачниц, богами проклятых. Плохо мы себя показали.
- Ты, Эле, прости, если твои чувства задеваю, - решительно заявила Даша, - но принц ваш просто скотина. Так нормальные мужчины не поступают.
- Нормальные? Это как? - заплетающимся языком поинтересовалась Эле. - Он - принц. Он Хозяином был. Это даже не мужчина - это вся наша жизнь, целиком и полностью. К тому же… Ему о драной Перчатке вспоминать не с руки было. Он тогда у реки… Испугался животом. От страха бывает. Но принцу вроде бы не пристало…
- Обделался? - изумилась Даша.
- Все. Забудь, - строго приказала хозяйка. - Болтаю я много. Давно не пила, а этот конь-як… Спать пора.
Даша помогла ей добраться до кровати. Эле вытянулась, и старое ложе заскрипело.
- Самое плохое, - прохрипела хозяйка, - то, что мне до сих пор по ночам Ан и Либан чудятся. По кровати рукой шарю, зову… Не слыхала?
- Нет, - прошептала Даша. - Ты иногда какого-то Фрика зовешь.
- Это конь мой был. Пропал тогда. Я его не меньше, чем сестричек, любила, - пробормотала Эле и засопела.