Все окружающее радиста-пулеметчика сбросило с пьедесталов вертикальности и положило плашмя. Никаких зданий, линий электропередачи или чего-то там еще твердого вокруг не имелось - только люди. Вот их и бросило. Поскольку они были не самыми жесткими из возможных предметов, голова Бюроса уцелела. Кроме того, навалившиеся сверху люди послужили щитом. Взбесившаяся воздушная стена наверху ломала, душила, давила, тащила, перекатывала и бросала. В сравнении с этим здесь, под слоем тел, было относительно комфортно. Можно было перетерпеть какое-то время, покуда все сестры и братья Взрывной Ядерной Реакции наиграются с городом и окрестностями всласть.
37
И Мировой Свет, и давным-давно удалившийся в неясные дали по непонятным смертным делам Выдувальщик Сферы Мира явно относятся к миноносцу "Гидийорум" с большим пиететом. Все-таки ядерный подрыв есть ядерный подрыв. Сколько было до специальной боевой части, когда она превратила ничем не примечательную точку пространства в гипоцентр? Явно не более полутора километров. "Континенталка", пусть и нового морского вида, попадает в цель только лишь с некоторой круговой вероятностью. Помещать в нее какие-нибудь десять килотонн - это попросту смешить врага. Значит, над головой должно было полыхнуть как минимум в десять, а то и в сто раз солиднее. Где обязаны были оказаться задрипанный, всего с двумя торпедными трубами, миноносец и подводная бандурина нового вида? Давно уж на материковом поднятии дна и, скорее всего, в виде сплавленных кусков металла. Ударная волна, а также образованное океанской воронкой цунами должны были их спрессовать, расплющить, а может, даже перекрутить как выжимаемое белье. Но вокруг - в море и воздухе - ныне уже тишь да гладь, а на этой глади все еще держит марку миноносец "Идущий впереди".
- Почему эти сволочи не сдаются?! - орет в ухо находящемуся рядом офицеру капитан-охотник Йои Лазым. Орет он потому, что абсолютно все вокруг, включая и его тоже, получили контузию. Те, кто остался в живых, понятное дело.
- Если не сдадутся в течение десяти минут, я их расстреляю! - снова орет Йои Лазым.
Похоже, командира "Идущего впереди" контузило все-таки прилично. Во-первых, он стал донельзя говорлив, что не очень соотносится с его характером и пережитым считанные минуты назад ужасом, а также развороченным миноносцем, похожим теперь на едва держащееся на плаву корыто. А второе, у него что-то не так с логикой. Речь-то ныне идет о горизонтально растянувшейся в воде чужой субмарине. Но выглядящему не лучше нее "Гидийоруму" совершенно нечем стрелять. Обе торпедные трубы деформированы, бомбометную машинку, размещенную на палубном возвышении, тоже сорвало с креплений, и задействовать оную невозможно. Разумеется, глубинные бомбы получится выбрасывать за борт вручную. Но кому в таком раскладе придется хуже?
Рядом с командиром уже не старпом Кэ Тадда, а срочно повышенный до старшего помощника Фрэн Казайя. Капитан-поисковик Тадда погиб: рухнувшее при взрыве оборудование и стойки проломили ему голову. Вообще на мостике уцелел исключительно Йои Лазым, иначе брать на себя командование пришлось бы кому-то из выживших офицеров. Фрэн Казайя - неплохая кандидатура. Неизвестно, сколько рентген и всего прочего они все заполучили, так что повышение лейтенанта до старпома - важная мера поощрения. Поощрять есть за что. Все-таки именно пулеметные машинки Фрэна ухандокали баллистическую ракету.
- Сдадутся, куда денутся, - бормочет командир имперского миноносца, похоже, исключительно для себя самого.
"Вообще-то, это совершенно не факт, - размышляет рядом командир поломанных пулеметных машинок. - Могут ведь и попросту утопиться. Дыру в этом морском чудище мы проделать успели. А потом была еще и "континенталка"".
38
Отставной радист-пулеметчик Бюрос-Ут совершает долгую пешую прогулку по северной Империи. С некоторой точки зрения, путешествие несколько однообразно. Конечно, он не посещает города и не любуется их уникальными архитектурными ансамблями. Ходит все больше по сельской местности. Ну что же поделаешь? Ныне Бюрос-Ут в курсе, что война приобрела несколько неожиданный аспект. Понятное дело, он и раньше догадывался, что атомная война - дело не слишком милое. Но как-то в последних конфликтах обходилось без бомбардировок крупных городов метрополий. Может, где-то в колониях и стерли с карты одну-две столицы, но мало ли что может происходить в слаборазвитых отсталых странах?
Ныне явно другое время и другие нравы. Надо сказать, Бюрос-Ут давно подозревал, что некоторые из членов Временного Оборонительного Союза еще не созрели для культурного сотрудничества. Особо в плане ведения войны. Все ж-таки есть какие-то правила. Ну типа того, что атаковать по возможности только военные объекты. Может, только иногда, если уж по-иному не получается, наносить сопутствующий ущерб гражданскому населению. Например: заводы, производящие оружие, являются целями, а вокруг них обычно расположены жилые кварталы. Конечно, требуется по возможности укладывать бомбы с максимальной точностью. Даже рисковать бомбовозом, спускаясь на низкие высоты. Но всякое бывает, сами понимаете… Кстати, не исключено, что противник делает эти застройки специально, дабы намеренно ставить врага перед серьезной моральной дилеммой.
А теперь все неправильно. Кто-то из Временного Союза воспользовался первичным успехом Его Величества Королевских военно-бомбовозных сил и начал сводить с Империей какие-то давние личные счеты. Да и вообще! Может, если бы не удары этих же союзничков, последовавшие, как выяснилось, сразу же за подавлением Крепости, северяне отказались бы от борьбы и приняли почетную капитуляцию. Ведь по планам ВОС следовало переждать, поглядеть на реакцию Империи. Но кто-то из Союза нанес удары тут же. Хотя вроде и северяне шандарахнули по коалиции своими "континенталками".
Ладно, не его, Бюроса, ума дело гадать над стратегиями. К тому же задним числом. Для него сейчас важны выводы. Точнее, один вывод. Против северной Империи ведется тотальная война на уничтожение. Атомная зачистка, так сказать. Соваться сейчас в города - чистое самоубийство. Он уже видел, что случилось с городом Мудреганом. Дальше без него, пожалуйста. Лучше бродить по запруженным, а порой необычайно пустым дорогам, перебиваться с едой и питьем, но не дохнуть от радиации среди развалин. Кроме того, отныне у Бюроса-Ута имеется цель. Не Мировой Свет знает какая, но хоть какая-то.
Он решил дойти до моря! Чем плохая задача? Все лучше, чем брести туда, куда волочатся голодные и все более дичающие толпы беженцев. Как-то эта трансформация, кстати, волшебно-быстро произошла. Буквально неделю назад все было чинно-благородно, даже с толку сбивало. Бесконечные кавалькады гражданских топтали грунтовки чуть ли не в ногу. Детишки не плакали без команды, дедули с бабушками раскланивались, шамкали что-то там о погоде и о лучшем способе приготовления кролей-ушастиков. Люди друг дружке помогали, делились водичкой, хлебали из общей посуды в меру. Даже военные патрули снижали скорость, делились хлебной горбушкой и заверяли в скором прекращении происходящего балагана.
Ныне все по-другому. Народ тырит друг у дружки консервные объедки. Кто понаглее, вообще изымает на глазах у всех, и грабеж среди бела дня никем не наказывается. Хотя, может, и наказывается. Бюрос-Ут видел в нескольких местах сваленные грудой трупы гражданских. Наказывают мародеров? Или просто имперские "хранители" взялись за свое обычное дело? Кроме того, повсюду вдоль дорог - трупы. Никто не закапывает. Какие-то жуткие, невиданные до того Бюросом собаки с тяжелыми круглыми головами бродят поблизости, нюхают. Любую кавалькаду беженцев можно не только видеть издалека, но и слышать. Дети беспрерывно орут благим матом, исключая тех, кто уже безнадежно охрип и просто неслышно всхлипывает. Молодые и не очень мамы мутузятся за глоток воды. А однажды на глазах Бюроса за молоко убили ветхую бабушку. Да и военные колонны с грузами. Теперь они, обгоняя бесконечные кавалькады, не только не замедляют ход, - наоборот, переходят на повышенную передачу. Порой давят зазевавшихся. А иногда кто-то колошматит из автомата, чтобы посторонились. Благо, покуда по воздуху.
Короче, брести с толпой противопоказано во всех смыслах. Психика не выдержит - раз. А два - не слишком далеко в будущем проглядывается людоедство. Лучше свалить загодя: Бюрос-Ут хоть и не полноват, но кому-то может показаться достаточно аппетитным.
39
Цунами-коммандер Биндж наблюдает апокалипсические картины будущего. Это не есть реальность, просто мозаика, выстраиваемая внутри его головы. Сам он занят спокойным, неторопливым делом - аккуратнейшим образом орудуя большими ножницами, чикает на куски прочитанную инструкцию. Клочки бумаги становятся все более и более микроскопическими, а число их растет в геометрической прогрессии. Что поделать, на подводных лодках запрещено использовать открытый огонь. Конечно, в нынешней ситуации следовать запрету попросту глупо, но привычка есть привычка.
Итак, перед внутренним взором Бинджа прокручивается следующая кинолента. Вражеские спасатели зачерпывают плещущихся в море сетями, используют лебедку и, наконец, хватают протягиваемые руки. Это есть ключевой момент - режиссерская удача. Камера наезжает. Крупный план. Рука вцепляется в руку, напрягается… Оба статиста, конечно же, без перчаток - те слишком скользят. Теперь… Еще более крупный план. Используем для показа микроскоп. Объектив надвигается. Видна негустая поросль волосков повыше кисти. Они увеличиваются в размерах: ныне это пальмы. Камера скользит ближе к пальцам. Это уже не пальцы вовсе - какие-то бурые поверхности. Ошметки грязи предстают терриконами. Но и такой параметр увеличения уже в прошлом. В деле совсем другой уровень. Пошла в ход мультипликация. Вот оно!
С поверхности на поверхность перетекли какие-то искусственно (для фильма) подкрашенные точки. Это и есть самое главное. Вирусы! Смертельные, быстро распространяющиеся и неизлечимые. Апофеоз! Притихший зал с кинозрителями замирает.
Потом все по накатанному. Никаких больше сложных операторских эффектов, работы с уровнем нанометров. Зараза стремительно распространяется по вражескому экипажу. Конечно, первыми начинают кашлять, харкать кровью, корчиться от болей выловленные из моря чужие подводники. На борту миноносца, конечно же, спохватывается доктор. Он бежит брать образцы крови у еще не жалующихся на острую головную и кишечную боль спасателей, хотя мог бы для начала исследовать свою собственную. С точки зрения конечного процесса, разница только в сроках наступления окончательной фазы. А среди выловленных подводников уже есть умершие.
Да, если подумать, то в изобретенной методике наличествует свой резон. Когда северные имперцы найдут в океане собственный, дрейфующий лишь по карте течений миноносец, а высадившись на борт, обнаружат весь экипаж вповалку и без признаков жизни, они сделают выводы. А после парочки таких случаев всем военно-морским силам будет строго-настрого наказано ни в коем разе не приближаться к субмаринам Островной Империи. Даже если она всплыла с белым флагом - все равно. И ее, и всех плавающих поблизости и молящих о помощи следует расстрелять с дальней дистанции. Желательно самым большим из наличных калибров. Применение напалма поощряется.
Тот, кто разработал план с заражением, гениален. Через некоторое время все моряки-подводники архипелага будут ведать, что сдаваться врагу совершенно бесполезно: все равно всех расстреливают и топят. Так что будут драться до конца.
Следовательно, вопрос о применении содержимого чемоданчика не стоит. Вопрос о том, что "Медуза" "ноль-один" будет всплывать с белым флагом, тоже не стоит. По сути, остался только один маленький подвопросик. Стоит ли сдаваться врагу самому цунами-коммандеру?
Пожалуй, с точки зрения простоты решения, рационально было бы пустить себе пулю в лоб из штатного "дакснера". Но, во-первых, морально ли, если вся остальная команда будет еще несколько часов, а то и суток помирать в корчах, распрощаться с жизнью так запросто? И во-вторых, не следует ли увеличить зону поражения за счет своей личной сдачи в плен? Ведь, поднявшись на борт, можно будет предложить аудиенцию с капитаном миноносца. Вряд ли тот откажется от желания похорохориться перед поверженным врагом.
После освобождения, покуда запаянный в специальные, оберегаемые инфраструктурой чемоданчика капсулы, вирусы распространятся не только посредством тактильных прикосновений, но и по воздуху тоже. Чем более приватным станет уровень общения между капитанами, тем больше заразы переселится по адресу. Так что…
Штатный пистолет лучше выбросить за борт, дабы не появилось соблазна.
40
Вообще-то, море было его навязчивой идеей. Чего ж теперь каяться и обижаться? Навязчивые идеи, они ни к чему серьезному не приводят. Понятно, даже не слишком мудрый психолог-практик запросто заключит, почему Бюроса тянуло к морю. Из моря, так сказать, он вышел - в море и возвратиться жаждет. Ну, в смысле принесла его сюда "Принцесса Кардо" со стороны океана, вот попавший в ловушку организм и тянется невольно туда, откуда его приволокли. Вдруг чудо какое, и… Или крылья отрастут, или славный боевой флот Его Величества явится встретить своего героя. Разумеется, из элементарной логики исходя, как возможно пешком добраться до милого Ноюи? С империей Королевство непосредственно не граничит, между ними груда колоний и даже вообще неосвоенных территорий. Понятно дело, почему неосвоенных. Потому что те экваториальные места попросту непроходимы не только для пешего, но и для экспедиций на вездеходах. Так что шагать туда в подобранных на свалке туфельках напрямую - дело явно гиблое. А вот по морскому бережку… Здесь, по крайней мере, не заблудишься. Пиликай потихонечку по песочку, и лет эдак через сто-двести, глядишь, и добредешь.
Последний бросок к берегу Бюрос-Ут совершил среди ночи. И ведь он вполне ясно понимал, что бросок тот может оказаться попросту убийственным. Что-то там, на западе, еще с вечера время от времени грохотало. Неравномерно так. Словно Выдувальщик Сферы Мира поднимал и встряхивал в воздухе какую-то бочку, емкостью приблизительно с каменное плато Корпытомуса, а в бочке колотилось нечто увесистое, - например, пара-тройка гор с хребта Хафиф-Кордильер. Никакой нормальный в сторону такого грохотания никогда бы не пошел. Только ведь вряд ли Бюроса-Ута нынче получится считать нормальным. Ел он вдоволь массаракш знает когда. Спал, не вздрагивая и не просыпаясь от отсутствия одеяла или подозрительных шорохов раз сто за ночь, тоже неизвестно сколько времени назад. Впрочем, известно. Еще до посадки в родимый бомбовоз.
Временное помешательство подчеркивает и то, что этот жуткий грохот вдалеке подсвечивался каким-то сиянием. А порой огненными вспышками. Какой хоть чуть соображающий человек поперся бы в эту сторону? Может, там опять что-то атомное взрывалось или даже не атомное - более локального действия, все равно ведь - взрывалось. В конце концов, даже если туда, на песчаный бережок, лихо высаживалась морская пехота Королевства, прикрываемая снарядной завесой линейных кораблей объединившегося флота Временного Союза, то и тогда не стоило попадать кому-то под горячую руку. Большие корабельные калибры не разбирают, где там прогуливается по гальке герой воздушных боев радист-пулеметчик Бюрос-Ут. Короче, все могло кончиться достаточно печально. Впрочем, оно и так закончилось невесело.
Бюрос-Ут вырулил на бережок вместе с рассветом. Мировой Свет наверху, за серебристыми облаками, как раз вошел в фазу свечения. Разгорался.
Ближнюю перспективу Бюросу закрывали какие-то длиннющие, больше двух этажей в высоту, заборы. Стояли они тут очень давно, и неумолимое время порядком их покоробило. Там и тут в этих полусгнивших металлических щитах имелись прорехи, в которые получалось запросто протиснуться. То, что море рядом, странник уже понимал, но сам берег никак не наблюдался. Из-за этого, когда он все же пролез под последним забором и распрямился в сухой высокой траве, то удивился, что море уже тут.
Берег, к сожалению, не был песчаным и пологим. В ста пятидесяти метрах от забора оказался срез скалы, круто обрывающейся в море. Высоту скалы, конечно, можно было бы определить, подойдя к краю, но у Бюроса даже мысли такой не возникло. Дело в том, что в эту самую скалу, видимо, этой самой ночью врезался корабль. Врезался со всей дури. Как еще можно объяснить, что даже передняя оконечность его киля торчала чуть выше скалы, а вокруг - в траве и на камнях - валялись разнообразные тяжелые запчасти. Судя по цвету корпуса, корабль относился к Имперскому военно-морскому флоту. На чуть ли не вывернувшемся от удара наизнанку носу наблюдалась надпись - "Гидийорум".
"Идущий впереди", - с ходу перевел Бюрос-Ут. И какого, спрашивается, рожна данный "Гидийорум" атаковал носом собственные берега?
Катастрофы, аварии, а тем более кораблекрушения притягивают, всем известно. Хочется высмотреть - а что же там такое-эдакое. Как бы вскрытие запретной волшебной дверцы. Жуть интересно заглянуть за край. Что же там такое, за границей смерти? Ведь когда-нибудь туда загляну и я.
Бывший радист-пулеметчик бродил среди раскиданных обломков вражеского корабля. Обломков не очень-то и много. Все же это не сухогруз с контейнерами, а гораздо более жесткая штуковина. Палуба, надо думать, максимально очищена от всего, что может гореть. Самое интересное находится все же внутри. Хуже другое - среди всякой всячины на берегу валяются люди. Мертвые, разумеется. Их выбросило сюда с палубы. О Мировой Свет! Просто камикадзе какие-то! Вообще-то Бюрос-Ут не санитар-спасатель, так что люди ему не сильно интересны. Уж чего-чего, а вот бесхозных трупов он за время путешествия по Империи насмотрелся вволю.
Он подходит к кораблю. Наклоняется со скалы. Где-то внизу о камни колотят волны. Корабль от удара практически сломан пополам, и вся передняя часть выперла чуть ли не под прямым углом вверх. Надо же так впилить в собственный берег! Ощущение такое, что задняя часть продолжает погружаться. Или это кажется? Неужели у самого берега может быть так глубоко? Бюрос-Ут оценивает устойчивость корабля не из праздного любопытства. Там, на борту, должно быть жуть сколько всего нужного. Например, еда. Не говоря об оружии, одежде и далее по списку. Правда, насчет оружия имеются сомнения. До сего момента он шлялся по местности без ничего и покуда не умер. А вот внешний мир впадает в варварство на глазах, и какой-нибудь ствол не помешал бы. С другой стороны, если Бюрос наткнется на полицию или еще кого, то наличие оружия может стоить ему головы однозначно. Дилемма, однако.
Бюрос-Ут оценивает, каким образом можно забраться на вздыбившийся борт. Если ухватиться здесь, а потом подтянуться тут, то… От занятий теоретическим альпинизмом его неожиданно отвлекает стон. Радист-пулеметчик вздрагивает. Это совсем рядом. Человек в десяти метрах в стороне жив и сейчас смотрит прямо на Бюроса.
- Эй! - окликает он, не поднимаясь. - Ты спасатель?
Обращается он на основном языке северной Империи. Бюрос вглядывается и видит, что одна нога у "ожившего покойника" жутко вывернута. Да и вторая, пожалуй, тоже.
- Эй! Чего молчишь? - слабо сипит покалеченный.
О Мировой Свет! Не исключено, что у него вообще сломан позвоночник. Как он еще жив? Бюрос, разумеется, слышал ночью грохот и скрежет, и то ли артиллерийскую канонаду, то ли взрывы. Корабль разворочен так, что вполне получается представить, как на нем и в нем что-то подрывалось без всякой жалости. Но это было задолго до рассвета. Значит, с момента столкновения со скалой прошло массаракш знает сколько часов.