- Уверен? - быстро спросил полковник.
- Конечно, - твёрдо сказал Колька. - Их нельзя не замечать, оправдываясь тем, что "мы им потом всё объясним, а пока руки не доходят". Это не только оскорбительно для них, потому что они - не дикари из Африки или Южной Азии. Это ещё и неправильно, потому что даёт козыри в руки вашим врагам.
- Как ты относишься к идее присоединения Семиречья к Империи? - поинтересовался Харзин. Колька замялся и сказал честно:
- Я не знаю. Мне странно подумать, что, например, я - буду гражданином Империи, - Колька позволил себе усмехнуться. - Наверное, я тоже немного дикарь и привык смотреть на вас, как на полубогов. Может быть, стоит подождать, пока подрастёт хотя бы первое поколение, которое вас видит часто и везде. То есть, моё поколение. Потому что многие взрослые - те, кто как раз не против такого присоединения - хотят, чтобы тут была Империя, но чтобы ничего не менялось. Я… я плохо объяснил?
- Нет, я понял, - покачал головой полковник. - Это очень хорошее объяснение. "Чтобы была Империя, но чтобы ничего не менялось…" Да, именно так, верно, - он окинул Кольку откровенно уважительным взглядом.
- Есть и те, кто думает иначе, хуже: лучше наживаться на смутах, царствовать над помойкой, чем быть рядовым членом развитого общества, - добавил Колька.
- Рискну высказать убеждение, - медленно начал полковник, - что, если тебя не убьют в нашем весьма небезопасном мире - то ты очень быстро станешь незаурядным человеком.
- Пап, - вмешалась Элли, - Николаю мало интересна политика. Вот рисует он отлично, это да!
- Ну что ж, - пожал плечами Харзин, - многие из военных, учёных, правителей - тоже неплохо рисовали и рисуют.
- Но папа! - возмутилась Элли. - Коль… Николай рисует очень хорошо! А не неплохо!
- Может быть, я ошибаюсь - и тебя ждут лавры великого художника, - улыбнулся Харзин…
…Колька всё-таки не столько ел, сколько говорил - и ничего не имел против, если по правде. С оттенком лёгкого самодовольства он отметил, что нравится родителям Элли. Да и ему и они, и сам дом очень нравились - и отпустили его уже затемно. Полковник вышел с юношей на дорожку.
- Мы будем рады видеть тебя в любой момент - и это не вежливый оборот речи, - полковник улыбнулся. - В любой момент дня… и ночи. И Элли может с тобой встречаться, если у тебя получится выносить её долго. Кстати, Николай, я хочу тебя спросить… но ты можешь не отвечать. Зачем тебе понадобилась ночью моя дочь?
- Понимаете… - Колька помедлил. - Я помогал своим знакомым. И был нужен человек, разбирающийся в медицине. Но при этом он должен… чтобы он не задавал вопросов.
- Ты имеешь в виду местных? Ты помогал им?
- Я сам - местный, - суховато напомнил Колька. - И да, я помогал именно им. Вы, вероятно, не знаете, но моё прозвище - Ветерок. Я не пионер и никогда им не был… и не собираюсь им быть, что важней всего. И все мои поступки продиктованы лишь моими желаниями.
- Ты наговариваешь на себя, мальчик, чтобы немного побравировать, - чуть ли не равнодушно сказал полковник Харзин. - Это пройдёт - как молодость. Главное, чтобы с нею прошло только это.
И протянул Кольке руку.
4.
В семь утра - Колька уже встал - позвонил Райко. Он был спокоен и зол. Ночью на шоссе сожгли две закусочных, хозяева которых недавно взяли беспроцентные кредиты на развитие дела. Ни экс-владелец бара Степан Прокудин, ни юный атаман "Детей Урагана" по имени Анатолий - нигде не всплыли.
- Ну и зачем ты мне позвонил с этим делом? - без злости или даже раздражения спросил Колька. - Ещё раз пнуть меня под рёбра?
- Да надо оно мне… - Райко в трубке нервно сопел. - Слышал про станцию? - Колька угукнул. - Сашка Скориков там был. Заметку писал для нашей газеты.
- Из "Погонщиков тумана"? - спросил Колька. Ощутил, что Райко на том конце провода кивнул. - Что с ним?
- Лучёвка. Ворочал шторки голыми руками. Сейчас без сознания в военном госпитале президентской гвардии. Пока довезли - с рук кожа до плеч сошла, лохмотьями. И язвы…
- Стаська с ним? - Станислав был близнецом Александра.
- С ним, где же ещё… Говорят, всё-таки выживет он, Сашка-то… Коль, я тебя прошу. Я тебя очень прошу, - с такой силой убеждения, с таким нажимом сказал Райко, что Кольке даже не по себе стало, - не лезь в наши дела. Только напортишь. Ты не обижайся. Я тебя прошу. Не играй ты в героя!
- Мне повеситься? Постриг в монастыре принять? - вот тут прорвалась злость: Ветерок почувствовал, что покушаются на его свободу. - Или к вам записаться?
- Иди к нам, - неожиданно согласился Райко. Так неожиданно, что Колька не сразу нашёл, что ответить, даже рот приоткрыл. Потом спросил с весёлым удивлением:
- Как?! Это мне ты предлагаешь? Мне - ты?!
- Я - я бы тебе глоток воды на сковородке пожалел. За Лариску, - жёстко сказал Райко.
- Тебя не Славян надоумил? - подозрительно спросил Колька. И подумал, что, если это и правда Муромцев… то… то это - разочарование. Страшное разочарование. Такой заботы Колька не желал.
- Славка? При чём тут он… - голос Райко был искренним. - Пионером можешь не становиться, раз тебе это поперёк горла, да и поздновато тебе уже… Будешь по связям с общественностью при штабе дружины. Не отряда даже.
- Вот как? - Колька закусил губу. - Силёнок не хватает, понадобились связи меня, нехорошего и антиобщественного?
- Что? - голос Райко в трубке стал… нет, не злым. Каким-то жёстким, суровым. Колька понял каким-то шестым чувством, что сейчас его тёзка встал на ноги - до этого сидел, и сидел устало… - Не дождёшься, чтобы тебе кланялись. Я тебе дело предложил. Дело. Но теперь вижу, что ты… ты всё-таки дерьмо, Ветерок. Свою обиду на всех вымещаешь. Не на мне. На всех. На мне - я бы понял.
- Да нет у меня никакой обиды. Ни на тебя. Ни на вас. Ни на кого, - искренне ответил Колька. - Я живу, как мне охота. Хорошо. Понял, Стоп? А вы - думайте сами. Я вам не палочка-выручалочка и не спасательный круг. Чао, бамбино, сорри…
- Высоко себя ценишь, - только и сказал Райко. И бросил трубку.
Колька полежал на кровати, почитал. К девяти должна была прийти Элли - они вчера договорились. Поэтому не читалось абсолютно, и Колька взялся за картину по наброскам с "Би". Набросков было несколько, юноша решил свести их воедино с пейзажем озёрного берега.
Холсты - несколько - он загрунтовал собственноручно ещё в первый день, и сейчас они как раз "созрели". Колька любил работать красками неспешно, иногда по два-три дня прорабатывая одну деталь - это карандашами наброски он делал моментально. И сейчас он с удовольствием разложил всё, необходимое для работы, притянул магнитами к металлической планке наброски… Он уже до такой степени настроился на работу, что звонок в дверь воспринял, как личное оскорбление, хотя это наверняка была Элли.
Но на пороге стоял незнакомый парень.
- Николай? - деловито спросил он.
- Да, - Колька, упершись руками в косяки, изучал парня. - Что нужно?
- Это тебе нужно, - ответил тот. - Тебе твоя блядь нужна?
В следующую секунду он глухо охнул, ударившись затылком о косяк и чувствуя, что на плечи ему словно бы рухнули две рельсы. У длинноволосого ясноглазого мальчика с нежным лицом оказались стальные мышцы, а выражение потемневших глаз…
- Что ты сказал?! - процедил Колька, стискивая плечи пришельца так, что тот невольно начал корчиться. Но, собрав остатки мужества, он быстро сказал:
- Убьёшь - ну и что? Девчонка твоя - у Прокудина. В Сельцове. Он велел передать, чтобы ты приезжал за ней один. И никому. Иначе из неё кишки заживо вымотают. Я правду говорю!
- Я бы мог сломать тебе шею, - раздумчиво сказал Колька. - Сейчас. Здесь. Но ты дурак и животное. Посему…
Руки взлетели двумя секирами - и парень пронзительно закричал, падая на колени. Обе ключицы у него были сломаны - сломались, как сухие палочки. Колька толкнул его ногой в грудь и вошёл в дом.
Несколько секунд он стоял у лестницы. Не потому, что не знал, что делать. знал. Он просчитывал, как лучше это сделать.
У Харзиных никто не отвечал. Значит, дома её в самом деле нет. В школе не было тоже. И в отряде не было. Но как же её схватили? Где?! Неужели имела глупость на что-то поддаться?
Колька не задумывался над тем, что в такой ситуации, невзирая на все угрозы, любой мальчишка из Империи бросился бы в пионерский отряд, а потом - в полицию. Потому что он сам мог сделать только одно - поехать в Сельцово.
* * *
"Харлей" Колька оставил у въезда в деревню и дальше пошёл пешком. Когда-то, в начале Безвременья, тут был большой лагерь беженцев, потом пытались обосноваться какие-то сектанты, потом деревня запустела - и он даже удивился, увидев, что навстречу ему движутся по дороге, постепенно растягиваясь вширь, не меньше трёх десятков человек. Вся эта толпа посреди летнего дня казалась предельно чуждой и какой-то… нелепой. А впереди… Степана и того парня, Анатолия, Колька узнал сразу.
- Прие-е-еха-а-ал… - Степан растянул это слово на целое предложение. Глаза у него были недоверчивые и злобные - глаза крысы, оценивающей обстановку в подвале, где внезапно появился враг. - Неужели один?
- Один он, один, - сунулся кто-то из толпы. - Проверено, никого с ним нет!
- Один, - кивнул Колька. Он буквально ощущая спиной, что позади толпа уже сомкнулась, и ему стало тоскливо. "Убьют, что ли?" Верить не хотелось… - Если бы со мной кто был - то твои эти халупы уже горели бы с четырёх концов.
- Чего ж ты никого с собой не прихватил? - лицо Степана перекосила улыбка. - Не пошли? Не пошли-и, вижу! Они таких, как ты, не любят, а? Накласть им на тебя, Ветерок! Ветерок ты и есть Ветерок, сегодня тут, завтра там, а им до тебя и дела нет!
И он заржал, а остальные подхватили. Колька осмотрелся. Они не понимали его прозвища. Райко его совсем не потому дал ему, своему тёзке. Совсем не потому, почему думал Степан. Впрочем… это уже не важно, кажется.
- Я дал слово, что приеду один, - спокойно ответил он. - Где Элли?
- А если мы её… - и Степан сделал грязный жест. Колька нагло усмехнулся:
- Вы ж не идиоты. Если бы вы это сделали, то не сидели бы тут. А спасались от казаков и Чёрных Гусар. Ведь вы же… - он повысил голос, - …крысы!
Вокруг загудело, но Степан пресёк шум одним движением ладони:
- Верно, - кивнул он Кольке. - Не трогали мы её. Всё равно скоро им всем гроб сделают… Девку давайте!
Элли пулей вылетела из толпы и уцепилась за Кольку, как утопающий за спасательный круг. Судя по всему, ей в самом деле не причинили вреда. Но она была испугана и зла - зла на себя за этот испуг.
- Я приехал за тобой, - сухо сказал юноша, осторожно, но непреклонно отнимая руки девушки от себя. - Спокойно, Элли. Слушай меня. В конце этой улицы стоит мой "харлей". Сейчас ты к нему пойдёшь. Сядешь. Поедешь в город. Осторожней, он рвёт, как зверь… Если тебе не трудно - скажи там, что… - Колька потёр лоб и улыбнулся неожиданно тепло. - Нет. Просто объясни, где тебя держали. Это место называется Сельцово.
- А… ты? - Элли отстранилась от Кольки. - Ты что… остаёшься?!
- Да. У меня кро-охотный разговор с этими… существами.
- Я не поеду, - тихо и твёрдо сказала девушка. - Они тебя убьют. Я остаюсь.
- Тогда они убьют и тебя, и выходит, что я напрасно жёг бензин, смешно как-то выходит, - Колька усмехнулся. - Уезжай и поскорей. Я за их благородство не ручаюсь.
- Я не поеду!!! - замотала головой девушка. Колька вздохнул:
- Элли… - и вдруг рявкнул: - Уходи, дура! Пошла прочь, убирайся, я сказал! - и оттолкнул её от себя. Она неловко попятилась, замотала головой. Потом развернулась и побежала - перед нею молча расступились и снова сомкнулись.
Колька дождался низкого удаляющегося рёва "харлея", удивляясь, что на него всё ещё не набросились. Теперь её не догонят, даже если есть на чём и если захотят - за "Харлей" он готов был ручаться головой.
- Ну теперь поговорим, - почти спокойно сказал Степан, придвигаясь. А Колька даже не удивился, увидев рядом с ним возникшую словно из ниоткуда щербатую улыбку Фыри. "Жаль, не убил его тогда," - подумал Колька вяло. Драться не хотелось. Хотелось спать, как прошлой зимой, когда на реке он провалился в ледяную воду и, бессмысленно хватая руками шугу и обламывающиеся края полыньи, хотел не жить, а… спать. Тогда Би выволок его. Сейчас? Усилием воли Колька заставил себя собраться (держись, Ветерок!) и устало спросил:
- Что, Фыря? Опять с кастетом?
Улыбка стала ещё шире. В уголках глаз Фыри скопился гной. Он отвечал можно сказать ласково:
- Гы. Никак нет. Нынче без кастета мы, - он протянул руку за спину, и кто-то вложил ему в ладонь тесак для рубки мяса.
"Ах мать твою," - подумал Колька всё ещё беззлобно. И ударил. Вложив в удар всё своё нежелание драться - и всё умение вкупе с ненавистью к тем, кто заставляет его это делать.
Фыря не успел защититься - и не смог закричать. Правый кулак Кольки, врезавшись в горло бандита, в кадык, бросил его в толпу. Отбив плечом чью-то руку, Колька ударил ещё кого-то головой в подбородок, другого - ребром ладони по виску - и вырвался на дорогу. Позади ревели, выли и визжали, словно за ним гналась толпа чудищ из страшной легенды. Кто-то ударил Кольку палкой по ногам. Он упал, перевернулся, вскочил тем же движением, уже понимая, что - нет, не уйти. Эта дикая, тоскливая мысль заставила стиснуть зубы - иначе бы он закричал от душной тоски. Увернувшись от второго удара палкой, Колька очень удачно достал её обладателя подъёмом стопы в пах - и… перестал чувствовать спину и всё ниже. Земля ударила по лицу и ладоням.
- Пиздеееееец!!! - с омерзительной, торжествующей радостью заревел кто-то. - Убивай его! Я ему хребтину перехуярил!
Больно по-прежнему не было. И страшно не было. Он подумал о картине, которую так и не начал - и тут что-то упало на голову, всё сделалось сперва - алым, потом - чёрным, а потом - никаким.
5.
Мертвенно-бледное лицо Кольки испугало Райко. Что-то щёлкало в углу, что-то вздыхало, мигали лампочки и табло… В нос и угол рта Кольки уходили трубки, остальное тело было закрыто белой простынёй, но хорошо различалось, что кровать жёсткая, с регуляторами, креплениями и бандажем. Вокруг путались в жутковатом кажущемся хаосе провода и шланги.
Колька Райко видел мёртвых, умирающих, искалеченных и больных, видел кровь и страдания. Но меньше всего он мог представить себе Ветерка - Ветерка! - таким, каким он был сейчас.
Кто угодно - но не он. Не такой каменно-белый.
- Пора, парень, нельзя тебе тут больше, - мужская ладонь коснулась плеча юноши - легко, но властно. Райко обернулся зло. На него смотрело жутковатое лицо - украшенное, если так можно сказать, тремя шрамами, образовывавшими на лбу и скулах гротескную букву П. Копцев, вспомнил Райко фамилию имперского врача, который оказался в Верном проездом и взялся "посмотреть", как он выразился, Стрелкова. Огромный, более чем двухметровый, атлет, врач глядел с неожиданным пониманием, но и строго.
- Он не может… не может быть таким! - выговорил Райко с трудом, подчиняясь движениям ладони врача. - Да поймите же… не может… - он хотел оглянуться ещё раз, но врач вытеснил его в коридор окончательно…
…У Стрелкова были переломы позвоночника в крестцовом отделе и основания свода черепа. Всё тело - сплошная гематома. Рёбра переломаны, разрыв селезёнки, лопнуло левое лёгкое…
Нет, Райко уже знал, что Колька - не умрёт. И это было чудом, и это было правдой - ещё одной чудесной правдой, которую несли с собой имперцы и которая его, пионера со стажем, близко видевшего немало Людей Империи, временами всё равно робеть перед ними. Больше того - этот страхолюдный гигант сказал, что "парень скоро встанет", и Райко принял и это, как должное. Но неподвижность Кольки ужасала…
…Славка Муромцев и Женька Шухин, командир "Стальных волков", сидели внизу, в вестибюле, расстегнув куртки и положив шлемы на пол между ног. На звук шагов Райко они обернулись. Лицо Женьки пересекала длинная царапина, смешно смазанная бактерицидкой. У Славки угол нижней губы зажимала скобка.
- Догнали? - быстро спросил Райко, останавливаясь рядом. Славка усмехнулся здоровой стороной рта - именно к нему бросилась за помощью Элли, но и он опоздал. Вместе со "Стальными Волками" он явился в Стрельцово, когда оттуда уже вытягивался хвост банды. Началась драка, даже со стрельбой, подоспела полиция, но повязать удалось мало кого - основная часть в суматохе ушла.
- Ушли, - так и сказал Женька и пристукнул каблуком в пол - звонкий щелчок понёсся по залу, и Женька смутился и покраснел, как его галстук.
Из перевязочной вышел один из пионеров Шухина, и тот заторопился, отвезти его домой - у парня была разбита свинчаткой голова. Славка остался сидеть - и Райко подсел тоже.
- Почему она поехала к тебе? - хмуро спросил он.
- Колька - мой друг, - слегка косноязычно ответил Муромцев. Райко не сдержал удивления:
- А?!
- Да. Хочешь вынести это на обсуждение совета отряда? - Муромцев смотрел то ли неприязненно, то ли насмешливо, и Райко ответил искренне:
- Глупости. Знаешь, а он… он поступил, как настоящий…
- …идиот! - взорвался вдруг Славка и прижал к губам ладонь. Зашептал: - Он поступил, как идиот. Как Ветерок. Как последний… сссс… и мы в этом виноваты тоже.
На первый взгляд в словах Муромцева не было логики. Но Райко, помедлив, кивнул. Он на самом деле понял, что к чему - или, по крайней мере, был уверен, что понял. Он хотел это сказать, но дверь хлопнула - и под возмущённый окрик дежурной медсестры в вестибюль вбежала Элли. Огляделась невидяще - и бегом, да что там - почти что прыжками, ринулась к лестнице, ведущей в палаты.